Трое взрослых, ребёнок и чемодан стояли в кромешной темноте и не знали куда идти. Миша побегал вдоль железной дороги, увидел колеи в снегу. И пошли они по снежной дороге через лес. Когда подошли к казарме, уже занималось морозное утро. Миша завёл всех в деревянный дом. Дом был недостроен: стены не оштукатурены, печь сляпана на скорую руку. «Хорошо, что крыша есть». Миша и солдат убежали в казарму, что через дорогу, скоро «Подъём!». Холод, ни дров, ни воды. Тася вышла из дома. Кругом лес. Вытащила из-под снега несколько сучьев, растопила ими печь. К ночи Миша принёс матрасы. На одной кровати спала дочь, на другой – супруги. Дом на четыре входа с верандами, но пока в доме была «прорабка». Тася заворачивала ребёнка, шла вместе с ним в лес и собирала сучья. Бросала их у печки, и потихоньку растапливала. Однажды Тася услышала сильный гул, бросилась к ребёнку, но гул шёл от окна. На стекле сидел (доселе невиданный) огромный жук: коричневый с усами и полосатым чёрно-белым брюхом. «Только бы не укусил ребёнка!». Вечером Миша смеялся: «Это хрущ, майский жук по-русски. Вместе с ветками принесла в дом». В конце мая Миша привёз из Петрикова оставленные там пожитки: шкаф и детскую кроватку. После разлива Припяти, затопления Набережной улицы, шкаф «зацвёл». Миша в свободное время его чистил, красил.
Прописана Тася была в сельсовете деревни Малые Автюки. (Малые Автюки, а в особенности Большие Автюки, известны в Белоруссии как место необычных людей, со своеобразным укладом жизни, мышлением, смекалкой, темпераментом, юмором). Рядом, в трёх километрах, была деревня Александровка, куда в баню однажды летом ходила Тася. Одно мучение было ухаживать за длинными волосами, но косу не обстригала.
До Малых Автюков, если пешком, то очень далеко. Между автомобильной и железной дорогой была маленькая лесная деревенька, скорее хутор, Песчанка. Дорога в хутор шла с юга и связывала обитателей с Малыми Автюками. Севернее – лес, никаких дорог. Местным жителям запретили ходить в северную часть леса. Военные и гражданские строили базу горючего. Провели железнодорожную ветку от станции Голевицы. Периметр из двух соединённых прямоугольников обозначала широкая нысытпь и столбики колючей проволокой. Военные этот объект называли Песчанкой, доподлинно не зная, где расположен хутор Песчанка. «Песчанка» – база хранения ракетного топлива (жидко-топливная: керосин и окислитель).
В декабре 1962 года роту, в которой Миша числился старшиной, срочно отправили на другой объект. Как выяснилось позже, уехал весь строительный отряд вместе с семьями из военного городка посёлка Калинковичи. Почему-то о семье старшины никто не позаботился. В срочном порядке Тасю с чадом и семью мастера по фамилии Закусило повезли в маленький, как большинство полесских, городок Ельск. Закусило, как мастеру, работающему с военными «заказчиками» дали хороший дом с верандой. Тасю с ребёнком засунули в недостроенный дом. Дом был на четыре семьи. Но только в одной дальней боковой квартире жила семья «снабженца» (интенданта): жена, сынок лет пяти, мать жены. Надо думать, питались они хорошо, и заметно было, как «тряслись» над чадом. Опять зима, промёрзшие стены, убогая печурка. Дрова? Обледеневшие чурбаки валялись рядом с бараком. «Коли как хочешь!» Но самое ужасное – не было продуктов. В сельском магазине – водка, селёдка, хлеб. Тася укладывала Аллочку спать, а сама бегала по деревенским улицам, стучала в ворота каждого дома и просила продать молока. Коровы зимой запущены, не доились. Так продолжалось изо дня в день. Тася была в отчаянии: ладно сама голодная, но ребёнок, её доченька голодала. Девочка уже ходила, умудрялась самостоятельно вылезать из кроватки. Как-то Тася открыла обледеневшую дверь, а перед ней стоит её крошка, голодная, холодная, мокрая, с синяками под глазами от непрерывного плача, всхлипывает и икает. В тот день Тася принесла крупы и сварила кашку. Ещё однажды она принесла полстакана молока. Её обуревал страх за жизнь ребёнка. Так Тася не голодала даже в своём военном детстве. Она, как ей казалось, решительно пошла в военный штаб и спросила у командира, где её муж, объяснила, что кончаются деньги. Ходила Тася так не единожды, но каждый раз ответ был один: «С Вашим мужем всё нормально, он служит».
