Анна Алекс
Второй шанс. Начало новой жизни
Глава III. Достижение
Ночь была тихой. Казалось, что снаружи деревянного домика нет ни души. На соседней койке слышалось мирное посапывание Ивана. Резвый иногда скулил под окнами в своей новенькой построенной из берёзовых досок будке. Василиса Егоровна находилась в соседней комнате и, судя по тихому сонному бормотанию, видела далеко не первый сон.
– Видимо, этой ночью не спится только мне… – еле слышно прошептал я в никуда.
Рыжеволосый парень, лежащий справа, перевернулся на бок в подтверждение моих слов.
Недолго повалявшись на кровати и сильно потянувшись, я встал с постели. Осмотрелся вокруг и понял, что лучший способ убить время до утра или, наоборот, успокоить разум и наконец лечь спать – прогулка на свежем воздухе.
Я накинул на себя сиреневую хлопчатобумажную рубаху, не затягивая её поясом, натянул порты чёрного цвета и обул лапти, а затем вышел навстречу тьме.
Пёс, ранее спящий в будке, быстро оживился, когда заприметил движения, а стоило ему увидеть меня, как он тут же выбежал из убежища, радостно виляя хвостиком. Резвый хотел было подать голос, но я его остановил.
– Тише, мальчик, тише, – почесал я его за ухом. – Ванька рассказывал, что собаки твоей породы очень громкие, но мы же не хотим разбудить людей?
Пёс тут же замер и виновато опустил мордочку. Какие же они всё-таки умные, не зря говорят: собака – друг человека. Когда вернусь в свой мир, заведу себе такого дружка. Правда, Марс, наверное, будет не в восторге, что его кошачий рай оккупировало слюнявое нечто.
– Я скучаю по тебе, пушистик, – подумал я о чёрной мордочке. – Ладно, мальчик, пошли со мной. Только с условием, что будешь вести себя тихо. И не гонять белок!
Резвый чуть гавкнул в знак согласия.
И вот мы нашей чудесной двоицей двинулись в путь на поиски ночных приключений. Вообще, поверье, что гулять в такое время опасно, – ложно. Тёмное время суток невероятно красивое. В нём столько загадок, столько умиротворения… Именно в ночь начинается движение многих живых организмов. Это их время, за которым очень интересно наблюдать. Слышать пение сверчков в полной темноте и тишине, смотреть на яркие звёзды, наблюдать за мурашками, так активно бегающими по твоей коже, – всё это незабываемо.
Засмотревшись на природу, мы не заметили, как подошли к лесу. Высокие дремучие деревья сурово смотрели на нас с псом.
– Ну, раз уж мы здесь, пошли глубже. Терять нам нечего, – прикинул что-то в голове. – Может, случайно зайца поймаем.
На предпоследнее слово хвост собаки радостно задёргался.
Зайдя в лесную чащу, нас накрыла волна специфических ощущений. Не знаю, конечно, насчёт Резвого, но меня точно. Стояла мёртвая тишина, даже в нашем населённом районе было живее. Вдруг пёс начал рычать, а совсем рядом послышалось шевеление в кустах.
– Резвый, ты чего, – я настороженно посмотрел на него, а потом на растение, – там обычная животинка какая-нибудь сидит.
Но рычала собака в совершенно противоположную сторону от куста, куда-то в даль, закрытую тьмой. И только сейчас я увидел людей, которые с факелами и ружьями в руках тихо крались туда, откуда мы пришли.
Сзади послышалось лёгкое насвистывание, и пёс послушно направился в его сторону.
– Резвый, эй! Ты куда?! – видимо, я сказал это слишком громко, потому что подозрительная толпа замолчала и посмотрела в нашу сторону.
В ту же секунду меня дёрнули за шиворот рубахи назад и зажали рот рукой.
– Будешь брыкаться – оба умрём, – раздался тихий голос над ухом. – Собака тоже.
Этой фразы было достаточно, чтобы заткнуться.
Толпа вновь оживилась, когда поняла, что никого нет, но всё же стала вести себя тише. Незнакомец убрал руку от моих уст, и я глубоко вдохнул воздух в лёгкие.
