Андрей Арсланович Мансуров
Ваша плоть – трава!
12. Новый нож
Притрамбовывать пришлось каждые полметра, или даже меньше.
Кот, поборов чувство дикой неловкости, заставлял себя делать это, убеждая себя в том, что Наде это уже никак не повредит…
Вырытая земля влезла назад в яму – вся. И поверхность оказалась заподлицо: вровень с остальной землёй двора. Кот, включив в последний раз фонарик, убедился, что хоть следов от их подошв и полно, ничем теперь это место не отличается от той поверхности, что осталась у калитки. Взрытая, бугристая, истоптанная…
Он прошептал:
– Ну, будем надеяться на лучшее.
– В-смысле?
– Ну, на то, что все соседи делали то, что положено делать всем нормальным, добропорядочным и законопослушным, людям по ночам. То есть – мирно спали. И нас не слышали. Да мы особо и не шумели.
– Ага. – по виду Дрики нельзя было определить, о чём он думает, и что чувствует, но выглядел напарник совсем не так, как обычно. Что, собственно, было естественно.
Не каждый день убиваешь женщину.
Пусть и проститутку.
– Ну, иди в дом, а я – положу барахлишко на место. – Кот понёс обе лопаты к кладовочке у калитки, а Дрики в это время пошёл по центральной тропинке. К дому. Походка напарника изменилась на какую-то странную, словно дёрганную, и шёл он куда медленней обычного. Не знать, так можно было подумать, что тот ну очень сильно перебрал…
У лестницы Кот его нагнал.
Прошли вначале к крану. Кот сказал:
– Мой обе руки. Сейчас сделаю тебе перевязку.
– А смысл?
Кота насторожило, конечно, это странное заявление-вопрос, как и тон, которым это было сказано, но он приписал его шоку напарника. И подумал, что всё ещё не воспринимает тот с перепою и испуга ситуацию – адекватно. Однако Кот повторил:
– Давай – мой. И обувь тоже. Нам там, в доме, лишняя грязь без надобности!
Дрики на это замечание даже не проворчал ничего достойного, типа, что грязи-то у них там и так – вагон, и от лишнего даже килограмма хуже не будет…
Кроссовки и руки помыли минуты за три. Кот шёпотом выругался: сослепу плеснул воды внутрь, и когда одел, обнаружил, что теперь и носки стали мокрыми. Проклятье! Придётся переодеть. А обувь оставить снаружи – сушиться.
Дрики всё делал молча. Словно на автомате. Только моргал.
В комнате Кот первым делом тщательно проверил с помощью фонарика полы: нет, ни единой капли крови на них не имелось. Сработала, значит, его «запруда» из салфеток. Одноразовый китайский фонарик, который они надеялись использовать хотя бы с неделю, стал давать ощутимо меньше света: садились его крошечные батареечки.
Свеча, про которую, конечно, забыли, погасла, выгорев. Пришлось достать из пачки новую, поломать пополам (Ножа-то уже не было!), и долго возиться, прежде чем удалось на обеих половинках добиться ровного свечения: фитиль второй части всё не желал загораться.
Когда обе свечи встали рядом, на столе в углу, Кот сказал:
– Будь оно всё проклято! С этой чёртовой Надькой я совсем забыл про аптеку! И ничего не прикупил в запас.
Ну да ладно: используем последний бинт. Потом ещё прикуплю.
Дрики, выглядевший весьма мрачно, буркнул, дёрнув плечом:
– Не называй её так.
– А как?! – Кот собрался было высказать накипевшие претензии, но… Подумав, что чёртовы демоны снова взялись за своё мерзкое дело, заткнулся. Дрики сказал:
– Надя. Надежда.
И было в его тоне что-то такое, что Кот, собравшийся было приколоться, что, типа, как убивать – так Надька, а когда похоронили – так «ни слова плохого в адрес мёртвой», удержался. Сказал только:
– Ладно. Руку давай.
Снять мокрый бинт удалось только через пару минут: намокший узел никак не желал развязываться, а срезать повязку теперь было нечем. Но Кот справился.
Как справился и с нанесением нового слоя мази, изготовлением валика из ваты, и наложением новой повязки:
– Ну вот. Теперь сможешь и работать. А работы нам предстоит много. Сегодня же нужно дойти до места, где мы её…
– Кот! Да ты чё, в натуре! – впервые в голосе Дрики прорезались эмоции, – Офонарел?! От калитки до туда – метров двадцать!
