полная версия

Андрей Валуев
Вот так вот, Сэм

От автора

Написание данного произведения мне далось нелегко. Скорее всего, это из-за моей лени и неопытности в писательстве. Так уж вышло, что срок её готовности постоянно откладывался, хотя я и пытался приблизить сию долгожданную мной дату. Даже, когда книга, казалось, уже была готова, я всё равно почему-то тянул с её публикацией. Но вот, наконец-то, я с гордостью могу заявить: “«Вот так вот, Сэм» готова к погружению в умы доблестных читателей и я искренне надеюсь, что мои труды будут вознаграждены обратной связью, чего так не хватает в наше время начинающим авторам.”

Ну, что ж.

В принципе, слишком многословным быть не люблю, в этом Вы убедитесь, читая данное (и последующие) произведение.

Приятного чтения!

ПРОЛОГ

Зимний ранний вечер. На железнодорожном вокзале города Бэттихайс люди, спешащие сесть в вот-вот отправляющийся поезд, толкаются, замедляя друг друга. Один лишь Сэм Андерсен шёл, хоть и быстрым шагом, но успешно маневрируя мимо возникающих по курсу препятствий. Обогнав всех, на его пути больше не мешался ни один суматошный человек. Он мигом достал из кармана билет, вручил его проводнику, сел в поезд, нашел в нём своё купе, вошёл внутрь и уселся на полку под номером тридцать восемь. Напротив него сидела милая девушка, лет так двадцати трёх. Она читала электронную книгу, одновременно кушая яблоко и очень вкусно им похрустывая. Верхние полки были пусты.

Как только поезд тронулся с места, за окном начал срываться, плавно набирая обороты, февральский снег.

Сэм изредка стал ощущать некий зуд на затылке, что напомнило ему о суеверии, поведанном когда-то его старым другом Кристофером, суть которого заключалась в том, что, якобы, этот самый зуд указывает на скорые изменения в жизни, очень резкие и весомые.

Эта мысль недолго находилась в сознании Сэма, ведь девушка, сидящая напротив, оторвала свой стремительный взгляд от книги и устремилась им прямо в светло-карие глаза своего соседа по купе. Что-то в её взгляде завораживало. Сэм не мог понять, что именно, но это что-то было безумно привлекательным. Быть может, это невероятная чернота её глаз, либо же небольшой, слегка острый, носик. Возможно, это были её славные губки, уголки которых она совсем немножко подняла, отчего вырисовывалась прекрасная, нежная, чуть выдававшая себя, улыбка. Суть дела не меняет – Сэм засмотрелся, охватив одним взглядом всё лицо незнакомой красавицы, и, похоже, был в восторге. Он изо всех сил начал стараться отвести взгляд от очаровательной особы, но не выходило. Мужчина был, будто, загипнотизирован и даже не мог вымолвить ни одного слова так, чтобы его можно было с первого раза понять. В голове его, а точнее, в его мыслях, творился неистовый кавардак, и он просто сидел, не двигаясь и обомлевши.

Милая девушка напротив Сэма, обладательница невероятной красоты, начала замечать, что взгляд, вонзившийся в её сторону, стал потихоньку утомлять и она окунула свои глаза обратно в книгу, вернувшись к чтению. Ей было очень интересно, чем закончится роман, который, по отзывам, является неким шедевром современной литературы. Хоть она и прочла уже три четверти произведения и до сих пор не заметила какого-нибудь подтверждающего эти отзывы аргумента, интерес оставался, ведь на неё очень сильно влияло мнение общественности и оно играло для неё важнейшую роль.

– Какая же красота за окном! Не правда ли? – наконец, Сэм решился и выжал из себя фразу, глядя на заснеженные просторы, только-только пронзившие его взгляд.

