– Жан-баптист Дюбуа, – ответила я.
– Когда-то он был несчастным математиком с невысокой зарплатой, – вспоминала мама. В ее голосе, мне казалось, я уловила легкую печаль по упущенному прошлому.
– Теперь он директор лицея, ездит на дорогой машине и одевается в брендовую одежду, ходит с дорогими часами, и вообще он очень респектабельный мужчина, завидный холостяк, – я чувствовала огромное желание расхваливать мужчину, которого она когда-то не оценила по достоинству.
Как и я Джэя…
– Я тоже не вышла замуж, – ее мягкий голос повеял легкой печалью.
Я опустила взгляд. И что мне ей сказать?
Не находя слов, в ответ я согласно промычала.
– Али тоже одинока, – в самую последнюю секунду тишины, когда Арселия хотела уже что-то сказать, проговорила я.
– Это я знаю, мы сегодня с ней разговаривали, – ответила она.
Было желание прекратить разговор, женщина в трубке не производила впечатление близкого и родного человека, при этом я чувствовала, как в груди неприятно ноет.
– Это все, что ты хотела обсудить со мной? – вдруг спросила я, чувствуя, как усталость давит на меня.
Али заметила это, перекинув на меня свой взволнованный взгляд.
– Я хотела узнать еще кое-что, – мягкий голос был приятнее прикосновения к подушке после долгого дня, – хотела бы ты…
Ее голос исчез, заглох где-то вдалеке.
– Спасибо, что позвонила. Пока, – твердым голосом говорила Али и сбросила звонок.
Только через секунду я поняла, что Али прервала наш разговор, вырвав телефон из моих пальцев и попрощавшись с Арселией.
– Почему не дала ей договорить? – я чувствовала себя обессиленной настолько, что мне не хотелось злиться.
В эту секунду телефон снова зазвонил в руках Али.
– Вот же настойчивая! – пробубнила девушка, вытаскивая из телефона батарейку.
Экран резко погас, и на кухне повисла тишина.
Я уставилась на телефон. А хотела ли я услышать то, что она хотела у меня спросить?
Я не знаю, чего я хочу. Не знаю.
Моя жизнь сейчас это конец определенного пути, сейчас я должна определиться, как я буду жить дальше, но я не знаю, чего я хочу.
В голове сплошные сомнения, миллион не заданных даже себе вопросов. А вокруг меня творится что-то странное, и я не успеваю под это подстраиваться.
Мне нужно определиться: обучение магии или высшее образование, мне нужно понять, чего я хочу.
Но в голове пустота…
Пустота везде, и сейчас с пустыми руками я сидела напротив Али.
Телефон молчал в своем разобранном состоянии, в квартире висела полная для человеческого уха тишина.
– Выглядишь ты неважно, – заметила девушка, и я ответила, разглядывая ее посеревшее от эмоционального истощения лицо, под карими глазами появились черные мешки:
– Ты тоже.
– Зря она позвонила, – выдохнула Али, и я пожала плечами, опуская взгляд на телефон.
Я не знаю.
***
Нужно было готовиться к конкурсному экзамену, поэтому собирая свой разрушенный внутренний мир обратно по кусочкам, я направилась к себе в комнату.
Закрыв за собой дверь, я стала быстро снимать с себя свою одежду, переодеваясь в то, в чем обычно ходила по дому.
Игнорируя короткую вибрацию и засветившийся экран, я бросила телефон к подушке на кровать, садясь за стол.
Кому я могу быть нужна?
Я знала, что это Эрик, а он может и подождать. А после того, что было, общаться с ним мне совсем не хочется.
Sin, Cos и Tg с огромной любовью увлекли меня в свой мир тригонометрии, не поддаваясь моим попыткам вывести их одним красивым числом после знака равно. График тоже не рисовался – все точки расползлись в разные стороны от осей, и если их и связывать одной линией, получится точно не то, что должно было.
Тяжело вздыхая и потирая лоб, при этом загнувшись над столом в своей маленькой плохо освещенной комнате, я пыталась найти способ решить задания.
С завистью я вспоминала тонкие холодные руки блондинки, что, сжимая в руках ручку, легко и быстро выписывали решения.
Черт!
Ну а я-то чем хуже?
