Андрей Арсланович Мансуров
Цена предательства
Прошу теперь задавать вопросы.
Никто не поднял руки. Лейтенант, понимавший, что вопросы просто обязаны возникнуть, повторил, уже не столь жёстким тоном, – Вопросы есть?
Вдруг рядовой Мастон поднял руку:
– Разрешите, господин лейтенант, сэр?
– Да, рядовой Мастон. Спрашивайте.
– Так вы говорите, что на самом деле всё это – галлюцинация? Вроде как – гипноз? И на самом деле ничего того, что мы видим – нету? Оно… не настоящее?
– Да. Совершенно верно. Ненастоящее. Это именно так. Ничего материального нам не угрожает. (Ну, подумайте сами: как кто-нибудь, или что-нибудь может проникнуть сквозь метонно-броневые стены?!) Всё это – только образы, извлечённые, и затем каким-то неизвестным нам способом спроецированные обратно – нам в мозг. Правда, как заявляют все свидетели, эти образы… Чертовски достоверны и убедительны. В этом-то и проблема. Как нам во сне научиться понимать, что это – только сон, пока док чего-нибудь для предотвращения не придумает.
– Понятно, господин лейтенант. – Мастон сел с явно неудовлетворённым видом. Михаил его вполне понимал: раз нет реального врага – палить или сжигать из огнемёта, дробить гравипушкой или глушить ЭИМИ пистолетом – некого! А Мастон больше остальных любил именно убивать врага. И добивать – «для гарантии!» Но пока он входил как раз в группу, ещё не увидавшую кошмаров.
Лейтенант кивнул:
– Ещё вопросы.
Поднял руку один из учёных. Михаил его имени не помнил, зато помнил лейтенант:
– Слушаю вас, профессор Бейли.
– Я вот что хотел узнать, господин лейтенант. Вы упомянули, что раньше против нас такое оружие не применялось. И капрал Левицки отметил в рапорте, что его начали применять совсем недавно – когда… э-э… так называемое Правительство сустаров сменилось. На радикалов. Значит ли это, что само оружие было разработано давно?
Лейтенант шумно выдохнул. Потом сказал:
– Извините, профессор, в этом вопросе я вам ничем помочь не смогу. У нас нет данных о применении хотя бы чего-то похожего. Хотя… Да – вы правы. Сустары – большие специалисты в именно ментальном способе управления техникой. Механизмами. Оружием. Так что ничем иным, как сменой стратегии объяснить их нежелание использовать против нас столь эффективные приёмы ранее, не объяснить.
Но до сих пор они, вроде бы, не применяли столь прямого воздействия именно на мозг, на сознание отдельно взятого человека. Я имею в виду – проецируя, или как-то формируя там именно кошмары. Причём – сугубо индивидуальные, особо страшные именно для этого конкретного человека. Личности.
Возможно, до этого они действительно руководствовались соображениями… э-э… этичности. – лейтенант снова дёрнул протезом плеча, – Своей этичности. Хотя лично мне, как кадровому солдату, не очень понятно: почему застрелить, или – сжечь, или «размягчить» врага в ловушке – этично, а насылать на него кошмары – нет.
– Хорошо, господин лейтенант. Я понял. – профессор сел. На его лице Михаил видел досаду и разочарование. Ещё бы – никаких зацепок начальник группы адаптации людей к бациллам-вирусам-микробам Эрины для начала работы не получил.
Руку поднял кок:
– Господин лейтенант! Могу ли я продолжать готовить стандартные рационы? Не влияют ли какие-то наши продукты на… Сон?
– Хм… – лейтенант опять пошкреб подбородок, – Интересная мысль. Спасибо, капрал Китсон. – и, к Роману Скардино, – Док! Пожалуйста, выясните у каждого из добровольцев – что, и в каком объёме они ели на обед и ужин. А вам, капрал, рекомендую пока готовить пищу как всегда. Только избегать эссенций, загустителей, и перца.
