А что? Эффективно. Его-то «моральные установки» сустаров, считающих что такое, «принудительное» внушение своих мыслей, хуже убийства – не сдерживают. Впрочем, по Указу нового Правительства, они не сдерживают более и самих сустаров…
– Лестер. Лестер! Не делай вид, что не слышишь. Слышишь, но боишься. Осознать. Что мы можем общаться без слов.
– Да!!! Да, будь оно неладно, слышу… Ой, извини – я всё ещё говорю вслух. А ведь… Мне достаточно просто подумать?
– Да. Тебе достаточно просто подумать. Только – отчётливо. Не перескакивая…
– С мысли на мысль?! Ха-ха! – О,Салливан нервно хохотнул, – Не получается! Да ты и сам отлично всё понимаешь!
– Понимаю. Поэтому прямо сейчас идём в рубку. Отправишь рапорт и координаты. Скажешь, чтобы не тянули. Потому что долго я… Как человек – не продержусь.
– Что?! Так ты… – у Лестера мелькнула абсолютно верная мысль о том, что не только тело, но и разум бывшего космодесантника постепенно претерпевает изменения. И изменения эти отнюдь не в пользу человечества. Так что если Михаил, с его новыми возможностями, станет ещё одним врагом, у них будет… Масса проблем!
Потому что уж капрал-то с пятилетним стажем работы досконально владеет спецификой. И знает все тонкости работы, и слабые места.
– Идём прямо сразу. Я… Ребятам о тебе уже сказал. Никто стрелять не будет.
Никто действительно не стрелял.
Но взгляды, которыми его провожали, пока он шёл за О,Салливаном по коридору, словно дрессированный дракон, и встречали, когда они вошли в рубку-диспетчерскую, сказали бы ему обо всём. Если б он и так не видал этого в их сознаниях.
– Диспетчер. Связь с модулем.
Связь через спутник-ретранслятор была установлена буквально за доли секунды – дежурному инженеру оказалось достаточно одного взгляда на Михаила.
На экране возник оператор спасательного модуля, и тут же в поле зрения видеокамеры ворвалось лицо лейтенанта:
– Михаил? Михаил, это – ты?!
Михаил кивнул. Отсюда он не мог связаться с начальством мысленно – планета!
– Капрал! Докладывайте. Удался ли ваш план?
– Да, сэр. Удался. И даже – больше, чем удался. Вот координаты. – О,Салливан продиктовал цифры, – И ещё: огромная просьба! Разбомбите это гадючье гнездо поскорее! Михаил сказал, что гад, который там засел, всё время его… Это… Как это сказать-то…
Перевербовывает!
– Вас понял. Хорошо. Бомбу-то мы уже давно на всякий случай… – лейтенант отвернулся к кому-то в рубке модуля, – Вводите координаты! Готово? Запуск!
Михаил почувствовал гнев и сожаление того существа, того духовного собрата, что засело там, подо льдом. Оно сожалело о нём – о том, что он предал тех, кто теперь ему куда ближе и роднёй, чем жалкие и примитивные земляшки. Презрел, проигнорировал зов крови и Духа той расы, к которой теперь приобщился… И сердилось – на то, что все хитрые планы, основанные на долгом и кропотливом изучении характеров этих самых земляшек – провалились.
Сустары просто не могли поверить, что найдётся ренегат, готовый пожертвовать своей жизнью и – главное для сустаров! – невероятными открывшимися возможностями мышления, для того, чтобы не позволить осуществиться этим самым планам.
По вытеснению людей с захваченных ими колоний-планет.
И ещё он понял, что насилие как таковое в корне не свойственно расе первоотцов этого… Тела? Сознания?.. Что они не ведут военных действий так, как это привычно людям – именно из-за глубочайшей внутренней черты…
Характера? Натуры? Нет – чего-то куда более основополагающего!..
Впрочем, то, что чётко, однозначно характеризует нрав сустара – невозможно передать, отобразить словами из людского словаря. Это можно объяснить только сустару.
Но сустару-то этого объяснять не надо. Поскольку он и сам знает.
– Ракета накрыла цель! – это донёсся голос оператора в спасательном модуле.
– Отлично. Как – там? Михаил всё ещё слышит… Мысли этого? – лейтенант обращался к О,Салливану, но глаз не спускал с Михаила. Да и все, кто находились в обеих рубках-диспетчерских – не спускали…
Михаил устало промыслил бывшему напарнику, что напор на его мозг прекратился. И упал на пол: хожни буквально подогнулись. Но – не от усталости.