Резвый, на удивление, вёл себя послушно в напряжённый момент. И к мужчине отнёсся с лаской.
– Фамилия, имя, – раздался раскатисто-бархатный голос.
Незнакомца было плохо видно из-за темноты и обмундирования, но на свету луны очень ярко блестели зелёные радужки глаз.
– Кир… – Здесь моё имя не актуально. – Кристиан. Фамилии нет.
Мужчина окинул меня взглядом и недовольно пожевал губами.
– Неужто обычный крестьянин? – его густые брови нахмурились.
– Верно. Черносошный крестьян при Иоанне IV.
Резвый лёг возле моих ног и навострил уши.
Зелёные глаза блеснули азартным огоньком.
– Забавно, Кристиан, я принял вас за дворянина, – хоть мы и говорили шёпотом, его голос слышался очень чётко и строго. – Ночью гуляете в лесу, да ещё и с собакой. Я редко встречал таких храбрых низкосословных парней…
– Я не из робких, – отчеканил по слогам.
Рядом послышался довольный смешок.
– Позвольте представиться: Андрей Васильевич Трубецкой2, – протянул крепкую руку мужчина. – По поручению царя останавливаем набеги Крымского и Ногайского ханства. Кстати, пару минут назад они могли вас убить. Поэтому за вами должок!
Я внимательно всмотрелся в его силуэт, а затем в протянутую руку. Высокий, широкоплечий, спортивного телосложения. Трубецкой… очень знакомо, но не могу вспомнить, какую именно роль он играл при Грозном…
Ладно, поразмышляем об этом позже. Сейчас ситуация намного интереснее.
– Рад знакомству, – пожал его холодную, как сталь, ладонь.
Резвый подскочил с места и активно зашевелил хвостом, зло скалясь в сторону нарушителей русской границы.
– Тише, дружок, – аккуратно присел на корточки Трубецкой. – Мы же не хотим попасться им на глаза раньше времени?
Пёс тут же успокоился, но остался сидеть на месте и так же пристально смотреть за врагами.
Андрей Васильевич обернулся на меня.
– Кристиан, помогите нам поймать ногайцев, – искренне попросил он, а затем сощурился. – А я, так уж и быть, замолвлю за вас словечко перед нашим батюшкой Иоанном Васильевичем!
От неожиданного предложения я отступил назад, и ветка подо мной хрустнула. Слава Богу, в ту минуту никто не слышал все мысли, проносящиеся в моей голове, а они были не из приятных точно.
Нарушители тут же бросились на звук. Трубецкой схватил меня за локоть, а Резвого подхватил под живот и быстрым шагом потащил нас к небольшой, но достаточно глубокой канавке, засыпанной листьями.
– Орёл в гнезде! – воскликнул боярин, и маскировка приоткрылась, запуская нас внутрь.
Там мои глаза расширились вдвойне, потому что, помимо нас троих, в канаве находилось ещё около десяти мужчин, судя по одежде разного сословия.
– Кристиан, знакомьтесь: боярин Горбатый-Шуйский, боярин Воротынский, боярин Шереметев, дворянин Нагой, дворянин Пушкин, боярин Морозов.
Мужчины поочерёдно склоняли головы, здороваясь.
– Друзья мои, прошу любить и жаловать, Кристиан, черносошный крестьянин.
Так называемые «друзья» скептически осмотрели меня с ног до головы, кто-то даже издал смешок. Но их можно понять, не каждый день защищаешь Русь бок о бок с низкосословным парнем.
– Андрей Васильевич, простите за вопрос, но разве крестьяне вправе участвовать в военных делах без назначения царя? – сурово спросил Шереметев.
Трубецкой загадочно улыбнулся и похлопал по плечу товарища.
– Под мою ответственность! – он сделал паузу, а затем многозначительно посмотрел на меня и Резвого. – Тем более, он скоро пойдёт по головам и станет роскошным дворянином. Так что советую придержать языки за зубами!
Шереметев замолк, но в диалог вступил Пушкин.
– У него даже фамилии нет!