Кок кивнул и сел. От стены отошёл начальник команды технического обеспечения, Отто Лардентингер:
– Вот уж за это – спасибо, господин лейтенант. За перец, в-смысле. – все сразу немного расслабились, заёрзали, закивали. Послышались смешки и скрип стульев. О привычке кока сыпать куда надо и не надо, вплоть до компота, старинную земную приправу, знали все. – Но я вот о чём хотел спросить. Если ожоги на теле капрала О,Салливана – настоящие, как и синяки на телах Пауэлла и Терри, и раны у Босха, это значит, что и все остальные раны или увечья, полученные в таком кошмаре, останутся после пробуждения?
– Да, инженер, в самую точку. И это – самое страшное. Не то, что раны остаются, а то, что невозможно проснуться вовремя! Док, – снова поворот к доктору Скардино, – Я попросил бы вас придумать что-либо, какой-нибудь датчик, что ли, – чтоб различал по энцефалограмме, или ещё каким признакам, когда у человека начинается кошмар.
И – главное – чтобы будил!
Док снова кивнул, что-то чиркнув в традиционном бумажном блокнотике, который всегда торчал в кармане накрахмаленного ослепительно белого халата.
Лардентингер вернулся к стене, сжав губы в тоненькую полоску – явно прикусил обе изнутри. Похоже, не слишком-то он верил в разработку «какого-нибудь датчика».
Честно говоря, в него не верил и Михаил.
А оказалось – что напрасно не верил.
Этим же вечером за ужином Док Скардино, смешно семеня неправдоподобно маленькими для взрослого мужчины ступнями, вошёл в столовую во время ужина, (еда действительно казалась пресной и безвкусной – словно пережёвываешь бумагу!) и попросил минуту внимания. Стук пластиковых ложек, вилок и ножей тут же прекратился.
– Внимание, уважаемые… э-э… коллеги! – док так и не смог придумать, каким другим словом объединить солдат, учёных и техников. – Штуковина, о которой говорил господин лейтенант, в-принципе, готова. Вот она. – он поднял кверху руку, на которой лежал браслет – как от часов.
– Да, вы верно подумали: это просто браслеты универсальных часов-компаса. Однако здесь есть батарея аккумулятора, мощности которой вполне достаточно для всего того комплекса действий, что делает эта… машина. Назовём её пока – будильник.
Работает она так. Вот это, – док показал чёрный проводок с розовым раструбом присоски на конце, – электрод, который нужно будет перед сном закреплять на виске. Скотчем, или клеем – каждый выберет сам. Главное – чтоб спать не мешало. Далее, когда начинается фаза «активного сна» – то есть, собственно кошмар, всплеск активности определённых участков подкорки вызывает срабатывание микрореле. И вот эти два электрода, – док поднял зелёный и красный провода, тоже с присосками, – дают микроразряды, достаточные, чтобы разбудить даже очень крепко спящего человека. А, да – закреплять их нужно на запястьях. И – тоже надёжно. Инструкции ясны?
Лейтенант, который поднялся со своего места и подошёл поближе к доку, взяв аппарат в руки, повертел, и когда док закончил, спросил у него:
– Я так понял, что удар током будет… Весьма ощутим?
– Ну… Собственно говоря – да. Ведь нам нужно, чтоб человек проснулся быстро! Так что будет, может быть, немного… Или скажем так – весьма болезненно. Но – не смертельно. Однако тут есть проблема.
– Да, док?
– Дело в том, что давно выяснено, что основных фаз сна у человека – всего две. Пассивная, так сказать, во время которой снимаются физические усталость и напряжение. И активная – когда человек видит собственно сны. Во время последней-то как раз и происходит отдых мозга. Стирается стресс, сознание расслабляется и отдыхает. Готовясь к новым проблемам. И работе.
Так вот: если за ночь человека разбудить несколько раз именно не дав ему побывать в фазе «активного» сна, существует опасность, что утром у него может создаваться ощущение того, что не выспался – словно и не отдыхал вовсе.
Хотя тело – отдохнёт. А вот мозг, действительно – нет. Вернее – мало.
– Ладно, доктор. Всё равно нам выбирать особенно не из чего. Поэтому – как там с изготовлением?
– Тридцать восемь штук готово. Остальные доделаем к часам десяти – одиннадцати.
– Приемлемо. Спасибо. От лица Командования и от себя лично выражаю благодарность за столь оперативную работу.
