Алиса Гордеева
Если бы не ты
26. Подмена. Тимур
Голова моя круглые сутки была заполнена мыслями о девчонке. Ребята копали со всех сторон, но пока без толку! Я нутром чуял, что кто-то за ней стоит! Но связи с Горским так пока не мог найти. «Но если не он, то кто?» – размышлял я.
Черт, до этого я думал, что главное – за что-то зацепиться, а там история, как клубок, распутается. А что по факту? Девчонка была у меня в руках, как и вся ее подноготная, но ни малейшей связи с Кирой. И отец как назло находился в Европе, а то я притащил бы эту дрянь к нему, так сказать, на очную ставку.
Я дал себе слово держаться от нее подальше, чтоб не сорваться. так как считал, что сначала должен узнать правду, а месть оставить на десерт. Но когда увидел ее в парке, не сдержался. и моя реакция на нее оказалась искаженной! Черт возьми, умом-то я понимал, что должен видеть в ней врага, а самого вело от одного ее вида: сидит, как ангел, а у самой руки по локоть в крови! Как же я ее ненавидел! И в универе к ней подошел, думал, попугаю чуток. А у самого крышу снесло от этой близости, запаха волос. Ни черта не смог сказать кроме какого-то блеяния.
– Соберись, Тимур! Ты обязан довести начатое до конца! Ради Киры, ради матери!– повторял я сам себе.
Две недели я держал себя в руках, делал вид, что знать ее не знаю. а у самого прямо руки чесались подойти и придушить стерву! Уже слежку за ней ребята вели и ни черта не узнали! Дом, универ, работа, дом. Никуда не ходит, ни с кем толком не общается. Только Винни-Пуха своего навещает регулярно.
А накануне мне позвонил Даня.
– Слушай, Черный, мне все время одно покоя не дает: где ж она была до отъезда в Лондон? Если здесь, то где-то училась, с кем-то общалась. Не так уж она сильно изменилась, чтоб ее никто не смог узнать. Короче, сначала прошерстил школу по месту жительства. Тишина. Потом подумал о лицее Киры. Сестра твоя, конечно, классом младше училась. Но где-то же они пересекались? – Даня замолчал, то ли собираясь с мыслями, то ли интригу за хвост тянул. – Но только пока ничего нового. Я и сам над этим голову сломал.
– Дань, не тяни! Ближе к делу давай!
– В лицее этом никакая Миронова никогда не училась. Но училась там другая Ксения. Дочь Максима Соболева, которая погибла в автомобильной аварии ровно за две недели до переезда Мироновой в Лондон.
– Связь где?
– Не тупи, Черный! Отец твоей Мироновой работает на этого самого Соболева! У одного дочь погибает, второй свою в Лондон ссылает. Нечисто там всё!
– Как это связано с Кирой?
– Пока не знаю, но девчонка эта явно что-то скрывает. Если что узнаю, позвоню.
Соболев… Да, фамилия на слуху. Пара заводов, строительный бизнес… Но с отцом у него никогда не было общих дел, да вообще никаких отношений не было. Где связь?
Всю ночь шерстил инет. Искал хоть что-то интересное по этому Соболеву и его дочери. Но ничего. Лишь краткое упоминание о трагедии. Фотографий Соболева с женой и сыном полно, а дочери – нигде. Загадочная Ксения Соболева…
Утром решил перехватить девчонку у дома. Пора уже поговорить. Вот только она никак не спускалась. Проспала? Заболела? Уже хотел уехать, как вышел парнишка, ее младший брат.
– Э, малой, привет! Сестра скоро выйдет?
– Какая еще сестра? Нет у меня никакой сестры. Вы ошиблись.
– Как – нет? Ты же Гриша Миронов, мне Ксюша про тебя рассказывала.
– А, так вы про Ксюшу! Она уже выходит.
Пацаненок убежал, а меня как обухом по башке. Она ему не сестра! Твою ж мать, кто она такая?!
Ждать девчонку не стал. Мне нужно было время, чтобы все обдумать.
Какой это «эспрессо» по счету, я сказать не мог, но мне всё было мало. Смотрел на нее и не понимал: как можно так играть? Она улыбалась, смеялась как ни в чем не бывало. А мне было тошно.