Андрей Васильевич пошёл в сторону пса, почесал его за ухом, а затем встал за моей спиной и самоуверенно ухмыльнулся.
– Как же нету? Есть! И очень даже звучная! Рыков, – восторженно сказал он. – Кристиан Рыков!
Я нахмурился, озадаченно оглядываясь назад на своего знакомого. Интересно, как быстро и с чего вдруг ему пришла в голову именно эта фамилия?
Словно прочитав мысли, Трубецкой подмигнул мне, мол, потом, а затем вернул свой взгляд на товарищей.
– Предлагаю убрать на время все обсуждения и вернуться к главному. Ногайцы прямо над нами, и надо немедленно их увезти отсюда. Желательно нанести урон, взять кого-то в плен, постарайтесь убить не всех. Но серьёзно ранить никто не запрещал!
– Но у нас и плана нет! – возразил Морозов.
Глаза Андрея Васильевича сверкнули опасным огоньком, всё больше и больше я стал всматриваться в его черты и удивляться характеру.
– План есть всегда, мой друг! – он достал карту из внутреннего кармана одежды. – Мы разобьёмся на двойки и окружим этих ворюг со всех сторон. Итак, дуэты: Воротынский и Шереметев, Нагой и Пушкин, Горбатый-Шуйский и Морозов. Ну и, собственно, Трубецкой и Рыков.
Мою новоиспечённую фамилию он отчеканил с особым удовольствием.
– Возражения?
Все отрицательно покачали головой.
Пёс громко зевнул.
– Ах да, Резвый участвует во всех двойках одновременно, – ухмыльнулся Трубецкой. – Но большую часть времени находится с нашей двойкой или же в одиночку.
Боярин разложил карту на небольшой пенёк и начал водить по ней пальцем, параллельно объясняя, кто где стоит. План был прост: каждый из кучек расходится на позиции и по команде выхватывает из толпы по одному ногайцу. Вновь команда, и вновь то же действие. Далее все выходят из укрытия и разбираются с остальными врагами.
– Итак, атаки будут выполнены на слово «шах», а затем – «мат». Это ровно два похищения, – объявил Трубецкой. – Вперёд, орлы!
– Вперёд! – воскликнули все в унисон.
Далее мы по двойкам вылезли из убежища. Открывали строй Пушкин и Нагой, замыкали мы с Трубецким и Резвым.
Верный пёс ни на секунду не отходил от меня, и я, в очередной раз убедившись в правильности решения оставить его, которое мы приняли с Ивашкой, нежно улыбнулся дружку.
Как только мы вышли наружу, шум усилился. Лесная чаща больше не была такой тихой и спокойной, сейчас жизнь в ней, наоборот, бушевала самыми яркими красками: от тёмно-зелёного до сияющего белого, цвета звёзд.
Со стороны мы смотрелись как маленькие мыши, которые шустро, но тихо передвигают лапки. Цитируя одного суриката, наша походка выглядела так: шнырь, шмыг, дёрг!3
И вот Ногайцы находятся буквально в паре метров от нашей так называемой секты. Действуя по плану Трубецкого, мы разошлись по кустам и деревьям. Враги нас не видели, зато наш орлиный взор пристально бдел за ними.
Кто-то из ногайцев стоял, кто-то сидел и точил оружие, но все они находились в лесном кругу.
Андрей Васильевич посмотрел на меня боковым зрением, а затем одними губами спросил:
– Готов?
Я кратко кивнул и посмотрел на Резвого. Лапы уверенно впиваются в землю, хвост задран к верху, уши навострены. Настоящий охотничий пёс!
– Шах! – воскликнул Трубецкой, и я вместе с тремя товарищами выхватил из поля по одному врагу. – Мат! – вновь закричал он, не давая опомниться ногайцам. Теперь уже их четвёрка воровала новую партию, пока мы разбирались со старой.