Очередной вырванный из тетради лист был смят и брошен куда-то в сторону к шкафу, к одежде, валяющейся на полу. После того как я переоделась, складывать ее на полки мне совсем не хотелось.
Пусть я не понимала математику, пусть тригонометрия казалась мне девятым кругом ада (до этого восьмым был корень, седьмым – алгоритм, шестым – дроби, пятым – формула сокращенного умножения, четвертым – число в степени, третьим – уравнения с одной переменной, вторым – отрицательные числа, а первым – таблица умножения), она помогала мне отвлечься от разрушающих меня мыслей.
Чертыхаясь, я сходила с ума, вырисовывая в тетради уже надоевшие оси "х" и "у", и разбрасывая по местам точки. Точка "А", самая первая должна была находиться выше оси "х" параллельно оси "у" в пространстве первой четверти, но почему-то она оказалась не там.
Черт!
Усердно стирая карандаш, я стала переписывать решение функции.
Я никогда этого не пойму!
Но ведь только недавно месье Дюбуа мне все подробно рассказал и показал, а без него все мои знания куда-то убежали, отказываясь излагаться на тетрадный лист.
Ничего, заставлю насильно.
***
Ничего так и не вышло.
Голова пульсировала, и я чувствовала себя замученной и уставшей.
Вырвав свою последнюю попытку из тетради, я поняла, что изорвала ее полностью – в конце осталось два одиноких листа.
У шкафа была целая куча измятых бумажек.
Нет, я даже пытаться больше не буду. Устала стараться, и не получать результата.
Гори в аду, алгебра!
Я была зла на учебник, пусть он и не виноват, а только мой мыслительный склад. Схватив голубую книжку, я была уже намерена кинуть ее в стену, но вовремя остановилась.
Злость отступила, оставляя место слезам.
Мне было обидно.
Ну я ведь не тупая! Обыкновенная девушка, но из-за отсутствия математического мышления, я автоматически добавляюсь в список недалеких.
"Я не понимаю тебя! Я просто тебя не понимаю!" – мысленно кричала я на книгу в руках.
Многие говорили в ответ на мои признания: "Чего там не понимать!? Вот тебе числа, вот тебе правила! Просто делай, что написано!" – а для меня даже правила словно на чужом языке писаны.
"Математика – это же так просто. Там все четко, не то что литература!" – продолжали они, а я понимала, что я лучше сотню книг прочту и напишу по каждому из них сочинение, чем когда-нибудь пойму, как это все решается.
"Да ты ленишься, вот поэтому и не понимаешь!" – говорили другие, еще глубже погружая меня в комплексы из-за незнания математики, ведь теперь я не только тупая, но еще и ленивая.
Я ненавижу лицей!
Мое тяжелое уставшее тело завалилось на кровать, и я, ловя слезы, ударилась виском о что-то твердое.
В полумраке комнаты ничего не было видно, но я быстро догадалась, что это мой телефон.
Зажав его в руке, я пододвинулась на подушку.
Не сдам экзамен – плевать!
Я слышала эту тишину. Она была пустая и тяжелая. В ней не было треска розеток, шума электротехники и тихих голосов где-то этажом выше. Она была безмолвна, но при этом была громче, чем привычная мне тишина.
Раскрыв глаза, я поняла, что ничего не слышу, абсолютно. Точнее, все вокруг меня стало в сотни раз тише. Еле слышно тикали часы у кровати, а голос Али из коридора, казалось, был настолько тих, словно нас разделяли километры при моем обычном слухе. Мне привычные особенности слуха исчезли. Сердца тети и брата молчали, я не слышала, как они вдыхают, и даже мой музыкальный центр не раздавал привычный растянутый звук "зи". Ветер за окном так же был молчалив. Бесшумно он играл в ветвях деревьев, а облака терлись о голубое небо совершенно беззвучно.
– Ты меня когда-нибудь слушаться собираешься? – дверь в мою комнату распахнулась, и на меня глянули карие глаза Али.
Ее визит был полностью неожиданным, что я подскочила с подушки, тараща на нее глаза.
Черт!
– Я сказала, вставай! Ты опаздываешь на учебу! – потребовала она, и я опустила взгляд на телефон, выкатившийся из-под подушки.
"Я, что, не услышала будильник?" – моментально родилась мысль в моей голове.
Да что со мной!?