В начале весны приехала сестра Миши Ольга. Привезла гостинцы. Тася смотрела на неё страдальческими глазами, но восхищалась её красотой. Ольга молодая, «сбитая», «кровь с молоком», румяные щёки, васильковые глаза в тон цветочкам на платье и на платочке. Оказывается, Миша написал письмо Ольге с просьбой навестить Тасю с дочерью в Ельске, очень просил не отказать в просьбе: «Как мои там выживают?». Весной на душе у Таси стало легче то ли от проглядывающего сквозь облака солнца, то ли от того, что коровы стали доиться.
В один из дней Тася возилась с дочерью. Вдруг солнечный свет за окном перебила тень, промелькнул мужчина в военной форме. Тася выскочила в коридор. Коридор показался бесконечно длинным. Дверь резко распахнулась. Яркое солнце, свежий воздух ворвался в убогое жилище. Лучи солнца били в глаза, делая силуэт человека нечётким. «Миша! Всё, кончился ужас! Я и малышка живы! Мы дождались его! Миша вернулся к нам!». Миша обнимал Тасю, прижимал к себе дочь. Ребёнок отстранялся: «Дядя». «Собирайся. Мы уезжаем на север». Мише дали отпуск, небольшой, чтобы перевести семью. Мише последние полгода тоже было несладко. Он требовал от командира, чтобы его отпустили в Ельск забрать семью, но все просьбы были тщетны. Тогда Михаил написал рапорт на увольнение. Нет, начальники не собирались его увольнять, уговорили дождаться отпуска. Карибский кризис и «холодная война» диктовали высокие темпы строительства новых военных объектов.
Миша отправил багажом шкаф, кроватку. Мешочек с мукой, около пяти килограммов, Тася планировала отвести деду Никите, но Миша раскричался, мол и так чемодан тяжёлый, ребёнок на руках. Тася оставила муку следующим жильцам.
Через пару дней семья уехала из Ельска навсегда. Тася оставила муку, но увозила чудесное приобретение – голубой трикотажный костюмчик из четырёх предметов и фотографии. Тася специально ходила с дочерью в фотографию. Фотографии чёрно-белые, но Аллочка на них в новом голубом костюме с большой куклой. (Куклу прислала сестра Валя из Свердловска ещё в Голевицы на первую годовщину племянницы!).
Летом 1963 года на 20-м километре к югу по дороге Мозырь – Овруч в районе местечка Осовы Ельского района боевые расчёты 398-го ракетного полка несли боевое дежурство уже на ракетном комплексе Р-12.
Молодые люди ехали все вместе в Косище навестить отца Никиту и родню. Подъезжали к Мозырю. Остановились у столовой перекусить. Тася только беззвучно усмехнулась, когда услышала местное название «Тёщина столовая». Двухколейная дорога то опускалась на дно оврагов, то выскакивала на зелёные просторы, и тогда казалось, что конца и края нет полям. Когда проехали деревню Бобры, дорога из оврага резко пошла вверх. Мозырь. На окраине на холме стоял штаб.
***
Дед держал корову. Тася худая, как палка, с благоговением снимала сливки с отстоявшегося молока и давала их доченьке. Та ела и на глазах щёки розовели. Сытый и довольный, спокойный и радостный ребёнок ходил несмело по двору, а дед Никита через набегающую слезу смотрел на него и приговаривал: «Мишка, мой Мишка, коханый». Брал, сильно похожую на сына Мишку, внучку на руки. Девочка осторожно касалась широкой серой бороды. «Я дам тебе цукерку», – шептал дед. Тася устремляла испуганный ястребиный взгляд на деда: «Что он хочет дать?» Дед достал из кармана конфету-карамельку. «Ах, цукерка, значит конфета!», – с облегчением вздохнула Тася.