– Не парься. Мы не будем выдёргивать все пеньки, по всей ширине двора. А возьмём как бы – полосой. Шириной тоже – метра два-три. Начиная от той самой стены. Тогда успеем. А дальше – будем так и работать. Полосами. Пеньков у нас приготовлено достаточно. Вот и будем их – в первую очередь. Пока не доберёмся до тех кустищ, что остались неукороченными…
– А-а… Ну, тогда, да, наверное, сможем.
– Что значит – «наверное»?! Должны! Ну а сейчас – ложись давай. Нужно поспать хотя бы часа два. А то сил не будет: вон: у меня руки до сих пор трясутся!
Они снова разнесли свои матрацы на пару шагов, средний матрац оставив валяться скатанным – как Кот его и оставил, под окнами.
Прилегли.
С минуту длилось молчание. Потом Кот спохватился:
– Чёрт! Нужно поставить будильник на мобиле! А то ведь – проспим! – он включил снова фонарик, и занялся этим. Закончив, проворчал:
– Если встанем хотя бы в семь, к одиннадцати, даст Бог, закончим…
Дрики промолчал снова.
Однако минут через десять, когда Кот кое-как заставил своё распалённое воображение и орущее благим матом сознание начать расслабляться, напарник вдруг сказал:
– А я даже фамилии её не знаю.
Кот невольно вспылил:
– Ты – что?! Памятник ей тут собираешься поставить?!
– Нет. Но – не по-людски это всё равно. Закопали, как собачку бездомную. Под забором. И даже молиться за её душу не можем как положено.
– Это ещё почему?
– Ну, фамилии же не знаем!
Кот фыркнул. Но взял себя в руки:
– Дрики. Ты когда последний раз был в церкви?
– Не помню. В детстве. С бабушкой. Лет в семь.
– Вот почему ты не знаешь специфики. Там, когда ты заказываешь молитву заупокой кого-то, не нужно писать фамилии. Просто пишешь на фирменном бланке Собора: раба Божия Надежда. К примеру. И отдаёшь. Главное – чтоб ты сам представлял, о ком идёт речь. Господь-то своих разберёт… А, да. Ещё нужно, чтоб она (Или он!) были крещёнными. Ну, тут, думаю, без проблем. Надежда же – русская. А так… Вариантов много.
Хочешь – за её душу батюшка прочтёт простую отходную. А хочешь – сорокоуст. То есть – будут читать, поминая её, сорок дней, каждый день.
Дело только – в цене.
Да и свечки когда за упокой ставишь – фамилия не нужна. Просто говорить нужно про себя: «Упокой, Господи, душу усопшей рабы твоей такой-то». Ну, или типа того: методичка, как и что говорить, там висит прямо над столом, где свечки надо ставить.
– А-а, понятно.
– Ну а если понятно, то давай отложим это дело до лучших времён. То есть – до момента, когда освободимся, наконец, от этой работы! И свалим отсюда к …бени фене с денежками в кармане!
– Так ты всё же надеешься, что мы тут и правда – закончим?
– Ну… В-принципе – да.
Мы же, получается, принесли – Жертву!
Так что Хозяева этого места должны угомониться! Получили они, чего хотели! – Кот, конечно, совсем не был уверен в том, что говорил, но говорил он это – не только для напарника, но и для этих самых гадов! Надеясь, что те и правда – отвянут…
– Ты считаешь, что они…
– Неважно, что я считаю. Давай лучше подумаем о наших насущных проблемах. Мы – уже старенькие. И, не нужно врать самим себе, – ослабленные. И алкоголем, и бездельем. И чтоб надёжно спрятать могилу Надь… э-э… Надежды, нам нужно перед работой как следует отдохнуть. Может, и не спать, но хотя бы – полежать! Спокойно. Чтоб успокоились и отдохнули мышцы. И сердце. Чтоб нас не хватил кондрашка на жаре!
Мысль понятна?
– Понятна.
– Ну вот и давай. Спи.
– Спокойной ночи.