В ответ последовала тишина. Девушка настолько быстро и глубоко погрузилась в чтение, буквально за полминуты, что даже и не услышала слов сидящего напротив мужчины. В данный момент в романе, который она читает, накалилась обстановка и даже на долю секунды оторваться от, манящих к себе, печатных символов не представлялось возможным. Заядлый читатель понял бы, в чём дело, и вернулся бы к попытке зарождения диалога чуточку позже. Но фигурируемый в данной ситуации писатель – дело несколько другое. В силу своей неофициальной профессии, он привык и писать, и читать, и быстро отвлекаться на все различные обстоятельства, возникающие вокруг него. Так же быстро он мог и вернуться к предыдущему занятию, без вреда для труда. Но об этих всех нюансах далеко не каждому известно, хотя и не к каждой личности поголовно их можно приписать.

Гордость Сэма не позволила больше говорить, а заядлого читателя, как известно, в нём не было – был лишь писатель. В душе он ощутил ярость – его игнорируют, причём самым наглым образом, сидя напротив и изображая, будто он ничего не говорил. Благо, Андерсен давно научился сдерживать себя и свои эмоции, поэтому успокоить себя для него – пусть и непростая задача, но вполне выполнимая.

Их путь был долог. Сэм направлялся в город Тэриум, чтобы из него можно было начать своё путешествие, обещающее множество приключений и различных вдохновителей. Мужчина, в частности, отчаянно рассчитывал на последнее. Так как это путешествие, ради которого он бросил работу, на которой занимал вполне высокую и высокооплачиваемую должность. Он бросил всё в надежде на то, чтобы, наконец, возродиться как писатель и, в конце концов, достичь в этой стезе успеха, к которому стремится большую часть своей двадцатисемилетней жизни. Сэм пошёл на этот шаг весьма осознанно, ведь от длительного творческого застоя его нормальное психологическое состояние перед ним самим ставилось под вопрос – его всё чаще стали посещать мысли о том, что такими темпами он сойдёт с ума. Поэтому он и решился на столь отчаянный шаг – кардинально изменить свою жизнь и отдать себя тому, к чему лежит душа с самых подростковых лет. Накопив достаточно средств для довольно обширной поездки и кое-каких приятных бонусов, Сэм сообщил начальству об уходе, отработал положенные две недели, собрал вещи и рванул на железнодорожный вокзал.

Теперь ничто не станет на пути перед его, насыщенной мечтаниями, целью – стать известным писателем. Он понимает, что это нелегко, но разве трудности должны кого-либо останавливать?

ГЛАВА 1

Грозит внутри меня печаль

Поддаться ей… но я сильнее.

И потому я гордо пал

Пред нею. Прямо на колени.

Сэм написал небольшое четверостишие и задумался о предстоящем. К нему в голову ворвались мысли о том, что с ним будет в самом крайнем городе из его списка. Этот город – Шелзстоун.

Единственное, что Андерсену было известно о нём, то, что несколько лет назад на единственной ведущей в город дороге, на мосту, был воздвигнут памятный камень в честь всех погибших там людей. Известно лишь, что о количестве погибших информация в средства массовой информации ни разу не просачивалась, но зато по всей стране быстро разлетелась весть о реставрации моста и о том, что на нём возведены высокие ограждения, снабжающие проезжую часть хорошим освещением, которые с того момента гарантировали безопасность для каждого, кто проезжал по злосчастной, в прошлом, дороге. Это место было чем-то загадочным в представлении Сэма и, несомненно, он уже мечтал о том, как его путешествие, принёсшее в жизнь вдохновение, подходит к концу именно в нём, в городе под названием Шелзстоун – городе, который обязательно что-то да приготовил для каждого приезжего и Сэм среди них не исключение.

Подошло время к глубокому вечеру. В окнах поезда можно было наблюдать за неспешным и непоследовательным выключением светильников. Однако лишь самые-самые романтики ещё не спали, а наслаждались: кто – просто самой поездкой, кто – шумом соприкосновений рельс и колёсных пар поезда, а кто-то «наслаждался» бессонницей.

Сэм невольно глянул во всё ещё освещенное светом из купе окно. Он с трудом, но, всё же, сумел разглядеть в нём побелевшее от снега поле, над полем уже чистое небо, а в небе яркие звёзды и большую Луну, простирающуюся, словно волшебная люстра, по воздуху и бегущую вслед за поездом, настигая его своими блеклыми лучами. Сэм достал из сумки блокнот с карандашом и начал рисовать, вдохновлённый ночным видом из окна, постепенно отдаляющегося от мира, привычного ему.