– Служу Содружеству. – по лицу дока не видно было, что он доволен благодарностью. Похоже, не слишком всё гладко с этим приборчиком.
Может – есть побочные эффекты?
Первый побочный эффект «выявил» О,Салливан.
Когда он начал орать и метаться по кровати, Михаил прибег к традиционному способы побудки: тряске, пощёчинам, и крику в уши.
На этот раз глаза напарника оказались не чёрными, а белыми – зрачки словно сузились сильнее обычного: как при ослепительном свете. И ещё Михаила поразило, что О,Салливан чуть не сломал ему руку, трясшую вопящего за плечо:
– Н-Е-Е-Е-ЕТ!!! – правда, проснувшись, напарник быстро отпустил в свою очередь заоравшего от боли Михаила, – Прости, ради Бога! Гос-споди! Да что же это такое-то… Вот ужас. Извини – я… Не понял, что уже не сплю. Чёртова машинка! – О,Салливан сорвал электроды и браслет, отбросив в угол комнатки, – С ней только хуже! Будь прокляты мозги этого дебила Скардино!!! Да это он, а не сустары – настоящий садист!..
– И… Что там было на этот раз? – поинтересовался, уже сидя на своей кровати, и растирая посиневшее запястье, Михаил.
– Гестапо! – Лестер фыркнул, – Нет, шучу. Куда хуже. Короче: мне приснилось, что я – спецагент. Должен предотвратить наркотрафик из секретной лаборатории. Попросту взорвав её. И меня поймали охранники наркобарона. Где-то в каких-то джунглях. Амазонки, что ли. Или – Малайзии. Уж и не вспомню названия, чёрт!..
Словом, меня не били. Почти. Просто присобачили электроды к… э-э… ну туда – напарник стыдливо махнул рукой в направлении паха, хотя раньше Михаил никогда не замечал, чтоб О,Салливан стеснялся назвать член – членом, – А второй – к запястьям…
Могу тебе сказать одно: электричество – страшная штука!
– Ага. Особенно, если его правильно использовать. – Михаил выругался.
О,Салливан осторожно встал, и, отвернувшись к стене, произвёл тщательную инспекцию своего главного хозяйства. Михаил помалкивал: знал, как каждый морпех дорожит «основным агрегатом»:
– Чёрт. Повезло. Я-то думал – останусь вообще без него… А ты – что? Не спал?
– Нет. Пытался заснуть, ворочался. Потом подумал – «Э-э, шут с ним! Раз не спится – значит – так и надо!» И точно. Видишь – успел тебя разбудить до того, как ты остался без… – в немногих словах Михаил объяснил напарнику, без чего тот рисковал остаться.
– Ага. Вот уж спасибо. – О,Салливана до сих пор била крупная дрожи, и пот тёк по лицу. Защитного цвета майка-футболка снова покрылась отвратительными тёмными пятнами под мышками, – С меня причитается! Тебе – как обычно? Пузырь курайского?
– Нет. Давай лучше сделаем так. Теперь я буду спать, а ты – на вахте. Как заметишь тревожные признаки – буди!
– Понял. Согласен. Да – это справедливо. Но…
Мы что – так и будем теперь спать по очереди? Всегда?
– Вот уж не знаю! Но пока чёртов док не усовершенствует свою машинку. – Михаил тоже бросил в угол снятый браслет, – я лично предпочитаю на страже моего здоровья и «психики» – старого доброго друга.
Тебя.
«Под присмотром» засыпалось вовсе не так хорошо и спокойно, как Михаил было надеялся. Хотя Лестер честно выполнял условия сделки – сидел на стуле и не шевелился, читая что-то в букридере – Михаилу трудно было сосредоточиться, чтобы расслабиться.
Понимая сам, как это глупо, он принялся считать баранов, которых удалось-таки заставить прыгать через забор. Вначале они делали это по одному, но потом почему-то ломанули всей толпой: целое стадо!
Баранов, как выяснилось, гнала его бабушка. Вернее – выгоняла из загона, направляя на луг – пастись. На Михаила она махнула прутиком:
– Ах ты, пострелёнок! Ну-ка, не балуйся! А то дед и к вечеру не соберёт этих лохматых бекалок!