– Вот-вот. Спокойной ночи! – Кот повернулся на бок, отвернувшись от Дрики. И подумал, пытаясь снова расслабиться, что не нравится ему настрой напарника…
Каждый раз, как просыпался по звонку будильника, возмущался: до чего у того гнусный зуммер! Так бы и треснул о стену с размаху! Но уж будит – с гарантией…
Повернувшись, обнаружил, что Дрики на месте уже нет. Странно.
Однако выйдя во двор, чтоб умыться, Кот явственно услышал звуки работы: похоже, напарничек так и не смог уснуть. Вот и решил заняться делом. По холодку. Благо, солнце уже встало, и было светло.
Подумав, и сходив, куда он всегда ходил поутру, Кот и сам решил присоединиться, даже не поев. Позавтракать они успеют и когда закончат! Это-то никуда от них не уйдёт.
Дрики и в самом деле взялся за дело капитально: уже разрыл и разрыхлил киркой приямки у основания не меньше, чем двадцати кустов-обрубков. Коту понравился грамотный подход напарника: попыток привязать проволокой арматурину Дрики не делал, отлично понимая, что силёнок вытащить имеющие мощные, пусть и не настолько, как у растущих по центру кустищ, корни – один всё равно не сможет.
Кот сказал:
– Ну-ка, Павел ты наш Корчагин недоделанный. Хорош киркой махать. Присядь в теньке, передохни. Смена прибыла!
Дрики положил кирку наземь, и действительно отошёл в тенёк. Присел. Кот отметил, что напарник сильно задыхается, воздух с неким как бы хрипом вырывается из тощей груди. Хм-м… Не разбил бы того и правда – паралич какой, как у того же Корчагина… Впрочем, они действительно – не слишком выносливы и тренированы, чтоб эффективно пахать – долго. Он и сам… Впрочем, посмотрим!
Через полчаса сдался и Кот. Но и так получилось неплохо: они дошли с подготовленными приямками до истоптанного места над могилой, и в ширину их полоса реально была не меньше двух-трёх шагов. Осталось только отгрести от стволов взрытую землю, перерубить топором корни, да повыдергать к …ерам собачьим проклятые кусты!..
Этим они занимались, кряхтя, вздыхая и матерясь – Кот вслух, Дрики, вероятно, про себя, до действительно одиннадцати часов.
К концу этого действа у Кота сухого места на комбезе не осталось, а у Дрики комбез промок до пояса. И воняло от них, и вчерашним перегаром, и потом – как от козлов. Поэтому Кот подвёл итоги работы:
– А сейчас бросаем всё к …ерам собачьим, и – мыться. Комбезы стирать не будем, а просто развесим на той самой верёвке, там, наверху. Как ещё она тут сохранилась. Видать, натянули те, кто последними пахал…
Дрики кивнул.
Помылись быстро. Вначале – Кот, а затем и Дрики, тоже раздевшийся догола. Кот как всегда полил напарнику, постоянно повторяя, чтоб тот не мочил руку.
Переоделись в своё. Комбезы развесили на ветерке и солнцепёке: пока полуденное солнышко попадало внутрь хотя бы верхней части двора. А высохшие ветви урючины не закрывали его. Кот сказал:
– На сегодня мы так и так закончили. А до завтрашнего утра надеюсь, проветрятся.
Дрики снова кивнул. Кот вспылил:
– Дрики! Кончай это дело! Хорош! Что ты у меня, чесс слово, как надолба какая! Всё молчком да молчком! И вообще: перестань себя грызть! Ты ни в чём не виноват! Это всё – наши чёртовы демоны! А сам-то ты – мухи не обидишь! Уж я-то тебя знаю!
На этот раз уже Дрики его предостерёг:
– Тише. Тут хорошая слышимость. Не нужно пугать соседей.
– Вот именно. – Кот сразу остыл, понимая, что молчание напарника имеет известный смысл, – Поэтому пошли-ка мы, в-натуре, в дом. Завтракать!
Колбасу пришлось ломать руками. И Кот просто разделил то, что от неё осталось, на два примерно равных куска. Они наломали лепёшек. Запивали, как обычно, розовой жидкостью. Вкуса которой, если честно, Кот практически не ощущал. Как и привычного «расслабляющего» действия.
Ну вот не расслаблялось оно – и всё тут!..
Дрики ел механически, глядя куда-то в угол комнаты. Кот старался жевать потщательней, понимая, что и шок и тяжкая ночная и утренняя работа отняли много сил. А, значит, съесть нужно побольше. И уж постараться желудок не перегрузить плохо прожёванной пищей – только проблем с кишечником им сейчас и не хватало!