В клоповнике этом стоял шум, мысли разбегались. Кофе, правда, был отменный, но само место явно не по мне. Постепенно народ начал расходиться. Поймал на себе ее взгляд. Наконец-то заметила! Опять глянула прямо в глаза! «И не совестно? Или у таких, как она, совесть, как рудимент, сдыхает еще на этапе зачатия? А если предположить, что она ни при чем? Что отец все же соврал? Тогда, какого черта она смотрит мне прямо в душу?! И это не тот заигрывающий взгляд, к которому я привык со стороны девушек. Нет! Это взгляд пойманного в клетку затравленного зверька! Вижу же, что боится. Чего она боится, если непричастна к смерти Киры?» – рассуждал я.
Прикинул в уме варианты, пытаясь сложить два плюс два. Допустим, авария была подстроена, и Миронов испугался за дочь. Это объясняет тот факт, что Ксения переехала посреди учебного года. Но с этим никак не вязались слова пацана. И почему Миронов беспокоится за дочь, но сына оставляет в городе. Да и вообще странно: две Ксении одного возраста, и ни об одной никакой информации… А что, если дочь Соболева не погибла? Что, если ему пришлось ее спрятать? Инсценировали аварию, а девчонку сослали на Туманный Альбион. Вечно прятать не смогли, вот и появилась Миронова Ксения. Это мысль! Жаль, отец в свое время не додумался Кирюху спрятать. Такой вариант объясняет многое, но не главное! Почему она не видится с Соболевым, не ездит домой, зачем живет у Миронова? На худой конец, Соболев мог купить девочке отдельную квартиру, а не заставлять жить с собственным охранником. Но больше всего интересовал другой вопрос: как всё это дерьмо связано со смертью Киры? Уверен, девчонка все знает! Если все так, она в курсе!
Я хотел с ней поговорить, серьезно. Представлял, как растеряется и поплывет, когда поймет, что я все знаю. То, что я ни хрена не знаю, ей понимать необязательно. Пусть думает, что ее раскололи. А там и сама попадется, как мышка кошке. Даже если и не расскажет ничего, по реакции ее все пойму.
Видит Бог, я хотел с ней по-хорошему, но не мог! Не мог слышать это вранье, видеть, как она пытается сделать из меня идиота!
Не знает она никакой Киры! Как же! Так я и поверил!
Она сидела рядом, дрожала, что-то кричала. Достала она меня, если честно! Но я знал, что если отвечу, до добра не доведет. Зная себя, старался мысленно от нее отстраниться. Скоро мы уже должны были приехать на место. Мне было интересно, как же она отреагирует, когда все поймет.
Днем Даня пробил адрес Соболева. Элитный коттеджный поселок. Я понял, что мне повезло: здесь же живет один из моих старых знакомых. «Он нас и пропустит. Иначе, фиг проедешь! Кругом охрана», решил я.
Мы свернули с трассы. Я бросил на нее мимолётный взгляд, рассудив, что если моя версия верна, то девчонка должна уже узнать дорогу. Но она, дьявол, продолжала сидеть с закрытыми глазами, что-то бубня себе под нос. «Что за привычка идиотская?! Молится она там, что ли? – задавался вопросом. Думает, что я ее в лес повез? Ничего, пускай поволнуется, глядишь, сговорчивее станет».
Пока она не видела, я смотрел на нее и отмечал, что она в моем вкусе: красивая, нежный профиль с маленьким носиком и милыми губками; волосы волнами спускаются на плечи, прикрывая тонкую изящную шею. Невольно вспомнил их мягкость и запах. Черт! Если бы не все это дерьмо!
До дома Соболева оставалось метров сто, и я уже отсюда видел масштабы постройки. Мужик явно переборщил. Это не просто дом – это собственное королевство! Чтоб девчонка отказалась от всего этого и переехала в обычную квартиру, должно было случиться что-то действительно серьезное. Но что?
– Выходи!– рявкнул я. – Приехали!
Она вздрогнула и открыла глаза. Смотрела по сторонам, видно, пока не понимая, где мы.
– Дальше пешком!
– Я никуда не пойду, пока не узнаю, где мы и зачем мы здесь.
– А вот это все ты мне сейчас и расскажешь!
27. Мама
Открыв глаза, я увидела, что уже не так темно, как на трассе, даже напротив. Здесь было светло, как днем. Виной тому красивые фонари, которые стоят стройным рядочком вдоль дороги. Где мы? Я осмотрелась по сторонам.