Михаил понял, что и правда: выращиваемых в-основном для высококачественной природной шерсти баранов правильней оставить в покое. Луг с мяконькой травкой ещё дед деда с большим трудом отвоевал у вековечных елей и сосен, покрывавших пологие стороны лощины.
А он – сходит-ка лучше на речку. Пусть выкупаться не удастся, потому как уже холодно, а вот побродить по берегу, покрытому жёлтеньким, как на картинке, песочком, и окатанными в красивые овалы камушками, и посмотреть, как в кристально чистой воде плавают мальки форели – запросто.
– Ба! Я пойду к реке.
– Опять будешь пялиться на безмозглых рыбёшек?
– И никакие они не безмозглые. Это бараны у нас безмозглые! А рыбёшкам я в понедельник и вторник крошек давал – так они вчера меня уже ждали!
– Хм… Ну ладно – беги, что ж с тобой поделать. Смотри только – ноги не мочи! Вода уже холодная.
Вода у них в горной речушке, если честно, и всегда была холодной. Купаться Михаилу разрешали только в сооружённом дедом Питером бассейне: пятиметровой мелкой чаше, куда просто вылили машину жидкого цемента, размазали по дну, и выложили крупными плоскими камнями. Слоистый, поблёскивающий на изломе сланец, подходил для этого как нельзя лучше. Но сейчас дед воду из бассейна уже спустил: боялся, что внучок, приехавший на каникулы, простудится с непривычки.
Форель действительно уже ждала его там, у крупного чёрного камня. В тени которого косячок рыбех и остановился, помахивая хвостами, чтоб не унесло водоворотами. Впрочем, здесь вода почти стояла: в яме навроде омута, но – с чистым песчаным дном.
Михаил вывернул карман, и честно вытряхнул в воду то, что умудрился смести со стола после завтрака – он знал, что бабка видит, и знает про его «подпольные» действия, но не останавливает. Да и вообще – он чувствовал, что родители матери балуют его. И иногда беззастенчиво пользовался этим: чтоб попозже лечь спать, побегать по запрещённой территории «экологического парка» в полумиле от их шале, или – недоесть обрыдшую формокашу.
Рыбехи налетели – словно женщины на магазин, объявивший Рождественскую распродажу. Михаил с интересом следил, как крупные кусочки хлеба провожают до самого дна, гоняя по всей яме десяток рыбок покрупней, а мелочь тычется по поверхности, подбирая те частички, что помельче. Вот прикольно!
Он лёг, поёрзав, прямо на камень, подперев подбородок кулачками.
Ему казалось так странно и интересно наблюдать за живыми тварями в живой природе… Там, дома, в городе, такого точно нет. Единственные «животные», которые ещё не вымерли от смога – вороны. Да и те – сидят по полуголым ветвям деревьев, которые ещё признаны живыми и не утилизированы, нахохленные и хмурые. И даже в обслуживаемые государственными служащими кормушки летают – словно с неохотой. Как бы исполняя ежедневную нудную, и поэтому – обрыдшую, работу.
Он и не заметил, как солнце оказалось прямо над камнем – светило теперь точно в глаз. Достав из кармана мобилу, он обнаружил, что прошло уже два часа!
И как это ба ещё не звонит, сетуя, что он хочет, чтоб у неё обед остыл!..
Со вздохом расправив и потерев подзатекшие члены, он пошёл, а затем и побежал вприпрыжку домой.
Ба или дед не вышли встретить. Странно.
Он забежал внутрь.
О-о!..
Бабушка и дед сидели на стульях, крепко прикрученные к ним скотчем, а над ними склонились трое мужчин в чёрных комбезах, и шапках с прорезями для глаз на голове.
Четвёртый поспешил захлопнуть дверь за вбежавшим Михаилом, и буркнуть вполголоса:
– Теперь – все!
Михаил понял, что их пытается захватить в заложники очередная банда экстремистов, которых развелось столько, что и названий всех не упомнишь! Но явно – какие-то радикалы. Которые, маскируясь, днём работают на своих рабочих местах как ни в чём не бывало, а в выходные или по ночам творят теракты, и, врываясь в дома, убивают ни в чём не повинных людей прямо в их постелях… В знак протеста против очередного «чего-то-там!..»
