Андрей Речевский
Больше, чем отсутствие
4. Еще хотя бы один шанс
Родители всегда были важны для меня, но никогда я не ставил их себе в пример. Чем больше мне запрещали, тем сильнее мне хотелось не стать похожим на кого-нибудь из них.
В конце концов, к моим 17 годам, у меня сложилась железная убеждённость в том, что завтра может не наступить, и поэтому день сегодняшний и есть жизнь, как таковая. Я боялся не успеть полюбить, посмеяться, отдохнуть, потратить время на что-то неважное, сказать приятные для себя и не очень приятные для кого-то слова. Так много вещей мне хотелось сделать тогда, когда я чувствовал себя таким молодым, сильным, стремящимся к чему-то большему, чем просто я, когда в моих глазах ещё сверкало пламя, как и я молодое, жгучее, наивное…
–Ты почему до сих пор посуду не помыл? – будто бы за шкирку выкинул меня из собственных размышлений раздавшийся где-то в кухне голос моей матери.
–А ведь завтра может не наступить, – захотелось поделиться с ней своими мыслями, когда я подошёл к горе невымытой посуды, – это значит, что надо жить сегодняшним днём и не думать о том, что будет потом, согласна?
– Опять чушь свою какую-то несёшь, – мама, как обычно бывало по вечерам, сидела за столом, через очки и большую лупу всматриваясь в квадратики с невидимыми, пока неразгаданными словами.
– Ну почему чушь, вот тебе не было бы обидно, если бы ты захотела завтра поехать на море, хотя могла бы и сегодня, но решила, что поедешь всё-таки завтра, потому что сегодня ты очень устала, а это «завтра» вдруг никуда не наступило. Ты целый год копила деньги на эту поездку, но в один момент что-то пошло не так. Да ты бы наверняка расстроилась.
– Зимой и летом одним цветом, ага – бормотала она, не обращая внимания на то, что я сказал, – главное лицо «невыполнимой миссии», как его там звали…
Я слегка даже расстроился, ведь в очередной раз ждал от неё хоть какого-нибудь ответа, и необязательно, чтобы он был направлен на то, чтобы меня поддержать. Мне просто хотелось поговорить с ней, и пусть мы бы опять начали серьёзно спорить, я бы, улыбаясь, рассказывал ей про какие-нибудь свои идеи, а она с невозмутимым лицом, изредка насмехаясь над моей глупостью, отметала бы всё направо и налево со словами:
– Да ты сам подумай, какому нормальному человеку вообще в голову придёт…Ой всё, не беси меня больше, слушать уже тошно твой бред этот…Дурак ты просто, вот ты кто.
Любое занятие перестает быть невыносимым, когда попутно с ним есть поток мыслей, что уносит куда-то далеко за пределы комнаты, дома, самого себя. Люди вокруг, если они есть, словно растворяются, их слова, не наполненные никаким значимым содержанием, становятся всепоглощающим черным фоном цвета пустоты – бесформенным, но обширным, чем-то вроде занавески, едва покачивающейся от легких дуновений присутствия чужих вселенных. На этих мыслях я приговорил всю грязную посуду, хватило желания даже пару раз протереть газовую плиту. Мама уже ушла, а я отправился досиживать ещё пару часов до момента, когда можно будет без упреков совести лечь спать.
Через пару недель усиленных стараний в убеждении себя, как человека, способного и имеющего право полностью и самостоятельно распоряжаться своей жизнью, я всё-таки смог взрастить в себе что-то новое. Как это обычно бывает, в абсолютно случайный момент времени в голове что-то щёлкает, и понимаешь, что именно сейчас ты уже немножко другой, по сравнению с тем тобой, каким ты был буквально минуту назад.
Урок химии. Ничего не понимаю. У доски – Менделеев не лучше меня. Учитель с недоверием поглядывает на тот мрак, что белым мелом нацарапан на доске. Мученик, который это написал, часто, со слегка растерянной улыбкой, подглядывает в класс, дабы найти в нас хоть что-то, что может ему помочь.
При желании я, конечно, мог бы вникнуть и запросто разобраться с хлоридами, оксидами и сульфатами натрия, но уже давно отвлекся на знакомый запах духов, который исходил слева от меня. Это аромат первой любви, которая затянулась на многие года. Мельком посмотрел в сторону одноклассницы. Или она с каждым днем, с каждым годом становилась только красивее, только обаятельнее, или же это я влюблялся в её красоту всё больше. По улыбающейся нам случайности мы переглянулись.