Изредка посматривая на свою соседку, Сэм приступил к срисовыванию её выразительных черт лица. Он начал с глаз – того, что больше всего цепляло и вонзалось в душу, как только что решил художник. Спустя час, увлеченный рисованием, мужчина был доволен результатом. Он поспешил показать портрет, собственно, портретируемой.

– Простите, девушка… эм… де-вуш-ка, – всё-таки сумев отбросить мысли о предыдущей неудачной попытке начать диалог, позвал чуть ли не полушёпотом Сэм, недавно освободившую свои руки от книги и теперь глядящую в окно, девушку, как бы стараясь не испугать её и не показаться наглецом. Она повернулась к нему и с внимательным видом дала мужчине понять, что слушает его.

– Не хотите ли взглянуть на мою, как мне кажется, самую лучшую, не побоюсь этого слова, работу в жизни? – сказал Андерсен, немного даже покраснев и странно улыбнувшись от, вроде как, удачно сделанного комплимента.

– А? Вы это о чём? – искренне удивлённая красавица с соответствующе удивлённым выражением лица и удивительной улыбкой, спросила незнакомца, прервавшего тишину в купе. Девушка уже около получаса задумчиво глядела в окно. Ей представлялось, как она мчится по видневшимся сейчас деревенским просторам на лошади, углубляясь всё пуще и пуще, простирая свои руки к горизонту, позабыв обо всём на свете и отправляясь вперёд к свободе от городской суеты.

Сэм молча и с застенчивым видом повернул готовый рисунок к девушке.

– Ух ты! Вы очень хорошо рисуете! А кто это?

– Это же вы! Ха-ха-ха! Вы что, не узнаёте?

– Я? – переспросила девушка и присмотрелась получше.

– Да-да. Именно вы и никто другой! Я прямо сейчас смотрел на вас, любовался вашей дивной красотой и рисовал.

– Очень здорово получилось. Но, мне кажется, вы нарисовали меня чересчур красивой.

– В этом вы неистово правы. Вы чересчур красивы! – с всё той же улыбкой подтвердил мужчина.

Девушка очень засмущалась и на секунду отвернулась, во время чего, за её волосами были заметны только её покрасневшие щёки и безусловно милая улыбка. Она повернулась обратно лицом к Сэму и ответила:

– Нет-нет. Вы ошибаетесь. Мне кажется, я не так красива, как изображено на вашем рисунке. Впрочем, это, конечно, очень приятно, спасибо, – она улыбнулась ещё очаровательнее прежнего.

Увидев такую реакцию, Сэм теперь был готов на всё, лишь бы видеть её улыбку всю дорогу.

– Почему вы так говорите? Вы ведь удивительно прекрасны! Не понимаю, как вы вообще можете считать иначе!

– Знаете, мне не очень нравится моя внешность. Именно поэтому я и еду туда, куда, собственно… еду.

– И куда же вы едете, если не секрет?

– Я еду в Тэриум, но зачем, не могу вам сказать… а точнее, не хочу.

– Понял, понял. Как вас зовут?

– Меня зовут Розалина. А вас?

– У вас очень удивительное имя, как и вы сами… Оно вам подходит, в этом нет ни малейшего сомнения.

Щёки Розалины снова покраснели и она хотела было что-то сказать, но вдруг передумала и выдавила из себя всего одно монотонное «спасибо», уткнувшись при этом в окно.

– А меня зовут Сэм, – подхватил он, сообразив, что не ответил на встречный вопрос, да и к тому же, поняв, что тема о внешности не располагает собеседницу к беседе. Взгляд его прошагал до области осмотра взгляда Розалины и мысль об отвлечении девушки, от только что чуть было не оттолкнувшей её от продолжения диалога темы, стала расти ежесекундно, перейдя, наконец, в стадию зрелую и жаждущую вырваться на волю, чтобы добиться своего предназначения.

– Вам нравится такая погода? – практически не поддавшись размышлению, вдруг, вырвалось у Сэма.