Идиотизм!
В этот момент, когда Али смотрела на меня, ожидая ответа, я поняла, что это последствия моей клинической смерти. Я затратила слишком много энергии, возвращаясь с того света.
Но ведь Али про это не знает…
– Да, я встаю, – ответила я, откидывая от себя одеяло, но тетя продолжала требовательно смотреть на меня.
– Что за ночь успело с тобой случиться? – вдруг заговорила она.
Все звуки казались теперь неожиданными и пугающими.
– О чем ты? – спросила я, понимая, что и мое удивительное зрение ослабло, и я не видела все особенности ее кожи, доказывающие, что она пережила достаточно к своим двадцати двум годам. Теперь мне казалось, что передо мной стоит совсем юная девушка. Именно такой она и была, и обычные люди назвали бы ее совсем ребенком и сочли бы Грэгори ее младшим братом, чем сыном. Удивительно, но с потерей очень чуткого зрения я вижу больше, чем с ним.
– Куда пропала ментальная сила? – спросила она.
– Я не знаю, – ответила я, не задумавшись.
– Так, – недовольно протянула тетя, – ментальные силы пропали у тебя, а не у меня.
Она села на угол моей кровати.
Значит, теперь она знает, что я вру.
– Говори, – потребовала она.
Стоит ли говорить? Я разрушу, возможно, ее отношения с этой семьей.
– Ты будешь злиться, – начала я, и судя по тому, что она нахмурилась, это было правдой, – вчера я была у Эрика, познакомилась с его родителями поближе, и его мама попыталась меня убить.
– Каким заклинанием она воспользовалась? – спросила Али, и я была удивлена тем, что вид ее не изменился.
– Я не знаю, – я попыталась усмехнуться.
– Что ты видела?
– Все поменяла цвет. Да и вообще, я плохо помню, – говорила я, – все было очень странно.
– Поменяло цвет, – выдохнула Али, – она попыталась выдавить из тебя душу.
– У нее получилось, я уже видела свет в конце тоннеля.
– Кто-нибудь ждал тебя там? – спросила она.
Я понимала, что она спрашивает о бабушке, но я, словно все это время очень крепко спала, совершенно забыла, был ли хоть кто-нибудь по ту сторону действительности.
– Честно, я не помню. Мне вообще до сих пор кажется, как будто это все было страшным сном, или я сходила в кинотеатр, но это точно было не со мной.
Голос мамы, пусть я помнила, что вечером мы разговаривали по телефону, растворился в моей голове, и все, что происходило со мной вчера казалось длинным странным сном.
Казалось, я спала вечность.
– Это плохо, – выдохнула Али, – ты останешься дома?
– Не получится, я под контролем мадам Шарлемань и в пятницу конкурсный экзамен, я не хочу пропускать занятия по математике.
Али недоверчиво на меня посмотрела, и я поняла, что не способна подняться даже с постели. Сегодняшний день стоило бы провести дома – слабость и физическая, и ментальная делала меня полностью беззащитной. Голова отказывалась соображать, и я совсем забыла какой сегодня был день недели.
Вторник?
Нет, по-моему, среда.
– Ты уверена? Ты ведь всю жизнь с этими силами, сможешь провести день без них и не попасть в неприятности? – спросила Али, приподнимаясь с моей кровати.
Сегодняшний день обещал быть интересным, поэтому скинув с себя одеяло, я поднялась с кровати:
– Я справлюсь.
Останавливать тетя меня не стала, ведь я сама решила, что на учебу все же пойду.
До ванны я доплела на полусогнутых ногах, понимая, что вероятнее всего на первый урок опоздаю, и лучше тогда на нем не присутствовать вовсе. Медленно собираясь, я терпела странную отвратительную боль в шее, как будто кто-то до этого пытался меня придушить, но синяков на коже не было. Наверное, это последствия того заклинания, которым воспользовалась мама Эрика.
Везет же мне.
Из дома я вышла за пять минут до начала первого урока, и я не сильно торопилась. Медленно, чувствуя каждый шаг не успевшими прийти в норму после моей смерти мышцами, я шла к трамвайной остановке.
Да лучше бы я дома осталась!