По обе стороны от нас высились заборы: один глухой, а второй… а второй я сразу же узнала. Мы находились рядом с особняком Соболева. Максим Петрович всегда отличался тонким архитектурным вкусом. По его мнению, глухие высокие заборы хоть и скрывали от посторонних глаз все, что нужно, но уродовали пространство. Поэтому вдоль всей территории его особняка протянулся высокий и резной, с витиеватым рисунком, кованый забор. Площадь его угодий позволяла красиво и со вкусом засадить периметр всего участка различными кустарниками и хвойными растениями, которые и скрывали жизнь Соболева от любопытных глаз. Ближе к воротам отчим разбил небольшой розарий, который украшали белоснежные фарфоровые статуи и альпийская горка с небольшим фонтаном. Там же находились скамеечки для отдыха и небольшая ротонда. Отчим всегда переживал, что розы очень капризные растения: то им темно, то сыро, здесь слишком ветрено, а тут палящее солнце, да и не со всеми растениями они легко могли уживаться рядом. Поэтому забор вдоль розария был украшен плющом. И это было единственное место, где обычному смертному можно было ненадолго окунуться в жизнь Соболева. Хотя в этом поселке таких, наверное, и не было.
«Но что мы делаем во владениях Соболева? – спрашивала я себя. – Зачем Тимур привез меня сюда? Что он знает и для чего пытается вывести меня на чистую воду?» Мысли и вопросы роились в голове, но одно я понимала точно: Черниговский копнул слишком глубоко, и сейчас все, что обеспечивало мою безопасность, трещит по швам.
– Дальше – пешком!
– Я никуда не пойду, пока не узнаю, где мы и зачем мы здесь.
– А вот это все ты мне сейчас и расскажешь!
Тимур вышел из машины, подошёл ко мне и рывком вытащил наружу. Я поняла, что все мои попытки сопротивляться бессмысленны: силы были явно неравны. Я ощущала себя беззащитным кроликом перед огромным волком. Не прилагая особых усилий, он запросто справлялся со мной.
– Что тебе рассказать? – Я сделала вид, что осматриваюсь. – Лучше ты мне скажи, что мы тут забыли? Это же дом Соболева, верно?
Лучшая защита – это нападение. На кону была моя и мамина безопасность, и я не имела никакого права плохо сыграть. Всё как учил Гена, слово в слово.
– Мой отец работает на него, ты не знал? Тебе не терпится познакомиться с ним? Вот только, боюсь, мы не туда приехали: папа уже дома.
– Ксения, повторяю свой вопрос: зачем тебя отправили в Лондон?
– А с виду, вроде, не тупой… Учиться меня отправили, учиться, Тимур. В Лондоне великолепное образование.
Я понимала, что играю с огнем. Тимур стоял на расстоянии от меня, но я всё равно ощущала, что он закипает. «Он что-то знает, это точно. Но что именно? Насколько глубоко он в теме?» – задавалась я вопросами.
– Посреди учебного года? Такая зверская тяга к знаниям?
– Вот скажи мне, Тимур, почему мне безразлично, где ты учился, как жил, кто твои родители, а? Ты меня совершенно не интересуешь. Откуда такой повышенный интерес к моей персоне? – Повернувшись, взглянула прямо ему в глаза. Он посмотрел в ответ. Интересно. что он пытался увидеть? Мою ложь? Здесь повсюду были установлены камеры: отчим помешан на безопасности. В таких условиях Тимур не смог бы даже пальцем меня задеть. И пусть мое присутствие было крайне нежелательным, а положение слишком шатким, именно в тот момент я была убеждена, что нахожусь в безопасности. Это придало мне уверенности, и я готова была разыграть любой спектакль.
Тимур молчал, не торопился отвечать, но больше не задавал вопросов. Я отошла подальше от машины, чтобы он вновь меня куда-нибудь не увез, и направилась к воротам, где стояла охрана, зная, что там я смогу убежать от него. Тимур шёл следом, и я решила его отвлечь.
– Какое-то время я жила здесь вместе с отцом. Тогда у Соболева было не все гладко. Папа переживал, что я без присмотра. Сам понимаешь работа у него опасная. Софья Александровна же мне не родная, да и свой ребенок у нее был. – Гена переживал, что Гришка во всей этой истории самое слабое звено: ему не объяснишь, что можно говорить, а что нельзя. Да и боялся за него он больше, чем за меня. – Короче, ему было спокойнее поселить меня в этом доме. А потом спокойнее стало меня отправить на учебу в Лондон. Подробностей я не знаю. Если тебя интересует Соболев, то я явно не та, кто тебе может о нём что-то поведать: мы не общались.
До ворот оставалось метров тридцать. Еще немного…
– Соболев меня не интересует. – Тимур дернул меня за плечо, заставив остановиться и посмотреть на него.– Меня интересует Кира!