А от лютой тоски. Безысходности. Немыслимого одиночества, навалившегося вдруг пониманием: никакой он не герой. А изгой. Предавший своих. И тех, и тех.
Потому что он теперь – не просто предатель, а – двойной предатель!
А такого ни один из сустаров до сих пор не делал…
И правильно, что не делал. И не сделает никогда. Потому что жить с такой мыслью, таким воспоминанием – просто невозможно. Для сустара.
– Всё в порядке, сэр. Мыслепоток пропал. Планета зачищена. Михаил подтверждает. Можно… Если захотите, возвращаться на Станцию, сэр.
Михаил почуял, как потолок завращался над ним, и словно обрушился сверху, вызвав в голове фейерверк красочных искр…
Очнулся Михаил в их с Лестером каюте.
Лестер сидел на постели напротив него, а он сам лежал на полу на каких-то наваленных толстой кипой ковриках и матрацах… Ясно, что на постель не поместился.
Лицо напарника оказалось укрыто в ладонях, и Михаил сразу понял, что суровый ветеран космодесанта, которого было не испугать видом выпущенных кишок и потоками крови, и не расстроить потерей даже руки или ноги, попросту рыдает. Взахлёб.
– «Перестань, Лестер. О себе даже я сам уже не сожалею».
– Я знаю. Я чувствую. Может, я и тупой. И чёрствый. И циничный.
Но это-то я понимаю. Иначе ты не смог бы… Решиться на такое.
– Да нет. Те мысли, которые заставили меня влезть в это тело, давно… Неактуальны, если употребить столь мягкий термин.
– Что же тогда? Ты… Чувствуешь свою ответственность за то, что именно на тебя пал выбор этих, когда они впервые… Поговорили с тобой?
– И это тоже – в прошлом. А сейчас я понимаю, что просто не смогу так жить. С этим. Сустары так не поступают. И – никогда не будут. Им это настолько чуждо, как, как… Ну, как человеку – сожрать собственное дитя!
Хотя мы-то всё-таки знаем, что раньше, когда случались в первобытной Европе неурожайные годы, матери ели и своих же детей, и скармливали младших – старшим. Тем, в кого уже вложили больше сил и средств. Чтоб повысить шансы семьи на выживание.
– Да. Я тоже помню это. Варварство!!! Но я…
Понимаю, что для… э-э… выживания – человек шёл и не на такое. Ох уж это Средневековье. Другие нормы морали, традиции, примитивные нравы и всё такое. Но…
Речь о тебе.
Может, как сустар ты с этим жить и не можешь.
Но ты же – не сустар! Михаил! Вернись обратно!
Просто – стань обратно человеком!
– Нет, Лестер. Я уже не смогу. То, что сейчас есть в моём мозгу, в моём сознании, просто не уместится в том крохотном вместилище, что раньше служило мне верой и правдой. Мой мозг – тот, человеческий, попросту не выдержит. Лопнет, словно переспелый арбуз, когда в него попадает разрывная пуля!
Ты же не сможешь перелить ванну в рюмку?
О,Салливан автоматически покачал головой.
– Вот и я… Никак.
– Понимаю. Вернее, думаю, что понимаю – поправился О,Салливан, – Наверное, сейчас тебя никто не сможет понять. А наши доблестные учёные… Сам помнишь.
– Да, конечно. Кстати, ты прав – именно на них этот резидент впервые попробовал идею с вытаскиванием из подсознания комплексов. О том, что «вот превратиться бы в монстра, и я бы им всем показал!..» И, разумеется, самым мстительным и обозлённым оказался маленький док – его унижали и презирали. А он это чуял. И не только в словах.
Телепатия в зачаточном виде есть даже у… вас, людей. – Михаил, и правда, считал теперь себя – не человеком. Однако – и не сустаром.
А выродком.
Чудовищем, свершившим двойное предательство. И не достойного жить. Но говорить он продолжил:
– И это мне тоже удалось узнать из… Хм.
Как сказать-то… Попроще.
Из того объёма наследственной и групповой памяти, что объединяет всех расположенных не слишком далеко друг от друга сустаров.
– А… насколько – далеко?
– Ну… настолько, чтобы не слишком долго шли ответы. Мыслепоток – действительно подчиняется нормальным физическим законам. Расстояние эффективного общения – порядка десяти световых секунд. Если существенно больше, возможна лишь передача экстренных сообщений.
Например, таких, как выслал своим этот сустар-резидент за доли секунды до того, как его накрыла ракета. И сигнал был такой силы, что меня буквально сбило с ног… Отключило. Но! Этот резидент не убил меня. А ведь мог, как я сейчас вижу… Говорю же – нормы Морали и Совесть у нас, сустаров, совершенно…
Молчание слишком уж затянулось.