В записке, которая прилетела буквально через минуту, было всего два с половиной слова: «Я тебя л****» с сердечком. Поймал себя на мысли, что никакие химические формулы, ни один строгий учитель, ни один научный закон не способен удержать тот напор чувств, с которым я решился оставить прежнего себя позади. Вальяжно откинувшись на спинку стула, посмотрел на учительницу – она сидела справа и с прежним недоверием перевела взгляд с доски на меня. Я подошёл к парте, за которой сидела причина моих стремлений.
Поначалу она ничего не поняла и как будто даже испугалась, но затем полностью сдалась. Я помог ей подняться. К* была заметно ниже меня, что в моменте определенно придавало нам обоим шарма. В классе царило необходимое молчание. Каждый играл свою роль так, как того требовала ситуация – все молча наблюдали, и никто не смел, не имел права издать хоть малейший звук, хоть единое слово, которое могло бы испортить эти мгновения. Я аккуратно вдохнул нестерпимо обжигающий запах ежевики на её мягких волосах, посмотрел в её карие глаза, на её губы, затем опять в глаза, она всё поняла. Она поняла, так же, как и я, что эти секунды завещались только нам, что все вокруг растворились, стали фоном, необязательной частью нашего сюжета, и в конце концов их всех можно было бы легко разложить на атомы, удалить, стереть из этого мира без малейших для нас последствий…
***
5. На закате чужих стремлений
Песок под ногами на удивление мягкий, он бережно сохраняет мои следы. Загадочный силуэт у берега не подает никаких признаков жизни, впрочем и смерти тоже, а издали создаётся только впечатление, что едва заметно покачивается его недвижимое тело.
–Может, тебе помочь? – возникла вдруг мысль, но на нее никто не откликнулся.
Всё вокруг словно замерло в ожидании. Утих ветер, застыла река, на небе появились облака, но лишь для того, чтобы своими широкими расплывчатыми очертаниями навевать сон на всё, что находится под ними.
Слишком неприятная тишина наводит лишь скуку и уныние. Мне хочется сломать в этом уже сформировавшемся мирке что-нибудь, чтобы он ожил, проснулся и увидел меня, не спящего. В глаза снова бросился тот едва покачивающийся силуэт.
– Человек или не человек? А даже если и человек, мне ещё придется хорошо постараться, чтобы его убить. Да и что он может делать в таком месте и в такое время? Не думаю, что кому-то есть дело даже до какого-нибудь заблудившегося в этих местах путешественника, – после этих слов я побежал к объекту своих прежних наблюдений.
В последний момент перед тем, как я занес ногу, чтобы его сбить, мне показалось, что оно вдруг повернулось, однако ничего уже нельзя было изменить. Удар, толчок, брызги, волны – на вид всё говорило о том, что это было человеческое тело. После удара ни один его кусочек не отлетел, как если бы это был удар по трухлявому пню, в воду это нечто упало целиком, да и по ощущениям было довольно мягким. Впрочем, какая разница, что это было, если ничего вокруг не изменилось. Река целиком и полностью поглотила то, что ей подарили. Круги на воде с прежним царившим здесь спокойствием удалялись от эпицентра событий и вскоре совсем пропали. Здесь всё останется на своих местах даже после того, как я уйду.
Мне нечего больше делать, всё это место сейчас кажется странным, потому что в нем нет ничего странного, здесь вообще ничего нет. Отправляюсь дальше, в конце концов я не верю, что нахожусь где-то, где совсем не может быть людей. Люди теперь повсюду, даже там, где нет жизни.
Бледный берег, освещаемый лунным светом, как и лес прежде, был однообразен, уныло тянулся куда-то далеко за грань видимого, туда, где рождалась луна, где восходило солнце, откуда к нам вместе с розовыми облаками приплывают мечты и уверенность в том, что завтрашний день будет теплее.
«Всё останется на своих местах» – до сих пор вертелись слова в голове, пока где-то у берега, нагло нарушая спокойствие реки и сонного мира, на свет пыталась вернуться чья-то по ошибке забранная жизнь.
***
– Это психологический провал или психиатрический пиздец, извините за выражение?..
– Со следующей стипендии точно приду под утро…
– Не знаешь, что подарить? – подари выбор…
– Женщина – это, понимаете, такое гладкое трехмерное многообразие…
-А всё потому, друг, что сама по себе влюбленность – есть размытие…
– Когда я долго не вижу перед собой дым, мне как будто чего-то не хватает…
– Мне бы только знать, что у тебя и без меня всё хорошо…
– А как любите вы?..
***
6. 1+1
Встреча №22
– Мда, реальность на грани фантастики.