При всем этом самым приятным и удивительным было то, что я видела и чувствовала это мир как самый обыкновенный человек. Глухая и ослепшая я поняла насколько же скучна жизнь нашего соседа сверху или женщины из соседнего подъезда, ведь они слышат только то, что меня оглушить способно, и видят только то, что само в глаза бросается.
Но плюсы есть везде – меня не отвлекала сирена пожарной машины в трех километрах от меня, я не становилась слушателем чьих-то интимных разговоров, и от этого казалось, что и меня никто не видит и не слышит – я предоставлена сама себе. Мое личное пространство и мои мысли полностью защищены. Но так мне только казалось, на самом деле без своей силы я светилась как лампочка для других ведьм и ведьмаков, а мои мысли были в легкой доступности, так как я не могла перекрывать их своей ментальной силой. Я пыталась об этом не думать.
В трамвае я думала о Ноэле. Он, уверена, уже знает, что со мной случилось.
Мои мысли подтвердились, так как когда я вошла на территорию лицея у входа в главный корпус он ждал меня. В синем свитере и с привычным хвостиком длинных черных волос он кружил вокруг своей оси на лестнице, разглядывая небо.
– Привет, – крикнула я ему еще из далека.
Я бы поздоровалась ментально, но я ведь временно не могла так делать.
– Привет, – крикнул он мне в ответ, остановив свое вращение и перекинув на меня свой яркий голубой взгляд.
Я ускорила шаг и вскоре оказалась рядом с ним на третьей ступеньке из пяти под козырьком лицея.
– Ты прогуливаешь? – спросила я, понимая, что именно так и есть.
– Знаю, что на уроке географии ничего нового не услышу, – он пожал плечами, – и как же так получилось?
Я понимала, что он про мою ментальную силу, и я уже собиралась рассказывать, как он перебил меня, сведя брови:
– Сильный остаток, какая-то сильная ведьма потрепала тебя.
– Сам все знаешь, – я усмехнулась.
– Вижу мелочи, но рубец на твоей душе совсем не маленький, – ответил он.
– Рубец? – спросила я, испугавшись.
– Ну да, ты умерла, вот на душе и отметка, – ответил Ноэль словно просматривая меня своими глазами насквозь.
– Отметка, значит, каждый раз, когда я буду на грани, на душе будет появляться рубец? – спросила я, и парень кивнул:
– Да, это что-то вроде шрама, – говорил он, – чем больше шрамов, тем слабее душа. Тем проще убить тебя.
– Ты умеешь поднять настроение с утра, – я попыталась отвернуться от него, но он положил руку мне на плечо, заставляя посмотреть ему в лицо:
– От одного шрама погоды не будет, даже от такого большого, просто не надо больше связываться с этой ведьмой, – ответил Ноэль.
Чувствуя, как болит шея, я все же заговорила:
– А где у меня отметка?
– На шее, вот тут, – Ноэль прикоснулся своим длинным тонким холодным пальцем моей шеи, и я почувствовала пульсирующую боль.
Заметив по моему лицу, что "шрам" болит, парень убрал руку.
– А долго болеть будет? – спросила я.
– Чем крупнее рубец, тем дольше болит. Я могу сказать, что твой пройдет завтра.
– Ты так много знаешь, – я качнула головой, пытаясь игнорировать боль в шее.
– Мама с папой постоянно рассказывают что-то новое и учат этим пользоваться, – ответил он.
– Вот везет же, – я невесело усмехнулась.
– Пошли, – Ноэль толкнул меня в сторону входа в лицей, – скоро закончится первый урок, и тебе не стоит прогуливать.
– Эй, – настроение стало снова подниматься, – не тебе мне об этом говорить. Сам ведь прогулял урок.
– Да, я ведь должен был ответить на твои вопросы, – ответил он, и мы вошли в лицей.
Там было пусто и тихо.
– Вопросы? – я стала расстегивать зимнее пальто.
– Я не нашел тебя в главной холе утром, значит, что-то случилось, значит, ты, я был уверен, захочешь что-то узнать у меня, и я вышел на улицу ждать тебя.
– А если бы я вообще не пришла в лицей? – я сняла пальто и направилась к гардеробу, Ноэль за мной.
У гардероба была женщина, явно ждущая меня. До этого момента я даже не знала о ее присутствии, я не слышала ее дыхания, и, мне казалось, что мы с Ноэлем были на этаже одни. Я протянула ей одежду, и она отдала мне номерок.