Девушка, как-будто ожидая этого вопроса, непринуждённо и всё с той же очаровательной улыбкой кивнула.

– Я очень люблю снег. Ещё с детства, когда я ловила снежинки на рукавицы, я обращала внимание на структуру этих удивительных созданий. Конечно, тогда я не рассуждала, как сейчас, но восхищение от них каким было, таким и осталось. Вы только представьте, Сэм…? – не будучи уверенной в том, правильно ли назвала слушателя по имени, уточнила Розалина, в ответ на что заметила одобряющий кивок, – … Сэм, представьте, как красива каждая снежинка; при всём при этом каждая из них уникальна и какую же мощь они из себя представляют, когда собираются вместе, – в компанию из миллиардов, триллионов или квадрильонов подобных себе созданий! – Розалина сделала паузу из нескольких секунд, повернувшись сперва к Сэму, затем обратно к окну. Она продолжила, – как много хлопот они приносят взрослым и как много радости – детям, того не сознавая. Конечно, это всего лишь вода… хотя можно ли так говорить? Раз это вода, то это уже не что-то там, такое, простенькое… это уже самое необходимое для существования всего живого на Земле вещество! Обратите внимание, как нежно расстелился снежный ковёр по поверхности этого поля. Значит, нет ветра. Ох, знали бы вы, как я не люблю ветер! Но только сильный не люблю. Если ветер слабенький, чуть-чуть колышущий листву или еле-еле подталкивающий мои волосы, но только в тёплую погоду, не в холодную, то такой ветер я люблю. И то, наверное, не всегда… и если недолго. Надоедает, – Розалина резко прекратила свою реплику. Ей вдруг захотелось услышать, что ей сможет ответить новый знакомый.

Удивлённый столь яркими и насыщенными речами мужчина в одно мгновение даже не знал, что сказать в ответ своей попутчице, хотя и сознавал, что долгое молчание, за которым непременно захочется что-то сказать, будет выглядеть, мягко говоря, глупо или, как минимум, странно. А может, и то, и другое сразу. Но Сэм просто начал говорить и слова полились из его уст сами по себе, непринуждённо.

– Вы очень интересно мыслите! Должно быть, вы очень начитанны, ведь так? – спросил он, посмотрев в этот момент на книгу, лежавшую подле Розалины. Затем, после краткого кивка девушки, сопровождающегося, опять-таки, нежной и доброй улыбкой, Сэм продолжил. – Увы, я не придавал столь глубокого значения ни одному из видов осадков или каких-либо погодных условий и явлений, но свою точку зрения на этот счёт, всё-таки, имею и хочу вам её озвучить: не знаю, как вам, но мне доставляет удовольствие осенний тихий дождь, бегающий по подоконнику окна, когда я сам, собственно говоря, дома, а идти в то же время никуда не нужно… – Розалина всем своим видом дала понять, что ей это тоже нравится, но перебивать рассказчика не торопилась, – … когда каждая секунда нахождения в тепле и уюте во время этакой неясной погоды доводит меня до экстаза, я ощущаю необыкновенный прилив счастья и вдохновения. Верите ли? Я считаю, что хотя бы ради таких моментов, как минимум, стоит жить!

– Несомненно, вы большой романтик! Но меня интересует ещё кое-что, – Розалина сделала вид что-то подозревающего человека, сделавшись от этого безумно смешной с виду. Когда её глаза чуть прищурились, лоб напрягся, брови сгустились, а губы немножко дрогнули, слегка выдвинувшись при этом вперёд, она выглядела настолько забавно, что ощутила это сама и еле сдержалась, чтобы не засмеяться, – для чего вы меня рисовали?

Такой вопрос был вполне ожидаем и Сэм уже знал, что на него нужно ответить, но, увидев перед собой столь забавное личико, к нему прильнула некая заинтересованность, собственно, к причине возникновения представшей перед ним картинки. В то же время он понимал, что наглым показаться ни в коем случае нельзя и потому следует как можно более качественно обработать свой ответ, что он, собственно, и сделал.