Мне достался достаточно агрессивный ногаец. У него в руках был острозаточенный осиновый кол, которым он норовил попасть в мою грудь. Но я сразу же выбил его из кулака и прижал руку врага к земле, сильно стискивая запястье. Тот, в свою очередь, зашипел и харкнул мне в лицо. Признаться честно, это было пиком…
Я в ту же секунду втащил ему по морде, оставляя пятно на весь глаз и задевая губу, из которой теперь сочилась алая кровь.
Резвый в это время, заметив атаку на своего хозяина, принёс в зубах тот самый кол, положил возле меня, а потом рванул на поляну к оставшимся ногайцам, чтобы навести шороху.
– Спасибо, дружок, – присвистнул я убегающему псу.
Затем вернул взгляд на врага подо мной, мои глаза опасно сверкнули при лунном свете, и я, ни капельки не задумываясь, заношу кол над мужчиной.
Остаются миллиметры до его плеча, но он меня окрикивает, заставляя остановиться.
– СТОЙ! – прохрипел ногаец, из его глаз стекла одинокая слеза. – Не убивай меня, прошу! У меня дома жена и две доченьки…
– Что ж ты, сука, на Русь тогда напал, сидел бы себе квас пил с детьми!
– Я не хотел! Меня заставили, отправили, – тараторил он. – Прошу тебя, я вижу, какая у тебя чистая и глубокая душа. С такой нельзя убивать. Никогда.
Я плотно сжал губы и повернул голову вбок, столкнувшись взглядом с Трубецким, который серьёзно ранил, но не убил свою жертву и привязал её к дереву, я прикрыл глаза и выдохнул.
– Не могу…
Зрачки ногайца расширились, он чаще задышал. Крепко зажмурив глаза, я вновь занёс кол над врагом.
– Рыков! – послышался хрипло-бархатный голос Андрея Васильевича прямо над ухом. – Дай сюда деревяшку, не марай руки ненужной краской. Иди, помоги Резвому. Там ещё трое ногайцев, оставляю всех на тебя и твоего пса!
Я кивнул и передал оружие Трубецкому, а сам в два счёта встал и кинулся на поле боя.
Сзади остались крики и последние вдохи врага. Он его убил… убил, чёрт возьми.
Пальцы задрожали, ко рту подступила рвота, но пришлось подавить её и собраться. Пора смириться с суровостью этого мира. Трубецкой хладнокровен и упёрт, когда дело касается Родины, – стоило догадаться, что он убьёт каждого на своём пути.
А я тряпка… Даже Витя видит смерть почти каждый день на операционном столе и спокойно реагирует. Но, возможно, это опыт, потому что Покровский – полная противоположность Андрея Васильевича, импульсивен и эмоционален, но рассудительность вовремя вступает в это сочетание, не давая возможности натворить глупостей.
Да и видеть смерть – это одно, а собственноручно её совершать – это другое.
Как только послышался скулёж собаки, я появился в центре поля.
Ногайцы окружили Резвого со всех сторон, плотно сжимая в человеческий круг.
В ту минуту моё сердце ушло в пятки, а затем сжалось и начало изливаться кровью. Потерять верного пса, своего друга, к которому привязался всей душой, было худшим решением. Сделав глубокий вдох, я подобрал мелкий острый камушек с земли и швырнул его чётко в висок врага с оружием. Он тут же рухнул, а Резвый, ни минуты не медля, побежал ко мне.
Теперь шансы стали равны. Их двое, нас двое.
Ногайцы переглянулись друг с другом, удивлённо смотря на тело когда-то живого товарища.
Я сорвал сук с шипами с рядом стоящего куста и медленными, но уверенными шагами двинулся на них. Острые треугольники тяжело впивались в ладонь, желая поцарапать до тёмно-алой капли.
Пёс шёл рядом и сурово рычал, наверняка в его голове в ту минуту промелькнули все возможные картинки того, что собирались с ним сделать эти люди.
– Бежать бесполезно, я не дам вам уйти после всего проделанного вашими грязными руками!
Один из ногайцев шагнул вперёд и нахмурил брови, буравя меня взглядом карих глаз.
– Ты же обычный крестьянин! – последнее слово он будто выплюнул. – Темиржан, да мы с ним и с его скотиной в два счёта разберёмся.
