Анатолий Николаевич Овчинников
Мемуары советского мальчика
Игрушечный Дед Мороз и его окровавленные валенки
(Новогодняя сказка, рассказанная мне моей бабушкой – народной судьёй 30-х – 40-х годов).
Девочки Ната и Тата (так их звали домашние, а вообще-то они были Наташа и Таня) жили в одном городе, на одной улице и в одном доме, хотя и в разных подъездах. Они были подружками, вместе играли во дворе и иногда даже ходил и друг к дружке в гости. У Наты папа работал в НКВД, у него была синяя фуражка и синие галифе, блестящие сапоги, а на петлицах красовались целых две шпалы. Его отвозили на работу и привозили вечером сильно уставшего на черной блестящей машине. Мама работала в том же огромном здании с зарешеченными окнами, что и папа, но только в библиотеке. В здание никого посторонних не пускали, даже Нату. Мама возвращалась с работы рано – уже к обеду, который готовила домработница. А вот папу Ната видела редко и постоянно по нему скучала.
В нечастые выходные они любили гулять все вместе с папой и мамой по городу, папа покупал ей мороженое в круглых вафельках, воздушные шарики и катал на карусели. Иногда они обедали в ресторане, где родители пили шампанское, а Ната вкусный и искристый лимонад «Крюшон». На праздники папа обязательно брал их с мамой к себе на работу, откуда они все вместе шли в праздничной колонне сотрудников органов мимо торжественной трибуны. Папа нес портрет какого-то дяди в очках (папа называл его почтительно «товарищ Молотов»), а Ната только маленький красный флажок и шарик, но все равно она была счастлива.
В обычные дни Ната или играла во дворе с другими детьми, или гуляла с домработницей Люсей до газетного киоска и обратно.
У Таты папу звали Лев Давыдович, и он работал (или, как он говорил – служил) гримёром в местном театре. Без него ни один спектакль не обходился, и он пропадал в театре все вечера почти без выходных. Зато днем он был дома и занимался с Татой и двумя её младшими братьями Виленом и Кимом: он учил их читать. Вилен означало сокращенно Владимир Ильич Ленин, а Ким – коммунистический интернационал молодёжи. Тата уже умела читать, а братья учиться никак не хотели, они бегали по двору меж сараев (в квартире бегать было негде – она была маленькая – две комнатки в коммуналке с общей кухней и туалетом), с деревянными сабельками, изображая будёновцев.
Мама ходила на работу в редакцию газеты, где она исправляла чужие ошибки – она была корректором. Поэтому дети днем были на папином попечении, и он никак не успевал следить за всеми и при этом еще готовить на керосинке супчики и кашку с картошкой.
В то время прошло всего два года как Правительство разрешило праздновать Новый год и украшать в домах, учреждениях и на площадях новогодние ёлки. У Наты дома этот праздник еще не устраивали и пока не собирались (а то мало ли что…). Но вот недавно все они – и Ната, и папа с мамой – были на новогоднем празднике в клубе сотрудников НКВД имени товарища Ежова. Было очень шумно, весело, работали буфеты с пирожными, лимонадом и мороженым, играл духовой оркестр, и все танцевали. Дети чекистов носились по залу вокруг огромной нарядной ёлки, многие были в самодельных маскарадных костюмчиках сообразно эпохе: это были красноармейцы в будёновках, маленькие чекистики в галифе с сапожками и с пистолетиками в кобурах, девочки в красных косыночках с санитарными сумками через плечо. Настоящий Дед Мороз раздавал подарки: сладости (в том числе по несколько абхазских мандаринов) и игрушки: куклы и маленькие, но как всамделишние винтовки Мосина.
Неожиданно даже для самого себя и Лев Давыдович решил устроить Новый год у себя дома. Он притащил из театра большущую лапу от театральной ёлки, установил её в ведре с песком, и они всей семьёй принялись делать украшения: это были вырезанные из бумаги снежинки, раскрашенные гирлянды и цепочки, на ёлку вывешивались немногочисленные конфеты и орехи в золочёной бумаге. Но самое главное: у Татиной мамы каким-то чудом сохранились со старых времён очаровательная статуэтка святого Николая или Дедушки Мороза по-нынешнему, сделанная неведомым мастером из папье-маше и ваты и, кроме того несколько старинных игрушечных ангелочков с подвесочками, а ещё звёздочки и фигурки осликов, коровок и овечек – это богатство осталось из времен празднования Рождества Христова, что Советской властью категорически воспрещалось. Святой Николай был одет в синий расписной тулупчик, на ногах его были белые валеночки, на голове шапочка, носик у него был картошкой и почему-то красного цвета, в руках он держал мешочек с подарками и деревянный шестик-посох. Красавец!