– Знаете, я несколько минут искал объект в окне, который мог бы запечатлеть в памяти и начать его зарисовывать, но…

Тут дверь купе отворилась и из неё послышался приятный хриплый мужской голос прежде, чем объявился его обладатель.

– Прошу прощения… у вас… зажигалки не найдётся? – несколько озадаченный мужчина невысокого роста немного засмущался, но терпеливо ждал ответа. В то время Сэм и Розалина, чей диалог был неаккуратно прерван, погрузились в лёгкое замешательство. Даже, можно сказать, что в их глазах, где-то вдалеке, пыталась разжечь пламя ярости небольшая искра, но, к счастью, у обоих она быстро потухла и их облик преобразился в чуть более дружелюбный.

– Вы курите? – спросил Сэм Розалину, не отрывая от неё свой взгляд.

– Нет, не курю.

– Вот вам и ответ, – обратился он к безоружному курильщику, – мы не можем вам помочь.

Мужчина был так расстроен, что, вновь, позабыв обо всяком приличии, довольно громко затворил двери купе, оставив пару наедине друг с другом.

– Так вот… – Сэм хотел продолжить, но подзабыл, на чём остановился, однако Розалина это мгновенно поняла и подсказала, дабы скорее услышать то, чего, как ей казалось, она хотела.

– Вы говорили, как долго искали предмет, который могли бы начать рисовать. Думаю, это натолкнёт вас на прежнюю мысль.

– Да-да, конечно, спасибо большое! – ему стало приятно, что Розалина заинтересована в ответе и он счёл, что следует этот интерес подогреть как можно больше, но не переборщить, в то же время. – … Так вот. Я искал что-то за окном, что-то, что сможет зацепить меня и сосредоточить на себе, что отложится в памяти и что я смогу, будучи заинтересованным, зарисовать, но потом, совершенно (заметьте!), совершенно случайно, я пересек границу окна и дошел своим взглядом до вас. Тогда я и понял, что искал не там.

– Удивительная история. Жаль, что в ней так много лести…

– О, нет! Не стоит так говорить! В моих словах совсем нет лести! – убедительнейшим тоном, с настойчивым выражением, вымолвил Сэм.

– Ну, будь по-вашему. А куда же едете вы?

Резко поставленный вопрос, абсолютно никак не относящийся к предшествующей доселе теме, немного ввёл мужчину в задумчивое состояние. Сэм опомнился, – я еду туда же, куда и вы. С Тэриума хочу начать своё путешествие. Вы уже были там?

– Нет, я там не была, но мне доводилось краем уха слышать о нём. Впрочем, меня сам город не особо интересует, если даже совсем не интересует. Я еду встретиться с одним человеком. А что это за путешествие такое? – с ярко выраженным интересом спросила Розалина, – обычно люди путешествуют по крупным городам, а не по… таким. Неужели вы там хотите что-нибудь найти? – как бы с намёком и с немного едкой ухмылкой отчеканила девушка.

– Да, хочу. Я очень надеюсь, что мне удастся найти вдохновение, – Сэм улыбнулся, сделав совсем короткую паузу, и затем продолжил, – я ведь писатель, поэт и художник и мне жизненно необходимо пополнять запасы идей, черпать всё новые и новые знания, видеть разных людей и разные места. От долгого пребывания на одном и том же месте, от некоего застоя, талант тускнеет и приходится выжимать из него все соки, что весьма чревато. А ваше замечание по поводу выбора мною подобного рода городка весьма кстати! Видите ли, я не желаю вдохновляться тем, чем вдохновляются, наверняка, очень многие люди. Я считаю, что в том же Тэриуме я смогу найти весьма и весьма интересную и замечательную музу. А если уж и не там, то потом, после посещения следующих городов из моего списка, я уверен, что бы ни случилось, обрету то, что ищу. Это дело такое, – очень, очень щепетильное, – немного подумав, Сэм добавил, – вообще, моей главной целью является стать знаменитым писателем. Это именно то, к чему я давно стремлюсь и, надеюсь, этим своим путешествием я приблизил себя к данному достижению. Честно говоря, я даже сейчас могу похвастаться: прошло всего ничего с начала путешествия, а я уже вдохновился! – вслед за этими словами последовала нежная, добрая и довольная улыбка.