Тася была счастлива: все живы и здоровы, все вместе, Миша – опора рядом. А вспоминать или, ещё хуже, обвинять кого-то в том, что она чуть не потеряла дочь, не стоит. Жизнь научила её ценить настоящее. Перед отъездом Миша извинялся за неловкость Таси: мол не корову подоить, ни с другой деревенской работой быстро не справляется. Никита улыбнулся в густую бороду: «Не к тому жизнь идёт, что корову всем доить. Ничего, что крестьянской работы не знает, главное, что за всё берётся: и картошку чистит, и чугуны моет, и в печи шурудит».
Заканчивался июнь, и с ним отпуск. Отец Никита довёз Мишино семейство на возу с лошадкой до станции. Вперёд. Железнодорожные станции Муляровка, Калинковичи, Гомель. В Гомель приехали под утро. Ожидая поезда, сидели в скверике на привокзальной площади. Первые солнечные лучи растворялись в утренней прохладе. Ребёнок в голубом костюмчике бегал, гоняя голубей. Редкие прохожие улыбались голубым, как плошки, детским глазам.
В Москву приехали под утро на Белорусский вокзал. Не могли дождаться, когда вынесут на продажу горячие сосиски. Наконец-то, в 7 часов дородная работница привокзального буфета вынесла 10-литровую кастрюлю-бадью с горячими сосисками. По первой сосиске съели все вместе с удовольствием. Потом ребёнку покупали ещё и ещё сосисочки (уж очень их мягкая консистенция нравилась Тасе). Успели молодые люди съездить в ГУМ. В детской секции в самом конце штанги, прижатым к стене, Тася нашла детское пальтишко: тёмно-синее с отстроченными-вышитыми зигзагами. Молодая мать не переставала радоваться и подкармливать дочь сосисками. Поезд отходил ночью с Ярославского вокзала. После ночной сосиски глаза дочери стали квадратными. Стало ясно, что ребёнок объелся сосисками первый и последний раз в жизни.
Поезда отходили в северном направлении: Сыктывкар, Воркута. Приблизительно в 0 часов 30 минут отошёл поезд на Вологду. Проводницы в форменных чёрных шинелях, крепкие, круглолицые, веснушчатые (мордатые), рыжие. Пассажиры в массе своей тоже были не похожи ни на уральцев, ни на белорусов, разговор их был окающим.
Утром выпрыгнули из поезда на станции Чёбсара (Чёбсарское – сельское поселение или рабочий посёлок: деревянные дома, похожие и на белорусские хаты, и на уральские избы.) и бортовая машина ЗИЛ-157 повезла молодую семью подальше в лес южнее (точнее юго-западнее) станции на 30-40 километров. «Здравствуй, войсковая часть 42687». Кругом всё перерыто, траншеи, грязь, глина. Комната на два человека. В ней полгода и жил Миша с земляком (д. Дрозды Мозырского района) Васей Мишотой. Через пару дней семья
переселилась в ДОС (дом офицерского состава), вернее в барак офицерского состава с комнатами: сырая штукатурка, причудливые следы от подтёков воды под окном, там же, под окном, дрова. Но уже все вместе с семьями офицеров и старшин строительного отряда. Но были и сарайчики. И Шеболдасовы разводили «курéй». Дочь Аллочка воевала с петухом, вернее он с ней. На всю жизнь девочка запомнила этого агрессивного петуха и ужасные пугающие разводы побелки под окном. А ещё игрушечную голубую машинку с кузовом (подарок сослуживцев Михаила). Зимой девочка за верёвочку катала машинку по комнате. Тася в очередной раз писала сестре Вале об изменении адреса. Для Таси опять не было работы. (А Миша гордился грамотностью, образованностью жены). Михаила раздражала и злила неустроенность, безработица жены; высокомерное отношение командиров и начальников. Михаил всё же пошёл к командиру своей части и ударил кулаком по столу с требованием взять жену на работу. Через пару дней Таисия Степановна явилась на собеседование в штаб части к «чекисту» (офицеру Особого отдела). Офицер продиктовал незамысловатое предложение, взял лист с текстом и охарактеризовал Таисию с неожиданной для неё стороны: «Вы медлительны». Ещё хотел добавить «Размазня», но отправил работать в штаб инспектором по учёту личного состава. Из положительных сторон офицер вскоре отметил аккуратность и скрупулёзность. Люди – есть люди, кто-то бескорыстно помогал, кто-то злился и завидовал. Штабные, а вернее их жёны, были недовольны этим назначением, потому что сами метили на канцелярское место в штабе.