«Опять эта Кира! Кто она такая? И что сделать, чтобы до него дошло, что я не знаю ни одной Киры?» – размышляла я, вспоминая его реакцию в машине, когда сказала, что незнакома с ней. Повторения мне не хотелось. Мне надо было продержаться еще тридцать метров! Но как? Тимур продолжал держать меня за плечо.
– Какое отношения я имею к этой твоей Кире? Кто она вообще такая? Твоя подружка?
По тому, с какой силой Тимур сжал мое плечо, я поняла, что в очередной раз вывела его из себя. «Черт, такая реакция мне не нужна!» – мелькнуло у меня в голове. Второй рукой он схватил меня за подбородок, поднимая мое лицо к своему и сдавливая мои скулы пальцами, и зло прошептал:
– Не смей! Не смей произносить своим грязным ртом ее имя! Поняла?
Черт, как же это было больно! Мне было по-настоящему страшно! «Где хваленая служба безопасности Соболева? Гена – недоработка с твоей стороны!» – думала я.
Хватка Тимура не ослабевала. Он ожидал ответа. Я кивнул в знак того, что все поняла. А ещё поняла, что он псих, помешанный на какой-то Кире, и с больными спорить бесполезно. Получив мой ответ, он с отвращением убрал от меня свои руки и с силой оттолкнул в сторону. Все произошло так неожиданно, что я не удержалась на ногах и упала. Я врезалась в разросшийся плющ на заборе, а затем послышался резкий звук чего-то бьющегося и протяжное «Оу-у-у-у!» Повернув голову в сторону розария, увидела маму. Она сидела в коляске и смотрела на меня. Рядом лежала разлетевшаяся вдребезги статуя какого-то Аполлона.
28. Не враги
– Мама, мамочка! – прошептала я одними губами. Мама не могла слышать и видеть это, ведь я находилась слишком далеко, но она чувствовала меня!
На какие-то мгновения мир вокруг перестал существовать. Остались только мы. Я и она. Мы смотрели друг на друга. Мы видели друг друга. В тот момент мы жили друг для друга. Мне было безразлично, что рядом со мной Тимур, что он следит за мной. Вмиг все обещания, данные Гене и Леше, вылетели у меня из головы. Меня совершенно не пугало, что Горский может нас искать. Потом мне пришлось обо всем вспомнить и пожалеть. Но это было потом, а в тот момент существовали, есть только мы!
Как же я сильно по ней скучала! Глубину своей тоски по маме ощутила с невероятной силой. Я не могла пошевелиться, боялась даже на секунду оторвать взгляд от маминых родных глаз: а вдруг это мираж, вдруг исчезнет? Услышала голос Тимура, он не понимал, что со мной. Я и сама в тот момент не могла понять.
«Моя мама… Какая же она милая, любимая, красивая, даже в этом дурацком кресле! Пусть, кроме звуков, она ничего не может мне сказать и не может меня пока обнять. Я люблю ее, всегда любила! Я виновата перед ней, сильно виновата! Как я могла усомниться в ней даже на секунду! Это мой единственный родной человек. И сейчас мне плевать, кто и что подумает, я хочу к ней!»
Я почувствовала, как меня поднимают чужие руки. Тимур! Как же я хотела, чтобы он исчез! Мама! Сбросила с себя его руки и на негнущихся от волнения ногах подошла вплотную к забору, раздвинула поредевшие с осенью ветки плюща и попыталась быть ближе! Мама!
Она смотрела на меня в упор! Было темно, почти ночь. Нас освещали лишь фонари, но этого света было недостаточно. Я вглядывалась в лицо мамы. Мне показалось, или на ее щеках блестели слезы? На моих тоже! Я не переставая шептала: «Мама», и на ее лице появилась едва заметная улыбка!
– Дорогая, что-то случилось? Я слышал странный звук, – послышался голос отчима. Он окинул маму взглядом с ног до головы, нашёл разбитую статуэтку и посмотрел в направлении маминого взгляда. Заметив меня, он на мгновение задержал на мне удивленный, но теплый взгляд, а потом перевёл его за мою спину. Выражение его лица тут же изменилось. Тимур.
– Пойдем, я отвезу тебя в дом, уже поздно для прогулок. – Он развернул коляску с мамой и удалился.
Всё.
Я всё испортила.
Постепенно ко мне вернулось чувство реальности, а вместе с ним и осознание тяжести последствий моего минутного помешательства.