– Я бы это сам понял, если бы ты не пришла ко второму уроку, – ответил он.
– Спасибо, – я обернулась к парню, – мне приятно.
Но не успел мне ответить, как лицей сотряс громкий звонок с урока, и я, поправив сумку на плече, легко махнула Ноэлю рукой на прощание и направилась в сторону кабинета, где должен был проходить мой следующий урок.
Из-за отсутствия ментальной силы, я чувствовала себя запутанной в кокон, поэтому меня не интересовало ничего вокруг. В кабинете я увидела Вайлет, тонкая блондинка, излучающая приятный аромат миндаля, как мне показалось, впервые болтала с кем-то кроме Джэя. В то время парень, чьи волосы были уже похожи цветом на кору дерева, сидел за партой и полностью потерял мой интерес. Я смотрела на него пока готовилась к уроку и понимала, что в нем уже ничего не осталось от Джэя, который мне нравился.
Чувствуя, что я на него смотрю, он поднял на меня свой взгляд. Его карие глаза были полны странной печали, мне почему-то захотелось подойти к нему и узнать, что же случилось, но я увела взгляд.
Хотелось услышать его сердце, ведь если его правда что-то беспокоит, он должно биться ускорено, но я ничего не слышала.
Математика была очень долгой и мучительной, месье Бартлен успел даже отругать меня при классе за мою безответственность и несерьезный подход к столь важному этапу моей жизни и заверил, что с таким успехом, я не закончу лицей.
Было обидно, ведь никому не докажешь, что вчера вечером, после того, как была убита, просидела допоздна над тригонометрией пытаясь понять непонятное. Все в классе косо на меня поглядывали и (пусть я не слышала, но понимала, что это именно так) тихо надо мной посмеивались. После пылкой речи месье Бартлена, которой он был очень доволен, я обернулась через плечо к парте Джэя и Вайлет. Они оба смотрели на меня пустыми взглядами.
Лучше бы я осталась дома.
Шел день, и я уже забыла про Эрика. После уроков я направилась в кабинет к мадам Шарлемань, обратно к моим новым друзьям. Мадам Швабра, мадам Тряпка и месье Ведро ждали меня.
Позже выяснилось, что ждали меня не только они.
У кабинета, прижавшись боком к стене стоял, когда очаровательный в моих глазах, брюнет.
– Привет, я хотел извиниться перед тобой за поведение моей мамы. Я искал тебя сегодня утром в главной холе, но тебя не было…
Эрик договорить не успел:
– Мне все ровно.
– Биа, прости, я поговорил с ней, этого больше никогда не повторится.
– Правильно, – холодно проговорила я, – никогда. Потому что я больше не хочу иметь дела с тобой и с твоей семьей.
– Беатриса, прошу, – глаза Эрика стали как у побитой собаки, в голосе слышалась неподдельная печаль, но что-то мне подсказывало, что я бы чувствовала ложь, будь при мне ментальная сила.
– Оставь меня в покое, – ответила я и прошла в кабинет истории.
Эрик за мной не пошел, словно понимая, что добиваться моего прощения без толку, он, что-то пробубнив себе под нос, развернулся и ушел.
Мадам Шарлемань в кабинете не было, и я была рада, что у меня появилась возможность побыть одной.
Дожидаться преподавателя я не стала, решив приняться за свою работу.
Вымывая пол, я вдруг задумалась, как давно не была Корентайн. Полностью слившись с черной пантерой я уже не нуждалась в постоянных прогулках, а теперь я и совсем забыла про них. Все силы отнимает учеба, любовный треугольник, взаимоотношения с другими ведьмами…, а еще стало очень обидно, что у меня полностью разрушены взаимоотношения с человеком, подарившим мне вторую ипостась.
Полностью в своих мыслях я домыла пол, и я совсем не заметила, как пришла мадам Шарлемань.
– Ты быстро, – заметила она, проходя в кабинет.
– Пришла сразу, как отпустили с урока, – ответила я.
Женщина молча прошла мимо.
К моему разочарованию месье Дюбуа сегодня проверить мою работу не пришел, поэтому поставив инвентарь на место, я ушла.
Уставшая и полностью разбитая, я вернулась домой. Шея так и не прошла, продолжая пульсировать.