На праздник у Таты кроме неё и братьев собрались Ната и еще две соседские девочки. Было тоже очень весело, мама раздала подарки – немного сладостей, по два яблочка и незамысловатые игрушки. Оказалось, что Лев Давыдович немного умел на гитаре, и дети под нее водили хороводы и подпевали песенкам про ёлочку и зайчика.
Нате со всего праздника больше всего запомнился и понравился маленький Дед Мороз, она очень жалела, что у них такого не было.
За Львом Давыдовичем пришли как раз в новогоднюю ночь. В коммуналку вломились старший наряда – сержант госбезопасности – и два его подручных, с ними были дворник и два соседа – понятые.
Теперь подробней кто такой Лев Давыдович. Его родной брат Яша сумел еще в 1919 году сбежать из Одессы в Болгарию от всего этого революционного ужаса. Яшу так поразила тогдашняя российская действительность, что он где-то с год пробирался всеми способами, без денег через всю Европу, чтобы уйти как можно дальше от всего, что он пережил. Пробирался, пока не упёрся в естественную границу континента – в Атлантический океан, оказалось, что это была Португалия. Яша со временем там освоился и – наивный интеллигент – пытался запросами через французское представительство в Москве разыскать брата (официальных отношений СССР с Португалией не было до 1974 года). К началу 30-х годов ему это удалось, и он начал посылать Лёве открытки на Рождество и Хануку с видами Лиссабона. Открытки эти оседали в спецотделе ОГПУ, а потом НКВД.
В 1937 на Льва Давыдовича завели дело в общей разработке троцкистской организации в среде театральных деятелей – так называемое дело «Центр троцкотеатр». Тогда шла подготовка к разгрому троцкистско-фашистских организаций в театрах. Операция завершилась в 1938 с арестом Мейерхольда как главаря Центра, но пока шло предварительное следствие перед предстоящим большим громким процессом, и поэтому НКВД «мелкой сетью» процеживали всякую подозрительную театральную «мелочь» – в надежде найти, раскопать неопровержимые улики и признания против московско-ленинградских главарей театральных троцкистов. Ну, и большой удачей для органов оказались Лёвины португальские родственники: это был несомненный португальский шпион.
Гримёр Шпильман Л. Д. на самом деле был не просто никчёмный безропотный еврей, а бывший командир эскадрона в Красной Армии у Тухачевского, с которым они вместе пытались освободить Польшу от панского гнёта в 1920 году. У Льва Давыдовича хранился наградной наган от самого Михаила Николаевича, нигде в Органах не зарегистрированный. Когда в театре начали бесследно исчезать осветитель, первая виолончель, декоратор и даже тенор Ленский из «Онегина», Лев Давыдович смекнул, что он – следующий. Когда той ночью начали ломиться в двери с воплями: «Вы арестованы, откройте!», Лев Давыдович отправил жену и детей в другую комнату, велев укрыться под кроватью и помалкивать, достал наградной наган с семью патронами и начал стрелять наугад сквозь двери.
С той стороны раздались вопли и что-то громоздкое рухнуло об пол. Это свалился прострелянный старший наряда, остальные рванули на улицу за подмогой. Пока их не было Лев Давыдович перецеловал на прощание жену и детей, наказав не забывать его, вернулся к ёлке и стал ждать. Бежать куда-либо было бессмысленно, особенно зимой, без подготовки, без «явок, связей и паролей». Обычный человек в те времена никуда не мог приткнуться незамеченным, государство контролировало всё. Пожалуй, кроме воровских хаз и малин.
Всего через несколько минут нагрянул усиленный наряд НКВД и начал наугад палить сквозь двери. С той стороны в ответ все равно прилетело четыре пули, задев одного стрелка. Когда всё стихло чекисты, проломив разбитые выстрелами двери, хлынули в комнату. На полу у опрокинутой новогодней ёлки лежал в крови бездыханный Лев Давыдович, сжимая в руке наган с пустым барабаном. Но фигурка святителя Николая упрямо стояла в луже крови, несмотря на вырванный рикошетом клок ваты из мешка с подарками и сломанный посох. Белые валеночки святого впитали кровь Льва Давыдовича. Убитого унесли.
Маму забрали наутро. Вечером в разорённую после повального обыска квартиру вошли две тётки в шинелях и забрали с собой детей. С тех пор Тата не видела ни маму, ни Вилена, ни Кима – детям дали другую фамилию и распределили по разным детдомам. Мама бесследно сгинула в лагерях жён изменников родине.