Детского сада не было. Дочь оставляли одну дома, иногда брали с собой на работу попеременно: то в штаб, то в казарму.
Жизнь в гарнизоне кипела. «Самодеятельность – наше всё». Из жён офицеров и старшин организовали хор, пусть небольшой, 10 человек в одну линию, но хор. Тася втянулась в самодеятельность. Её музыкальный абсолютный слух страдал, но получал пищу. С шефскими концертами хор выступал в близлежащих деревнях Леоново, Царёво.
Осталось в этой воинской части и боль, горе. Зимой солдат из роты старшины Михаила ушёл в самоволку, возможно в Леоново.
Пьяный ночью возвращался в часть, заблудился, провалился в сугроб и замёрз. На Мишу было больно смотреть. Было жалко бестолкового солдата, и страшно было за себя: «Почему не досмотрел? Как солдат смог сбежать? Что теперь будет со мной? Трибунал?» Мишу оставили служить.
Ещё Тася думала, как бы её Алёнка не отморозила в этом северном краю кисти рук. Зима здесь суровая, ничуть не слабее, чем на Урале. А дочь упорно снимала рукавички. Но всё обошлось.
***
Конец августа 1964 года. У Миши и Таси отпуск! Другого варианта никто не предполагал, «едем только к отцу в Белоруссию». Тёплый спелый август! Время пролетело быстро. Те же станции: Муляровка, Калинковичи, Гомель, Москва. Москва – это ГУМ для транзитных пассажиров. Молодые люди купили Мише костюм
серый с голубым оттенком. Как сильно костюм шёл Мише! Особенно его голубым глазам! Какой Миша красивый! Потом стали мерить шубу Тасе. Увлеклись. В какой-то момент Тася спохватилась: «Где ребёнок?» Ей уже и шуба не нужна. Родители бегали по этажу и спрашивали покупателей, продавцов, не видел ли кто девочку в голубом костюмчике? Нет, никто не видел. Родители в полуобморочном состоянии оборачиваются, и «О, чудо!» Из подсобки выезжает тележка, доверху заложенная пальто, а на вершине восседает их «незабудка» – Алёнка! Оказывается, работница склада видела, как молодая пара примеряла шубы, а голубоглазый ребёнок скучает, предложила: «Хочешь покататься?» Девочка с радостью кивнула. И её повезли… Шубу тоже купили: чёрную «под котик».
Приехали в свой гарнизон. Сентябрь. Выпал первый снег. Миша, как крестьянский сын, в июне посадил на клочке земли картошку. Теперь хозяину с хозяйкой пришлось выковыривать мёрзлую картошку из грязи, и они ничего лучше не могли придумать как помыть её. Картошка стала быстро портиться. Но сколько успели, столько съели.
К октябрю всё построено: военные объекты, 2-х этажные казармы для батальона охраны, школа, детский сад, госпиталь, 2-х этажные благоустроенные многоквартирные дома, клуб. Строительный отряд войсковой части 42687 приступил к формированию эшелона. Много утекло воды в реке Чёбсаре, пока войсковая часть между Вологдой и Череповцом получила адрес: Вологда-20, ул. Кутузова,…
***
Глушко Никита Васильевич
Глушко Михаил Никитич. Служба в ВДВ. 1954год.
Военную присягу принял, 16 января 1955 год при войсковой части 71229. Воинское звание – разведчик
1961г. Тася и Миша. Первое семейное фото. Мои родители. Гужбина Таисия Степановна и Глушко Михаил Никитич.
963 год. г.Ельск. Белоруссия. А это – я, Алла.