В квартире было тихо, я улавливала только звук тиканья часов и грохот сверху – сосед, наверное, делает перестановку. Али была на работе, Грэг в детском саду, и я даже не догадывалась, что тишина способна наводить чувство одиночества.
Скинув вещи и обувь в коридоре, я прошла к себе в комнату и, достав тетрадь по математике, ручку и карандаш села за стол.
И вот еще один день в попытках осилить материал.
В пятницу конкурсный экзамен.
Черт!
Полностью углубившись в занятия, я и не заметила, как пришел вечер, и в коридоре послышался шум – Али и Грэгори вернулись.
Я вышла к ним.
– Ну как ты? – спросила тетя.
Сегодня она вернулась с работы выглядя лучше, чем обычно. Ее каштановые волосы не так сильно выбивались из хвоста, а глаза не казались усталыми и строгими. Грэги молча стоял, позволяя себя раздеть и заинтересованно на меня смотрел.
Даже обычный человек чувствует, что со мной что-то не так.
– День прошел без происшествий, – я пожала плечами.
– Накрывай на стол, – попросила Али.
Я, молча, направилась на кухню.
Обычный день обычного человека. Вот как живут люди.
С Али мы толком не разговаривали. Я была слишком уставшей, и из всех моих желаний было только упасть на кровать и забыться, но у математики на меня были свои планы, и я снова села за уроки.
«Sin2a + Cos2a = 1» – но это никогда не понадобится мне в жизни.
Все эти формулы не дают мне покоя, а также формулы сложения, формулы двойного, тройного и т.д. угла, формулы половинного угла, формулы понижения степени, формулы суммы и разности тригонометрических функций, формулы произведения синусов, косинусов и синуса на косинус, универсальная тригонометрическая подстановка – уверена, спрошу я у кого-нибудь из «взрослых», никто и не вспомнит что это, и даже Али пожмет плечами.
Черт!
И все это надо вызубрить и понять ради одного единственного случая – конкурсного экзамена.
Вся уверенность, которой я была наполнена, исчезла.
Это не честно.
Обида на мою математическую тупость ударила в глаза слезами, и, опустив голову на руки, я позволила себе заплакать.
Вдруг я почувствовала вибрацию телефона в кармане.
Телефон высветил сообщение в What’sApp.
«Привет. Если ты не понимаешь, я могу помочь» 20:57.
Я думала, это будет Эрик, но это был Джэй. И подумала, что лучше бы помощь предложила Вайлет.
Хотя, что лучше из двух зол?
«Привет, а ты понимаешь?» 20:57.
«Вайлет помогла понять то, что не доходило» 20:58.
«Сможешь остаться завтра после уроков?» 20:58.
«Нет проблем» 20:59.
«Спасибо» 20:59.
«Может, я приду, прогуляемся?» 21:00.
Я положила телефон на стол, и окинула свою темную комнату взглядом.
«Ну как?» 21:02.
Он ждал моего ответа.
«А если это дойдет до Сандры?» 21:02.
«Это просто прогулка» 21:02.
«Хорошо, давай». 21:02.
Нужно было предупредить Али.
Как и всегда она привычным образом, сидя в кресле, смотрела по телевизору сериал, а Грэгори играл на расстеленном на полу покрывале.
– Али, можно погулять? – спросила я, проходя в комнату.
– Так поздно? – она перевела на меня недовольный взгляд. – Одна?
– Я буду не одна, – ответила я, и брови Али сдвинулись, она пыталась сделать как можно более строгий вид:
– С Эриком я никуда тебя не пущу.
– Я пойду с Джэем.
Выражение ее лица изменилось, и она тяжело вздохнула, возвращая свое внимание к телевизору.
– Чтобы к полуночи была.
– Хорошо.
Я не стала долго подбирать себе одежду. Зеленый свитер с аргалом, джинсы, сапоги и пальто. Волосы убрала в конский хвост и, схватив телефон и ключи, направилась на улицу. Спускаться на лифте мне не хотелось, и я пошла по лестнице.