Не о чем им говорить.
Уже.
Но Лестер всё же решился:
– Михаил… Я вот всё хочу спросить. Только для меня – не для «отчёта»… – Михаил это видел и без уточнения, – ПОЧЕМУ?!
Он отчётливо, словно в книге, читал всё, что мыслил в это время Лестер. И то, что лежало на поверхности, готовое к произнесению, и то, что пряталось глубоко – в тёмных глубинах звериной, тёмной сущности этого примитивного и злобного существа, человека. Которую только-только начали подправлять такие чувства, как товарищество. Честь. Долг – перед остальными людьми, и перед друзьями и родными.
Совесть.
Он понимал, что бывший напарник, (А сейчас – приоритетным в примитивных мыслях напарника является как раз то, что Лестер – командир их отделения. И он именно хочет знать.) должен это выяснить. Для себя. И своих людей. Такое не может не пригодиться.
– Я отвечу. Всё произошло после того, как я принял то, самое первое, послание в лесу. Там, в процессе его передачи, выделялись не только основные… э-э… смысловые блоки. Там имелся и фон.
Вот из этого фона я кое-что странное и уловил. Усвоил.
Чуть-чуть, но достаточно, чтобы понять.
В детстве я читал один фантастический рассказ. Как землю решили захватить машины. Кажется, им помогали инопланетяне, могущие вселяться в любые механизмы. Но предпочитавшие на самом деле – оставаться в своих телах. А тут – они собирались нападать на расу людей и в виде местных, земных, машин, и в искусственных, «механоидных» телах. Искусственно созданных. Яйцеобразных.
И вот, первым объектом для атаки они выбрали одного мужчину. Обычного, нормального мужчину, среднего возраста. Нападали на него несколько раз, по-разному. Он сумел выжить.
И теперь представь себе: этот парень сидит в своей комнате, отчаявшись объяснить свои проблемы остальным людям, ничему из того, что он рассказывал о попытках нападения на него, конечно, не верящим… Кажется, он даже смог дозвониться до однокашника, работавшего в Администрации Президента… Ну – сам понимаешь, как тот отнёсся.
Лестер кивнул. Михаил продолжил:
– И вот он видит. Как из всех щелей, крысиных нор пола, с потолка, сквозь стены, к нему стягивается, и берёт в кольцо, огромная армия крохотных, похожих на яйца, машин.
И вот он их спрашивает: «Почему – я?!»
И они ему отвечают: «Потому, что ты – обычный. Среднестатистический. Банальный. Типичный представитель своей расы. И мы хотим проверить – как ты будешь реагировать на наше нападение, если поймёшь, что никто тебе не поможет».
Он спрашивает – «И что вам это даст?»
А они говорят – «ответ. Стоит ли нам нападать на вас: собьётесь ли вы в трусливое стадо, и кинетесь ли прятаться по углам и норам. Или – примете бой. Все наши дальнейшие действия определит твоё поведение».
Михаил замолчал.
Но Лестер не торопил его. Он пытался понять. И – понял.
– Да. Точно. Этот парень одел мотоциклетный шлем. Взял в руки бейсбольную биту. Закусил до крови губы.
И приготовился как можно дороже продать свою жизнь.
Чтобы инопланетные твари поняли. Как будет защищать свой Дом, своё жизненное пространство, средний, обычный, человек.
Я – оказался в таком же положении. Я же знаю показатели своих тестов. И то, что написано у меня в досье. Средние. Средний. Обычный.
И я обязан был… Подороже продать свою жизнь. Чтоб эти… Существа поняли: человек будет защищать свой Дом. Жену. Детей. Соратников по оружию. Родину.
Напыщенно звучит? Конечно. Заезжено нашей чёртовой пропагандой до дыр. Банально. Раздражает.
Как и любая Идея.
Особенно, если её повторить сотни и тысячи раз…
Правда ли это?
Да.
Я, как полу-сустар, теперь практически не способен ко лжи. Да и как бы солгал телепат – телепату?!
Но я думаю, что если бы первым «принимающим» оказался ты, то поступил бы точно так же. Чтоб доказать чёртовым «сверхгениям»: сила человека – именно в его корнях. В его готовности, если понадобится, и умереть за своих! За первых, основных – своих! Тех, кто подарил ему это чудо – Жизнь.
– Чёрт… Прости, Михаил, но думаю, ты неправ. У меня… Да и у многих наших…
Не хватило бы мужества.