1963г, в/ч 42687 ст. Чёбсара, ходили с концертом в соседнюю деревню Леоново.
23 февраля 1964 года выступление в солдатском клубе в/ч 42687 ст. Чёбсара, г. Вологда.
7 ноября1964г, г.Вологда-20, ст. Чёбсара, концерт
2 декабря 1966г, служащие “СА” в штабе в/ч 42687. Кировоград-25, Украина
7 ноября 1966 года, Кировоград-25, Украина. Алёнка с флажком. 5 лет.
Группа офицеров и прапорщиков 2-го отдела В/ч 14427.Кировоград-25, 1970г.
Средняя школа №161, построена в 1963году, Кировоград-25, 2005г.
Магазины военторга (“Молоко”, “Мебель”, “Хлеб”). Кировоград-25, 2005г
.
23 июня 1961 года выпускник Артиллерийской академии (г. Ленинград) полковник Мельников А.Л. был вызван в отдел кадров для дальнейшего назначения. «Из беседы с кадровиками я узнал, что мне предстоит формировать «соединение особого назначения на Украине. Я был предупреждён о строгой секретности полученных сведений. 25 июня 1961 года, отдел кадров Ракетных войск стратегического назначения в Москве». (Материал на допуск оформлялся полтора месяца!?).
По решению ЦК КПСС и правительства СССР укомплектование РВСН офицерскими кадрами осуществлялось, в основном, в 1960-61 г. г. за счёт выпускников учебных заведений других видов вооружённых сил. «Ракетные войска стратегического назначения», ЦИПК, 1998, стр.55.
***
Из книги Александра Мельникова «Перевёрнутые страницы»:
Беседу начал генерал Болятко:
–
коротко о ваших предстоящих задачах. Соединение, в которое вы назначены, в стадии формирования. Строительство ведёт Центральное управление спецстроительства Министерства Обороны. Вам предстоит вникнуть в строительство. В этом вам помогут во 2 Управлении. Теперь о перспективах. Соединение 14427 предназначено для технического обеспечения войск. Но для этого следует создать необходимые условия: построить технологические здания и сооружения, укомплектовать подготовленными офицерами инженерно-технической службы, сформировать части и подразделения обеспечения, организовать учёбу и обеспечить боеготовность соединения. Со временем вы пройдёте подготовку по номенклатуре специзделий. В соединении введён строгий секретный режим первой категории. Допуск на территорию соединения только по разрешению Министра обороны, его первых заместителей и начальника Главного управления.
После беседы в кабинет вошёл офицер по режиму и предложил познакомиться и подписать обязательство о неразглашении военной и государственно тайны. Состоялась беседа с генерал-лейтенантом Тимошенко.
–
Товарищ генерал, в каком состоянии войсковая часть 14427?
–
Идёт строительство, личный состав части и 533-е строительное управление располагается во временных помещениях.
–
Сколько личного состава в части?
–
Чем меньше в период строительства, тем меньше забот, – ответил генерал, умудрённый службой и жизнью.
–
Я люблю солдат, их непосредственность, подчас наивность. Эти чувства к ним связаны с моей командирской службой с первых дней, после окончания училища в 1941 году.
–
Это хорошо, но со временем при определённых обстоятельствах это изменится.
Какие обстоятельства, Тимошенко не уточнил. И далее продолжил:
–
Основная задача – качественно строить городки, коммуникации, объекты энергосбережения. Личный состав будет поступать по мере готовности казарм, жилых домов. По всем вопросам строительства, обеспечения соединения обращаться ко мне и генералу Тютюнникову.
***
14 августа 1961 года приказом Министра обороны полковник Мельников А.Л. назначен командиром 14427 воинского формирования на Украине.