Закончив поздний завтрак, Кот не удержался:
– Дрики! Ну чего ты в самом деле! Кончай комплексовать! Ты не виноват! Показали всё это тебе! Сам же говоришь: нас спасал! И если б не ты – её, так уж она бы – нас!..
– Знаешь, Кот, – Дрики разлепил наконец сжатый в ниточку рот, – Когда ты так говоришь – всё ещё хуже! Получается у меня – типичная шизофрения! Ну, то есть – слышу я голоса, которых никто больше не слышит, и вижу то, чего на самом деле нет…
«Классический» случай – как раз для психушки!
– Хм-м… – Кот подумал, что его малообразованный напарник на этот раз стопроцентно прав, но сдаваться не собирался, – Выглядит примерно так, согласен. Но!
Мы-то знаем – что тут и как! И что всё это – на самом деле! И мы понимаем, что место – и правда: какое-то… Непростое! Заколдованное. Заговорённое. Проклятое! И всякая гадость здесь и правда – чудится! Хотя… Не всё оно и чудится!
Ты же видел: пропажа первых копателей объясняется вполне земными, а не какими-то там мистическими причинами!
Убили их! И закопали! Причём, возможно, сам Усмон-бек, или его подручные, и закопали.
– Да. Согласен. Но мне почему-то не легче от того, что мы их нашли.
– Мне тоже. Проблема в том, что Надю мы знали. Пусть и плохо. Но подумай сам: если б мы завалили какого-нибудь постороннего гада, которого вообще не знаем, ты бы так переживал?!
– Ну… Наверное, всё-таки – нет.
– Ну так и сейчас – завяжи с этим делом! – Кот никак не мог подобрать аргументов, чтоб заставить напарника отбросить все эти воспоминания и переживания, и расслабиться. Поскольку и сам никак не мог перестать думать всё это время об этом. Жуткая и нелепая картина торчащих над порогом босых ступней постоянно возникала перед глазами, – Если долго заниматься самоедством, да самобичеванием, так и правда – крыша может – того!
Поехать!
– Так ты думаешь, что мы сейчас – ещё не «того»?!
– Ну, может, где-то, конечно, мы и «того»… Только пока – не столь сильно, чтоб звонить в психушку. Чтоб прислали санитаров. Нет, мил друг Дрики. Мы ещё поборемся. А чтоб ты уж совсем не расстраивался, поехали-ка ты со мной! На базар!
Дрики вскинулся:
– Ты что, Кот?! Куда я, на …уй, поеду?! В таком состоянии! И виде!
Коту пришлось признать сермяжную правду этого заявления. Выглядел его напарник и правда – ужасно. Грязные всклокоченные седые волосы, которые явно давно нужно было бы и помыть и постричь, перекошенное лицо, бледное и словно землистого оттенка. Не говоря уж – про мятые заношенные джинсы и выгоревшую, тоже мятую, рубаху.
Понимал Кот и то, что уж повязку-то на руке запомнит любой продавец ножей…
Прекрасно осознавая, что несмотря на попытки бодриться, и радуясь, что хотя бы стрижен как нормальный человек, то есть – коротко, под стандартную армейскую, Кот тем не менее понимал, что и сам отнюдь не блещет красотой и свежестью вида.
Но он хоть на человека похож, а не на бомжа подзаборного…
Впрочем, может, он себе льстит?
– Согласен. Вдвоём мы, пожалуй, привлечём больше никому не нужного внимания к своим нестандартным особам, как говорят визажисты-стилисты в гей-ателье. Однако! Нам нужен новый нож. Хотя бы – похожий на мой старый. И бинты. И вата кончается. Да и колбаса была – последняя. А мы парни упорные. И мы намерены местным гадам, кем бы они ни были, показать!
Что русские так просто не сдаются!
Дрики снова странно на него посмотрел. Сказал:
– Я – хохол. А ты – татарин. Какие мы, на фиг, русские?!
– Нет, мил друг Дрики. Мы – русские.
И всегда ими для местных кадров останемся. Правда, в России мы бы были – «понаехавшими»! Чучмеками. И нас бы ненавидели ничуть не меньше, чем здесь. Так что сам понимаешь – нам тут сдаваться нельзя! И слабину показывать – ни в коем случае! Чтоб не создавать опасных прецедентов. И не позволять этим сволочам думать, что вот так легко они смогут нас со своей земли выдавить!