– Это мы ещё посмотрим!.. – тихо произнёс я.
– Что ты вякнул?
Под громкое лаянье Резвого мы пошли в атаку. Я перебежал за его спину и попытался сцепить руки, но мужчина оказался не так прост. Он резко развернулся и ударил лбом мне в нос. Я отшатнулся и присел на землю, стараясь как можно скорее прийти в себя. Враг нагнулся прямо к лицу, победно скалясь, но бой был не закончен.
Пёс запрыгнул на ногайца и впился зубами в его спину. Воспользовавшись этой секундой, я выкинул ноги вперёд, ударяя его по лицу, при этом делая кувырок. Завершив свой трюк и почувствовав опору, я тут же кинулся на другого врага.
– Ну что, Темиржан, сдашься добровольно или будешь биться до смерти?!
Видимо, носитель имени, которое переводилось как «железная душа», выбрал второй вариант и бросился к ногам, пытаясь уронить меня.
– Не сегодня, дружище! – с этими словами я положил руку на его шею, приставив к ней ветвь с шипами, и принялся ей душить. Шипы тут же впились в кожу, а ногаец закряхтел.
Доводить до смерти никто не собирался, поэтому, когда попытки отбиваться ослабли, а он обмяк в моих руках, я убрал сук. Враг упал и часто, но тяжело задышал.
Мой взгляд вернулся к первой жертве, с которой до сих пор боролся Резвый. Мальчик знатно его потрепал, а мне оставалось только добить. Подозвав пса к себе на безопасное расстояние, я сделал шаг навстречу врагу.
– Вроде предупредил, а ты не послушал, – я схватил его за плечи и повалил на землю, но он резко ударил меня в живот. – Как тебя звать?!
– Аскербий! – зло воскликнул он, пытаясь душить меня.
– Воин, значит…
Его глаза округлились, и он растерянно взглянул на меня, ослабив хватку.
– Откуда ты знаешь?..
Я вернул его в начальное положение, на спину, и ударил кулаком чётко в горбинку носа, а затем в ярко-выраженную скулу.
– Историю хорошо знаю, – ухмыльнулся я, делая ещё один удар в губу. – А тебе советую подучить, а то позабыл, что русские никогда не сдаются!
Глава IV. Успех
В деревянный домик мы с Резвым вернулся около четырёх утра. Ложиться спать уже не имело смысла, ведь через два часа надо идти на поля. Но я всё же лёг на кровать и прикемарил на полчасика…
Петушиный будильник с каждым днём становился роднее и не так раздражал.
– Доброе утро! – прохрипел Ваня.
– Доброе!..
– Ночь была тихая, чарующая, самое то для сна, – сказочно говорил товарищ. – Только Резвый что-то вошкался на улице: видимо, новая будка пришлась ему не очень по вкусу.
Я лишь вымученно улыбнулся, спать хотелось дико, но что поделать.
– Юнцы, быстро кашу есть – и за работу! – воскликнула Василиса Егоровна из кухни.
– Бежим, матушка!
***
Ване за свои ночные походы и Трубецкого я рассказывать не стал. Не потому, что я плохой и чёрствый человек, который не делится секретами и не хочет, чтоб ему завидовали, а потому, что, если бы я ему рассказал все подробности, а особенно о моей новой фамилии и возможности в восхождение дворянина, он бы не поверил. Или, что ещё хуже, начал бы трындеть это на весь хутор, а лишние уши нам точно не нужны.
До середины дня мы добородили почти всё поле и поэтому решили двинуться на долгожданную охоту вместе с Резвым. Заяц, жди нас!
Путь был не столь длинный, и минут через пятнадцать мы оказались на лесной опушке, где ещё сегодня ночью я вместе с псом ловил ногайцев.
Только в этот раз мы зашли намного глубже. Ивашка спрятался за дерево, Резвый засел в кустах, а я прилёг между ними за пень.
Охота – достаточно изнурительный и долгий процесс, но он того стоит, ведь после муторного ожидания наступает долгожданный приз в виде мяса или – реже – шкуры.