По директиве Министра и начальника Генерального штаба началось строительство и формирование войсковой части 14427 в 1960 году. На 15 августа 1961 года в части имелось 19 офицеров, 120 сержантов и солдат, 10 человек служащих Советской Армии. Жили в домах-мазанках бывшего лесничества, которое выселили в другое место. Строительные работы выполняло 533 строительное управление, велись работы по созданию производственной базы, прокладывались бетонные дороги и железнодорожная ветка от станции Цыбулёво в расположение части. Форсировались работы по ограждению технической территории, жилого и военного городков, строительству караульных помещений. В декабре 1961 года к зданию управления строителей сделали пристройку на четырнадцать рабочих комнат, предусмотрев размещение банка, кассы финотдела, секретной части. Каждое сооружение на технической территории имело автономную систему обеспечения жизнедеятельности и предусматривало проведение регламентных работ со специзделиями. В военном городке, кроме казарм, штаба, столовой, клуба и различных складских помещений, закладывался защищённый командный пункт соединения. В жилом городке планировалось возведение семнадцати жилых домов, здание “Дома офицеров”, магазинов, стадиона, спортзала. Отдельно располагались здания штаба, госпиталя, школы, детсада. В октябре 1961 года планировали начать строительство капитальных объектов, но не предусмотрели сложную геологию под будущими зданиями, долго уточняли технические вопросы по закладке фундаментов, особенно под многоэтажные здания. Но в конце октября всё-таки приступили к строительству основных капитальных сооружений для ИТС. В конце ноября в войсковую часть стала поступать бронетанковая техника для легендирования: десять танков.
В 1961 году строители создавали производственную базу и возводили помещения для размещения прибывших строительных отрядов.
***
Прощай, Вологда. Впереди − новое место службы. Ехали долго. Эшелон строительного отряда войсковой части 42687 тянул на себе всё: платформы со строительной техникой, кухни, бытовки, мебель и имущество семейных офицеров и старшин, вагоны с солдатами и вагоны с семьями, которые напоминали не то общежития времён гражданской войны, не то коммуналку времён НЭПа, не то караван-сарай, не то Ноев ковчег. Везли эшелоном и детей – большинство малышей, но были и школьники. Состав шёл объездными путями, пропуская все поезда по расписанию. Бывали случаи, когда состав и его жители стояли в заснеженном лесу сутки, подальше от людских глаз. Куда тянули состав знали командир и машинисты, а пёстрая толпа из жён и детей могла только догадываться. Звёздными ночами догадливые и ушлые пассажиры распространяли слухи: «Едем на юг от Вологды». Через неделю подтвердились догадки; исчез мороз, потеплело; шёпотом в вагонах передавали друг другу: «Едем на Украину». Тихая радость охватила пассажиров загадочного эшелона: «Уезжаем от морозов туда, где тепло».
Две недели в пути. Опять стоит эшелон. Поздний ноябрьский рассвет «Почему за окном бесконечная чернота? Что это?», -растерянно думала Таисия. Старшие боевые подруги объяснили: «Это чернозём. Бесконечная украинская степь». Дождь. Грязь. «Вагоны не открывать!» Проедет состав, остановиться. Так дёргались двое суток, потом круто повернули от маленькой станции «Цы…, Цы…», – в сумерках и тумане никто не прочитал название. Среди бескрайних чёрных полей стояли ещё двое суток. Потом состав медленно пополз, о чём можно было судить по стуку колёс, потому что пейзаж за окном не менялся. Откуда не возьмись появился лес с высокими дубами, потом лес с левой стороны отступил, возникла холмистая степь, затянутая прошлогодней серой травой. «Стоп! Эшелон – под разгрузку!».