Пусть даже и с помощью всякой с…анной мистики и чудовищ!
Поэтому. Ложись, давай, отсыпайся. Если что – прикончи вот эту, открытую. Расслабишься. Ну а я – должен делать видимость, что всё у нас в порядке. И прикупить новых продуктов. А то на обед и ужин ни фига не осталось. Заодно потом к соседям схожу – а то мы, этак тихо и незаметно, прикончили обе баклажки от уважаемой Максуда-опы.
А нам завтра – снова пахать!
Дрики кивнул, и расположился снова на матраце, повернувшись на бок.
Кот привёл себя насколько сумел, в порядок.
– Я тебя снова закрою.
– Угу. – Дрики снова пялился, теперь уже в стену, находившуюся напротив лица.
– Ну, счастливо оставаться. И смотри мне – без глупостей!..
– Угу.
Оглянувшись в последний раз на напарника, и ничего утешительного не увидев, Кот тем не менее заставил себя бодрым и решительным шагом двинуться на выход.
На оптовом базаре как всегда царила атмосфера деловитости и алчности.
Продавалось действительно всё: от унитазов, люстр и линолеума, до шпингалетов, клея, и шурупов. Покупатели пытались, естественно, купить подешевле, для чего и переходили десять раз от оптовика к оптовику, и отчаянно торговались. В ответ продавцы, естественно, торговались не менее отчаянно, всячески расхваливая. Уж в чём местным нельзя отказать – так это в искусстве «втюхать». И даже если на товаре имелось предательское «made in China», упрямо твердили, что это – для таможни, а на самом деле – «всё из России»! Или Белоруссии.
Кот не торопился. Но особо и не мешкал. Пройдя вглубь базара, примерно под центр свода гигантского арочного перекрытия из стальных ферм и стеклянной крыши, выбрал скобяную лавку, в которой народу было побольше. Подозвал освободившегося продавца, указал рукой на витрину:
– Вон тот складной, пожалуйста.
– Вам завернуть?
– Да. Это – в подарок внуку.
Он расплатился. Нож в упаковочной бумаге и чек сунул прямо в карман.
Выйдя с оптушки, вздохнул. Нет, ему больше ничего здесь не нужно. Разве что действительно – пройти пару сотен шагов до аптеки. И можно снова – на остановку автобуса. Благо, отсюда тоже ходит прямой, без пересадок.
В аптеке он прикупил три бинта и пачку ваты. И ещё бутылочку йода – их давно кончился. Да и не помогает им сейчас, если честно, йод. Когда иммунитет ослаблен, сам организм ни фига не справляется с изгнанием всякой зар-разы из царапин, и из-под заноз. Вот и приходится – Левомиколем. Чтоб уж не гноилось. А этой мази ещё…
Половина тюбика.
Можно ехать домой – продукты он купит, где всегда.
Заходя в калитку, он уже не удивлялся, что замок открывается легко: местные твари наверняка рады, что он не сбежал, поджав куцый хвост. А всё же вернулся…
Вот и сделали его возвращение лёгким.
Во дворе ничего не изменилось: похоже, Дрики и правда всё это время спал.
Однако когда Кот поднялся по ступеням в верхний кусок двора, подумал, что чего-то словно не хватает.
Точно.
Не хватало развешенных на верёвке для просушки комбезов.
И самой верёвки.
Коту словно штырь вонзили в сердце: он не на шутку перепугался за напарника!
Хреново он выглядел, когда Кот уезжал! И муками совести явно терзался!
Не наделал бы и правда – глупостей!
Кот ринулся в дом.
Но там никого не оказалось! Дрики, скотина ты глупая, куда делся?!
Дрики нашёлся в сарае с рухлядью.
Воспользовался он и верёвкой, и коробом-корпусом старого телевизора. И балкой крыши.
На ней он сейчас и висел, с посиневшим лицом, и вывалившимся изо рта синим же языком…
13. В ловушке
Некоторое время Кот просто смотрел.
Он уже понял, что и его кореш-напарник – мертвей мёртвого. И сделать он уже ничего не сможет. Никакого «рот в рот», и непрямого массажа сердца…
Остаётся только срезать его с балки, да позвонить в милицию.