– Я надеюсь, что вы действительно получите то, за чем едете. Желаю вам в этом удачи! – Розалина улыбнулась и повернула голову к окну, как бы задумавшись, но в то же время подав вид, что не желает прекращать беседу.

– Благодарю вас. Однако с кем же вы планируете встретиться?

– Вы слишком любопытны, Сэм. Как мне кажется, я вполне доступно дала понять, что не желаю развивать эту тему, – резко и чуть ли не дерзко, явно озлившись, отвесила девушка, будто оплеухой, по невежеству мужчины. Затем она взяла в руки книгу и направила в неё свой всё ещё неспокойный взгляд.

– Ой … прошу прощения, что-то я и впрямь чересчур любопытен. Простите, не хотел вас обидеть.

Розалина более не отвечала. Она и не думала продолжать беседу. Что-то на неё резко нашло такое, что развило в ней злобу на своего собеседника. Вспыльчивость – её второе я. Перелистывая страницу за страницей, увлеченность книгой поглотила девушку, как и её негативные эмоции. Совсем скоро Розалина вновь пребывала в умиротворённом душевном состоянии и в некоем спокойствии. Сэм же, наоборот, разъярялся сильнее и сильнее. Он также отличался вспыльчивостью и в нём присутствовала доля такого самолюбия, через которое никто не имел права переступать, а иначе – жди беды. Впрочем, мужчина и осознавал, что в нынешней ситуации он прав меньше, но тяга к восторжествованию своего рода справедливости гордого и не дающего себя в обиду человека, предзнаменовала лишь то, что охладить свой пыл будет весьма непросто. Однако Сэм решил держаться изо всех сил, чтобы не усугубить ситуацию. Надежда, что всё ещё можно наладить, оставалась, и деваться, пока, никуда не собиралась.

Он вышел из купе и пошел слоняться из стороны в сторону вдоль вагона, сложив руки у груди и размышляя о том, как бы провернуть всё таким образом, чтобы девушка не то чтобы заговорила с ним, как полчаса тому назад, но и ответила на непонятно почему, столь интересующий его вопрос. Для него теперь это было делом принципа.

Увы, толковые мысли не спешили посещать его голову. Всё, о чём у него получалось думать – необыкновенная и завораживающая красота Розалины. А ведь действительно – её внешность является чем-то удивительным и очень даже неестественным по сравнению с другими типами внешностей. Но, тем не менее, это была именно красота. Невооружённым глазом видно, что девушка подвергается большому количеству зависти. Вероятно, именно поэтому ей и не нравится обсуждать эту тему. Может быть, за этим кроется нечто более глубокое и сокрытое.

ГЛАВА 2

Сэм больше не бродил, а задумчиво стоял в коридоре и пристально глядел в одно из окон вагона. Его нынешнее состояние прервал резко возникший шум, донёсшийся со стороны уборной. Там была парочка мужчин, яростно ругающихся и бурно обсуждающих что-то, по всей видимости, очень важное и серьёзное. Из-за них идиллия, ранее уютно располагавшаяся кругом, покинула их вагон. Сэм с отчаянием взглянул на создателей и, по совместительству, участников конфликта и, ничего не придумав, пошагал обратно к себе.

Тут, из купе, находящегося прямо перед тем, в которое Андерсен только собирался войти, покашливая, вышел мужчина, тот самый «безоружный курильщик», недавно проявивший себя в качестве не совсем воспитанного человека.

– О, это вы! Простите меня за моё тогдашнее вторжение к вам. Это как-то ненароком вышло. Кху-кху.

– Как же так, ненароком? Хотя… могу себе это представить. Ничего страшного. Забыли.

– Вот и славненько, – улыбнулся и, протянув свою руку, представился мужчина, – Джозеф. Джозеф Летов.

Сэм, недолго думая, протянул свою руку в ответ и назвал имя новому знакомому, – а я Сэм. Сэм Андресен. Необычная у вас фамилия… вы из России?