***
«Какая чёрная грязь! Ноги разъезжаются и проваливаются. Югославские ботиночки превращаются в два комка неподъёмной грязи,» – ужасалась Тася. Солдатская казарма-барак перегорожена на комнатки. (Сидели, не распаковываясь, на ящиках и чемоданах 10 месяцев). Через три дня после прибытия эшелона девочке Алле исполнилось три года. На всю жизнь она запомнила холодную комнату с окном, стены, покрытые ромбиками из дранки: «А ещё помню, как зайдёшь в барак, то видишь длинный, длинный коридор с дощатым полом, по бокам двери в комнаты. Кажется, наша дверь была второй или третьей с левой стороны». В конце коридора тоже кто-то жил. И этот факт не давал Алле спокойно заходить в барак. Она мучила маму Таисию вопросами. Однажды получила ответ: «Бабушка Дубивка», и встретилась с этой бабушкой. Приветливая улыбка, платочек на голове, фартук. «Так вот значит, что из себя представляет Бабушка». Бабушка Дубивко была вольнонаёмной рабочей в войсковой части, которая уже с 1960 года строила и казармы, и железную дорогу, и бетонный завод. Родом Дубивко была из близлежащего села Подлесное. Часть Чёрного леса заняли военные. Многие солдаты были уроженцами Закарпатской, Тернопольской, Львовской области; венгерские и польские имена, не знали русский язык. Жили непосредственно в солдатском городке. Солдаты маршировали мимо барака. На окраине был госпиталь. Семьи вместе с детьми ходили в кино в солдатский клуб. Дети радостно бегали в проходах между стульями. На праздник 8 Марта Миша в военторге (магазинчик находился в «посёлке» блочных домиков, называемых Финскими) купил немецкую (производства ГДР) статуэтку. Очень необычную и красивую: гнедая лошадь и подпрыгнувший жеребёнок. Миша шутил, глядя в родные глаза дочери: «Большая лошадь – для мамы, маленькая – тебе».
Таисия Степановна продолжила работу в штабе. В одной комнате с ней работала машинисткой Исупова Мария. Мария -родом с Дальнего Востока, из семьи переселенцев с Украины (с неполным средним образованием). Мария недолюбливала Таисию, потому что более престижную должность обещали ей – жене офицера. Таисия была ответственным инспектором, готовила ежедневно списки солдат для прохождения на стройку секретного военного объекта. Мария печатала пропуска, но нет-нет да и сделает ошибку. Скандал! Но Тасе работа с документами нравилась. Детского сада не было. Дочь Аллу приходилось брать на работу. Когда Марии не было на работе, девочку как магнитом тянуло к пишущей машинке. Тася напечатала несколько букв, но ей хотелось самой «поклацать». (Не предполагала Алла, что большую часть своей трудовой жизни она будет “давить на клавиши”). От безделия ребёнок не знал куда себя деть. Мама Тася разрешала выйти погулять у за решётчатого окна своего кабинета: «Так, чтобы я тебя видела». Мария раздражённо возражала: «Почему вы свою дочь называете Алёнкой? Алёнка – это сокращённое от Лены, Елены, как зовут мою дочь». Тася молчала: «Всё равно моя дочь – Алёнка». В штабе работали и другие женщины – жёны военнослужащих, принимали участие в художественной самодеятельности, пели вместе с солдатами. А Алла-Алёнка запомнила свой первый диафильм. Как-то к себе на «работу» взял дочь Миша. Голубые глаза дочери от страха перед необычным помещением становились неподвижными. Она была в казарме с двуярусными железными кроватями. Но отец пощадил онемевшего ребёнка, и отвёл его не то в канцелярию, не то в красный уголок. И началось чудо. На белом большом экране появлялись солдаты в фас, профиль, в пилотках, в касках. Аллочка спрашивала: «Это немцы?» Удивлённый Миша отвечал, глядя на очередные картинки: «Нет, не немцы. Обыкновенный диафильм по строевой подготовке».
Летом 1965 года столкнулись со зноем и въедливой пылью украинских степей. С того лета Алла стала впитывать в себя «дух Украины».
Негласно основной целью строительного отряда в/ч 42687 была «достройка». В 1963 году ввели в строй школу. В 1964-65 годах – первые четырёхэтажные двух и четырёх подъездные дома. Офицеров-«заказчиков» переселили из сборно-щитовых домиков в дома со всеми удобствами. В начале осени 1965 года семьям военнослужащих строительного отряда дали отдельное жильё в Финских домиках: коридорчик, просторная кухня и большая комната. Удобств не было, зато был палисадник. Дом был рассчитан на четыре семьи. Домов было двадцать, между ними были бетонные, неширокие, метра два, дорожки. Правее, по диагонали, от дома стояла старая (временная) деревянная барачного типа школа. Правее старой школы – такой же одноэтажный детский сад-ясли. Удобно. Вышли из дома, повернули на право, перешли дорожку и Алла – в детском саду.
19 ноября 1965 года пришла срочная телеграмма. Умер дед Никита. Миша с дежурства (в форме, с табельным оружием) торопился через Киев в родное Косище.