Ну, или тоже – закопать. В ту же яму – пока земля свежеразрыхлённая!
Кот достал свой новый нож. Развернул упаковочную бумагу. Не без труда – новый! – открыл лезвие.
Лезвие оказалось – тупей некуда. Но провозившись с полминуты, он всё же перепилил, тоже встав на пододвинутый поближе кожух телевизора, верёвку. Её жилы были из пластика, и порвать такие было просто невозможно. Бедный Дрики.
По обломанным окровавленным ногтям похоже, что в отчаянные последние моменты жизни он всё же пытался…
Положил ещё не совсем остывшее тело Кот тут же, в сарайчике. Ещё раз невольно оглядел уныло-убогий интерьер.
Чтоб им всем у…раться! Неужели они с Дрики не достойны чего-то получше?..
Похоже, не достойны.
Значит, придётся снова понюхать всякого дерьма. И тления.
Переодеться в комбез, пусть и сыроватый, Кот не забыл. Дрики бросил комбезы прямо в дальнем углу верхнего двора, на его утоптанную почву плато, и они, оказавшись на тёплой земле, подсохли всё же неплохо.
Поскольку копал и правда – разрыхленную землю, дело спорилось. Не прошло и часа, как он снова дорылся до кроссовок. И Надюхи. Или – Нади, как хотел, чтоб её называли, Дрики. Похоже, впечатлила девушка «гарного хлопчика»…
Надя не изменилась. Так и лежала на боку, скрюченная – как он вписал её, спиной вперёд, в отрытый вниз и вбок от кроссовок, приямок…
Кот не стал её трогать. Просто рядом вырыл новый. Да постарался – поглубже.
Тело Дрики ещё не окоченело, и напарника Кот положил как и Надю – на бок, и затолкал тоже – спиной вперёд, в яму, располагавшуюся уже на глубине почти двух метров.
Нормально. Если не знать, и не раскапывать – никто и не обнаружит!
Ну, вот вы и вместе, жертва и убийца!
Однако злословить по этому поводу, или читать морали смысла не имело.
Некому ему теперь их читать! Остался он – один…
Яму он зарыл и утрамбовал за ещё час.
Постоял, как идиот, над могилой, пытаясь вспомнить хоть какую-то другую молитву, кроме «Отче наш». Ни фига оно не вспомнилось. Так что прочёл, что помнил, добавив только «да упокоятся с миром ваши души».
Хоть он и знал, что это особого смысла не имеет, лопаты отнёс снова в кладовочку.
Теперь – вымыть руки и обувь. Переодеться. В своё. Потому что сухое. Комбез Дрики Кот себя заставить одеть не мог.
Теперь – главный вопрос! – что дальше?!
Можно сделать вид, что ничего не произошло, и продолжить работу на участке. Одному. Конечно, пойдёт труднее и медленней, чем когда вдвоём, но… Он физически и посильней, и повыносливей. Да и помоложе, чем Дрики. Осилит. Но!
Имеет ли это смысл?
Достаточным ли стимулом для такого являются чёртовы деньги?!
И, что самое настораживающее: заплатит ли их и правда – наниматель?!
Или предпочтёт поступить, как с первыми копателями? Тем более, что «рабочий» теперь – один. Запросто можно справиться без шума…
Ну, или можно просто – не заплатить. И иди потом – доказывай, что ему не заплатили…
Только – куда?!
Кот и так знал, что местные «боссы» очень любят как раз так поступать с наёмным временным персоналом: дать аванс, а когда работа сделана, под любым предлогом продинамить работничков… Вплоть до того, чтоб сдать в ту же милицию понаехавших в столицу безработных областных, хватающихся за любую подработку, как не имеющих прописки. Где их промаринуют несколько суток, да и… Отпустят. Выкачав последнее!
Но здешний случай, с первыми нанятыми, как говорится – всех злей!..
Хотя он не уверен, что тому, кто убил их – тоже что-то показали.
Нет. Скорее – простой банальный расчет нанимателя: не платить! Например, отравив. Или подсыпав кукнару в «праздничный» плов по случаю окончания работ. А когда все отключились, их и – !..
Но вряд ли эта мысль пришла в голову Усмон-бека – сама!
Впрочем, что-то он далековато забрался в своих предположениях и видениях.