Птички насвистывали лёгкую весеннюю песенку, листики шумели им в такт, и только мы втроём сидели в позе ожидания.
– Давай, что ли, в города сыграем?.. – спросил я устало.
– Во что? – удивлённо моргнул товарищ.
– А… Ну да… Не актуально, – прошептал я. – В слова говорю, сыграем: я называю слово, допустим «дерево». Ты должен назвать слово на последнюю букву моего слова.
– О!.. Овёс! – радостно улыбнулся Ивашка.
– Молодец, втянулся. Так… мне на «с», хм…
Резвый подал голос.
– Собака!
– Ха-ха! Нечестно, тебе подсказали! Тогда… Априлий.
– Чего?! – мои глаза явно округлились.
– Ну Крис, ты чего? Месяц сейчас какой? Априлий.
Так… надо думать логически. Сейчас весна. Первая буква его слова – «а». Следовательно, это апрель. Странное название, конечно, – априлий.
Пока мы болтали, наш пёс навострил уши и бросился в центр, – видимо, появилась жертва. И действительно, спустя пару минут в зубах у Резвого находился полуживой заяц.
– Ты ж моя радость! – воскликнул Ваня.
– Собак сильно хвалить нельзя, надо делать небольшой, но важный для них комплимент, к примеру: настоящий охотник, – мой взгляд скользнул на их дуэт, который валялся на земле и дурачился, в то время как бедная зверюшка проклинала весь мир, что поймал её именно наш пёс. – Ну, естественно, всем всё равно на моё мнение.
Я взял зайца за уши и осмотрел с ног до головы. Серенький, пушистый и достаточно упитанный. Жалко, конечно, готовить его, но за годы жизни в деревне, на охоте с дедом, я к такому стал относиться спокойно.
– Я так понимаю, мы одним зверем не ограничимся?
– Конечно! Нам ещё два точно надо.
Ясно. Мы в этом лесу надолго.
***
Обратно к избе с тремя зайцами мы шли, уже когда солнце садилось за горизонт и создавало живописный закат.
Все были уставшими, но до жути радостными, Резвый аж причмокивал от вкуса зайчатины, пока она находилась у него во рту.
Вдруг навстречу вышел высокий мужчина и оглядел нас в полный рост, затем, хитро сощурившись, сфокусировал свой взгляд на мне.
И только сейчас я узнал в нём Трубецкого.
А далее началась пантомима, потому что я всевозможными гримасами и жестами умолял Андрея Васильевича сделать вид, что он меня не знает.
– Это же боярин Трубецкой! Быстро склонись! – протараторил Ваня, уже скрючившись в спине.
– Здравствуй, Кристиан Рыков! – лучезарно улыбнулся он.
Видимо, попытки были тщетны, и я ударил себя по лбу после его приветствия.
Глаза моего товарища вылетели из орбит, и он почти поперхнулся слюной. Зато Резвый как ни в чём не бывало побежал к Трубецкому и начал игриво прыгать на него.
Я уже искренне молился Богу, чтобы весь этот цирк закончился и в памяти Вани этого момента вообще не осталось.
– И тебе привет, Резвый! – Андрей Васильевич почесал собаку за ухом. – Кристиан, а я к тебе с новостями.
Боярин шагнул ближе, Ивашка выпрямился, как тросточка, а я, наоборот, почему-то напрягся.
– Я же обещал замолвить за тебя словечко?
Пришлось неуверенно кивнуть.
– Так вот, Иван Васильевич по моему рассказу очень заинтересовался тобой и сказал, что если ты и дальше будешь служить Руси-матушке и царю, то станешь знатным дворянином.
У товарища, стоящего рядом, открылся рот. Я поспешил его закрыть: всё-таки невежливо так стоять, да и муха залетит.
– Спасибо, Андрей Васильевич, до конца жизни буду вам признателен, – склонился в знак уважения к земле.
– Спасибо, Рыков, в карман не положишь, – он похлопал меня по плечу. – Работать надо.
Он развернулся на пятках и, насвистывая мелодию, пошёл в закат. Как вдруг остановился на полпути и проронил через плечо:
– Ах да, товарищ твой пусть тоже не расслабляется, и его дворянином сделаем, – подмигнул Трубецкой. – Если постарается, конечно.