– Я – нет, но моя родня родом из России. Давно мы перебрались сюда. Фамилия и кровь – единственное, что осталось от моих дальних русских предков.

– Это довольно интересно… Вы, кстати, знаете, что здесь нельзя курить? – резко переведя тему, подметил Сэм мужчине, чуть было не поднёсшему зажжённую спичку к сигарете. На что тот, опомнившись, сразу же потушил «недетскую игрушку» и выкинул её в окно.

– Да знаю я! – засмеялся Джозеф, – признаюсь, забываю… – снова захохотал он. – Эта привычка работает во мне уже, как часы. К сожалению, я курю настолько часто, буквально каждую четверть часа и, по всей видимости, сейчас должно быть около часа сорока пяти, – Джозеф взглянул на время и положительно кивнул головой, сопроводив кивок указывающим жестом на руку с наручными часами, – так и есть! Ровно час и сорок пять минут! Хоть какой-то толк от этой гадости! Кху-кху-кху. Прошу, пойдёмте в тамбур. Там, я думаю, курить запрещается не настолько категорично, как в вагонах.

– Ну что ж… – Сэм задумался на пару секунд и сообразил ответ на предложение, – … пойдёмте. Вы в одиночку путешествуете?

Мужчины, отчего-то, быстро заинтересовались друг другом. То ли это от их взаимных качеств дружелюбных людей, то ли из-за каких-то личных проблем, то ли от небезызвестной человечеству скуки.

– «Путешествуете?»… Ха-ха-ха, – вновь рассмеялся Летов, – громко сказано, я бы даже сказал очень… громко. Кху. Я с женой своей еду, к матери её… А вы… с той девушкой?

– Что вы, нет. Мы каждый сам по себе…

– А судя по вашему взгляду на меня, когда я ворвался к вам в купе, я бы так не сказал, – с ехидной улыбкой подметил Джозеф. – Вам она нравится. Это видно, даже сейчас.

– Очень нравится. Я ещё не смог определить, даже немного, какова она внутри и это меня сильно настораживает. Но снаружи она выглядит настолько превосходно, что я уже заранее готов закрыть глаза на все возможные погрешности её характера.

– Мой вам очевидный совет: будьте с этим поосторожнее. Закрыть глаза всегда успеем. Гораздо разумнее было бы сперва прищурить, а когда вы будете уверены в том, что от окончательного их закрытия вы не попадете в, как минимум, неловкую ситуацию, тогда уже и можно будет попытаться поддаться своим чувствам и эмоциям. Но даже в этом случае стоит быть очень бдительным и осторожным. Да, – наслаждаясь своим удачно продемонстрированным красноречием, подтвердил заядлый курильщик.

– Вы говорите правильные вещи, Джозеф, но, боюсь, их актуальность на данный момент стоит под вопросом. Я допустил ошибку, причём глупую. Похоже, даже, сознательно.

– Вот как? И что же вы сделали такого, если не секрет?

– Я уподобился ребёнку. Либо же наглецу. Розалина свинчивала от вопроса довольно явным образом, совсем не скрывая того, что не желает на него отвечать, а я же, будто настаивая, пытался добиться от нее ответа. Я осознаю свою вину, но извиниться перед ней не могу. Вообще, это как-то случайно получилось…

– Почему же… не можете?

– Потому что горд.

– Простите, но мне кажется, вы не совсем правильно поняли, что за явление с вами случилось и сами для себя создали проблему. Вы усугубили своё положение. Если бы вы были так горды, как говорите, то этого разговора сейчас не было. Дело точно не в гордости!

– Возможно вы и правы… Но постойте… как же мне быть? Пусть даже если мне и удастся закрыть глаза на гордость (если это всё-таки она), всё равно – я не знаю, что теперь мне будет позволительно сказать, а что нет. Мне очень стыдно признаваться, но я боюсь. Страх быть отвергнутым – худший, а главное, положительно не оправдывающий себя.