***
Поздним осенним днём Света, ученица шестого класса, смотрела в школьном актовом зале фильм «Гибель Помпеи». Ольга в приоткрытую дверь позвала Свету. Долго, бесконечно долго ехали на подводе. Дед лежал посреди комнаты, одна сторона лица была обезображена. (Поговаривали, что кто-то толкнул Никиту, когда он был за оградой в свинарнике. Никиту нашли значительно позже, когда он окоченел и лицо покусал кабан). Света испугалась, залезла на печь, забилась в угол, и, почему-то, ей хотелось смеяться. Но она закрыла рот руками и пыталась успокоиться. Когда прощались с Никитой, она спокойно подошла к дедушке…
Миша вошёл в Косище, когда Никиту уже выносили из хаты. Похоронили Никиту в голове его Ганны на погосте близ деревни Сотничи. Никита пережил Ганну на двадцать один год.
Ольга и Пётр пригласили Мишу переночевать у себя в Бабуничах. Утром Петро проснулся рано и вытащил пистолет из кобуры, конечно, спрятал его. Миша подхватился после тяжёлого сна и первым делом схватился за кобуру. Чуть умом не тронулся от испуга, что потерял оружие. Пётр снисходительно отдал пистолет Михаилу, и весь день подшучивал и подтрунивал над шурином, дескать, какой ты военный, если проспал оружие. Вот он, Пётр, не проспал бы. Откуда столько высокомерия у крестьян?
***
Вся культурная жизнь городка сосредотачивалась в школе. (Трёхэтажную современную школу сдали в 1963 году). Магазинов ещё не было. Военторг устраивал разовые распродажи в фойе школы. Тася приобрела себе импортный гарнитур. Алёнка запомнила удивительные, как живые, розочки на комбинации. Зимой Тася повела дочь на первый в её жизни мультфильм. Перед входом в актовый зал стояла тёмно-синяя стена с маленьким окошечком кассы, под ним – толпа орущих и прыгающих детей.
‒ Постой здесь, а то тебя затопчут, – и Тася ринулась в толпу к амбразуре.
После просмотра «Тимошкиной ёлки» Алла шла всю дорогу в Финский городок молча с глубокой грустью, можно сказать, с камнем на душе: «Как можно собственноручно вышвырнуть такого милого щенка на улицу в ночь в лютый холод?» От жестокости Тимошки долго болела душа девочки. А потом всей группой детского сада, да что там группой, всем детским садом переехали в новый детский сад! В детском саду была «цивилизованная городская» жизнь с прогулками на участке, занятиями, утренниками. «Там-тара-рамтам-там-там», исполняла на пианино Галина Валентиновна, а дети шли по периметру музыкального зала приставным шагом. Алла этот шаг не любила, не получался он у неё. Тася расстраивалась: «Как может не получаться приставной шаг? Почему у меня, одной из лучших учениц по хореографии, дочь не может двигаться грациозно? Почему у неё нет не то, что музыкального слуха, но даже чувства такта?» Но ещё больше раздражала Тасю картина после рабочего дня. Алла одна сидела за столом, все дети поели. «Пока не съешь всё, из-за стола не выдешь», – изгалялась воспитательница. Тася багровела в открытом дверном проёме: «Как можно не хотеть есть? Как бы эта каша или булочка пригодилась дома. Ещё надо зайти в магазин и что-то приготовить на ужин». А по лесной дороге шли танки…
Алла детский сад тихо ненавидела. (Говоря языком двадцать первого века, социализация ребёнка проходила плохо). Девочка предпочитала играть одна дома, изредка с соседями. В доме напротив жила Марина Лотакова, а в квартире по соседству – Толик Трегубенко. Мальчик маялся в очках, одно стекло заклеено белой бумагой. Однажды у порога девочки затеяли игру. Одинокий Толик долго ходил вокруг, просился играть, девочки не обращали на него внимания. Наконец мальчик спросил напрямую: «Во что вы играете?» «В дочки-матери», – последовал ответ. «А можно, я буду вашим папой?», – нашёлся Толик. За дверью прыснула смехом Тася.