Ваня сделал глубокий вдох и выдох, а потом часто задышал, что-то яростно тараторя.
– Тихо, тихо! Всё нормально, не надо так эмоционально воспринимать каждое слово.
Товарищ ещё немного посопротивлялся, но в итоге кивнул и стал прожигать меня взглядом, требующим объяснений.
– Пошли давай, а то стемнеет.
Ваня остался стоять на месте.
– Да расскажу я! Расскажу! По пути, – устало закатил глаза. – Вон Резвому уже неймётся.
И действительно, собака вовсю била хвостом по земле и показывала мордочкой в сторону дома.
Оставшаяся дорога домой была направлена на более диалого-гипотезовый лад. Я рассказал Ване всё как есть, мол, мучился от бессонницы, решил прогуляться, Резвый тоже не спал, поэтому со мной пошёл. В лесу встретили Трубецкого, вдруг – ногайцы, потом новые лица в виде бояр и дворян, а дальше всё как в банальном боевике. Ну и под конец, конечно же, благодарность и должок в роли словечка перед Иоанном IV.
– Я всё, конечно, понимаю, но не понимаю одного, – товарищ сделал паузу. – Как за годы нашего общения ты из не очень-то уверенного и свободолюбивого крестьянина готов взойти в дворяне?
– Не знаю, просто решил, что жизнь часто даёт шанс на что-либо, но редко кому достаётся второй, поэтому первым надо обязательно воспользоваться! – формулировка, конечно, хромает, но вроде суть хорошо передал.
Почему-то, когда говорил эту фразу, в моей голове что-то щёлкнуло.
«Шанс-с-с», – эхом донеслось в разуме.
Точно. А что, если эта возможность, которую мне подарил Трубецкой, и есть мой шанс на возращение домой?
Тогда ей надо непременно воспользоваться! Я уже засиделся в этой эпохе. Хочу вернуться в современную Москву, к любимому коту, к лучшей профессии, к уютной квартире и, надеюсь, уже бросившему курить Вите. Осталось за малым – стать дворянином. Но это ж пустяк, да?
Тем временем мы уже подошли к нашему домику, где хозяюшка ждала охотников с добычей.
***
После сытного ужина, поздней ночью, мы договорились с Ваней обсудить, какие военные дела можно сделать в пользу Родине для восхождения на дворянство.
– Хм, как насчёт того, чтобы просто вступить в армию при царь-батюшке? Сейчас как раз происходят военные походы и битвы, я думаю, нас могли бы взять! – рассуждал товарищ. – И плюсом, у нас есть охотничья собака, которая пришлась бы там очень кстати.
Словно почуяв, что речь идёт о нём, Резвый зашуршал хвостом по земле.
– М-м-м, Вань, мысль хорошая, но матерь божья! Ты сам недавно говорил о моей любви к свободе, и она сейчас полностью оправдана. Я готов служить Родине и царю, но не готов ради этого вступать в военный строй.
– И что же ты тогда предлагаешь? – как-то обиженно спросил он. – Твой Трубецкой вновь за тебя не вступится, какой бы он ни был чистый и открытый перед тобой, это всё ложь! Тиан, пойми, он боярин! А бояре всё время играют свою хитрую и коварную игру. То, что он обратил своё внимание на тебя, простого парнишку, черносошного крестьянина, просто так, – быть такого не может!
Я замолчал на пару минут и с тяжёлым вдохом набрал воздуха в лёгкие. Может, Ивашка действительно прав, я зря доверился Андрею Васильевичу. Но ведь он действительно предстал передо мной искренним человеком, я знаю о боярах намного больше, чем Ваня, за всё изучение истории я выучил их повадки и манеры до малейшей закорючки. И я готов поклясться, что Трубецкой был намного благороднее остальных знатных высокосословных людей. Но почему-то осколок его биографии во время правления Иоанна Васильевича просто исчез из моей головы и, когда я пытаюсь что-то вспомнить, у меня начинает кружиться голова.