Натин папа сам не ездил на аресты и облавы – он же был начальник и руководил своими подчиненными. После разоблачения троцкистско-театральной организации, а главное, ликвидации португальского шпиона он получил большую премию, благодарность начальства, повышение по службе и третью шпалу в петлицы.
Вскоре папа все-таки принёс Нате так полюбившегося ей Деда Мороза. Его бурого цвета после крови валеночки пришлось закрасить черной тушью, поврежденный пулей мешочек с подарками снова набили ваткой, а посох сделали новый. Еще много-много лет этот Дед Мороз стоял под новогодней ёлкой в доме Наты: папа все же полюбил этот праздник и каждый раз его устраивал, приглашая к Нате детей и их родителей – своих сослуживцев. Ната выросла, у неё появились свои дети, но старенький Дед Мороз в черных валеночках и с отметкой от пули на мешке продолжал служить новым хозяевам верой и правдой.
Судьба Вилена и Кима осталась неизвестной, а Ната умерла в октябре 1941 от холода и голода – их детдом не успели вовремя эвакуировать, а немцы наступали быстро.
Хорошего дня!
Шлахт-Фест (праздник забоя свиньи или что ели в СССР)
Я обещал предоставить материалы о вкусной и здоровой пище в СССР во времена моего детства (это 1960-е годы) – вот они.
Есть величайшая советская кулинарная книга всех времен и народов с таким же названием: «Книга о вкусной и здоровой пище» (величайшая, как и всё в СССР – как нам тогда преподносили: от космических ракет и балета до пирамидона и женских рейтуз), впервые изданная еще до войны (до ТОЙ войны) и пережившая с десяток переизданий. У нас в семье была книга где-то 50-х годов: великолепный экземпляр с толстенным под кожу теснённым переплетом всего страниц на 500 и множеством цветных вставок из художественных фотографий разнообразных блюд и кулинарных изделий, в том числе консервов. О, какие там были картинки, фотки, и рецепты!.. – закачаешься. Я ребенком мог часам разглядывать это чудо, глотая слюнки. Иногда бабушка, долго порывшись в этих кулинарных джунглях накануне какого-нибудь праздника, выискивала там что-либо попроще (типа плова, или курицы в духовке с какими-то прибамбасами) и затем полдня священнодействовала у печи, готовя очередной изыск. Вот только исходных материалов порой категорически не хватало. Итак, что можно было тогда реально обнаружить на кухне, в кладовке и в погребе (холодильников еще не было) в советской семье в небольшом городке.
Далее кратко об ассортименте товаров в продовольственных магазинах – продмагах того времени.
Гастрономия мясная.
Колбасы, окорока, ветчины, мясо копченое разных видов и мясо мороженое и парное, птица всякая, мясные полуфабрикаты и мясные консервы – всё это отсутствовало напрочь (возможно, появлялось солёное сало). Ни по талонам, ни по спискам, ни по заказам. Впрочем, иногда появлялась привозная полукопченая колбаса (в основном, только «Краковская» в кольцах), она делалась на предприятиях коопторга не по госценам и стоила поэтому неподъёмно дорого, её брали только на свадьбу и на поминки.
Гастрономия молочная.
Сыры сычужные и плавленые (кроме закусочных сырочков), отечественные и импортные, твёрдые и мягкие, глазированные и сливочно-творожные – см. выше. Молоко только на розлив из фляг, а то и из цистерн в свою тару – по 20 коп. за литр. Очень дешево. Возможен в продаже творог и изредка творожные сырки.
Гастрономия рыбная.
Была морская мороженая рыба типа хек-треска по 50-70 коп. за кило, реже и немного дороже окунь-камбала, появлялась и экзотика с неприличными названиями бельдюга и нототения, но их боялись и не покупали. Рыба это появлялась, в основном, зимой из-за отсутствия морозильников. Самый популярный вид этого раздела гастрономии была селёдка бочковая и в жестяных банках – маринованная, пряного посола, специального посла и просто солёная. Да, и еще её непременные и крайне популярные спутники килька и хамса – эти вообще по 27-30 копеек за кг. Селёдка стоила где-то в среднем 1,10 – 1,20 руб/кг, но перед употреблением её нужно было обязательно вымачивать, желательно в молоке (так рекомендовала упомянутая кулинарная библия) – так жёстко её солил изготовитель, чтоб не пропала, особенно летом.
Надо сказать, что несмотря на постоянный мясной дефицит рыбные блюда редко появлялись на столах, даже в столовых – не был народ приучен, а зря. Потом-то распробовали, но рыба или пропала, или стала стоить запредельных денег – как сейчас.