Мне было тошно. От встречи через столько времени с Джэем наедине меня волновало, и я не могла понять, хочу ли я этой встречи или нет. Я шла медленно, наступая на ступень и чуть подрыгивая. Я хотела, чтобы он не пришел, я бы побыла на улице под козырьком в свете фонаря одна, закапывая носки сапог в снег, но при этом мне бы хотелось, чтобы он пришел. Чем ближе я была к выходу из подъезда, тем быстрее я шла, и сердце жгло изнутри.
Тяжелая дверь действительно оказалась тяжелой, в самом деле, ментальная сила придавала телу силу и физическую, поэтому я поняла, насколько же я слаба без магии.
На улице я оказалась одна, и моему слуху казалось, что на улице полная тишина. Ветра не было, и на землю опускался легкий снег хлопьями. Машины стояли под пушистыми одеялами, и я вспомнила, когда я обиженная на Джэя убежала со дня рождения его друга. Дура!
Я не знаю, сколько времени прошло, и писал ли мне Джэй, так как телефон лежал в кармане пальто, и сковывающий все изнутри страх не позволял мне достать его. Из-за отсутствия ментальной силы я стала мерзнуть, и самым первым потребовавшимся обратно в тепло оказались нос, руки и пальцы ног. Я пыталась согреться человеческими методами (прыжки, трение рук), но это меня мало спасало.
Позже я увидела направляющуюся ко мне длинную тень через образовавшийся сугроб.
Джэй оказался со мной в свете фонаря.
Он был одет, так же, как и всегда, только свои волосы полностью спрятал под шапку.
– Привет, непривычно видеть тебя без голубых глаз и торчащих в разные стороны рыжих волос, – заговорила я.
– Привет, замерзла? – проигнорировал он.
– Ну, есть немного.
– Прости, меня просто мои отпускать не хотели, – проговорил он, заглядывая мне в глаза.
– И что же ты?
– Сбежал.
Я смотрела в его карие глаза цвета горчичного меда. Такие же, как и всегда, смотрящие на меня с теплом и трепетом. То волнение, которое я испытывала совершенно недавно, успокаивалось.
– Ругать не будут? – спросила я.
Он поджал губы, а потом заговорил:
– Давай не будем об этом?
– Ладно.
Мы стояли в свете фонаря.
– Мне не важно, будут меня ругать или нет, я тебя увидеть хотел, – едва слышно сказал он, выпуская густой пар.
– Даже после того, что я делала и говорила? – спросила я так же тихо.
– Но ты же все ровно та же Триша, – ответил он, сжимая мои руки в своих и отдавая им свое обжигающее тепло.
Триша.
Я почувствовала, как слезы стали наворачиваться на глазах, и как можно ниже опустила голову, чтобы он этого не видел.
– Ты так сегодня смотрела на меня, словно кричала о помощи, я думал, что, если не отзовусь, ты с собой что-нибудь сделаешь, – говорил Джэй.
Я не выдержала и подняла на него глаза, чувствуя, как слезы сорвались с ресниц по щекам.
– Я и не заметила, – хриплым от слез голосом ответила я.
– Зато я заметил, – ответил он.
Он чуть наклонился ко мне, скользнув руками по меху капюшона и обнял меня.
– Ты все так же вкусно пахнешь, – шепнул он мне на самое ухо.
Мы стояли в свете фонаря.
***
Мы бы так и стояли, но без движения нас застиг мороз.
Отодвинувшись от меня, Джэй заглянул в мои глаза.
– Это ведь совсем не правильно, да? – заговорила я.
– Почему же? – выдохнул он пар мне в лицо. – Ты одна, и я один.
Я замерла, и он наклонился ко мне. Ему пришлось наклониться ровно пополам, но я приподнялась на носочках.
Его холодные влажные губы коснулись моих, и я вспомнила наш поцелуй в коридоре у меня дома. Как же хорошо, что я отдала свой первый поцелуй именно ему, ему, а никому-то другому. И сейчас, как и в первый раз это был очень вкусный, сладкий поцелуй.
Он отстранился от меня, заглядывая в глаза и почти крича:
– Триша, я люблю тебя!
Я так хотела бы услышать его сердцебиение, ускоренное поцелуем, его сумасшедший ритм.
– И я тебя люблю! – так же громко ответила я.
Резким движением парень двинулся ко мне, уже целуя страстно и порывисто, прикусывая нижнюю губу, и я отвечала ему взаимностью, полностью теряя голову.
Мы целовались в свете фонаря.