– Я предлагаю охранять границу. Несколько дней в неделю, начиная с заката и до самого рассвета. Будем с тобой и Резвым сидеть в засаде в том самом лесу и не пускать ногайцев и крымцев на наши территории!
Товарищ присел на месте и в удивлении развернулся ко мне.
– Тиан, ты совсем с петухами поехал? А сон? А поля? – тараторил он всё так же шёпотом. – Кто нам даст право на это построение?
Я посмотрел в его глаза и довольно улыбнулся своему плану.
– Трубецкой.
Фамилия вылетела из моих уст, как чистый звук, а после этого, не желая вести дальнейшие споры с Ивашкой, я перевернулся на другой бок и уснул.
***
Утром я позавтракал и первым делом отправился к Андрею Васильевичу. Конечно, Ваня был возмущён, ведь сегодня мы должны были закончить с полем, чтобы остальные пару дней посвятить другим крестьянским делам, пока почва и оставшиеся ростки питаются энергией солнца и нашими поливами. Но, с другой стороны, я отправился на разговор, который сыграет очень важную роль в нашей с ним жизни.
Я знал, где примерно находится вотчина Трубецкого, поэтому, тихонько насвистывая, пошёл в его сторону. Резвый в этот раз решил остаться с другим хозяином.
Буквально через пятнадцать минут я оказался в роскошном месте. Деревянная башня с большим окошком, вокруг – пара не менее красивых домиков, а в центре – самое роскошное, главное здание, в котором наверняка жил сам Андрей Васильевич.
За достаточно высоким забором из дубовых досок виднелись люди, которые занимались утренним бытом. На крыльце же стоял Трубецкой, он был одет в белое платье, расписанное золотыми и чёрными узорами, которое завязывалось ниже талии таким же золотым поясом. Сверху была накинута красная епанча4, а на ногах красовались такого же цвета ботинки, не доходившие до колен.
Красавец, что ещё скажешь.
Вдруг со спины ко мне подошёл статный мужчина, он был одет наподобие боярина, но всё же отличия присутствовали. Платье вместо благородных белых, золотых и прочих оттенков было полностью красное с оттенком темнее узорами. На ногах красовались такие же сапожки. Еланча была синей. Ну и, конечно же, густая, но не столь длинная борода.
Судя по внешнему виду это был окольничий5.
– Что ты здесь делаешь, щенок? – с оскалом смотрел он на меня. – Иди на свои земли, отлынивать от работы, а тем более на полях, – гиблое дело.
Я окинул его с ног до головы и посмотрел в сторону Трубецкого: судя по взгляду, он заприметил наш диалог.
– А я не отлыниваю, мы с моим товарищем уже добородили свой участок.
Окольничий смотрел на меня в замешательстве, он явно не ожидал, что обычный крестьянин осмелится ему ответить.
– Да и с боярином Андреем Васильевичем мы в хороших отношениях.
Мужчина собирался было ответить, но калитка забора отворилась. Перед нами возник сам Трубецкой с хитрым прищуром и лёгкой ухмылкой.
– Алексей Фёдорович, моё почтение! – он переместил свой взгляд на меня. – Ох, друг мой, Кристиан, рад тебя видеть!
Мы все трое поочерёдно посмотрели друг на друга.
– Андрей Васильевич, этот юноша сообщил мне, что вы с ним в хороших отношениях. Это так? Со стороны выглядит как сплошная ложь, ведь нет дружбы между крестьянином и боярином, – скептически произнёс окольничий.
– Да, Алексей Фёдорович, это так, – широко улыбнулся Трубецкой. – Познакомьтесь, это Кристиан Рыков, черносошный крестьянин при царе-батюшке Иоанне IV, но совсем скоро он станет знатным дворянином. Кристиан, это Алексей Фёдорович Адашев, окольничий при царе-батюшке Иоанне IV.
Я первый протянул руку, пока Адашев стоял в недоумении.
Он похлопал глазами, пожевал губами, но всё же пожал руку.
– Вот и чудно, теперь, когда все познакомились, прошу в мой дом!
И мы зашли.