– Повторяю вам ещё раз: дело не в гордости! Вы просто испытываете неловкость от предыдущей беседы. Лучше перестаньте сильно переживать по этому поводу. Всякое бывает и причём со всеми. Поймите это. Всё у вас в голове и всё, что вы можете и, по сути, должны сделать сейчас, так это собрать, в конце концов, свою волю в кулак и пойти на рожон! Просто попробуйте извиниться. В любом случае, это нужно сделать! И… будь, что будет, ну! Один раз ведь живём, Сэм!

– Хм. Вы правы! Путь наш долог, а нам с Розалиной, как-никак, ещё находиться вместе в купе всё это время. Нужно взять себя в руки каким-нибудь дивным образом и… и попросить прощения.

– Всё верно, друг мой, верно, – Джозеф дружелюбно похлопал Сэма по плечу, приоткрыл дверь тамбура и сказал, – удачи вам. Надеюсь, вы справитесь.

Сэм остался один среди гущи ещё не растворившегося в воздухе сигаретного дыма и, в очередной раз вдохнув его, вышел из тамбура, постепенно набираясь сил для довольно сложного, как ему казалось, шага.

Он глубоко вздохнул и, понимая, что делу, не пересилив себя, не помочь, сдвинул дверь купе и обнаружил, что девушки в нём нет.

– Должно быть, вышла в туалет, – вслух сам себе сказал Сэм.

– Видимо, да, – из-за спины прозвучал в ответ голос Розалины, тем самым, ошарашив и будто застав врасплох Андерсена. – Дайте пройти. Пожалуйста, – крайнее её слово, хоть и является словом, говорящим о вежливости, сейчас весь насытивший его тон отталкивал своей интонацией и каким-то безобидным негативом.

Повернувшись, каменное лицо столь прекрасной девушки заставило Сэма задуматься о предстоящей с ней беседе, от чего его полость рта высохла настолько, что могло создаться впечатление, будто сейчас утро, а вчера было выпито довольно много алкоголя.

– Э-эм… Розалина, – чуть ли не заикаясь, но взяв себя в руки и черпая сплошным потоком слова из своих мыслей, позвал Андерсен девушку. – Простите меня за мою бестактность. Не знаю, что на меня нашло.

Она взглянула на него, слегка улыбнулась, кивнула и снова уткнулась в свою книгу.

И тут-то Сэм начал понимать, почему говорят, что от любви до ненависти один шаг. Он понял, что ненавидеть так же просто, как и любить. Только эмоции другие, но такие же сильные и сложно перебарываемые. Прилив ярости стал наполнять всё более густыми морщинами его лицо и вскоре всё в нём поутихло. В один миг. Как-будто ничего и не было. Мужчина ощутил равнодушие ко всему: и к Розалине, и к поезду, и к своему путешествию. Он перегорел. Всё, что сейчас могло его взволновать – лишь мелкие нужды и потребности, которые в данный момент «сидели тихо». Сэм молча, без лишних эмоций, присел на полку и уставился в окно, наблюдая в нём за отдалявшимся пейзажем.

Посидев так не более минуты, он вдруг вскочил, подошел к двери, постоял около неё с задумчивым видом секунд пять, развернулся и сел обратно. Не прошла и следующая минута, как Сэм очутился вне своего купе, обозлённый и яростный, хотя и адекватный. Будучи под влиянием каких-то непонятных чувств, он не знал, куда себя деть, как ему сдерживать накопившуюся в нём злобу, которая, как казалось сперва, оставила его, но затем, набравшись сил, она пропитывала тело мужчины, плавно заполняя все всё ещё добрые его клетки.

Ходьба взад-вперёд не давала ничего положительного для его состояния. Наоборот, от мелькающих световых лучей из щелей дверей купе и постоянно меняющегося вида в окнах вагона, Сэм раздражался и всё так же не знал, куда ему себя деть – да так, чтобы суметь умерить свой пыл.

Минут десять он бродил по коридору вагона, то впуская в свою голову, то выпуская из неё различные негативные мысли и идеи, которые ему то нравились, то не нравились. И тут, на развороте, эдак, пятидесятом, Сэм услышал, как отворилась какая-то дверь. Обернувшись, он увидел Розалину, стоявшую и смотревшую на него.