– А твои блестящие комментарии как всегда уместны, – видимо, эти слова сильно Её зацепили, потому что Она, неодобрительно посмотрев на меня, благополучно пропустила всё мимо ушей.
– Я устала, давай немного отдохнём, – девочка присела на первый встречный поваленный столб.
– У нас нет времени, – я всерьез заволновался, потому что ждал этого момента, как второго пришествия.
–Да ладно тебе. Я, конечно, не могу видеть будущее, но завтра мы опять увидимся, да ты ведь и сам это знаешь.
Она смотрела куда-то себе под ноги, возможно даже, куда-нибудь глубже этого насыпного гравия. Я бы хотел научиться читать по губам, чтобы однажды прочесть Её безмолвное «люблю». Даже сейчас она что-то нашептывала себе под нос, а мне как всегда оставалось только наблюдать и превозмогать себя, чтобы до завтра запомнить всё в мельчайших подробностях.
Её саму я запомнил хорошо и при желании в любой момент мог бы досконально воссоздать себе её образ, но это всё – лишь то, какой я мог Её видеть, только то, что было снаружи. Она – мой трофей в фиолетовом платье, на босую ногу, с красиво растрепавшимися черными волосами и глазами цвета семи небес – от яркого и слепящего летнего до мрачного и серого зимнего. Её взгляд мягкого голубого, усталого серого, ледяного, яркого, проницательного, загадочного оттенка… Никогда раньше не встречал чего-то подобного. Да и не встретил бы никогда… Как и у меня, её руки всегда были холодными, часто мы даже спорили, кто к кому холоднее относится. Я всегда помню Её такой. Мы вместе уже несколько недель, но за это время я совсем ничего о Ней не узнал. Она всегда разная – сегодня веселая, остроумная и кокетливая, а завтра очень задумчива и погружена в свои мысли, сейчас она может быть загадочной, а через несколько минут грустной, от того, что я не могу её понять. Один раз Она задала мне вопрос:
– Как считаешь, насколько сильно можно любить одного человека? Как найти предел любви к кому-нибудь?
Я, не задумываясь, ответил, что такого предела не существует, если любовь искренняя.
– В тебе ликует романтик, он сейчас как будто кричит на меня: «Любовь бесконечна! Даже сама смерть не предел для настоящих чувств!», сам-то не думал о том, что пора бы уже воспринимать всё более, ну не знаю, по-взрослому что ли?
– Не знаю, какого ответа ты ждала, и зачем вообще было это спрашивать, если ты просто решила напомнить о том, как же мы с тобой не похожи, потому что я не могу повзрослеть, не могу жить без этой романтики, зачем это всё?
Буквально секунду назад я смотрел на разочарование в её глазах, а сейчас мне в лицо во все 32 улыбается её детская беспечность:
– Да ладно тебе, – смеясь, говорит Она, – что ты, обиделся что ли, ну извини, что я забыла про то, как для тебя важны подобные вопросы, больше не буду.
И не была. После того случая мы старались больше не притрагиваться к подобным размышлениям, а если таких обсуждений всё же не удавалось избежать, мы по взаимному согласию делали вид, что нас, обсуждающих фундаментальные для меня и потребительские для Неё темы, никогда не существовало в этом месте и в это время.
– Знаю, конечно, но послушай, – Она подняла опустившуюся голову и с недоверием посмотрела на меня, – не знаю, насколько плачевны будут последствия всего, что сейчас происходит…
Я не чувствовал волнения от того, что хочу сказать прямо здесь и сейчас, но внутри словно проснулся демон, у которого в лексиконе была всего одна фраза: «МОГЛО БЫТЬ И ЛУЧШЕ». Я привык принимать всё, что делаю, как нечто посредственное, сырое, требующее над собой ещё чрезмерно длительной и упорной работы, а потому и принял себе на веру, что не способен сделать что-то хорошо или хотя бы приемлемо с первого раза. Признание в любви? – стыд божий. Дипломная работа? – та же первая курсовая у первокурсника. Новое знакомство? – лучше бы мы познакомились при других обстоятельствах, когда я был бы по-настоящему готов…
С какой-то стороны кажется неправильным позволять себе выплескивать «неготовое» на окружающих, а с другой я ещё всё-таки человек, и этим могу оправдывать все свои постоянные неудачи.
– То, что будет потом – пусть оно просто будет, думаю, лучше в будущем жалеть о том, что сделано, поэтому.… Ну, ты только не смейся, хотя бы сразу после того, как я скажу, – в Её выражении заметил одновременно скуку, заинтересованность, опять разочарование, небольшое смущение и даже, как мне показалось, страх, – в общем, я хочу быть только для тебя…