Он знал, помнил, что говорили в начальном, и вдалбливал отец: пощады не будет! А ещё, вероятно, раз они все – в отдалённой от людского жилья местности, деда и ба будут вначале пытать. Чтоб узнать, где семья хранит деньги. И дед – реактивы для устранения загрязнений Роханского водохранилища, где он до сих пор работает смотрителем.
Вероятно, это будет диверсия по отравлению как раз заповедника.
Все эти мысли пронеслись в голове Михаила словно ураган – пока он оборачивался на звук захлопываемой за его спиной двери. В ту же секунду он бросился на пол, и влетел под стол: знал, где у деда сигнальная кнопка.
Кнопки не оказалось. Вместо неё светлым пятном выделялся квадратик древесины столешницы, а внизу валялось что-то явно растоптанное сапогом.
– Ишь, змеёныш, – прошипели над ним, и сильные руки грубо, треснув его головой о перекладину так, что искры из глаз посыпались, выволокли Михаила наружу, – Шустрый какой. И хитро…пый. Расслабься, пацан. Мы вас будем убивать… медленно. Тебя – последним. Мы же – гуманисты! Гы-гы…
От ядовитых смешков Михаила аж затрясло! Но он постарался внешне никак эмоции не проявить – не хотел дать этим повод позлорадствовать!
Его прикрутили, да так, что и не вздохнуть, к третьему стулу. Развернули к прародителям.
И действительно: Михаилу пришлось наблюдать, как деда жгли утюгом, паяльником. Топором, по одному, отрубали пальцы ног. Бабушке налили на ноги кипятка из большого чайника…
Где-то через полчаса изощрённых издевательств, когда у него уже кончились слёзы и проклятья, и сиденье стула стало казаться раскалённой сковородой, словно через вату, донёсся голос:
– Михаил! Да Михаил же! Проснись! Вставай, скотина ты упрямая!..
Он чудом сдержался, чтоб не ударить побелевшее лицо О,Салливана прямо в челюсть. Удержало только искренне озабоченное выражение на этом самом лице… Но когда захотел утереть пот со лба, оказалось, что руки трясутся так, словно часа три провёл в холодильной барокамере.
– Что, тебя не трогали? И тоже – пытали кого-то из близких?
– Х-х… Вот …дорасты!.. Да. Пытали. И – долго. Проклятье! Твари! Сволочи. – он сел на постели. Простыня всё равно оказалась мокрой, сбитой в тугой комок. – Всё верно: они так и сказали: всё взято из моих же воспоминаний. И даже – не воспоминаний, а страхов. Опасений. Мыслей, что вот это – может произойти – тьфу-тьфу!.. И сейчас оно происходит.
– Странно. Знаешь, я ведь начал будить тебя сразу. Как только увидал, что ты открыл рот, и повернул голову… Как же получается – что они успевают показать так много до того, как всё это проявится?.. Ну, в движениях тела. И лица.
– Ну, с этим-то всё просто. Я читал, что «быстрая» фаза сна может нестись так стремительно, что события часов укладываются буквально в секунды… Это – как раз свойство нашего (чёрт его раздери!) «примитивного» мозга.
– И… Что же нам теперь делать? Как бороться-то?!
– Не знаю. Но если надумаешь – спи теперь ты. Я – на вахте.
– Нет, знаешь… Почему-то не хочется!
Утром выяснилось, что браслеты дока помогли всего пятнадцати человекам.
Да и то – техникам и учёным. Из группы, которая и так кошмаров не видала.
Остальные же встали в ужасном состоянии: болело всё, над чем в кошмарах производились «экзекуции». И ничто людей «вовремя» не разбудило… Кроме соседа по каюте.
Так что ещё до завтрака в медотсек выстроилась очередь: чтоб обработать ожоги, ссадины, вправить вывернутые на дыбе плечи, и – совсем уж тяжко! – пришить оторванный …!