Стоя на пороге большой комнаты, и обозревая матрацы и остатки их нищенского стола, Кот кусал губы.
Нет здесь ничего, что удерживало бы его от банального бегства.
И хотя он и задвигал напарнику, что негоже им «сдаваться», это – не сдача!
И не страх. Вернее – не только и не столько страх.
Это просто банальное желание…
Остаться в живых!!!
С тремя собранными пакетами в руках он прошёл к калитке. Прислонил их к стене.
Оглянулся.
Вот он – участок.
Распаханный, словно поле по весне, рядом с калиткой. Полуобрезанные пеньки – до середины. И девственно нетронутые джунгли – там, в конце двора… Торец которого как всегда тонет в густой тени… Коту теперь уже стопроцентно чётко было понятно, да и чувствовалось, что наблюдают сволочные кусты за ним.
А неплохо они им, людям, тут показали. Мать Кузьмы.
И вот он, и правда – поджав хвост, и имея за душой чувство вины, пусть и косвенной, в двух смертях, бежит отсюда. Словно обо…равшийся прямо в классе, перед друзьями и подругами, пацан-сопляк…
Но разве поспоришь с демонами?! Он – не священник! И не истово верующий. Он даже молитву – помнит только одну. Никаких шансов «изгнать», или утихомирить хотя бы на время обретающуюся здесь потустороннюю злую силу у него нет!
Он обернулся к снова калитке. Отпер засов. Распахнул. Что за!..
За калиткой располагался двор.
Да-да, тот самый, вблизи похожий на взрытый лунный пейзаж! С пнями-обрубками в середине. А вдали стояли могучей, пусть и несколько поредевшей, стеной, неизменные и неумолимые кусты. За которыми теперь уже можно было кое-как разглядеть сарайчики…
Кот невольно оглянулся через плечо.
Нет: всё верно. Вид там, откуда он пытался сбежать, имелся точно такой же.
Послеобеденное солнце отлично освещало всю «сцену», на которой ему, похоже, теперь волей-неволей придётся разыгрывать спектакль под названием «Последние мгновения жизни Василия Николаевича». Или как там было у Чехова?
«Смерть Ивана Ильича»?
Но Кот решил, что так просто не сдастся.
Со вздохом, подхватив снова свои пакеты, он перенёс и переставил их к стене – с другой стороны калитки. Вышел и сам, оставив дверь распахнутой настежь.
Чтоб им всем пусто было! Вот: разница, пусть и минимальная, имеется! Здесь калитка закрывается в другую сторону!
Отличие? Отличие! Пусть она и зеркально всё повторяет – но – отличается!
Он снова осмотрелся. Даже прошёл к сарайчику, и, сам не зная зачем, распахнул его дверь. Нет: всё точно так же. И – сугубо материально. Как и всё остальное здесь!
Даже комья земли на лопатах ещё не обсохли!..
Понимая, что это уже бессмысленно, он даже не стал закрывать и запирать калитку на улицу. Так и пошёл мимо неё с пакетами в руках по расчищенной ими всего каких-то три дня назад дорожке. Поднялся по ступенькам. Вернулся снова в дом.
Дом тоже казался тем самым…
Та-ак. Продукты, и те, что остались, и те, что он только что прикупил – вот в этом пакете. Значит, примемся за распаковывание. А на досуге, за едой, и подумаем…
К сожалению, ничего хорошего не надумалось.
Если местные демоны настолько сильны, что запросто, среди бела дня, и даже после «обработки», что водой, что свечкой, изменяют реальное пространство, ну, или делают его совершенную иллюзию, что, в-принципе, для него сейчас одно и то же, стало быть – по фигу им были его жалкие потуги с этими самыми свечкой и святой водой. Тем более, что смыло её дождичком… А, стало быть, оставаться здесь на ночь – не желать себе добра. Но поскольку уйти через калитку, традиционным путём, не удалось, придётся попробовать нетрадиционные.
Например, через крышу.
Этим Кот, понимающий, что время работает против него, и занялся сразу после того, как прикончил очередные две самсы, заев четвертью батона колбасы и запив одной бутылкой красненького. (Ни фига от неё привычного «расслабляющего эффекта» или эйфории пофигизма к окружающим проблемам не наступило!) Жалел он о том, что не сходил к Максуд-опе за обычной водой: когда теперь он сможет пить нормальную аш-два-о!..