– Хватило бы. Я же вижу: многие из ребят, пока несли меня сюда из Диспетчерской – плакали. Они… Жалели меня. Сочувствовали. Даже Рустамов забыл на время про своих баб, и шмыгал носом. Они все понимали, что обратной дороги для меня – нет. И что я, скорее всего, просто умру. От одиночества. Тоски. Безысходности.
Как те сустары, которых мы пытались захватить в плен.
Потому что человека делает не тело. И не мозг.
А – способ мышления.
Именно поэтому мы никогда и не сможем договориться с сустарами. Однако…
– Да?
– Я думаю, что через какое-то время мы и сами…
Начнём мыслить, как они. Освоим телепатию. Станем мудрее, и поймём Законы Жизни. Поймём, что все особи одного вида – братья. Вернее – просто одно существо. Только – в разных телах. И тогда станем куда ближе между собой, чем даже мать и дитя, муж и жена. Станем противниками насилия над личностью и другими расами… пусть даже воинственными и примитивными.
Но это – дело настолько отдалённого будущего, что нет смысла и сообщать про эти мои мысли-предвидения нашему Командованию.
Это, Лестер – для тебя. То, как я теперь вижу. И понимаю.
А сейчас можете праздновать победу.
Уж этот-то план точно сустарами провален. И не будет применяться больше нигде.
– Почему ты так думаешь?! Ведь я всё ещё думаю, что ни у кого больше не хватит мужества превратиться в, в… такое, чтоб вычислить бункер!
– Ерунда. Вспомни: ведь есть и преступники. Приговорённые к смерти. И калеки. И те, кто захочет спасти семью и детей…
– Чёрт, ты прав, прости. Всё забываю, что ты теперь – в сотни раз, наверное, умней и можешь и правда – видеть и предвидеть. Но… ты – ты сам! Теперь умрёшь?
– Да. И выбрось из головы дурацкий план поставить мне на земле памятник. Мне… было бы стыдно. Я бы вообще предпочёл, чтоб обо мне как можно скорее… забыли.
– Как же забыть – такое?! Уж Командование-то такой прецедент… И…
Необязательно тебе умирать. Подожди: может, какие из наших учёных смогут вернуть тебя – тебя того!
– Сам знаешь: не смогут. Да и тяжко мне. Попробую объяснить так, чтоб ты понял, пусть – хоть приблизительно. Тоска и угрызения совести у этого существа – почти физическая боль. Мне еле достаёт сил мыслить-разговаривать: примерно девять десятых разума грызут сами себя! Это – чертовски…
Да, больно. И тоскливо. И безысходно – без вариантов. Агонию можно продлить. Но – зачем?! Чтоб сильней помучиться?
– Михаил, Михаил!.. – голос Лестера дрожал, а руки нервно перебирали полы кителя, – Ну не бывает вот так – чтоб совсем ничего нельзя было сделать! Может, всё же… Ну – ты же теперь у нас сверхразумен! Придумай что-нибудь!
– Ха-ха-ха… – он сказал это раздельно, так, как пишут в книгах, – Спасибо, Лестер. Ты непозволительно привязался ко мне. И – сострадателен вовсе не так, как должен быть космодесантник. К врагу.
Не нужно жалеть обо мне. Я сам выбрал. Прощай. – Михаил чувствовал, как быстро уходят силы из этого тела под воздействием чувства утраты того, что двигало, являлось первоосновой этого разума: коллективизм. Взаимодоверие. Близость, куда более тесная, чем физическая, плотская – например, как между двумя особями разных полов. Или между организмом породившим, и организмом, произведённым на свет…
Даром, что сустары – гермафродиты. И потомство производят сами. От себя же.
Глаза закрылись. Навалилась тьма. И одиночество. И тоска. Горечь.
Да, он сам выбрал. И теперь должен умереть.
Потому что не живут сустары с таким, как в тысячный раз проносилось у него в… Сознании? Подсознании?
Во всей его Сущности!..
Он уже давно понял, и даже если повторить и взмолиться ещё тысячу раз, правдивость, истинность этих основополагающих вещей не исчезнет: ему нет места среди живых!
Ни среди сустаров, ни среди людей.
Памятник Лестер всё же поставил.
На свои деньги.
Но случилось это через двадцать пять лет после смерти Михаила.
Командование наградило капрала Левицки посмертно Почётным орденом «За заслуги перед Отечеством» второй степени, и выдало небольшое пособие его престарелым пенсионерам-родителям. Затем, после бюрократических проволочек-согласований-постановлений, увеличило немного и саму пенсию.
А ещё, вышедший в отставку по истечении третьего Контракта, лейтенант Салават Рустамов написал о нём псевдо-биографическую книгу.
Вот она.