Особым разнообразием, кстати, сюжеты «изощрённых издевательств» не отличались: кого-то пытали действительно – в гестапо, у кого-то – из родных и близких мафия «выколачивала» долги, или информацию о коде какого-нибудь сейфа. Большинство кадровиков побывали в очередном медсанбате, где им пришивали отрезанные или оторванные руки и ноги. Или – как раз наоборот: ампутировали. Без наркоза. Капрала Уркхарта снова медленно сожгли из огнемётов – начиная со ступней… Доннер опять побывал в джунглях с ядовитыми змеями-отшельниками, и три часа мучился от нейротоксина, передающего гиперсигналы нервам… Сабуру досталось хуже всех: его насиловал взвод санитарок, предварительно перетянув ему … рояльной струной.
Михаил, тупо смотревший во время еды на дальнюю стену, где по рекомендациям психологов стереообои воссоздавали девственный лес, прорезающую его долину с весёленькой травкой, разумеется, с неизменно текущим по камушкам ручейком, и приветливым солнышком, отражавшим блики от крыльев порхающих бабочек, пытался думать. Мысли в тяжёлой с недосыпу голове двигались медленно – словно очередь за раздачей купонов на обед безработным. Ничего путного в голову не шло.
После завтрака вставший у раздаточного стола лейтенант объявил:
– Сдайте чёртовы машинки обратно доку – он обещал что-нибудь придумать ещё.
Профессор Бейли поднял руку:
– Можно вопрос, господин лейтенант?
– Да, профессор.
– Наше обследование тех, кто не видел кошмаров что-либо дало? – при этом ни от кого не укрылось, что профессор смотрит на руководителя медицинской секции с нескрываемым скепсисом. Если не сказать сильнее.
– Нет. И вы знаете это не хуже меня. – в тоне лейтенанта впервые прорезалось что-то вроде раздражения. Он-то спал один. И его некому было будить «вовремя». Поэтому повязка вокруг головы и рука на перевязи никого не удивляла. – Или у вас какие-то конкретные предложения?
– Да. Именно такое. Правда – всего одно.
– Прошу.
– Так вот. Давайте организуем сон этих ребят (ну, тех, кто кошмаров не видит) – днём. И – чтоб они больше ничего не делали. Ну, в смысле, пока оторвём их, так сказать, от основных рабочих обязанностей.
А остальных сведём спать в более просторные помещения. И поставим на ночь в каждом таком помещении одного дежурного – из выспавшихся «бескошмарных». Пусть они при тревожных признаках – будят жертву!
– Н-да. Я понял. Здравая, в общем-то, мысль. Я тоже над ней думал. Согласен – временно такое решение возможно. Внимание, персонал, внимание, бойцы!
Приказываю: перенести койки из кают семь, девять и двенадцать – в библиотеку, из кают пять… – пока лейтенант перечислял, кого и куда разместить, Михаил чесал в голове: странно. Простое, и само собой, вроде, напрашивающееся решение.
И как это оно не пришло в голову – ему?!
Но лейтенанту, оказывается, пришло в голову и ещё кое-что:
– Профессор. Я бы просил вас, ввиду чрезвычайных обстоятельств, подключиться к исследовательской группе доктора Скардино. Вместе с обеими вашими лаборантами. И вас, доктор Валентайн – тоже прошу присоединиться. Временно я передаю ваши научные, так сказать, силы, с вашими чрезвычайно сейчас необходимыми высокоспециализированными знаниями, в подчинение доктора Скардино – он, как дольше и глубже вас занимающийся этой проблемой, будет у вас координатором.
А изучение экотопа Эрины может и подождать – сами понимаете, если в ближайшее время не «расколем» проблему безопасного сна, уже не экологией и микробиологией придётся заниматься, а стараться не дать материал патологоанатомам. Которые прибудут сюда после того, как…
– Понял. – Бейли кивнул, – Есть, сэр. Сегодня же подключимся.
Док Валентайн промолчал. Только кивнул, надув губы, и набычившись, словно индюк. Однако о его чрезвычайно вспыльчивом и «упёртом» характере знали все.
Так что Михаил прекрасно понимал, что оба учёных, поступив «в распоряжение» дока Скардино, восторгом отнюдь не пылают. И таким приказом лейтенант создаёт море субординационных, и просто – человеческих, проблем миниатюрному доктору, который хоть и «занимался проблемой дольше и углубленней» маститых биологов-учёных, авторитетностью, да и просто – ростом, не вышел.