Для этого нужно прежде всего выбраться из этого чёртова места!
Из ловушки!
Потому что из крана всё ещё идёт белый и горький мутняк, которым мыться – можно, а вот пить… Но у него сейчас – семь бутылок пятьдесят третьего в наличии. На пару дней. (Тьфу-тьфу!) Поэтому – скорее на крышу!
На крышу «большого» дома Кот забрался, в-принципе, без особых проблем даже без лестницы – по наклонившемуся под углом градусов в шестьдесят стволу засохшей урючины, сняв кроссовки. Понятное дело, что ни плодов, ни листьев на ней не имелось – от души засохла она в отличии от проклятых кустов. Зато раз росла почти в центре верхнего, возвышенного, двора, одна из её толстых нижних ветвей практически лежала на этой самой крыше.
Осторожно ступив на покрытие из старого, ещё асбесто-цементного, серого шифера, он убедился, что, к счастью, оно его держит. Хоть и предательски поскрипывает. И шуршат съёжившиеся чёрные листья под ногами. Не торопясь, расставив для баланса руки в сторону, и ставя ступни поближе друг к другу, он двинулся к коньку.
Странно. Он бы мог поспорить, что до него – не больше трёх шагов, но преодолеть… Почему-то никак не удавалось. Глянув назад, за спину, он чуть не заорал благим матом: сук, с которого слез, так и оставался в шаге от него!
Проклятье!
Но что же делать?!
Он лёг. И попробовал добраться до верха крыши ползком, по-пластунски.
С тем же результатом.
Плюнув, он сдался.
Зато когда полез вниз, до сука действительно оказался один шаг.
Ну, здорово…
Однако сдаваться Кот не собирался. Для начала одел назад кроссовки, которые висели, связанные шнурками, у него на шее.
Вернувшись в комнату с окнами, он попробовал выломать решётку с левого. И быстро убедился, что следы от попыток сделать то же самое на решётке имеются.
Правда, больше похоже было, что тот, кто пытался удалить шурупы, которыми решётка крепилась к деревянной раме, делал это чуть ли не ногтями и зубами…
А у него есть инструменты!
Только вот не помогли тут его отвёртка, которая ничего не отворачивала, и плоскогубцы, которые ничего не отдирали. И даже арматурина, которую притащил с нижнего участка, ничего не поддевала. Мало того: не удалось даже разбить стёкла в окнах!
Ну вот не бились они – и всё тут!.. Словно какая-то невидимая преграда останавливала острый конец его страшного орудия в миллиметрах от стёкол!
Плюнув, взмылившийся пуще, чем от копания и корчевания, Кот вышел снова во двор. Может, удастся взобраться по стенам?..
Не удалось. Стены, хоть и не штукатуренные, из хорошего жжёного кирпича, просто не оставляли таких мест, куда можно было бы поставить носок кроссовки, или зацепиться хоть кончиками пальцев… Да и не альпинист-«палечник» он…
А если попробовать постучать?! Арматуриной?!
Может, рано или поздно на его стук и истошные крики о помощи и придёт кто из возмущённых безобразием соседей?!
Никто не пришёл. Хотя в стену что Максуд-опы, что соседей с другой стороны он стучал, выкрикивая призывы о помощи, не меньше пятнадцати минут. Даже охрип…
Вот сволочь этот Адхам-ака! Получается, всё наврал насчёт маленького ребёнка!
Ну, или что-то с его воплями и ударами делали опять хозяева участка: недаром же он сам ощущал, что его удары опять-таки – словно не достигают стены, отдаваясь в руках глухим звуком! Словно бьёт он – в картон! И кричит – словно в вату!..
Из открытой настежь калитки так и виднелся «второй» двор. Словно издеваясь и приглашая: «Ну, давай-давай! Попробуй теперь здесь!»
Кот вернулся снова в комнату.
Даже не очень удивился, увидев, что на скатанном матраце, который он, пока «работал» с окном, отодвинул в сторону, сидит, снова скрестив по-восточному ноги, Надька.
Нет: Надя.
Как ни странно, но одета она была в своё вызывающее платьишко, и даже туфельки на стройных ножках имелись. Только вот лицо подкачало. Было оно бледное, с зеленоватым отливом. И – не было на нём никакого выражения. Хотя даже у трупа Надежды выражение имелось…