И уж въедливые, и скептически настроенные профессор и док найдут способ выразить ему своё мнение о нём самом и его научных «идеях»…
Не помешало бы только такое «выяснение отношений» общему делу.
Зал бывшего «помещения для снятия стресса», как официально именовался банальный бордель, оборудовали бойцы его отделения. Снесли все съёмные перегородки, отделявшие условные кабинки друг от друга, достелили единый гигиенический настил. Пластиковых кукол запихали в шкафы, а сами стены отнесли на склад.
А ещё бы: Михаил подумал, что и правда – за последние два-три дня и ночи вряд ли кто из мужчин, традиционно нуждавшихся в «облегчении» быта, пользовался услугами андроидных навороченных манекенов с изменяемым лицом. И гибкой программой поведения. Во время сеанса. И автоматически подстраивающейся под конкретный размер… Ну, тому, чему полагалось подстраиваться.
Так что разместились десять человек, настороженно переглядывающихся и раздражённо ворчащих на всё: от цвета стен, до отсутствия ночников, что вынуждало спать при тусклом свете аварийных колпаков, весьма свободно: места ещё – хоть танцуй!
Более же всего бойцов угнетала фигура доставшегося «будильщика» – хмурого и коренастого Хоппера, сильно сутулящегося техника холодильных установок, который если и обращал внимание на колкие замечания и обещания «показать ему, где раки зимуют», если не успеет разбудить вовремя, то только – шевелением правой кустистой брови, из-под которой глядел непроницаемо поблёскивающий равнодушный глаз. Правильней сказать – видеокамера, заменяющая таковой.
Когда же взбешённый Симпсон сказал, что если чёртов Хоппер проглядит его проблемы, то останется без пальца, который Симпсон попросту отрежет, и даже достал свой фирменный тесак, поиграв перед носом техника, Хоппер всё так же молча снял перчатку из псевдоплоти, и показал стальным протезом кисти традиционный жест: с выставленным средним пальцем.
Симпсон не нашёлся, что достойно ответить. Поэтому просто заткнулся, спрятал тесак в ножны на бедре, и лёг.
Сержант МакКратчен приказал бойцам последовать его примеру. Сам же подошёл и сел на койку к Михаилу, который пока тоже сидел. Они помолчали. Сержант сказал:
– Так, говоришь, за несколько секунд – проходят буквально часы?..
– Да, сэр, будь оно неладно. Сам читал. Да и док то же сказал. И даже не представляю, как бедолага Хоппер успеет перебудить всех, если начнётся одновременно.
– Но ведь до сих пор – начиналось у всех по-разному?
– Да. А уж о том, что это не вызвано каким-то внешним излучением, или ещё каким воздействием, мы и без яйцеголовых как-то догадались. – Михаил сглотнул.
– Сволочи они, эти яйцеголовые, как ни посмотри. …ли толку, что они там не спят сутками, если до сих пор ничего так и не определили? Мы попросту брошены на произвол судьбы: спасайся, как говорится, кто как может! Сочувствую Хопперу. Ему будет несладко.
– Это уж точно, сэр. Но… Я вот подумал.
– Да?
– Может, имеет смысл будить до того, как у человека начнётся кошмар?
– Как это?
– Ну, в смысле, пусть над каждым стоит будильник, и там по часам будет расписано, сколько конкретный человек может проспать до того, как начнётся…
– А-а, ты предлагаешь составить как бы… график. Для каждого. То есть, засечь время, после которого у человека проявляется… Хм-м-м… Вот уж не думаю, что такое возможно. Вряд ли такое время будет одним и тем же даже у одного человека!
– Но попробовать-то нам никто не мешает, сэр?
– Верно. Вот с тебя и начнём. Вопрос только один: как Хоппер сможет определить, когда ты действительно заснул.
– Ну, с этим-то как раз просто. О,Салливан говорит, что я начинаю подёргиваться всеми мышцами. А потом и храпеть. И глаза – держу полуоткрытыми.
– Ага. Отлично. Про меня Симпсон ничего такого не говорил, конечно. Зато сам он дрыхнет тоже с полуоткрытыми глазами – вычислить тоже легко. Ну, хорошо. Хоппер! Подойди, пожалуйста.
В немногих словах МакКратчен объяснил, не то – недовольному странной миссией, не то – просто не выспавшемуся в непривычное время технику, его задачу. Даже дал личный секундомер, и блокнот с ручкой:
– Вот. Запишешь, когда вот этот балбес уснёт, а затем – время, когда… Ну, словом, когда придётся будить. Задача ясна?
Хоппер кивнул. Сгрёб в огромную клешню (Ту, которая своя!) блокнот, секундомер и карандаш, и отчалил на место: жёсткий стул у единственного письменного стола, который пришлось перетащить из библиотеки. Михаил ещё подумал: всё верно. В борделе стол без надобности. Настолько экзотику у них никто не любит. Другое дело – ролевые игры…
Халатики докторш, форменные платьица с передничками для горничных, как и разные кожаные боди, чулочки с кружевами и изящные остроносые туфельки на высоких каблуках-шпильках в шкафчиках без дела не залёживались.
Шкафчик, кстати, мирно продолжал стоять в углу, и Михаилу показалось, что он укоризненно смотрит на толпу здоровенных мужиков, не пытающихся прибегнуть к его богатому арсеналу разнообразных аксессуаров.
– Ладно, Хоппера озадачили. Теперь попробуем уснуть. – сержант поднялся с койки, которая даже не скрипнула: рассчитана и не на такие нагрузки, – Спокойной ночи, капрал.
– Спокойной ночи, сэр.
Михаил не мог не заметить определённой доли иронии в тоне командира отделения.
Или – это была самоирония?..
Секс не задался.
Снова и снова Михаил пытался «возбудиться», оглаживая бархатистые на ощупь тёплые бёдра и упругую грудь – ну вот не шевелилось в паху ничего! Пришлось откинуться на подушки, и велеть партнёрше поработать насиликоненными губками.
Та не отказалась, но уж посмотрела на него!.. Михаила передёрнуло: такого открытого презрения ему ещё ни одна проститутка не…
Но – надо отдать должное профессионализму: всё у неё получилось.
Однако когда дама с тренированно-рельефным загорелым телом развернулась, плотоядно улыбаясь накрашенным кроваво-яркой помадой ртом и посверкивая похотливыми глазками, на них обрушился потолок!
Михаилу повезло: удар бетонного перекрытия пришёлся в его партнёршу, как раз занявшую место сверху. Он как-то отстранённо пронаблюдал, как женщине снесло полчерепа, куски которого с омерзительным хрустом отлетели в угол, и окровавлено-красный рот действительно стал кровавым – кровь хлынула фонтаном! Его обдало брызгами алого вперемешку с серым: частичками мозга.
Михаил чудом удержался, чтобы не вывалить содержимое желудка на постель, но спасло то, что рефлексы сразу переключили мозг и тело на автомат: нужно в первую очередь спастись из места, где он погибнет, если промедлит хоть долю секунды.
Тренированное тело скинуло с себя страшную обезглавленную куклу, так и застывшую с растопыренными руками, и метнулось к двери, даже не сделав попытки подхватить одежду со стула, скрытого тучей пыли.
Плевать, что голый! Сейчас главное – живой!
Из борделя он выбежал сразу за МакКратченом – сержант из всей одежды успел нацепить только пояс с кобурой. А уж матерился!.. Однако крови Михаил на командире не заметил: тот не ранен! Собственно, он и сам-то не ранен: кровь, что на нём – чужая! Но то, что выглядит он со стороны, наверное, ужасно – голый и окровавленный! – пролетело мимо сознания: не до приличий. Речь идёт – о выживании!
Михаил сразу отбежал от двухэтажного здания подальше: нужно же узнать, что за чертовщина снесла крышу!
Чертовщина оказалась на месте: опора странного вида космического челнока, что размером раз в десять превышал обычный корабль десанта. Дьявольщина!
Значит – не люди. Сейчас начнётся.
И точно: не успел он разглядеть как следует в облаке поднявшейся пыли и штукатурки очертания корабля, как в бортах того открылись люки, и оттуда… Чёрт возьми!