Я нарушила все запреты. Меня видел Соболев. Я подставила Гену. Из-за меня сейчас нервничает мама. Но самое главное – Тимур, стоящий за моей спиной, который только что видел всё это.
– Отвези меня домой, пожалуйста. – Я повернулась к Тимуру, а затем, не дождавшись ответа, направилась к машине. Парень шёл за мной. Он не задавал вопросов, не оскорблял меня, просто шёл рядом. В ту минуту я была ему благодарна.
Мы сели в машину и уехали. В салоне воцарилось молчание, но оно не напрягало и не пугало. Я смотрела в окно, но ничего не видела: мешали слезы. Я не могла их остановить. Четыре года я настраивалась на встречу с мамой, но оказалась совершенно к ней не готовой.
Тимур не гнал машину, ехал спокойно. Он и сам был спокоен, задумчив и тих. Мне было интересно, о чем он думает. Я сама дала ему в руки козыри, и как он ими воспользуется, я не знала. Понимала, что надо срочно что-то придумать, новую легенду, очередную ложь, но у меня на это не было сил.
«Будь что будет» – решила я. Я так устала всего бояться. Мне так надоело всем врать.
В тишине мы подъехали к дому Мироновых. Тимур не спросил адрес. Он знал. Он слишком много узнал обо мне. В другой раз меня бы этот факт насторожил, но не тогда.
Открыв дверцу, я вышла из машины. Тимур делает то же самое. Не оборачиваясь, не прощаясь, я пошла к подъезду.
– Кира – моя сестра! – послышался за спиной голос Тимура. – Она погибла три года назад.
Я остановилась, но не повернулась к нему.
– Всё, что я тебе сегодня рассказала – ложь! Но твою сестру я никогда не знала. И это правда!
– Знаю.
Тимур уехал, а я никак не решалась зайти в подъезд. Я не знала, как все это объяснить Гене.
29. Поцелуй
– Ксюша! Ну, наконец-то! Мы так волновались! Где ты пропадала? – Софья Александровна встретила меня у порога. Как всегда добрая, заботливая, чуткая. – Мы тебе звонили. Гена места себе не находил. Да и я. У тебя все хорошо?
– Простите, Софья Александровна. Телефон где-то потерялся. – Я забыла забрать его у Тимура, но не говорить же ей об этом. – Гена у себя?
– Что-то срочное, уехал к Максиму минут двадцать назад. А Гриша спит. Ксюш, ужинать будешь?
– Спасибо, но я, наверно, спать лучше пойду. Завтра утром смена в кофейне.
Что-то срочное – это я! Мало того, что я нарушила обещание – я посвятила в нашу тайну чужого человека. И мне страшно представить, что будет, когда Гена вернется. Я подвела всех.
С этой мыслью я погрузилась в сон. Мне снилась мама, здоровая, молодая. Как будто не было разлуки, не было покушений, не было пожара. Мы смеялись, обнимались, болтали, и мне было так хорошо, что от счастья хотелось плакать.
Разбудил меня стук в дверь.
– Ксения, проспишь на работу! – услышала я голос Гены. Обычный – не злой, не усталый, а такой, как всегда.
– Встаю, – ответила ему охрипшим после сна голосом. Лицо и подушка были мокры от слез. Я плакала не во сне.
Когда я вышла из комнаты, на кухне за столом завтракал Гена. Омлет, гренки, кофе. Ничего необычного.
– Доброе утро! Где все? – Я не знала с чего начать разговор. В том, что его не избежать, я уверена.
– Софа повезла Гришу к зубному. Представляешь, уже неделю зуб шатается, а выпасть сам никак не может. – Гена оторвался от завтрака и посмотрел на меня в упор. По его внешнему виду и не скажешь, что он почти не спал – свежий и бодрый. – Что с тобой, Ксюш? Глаза красные, нос распух. Ты плакала, что ли? Случилось что?
«Он что, серьезно? Он еще меня спрашивает, что случилось?»
Переминаясь с ноги на ногу, я не знала, с чего начать.
– Я… э-э-э-э…
«Это невыносимо! Лучше бы Гена рвал и метал, а то сидит, себе спокойный и довольный».
– Ты, кстати, помнишь, что завтра к матери собиралась?
«Ну вот, началось! Сейчас скажет, что раз я все испортила, то мы никуда не поедем, а точнее, поедем, то есть я поеду. Одна. И куда-нибудь к черту на кулички, чтобы больше проблем не создавала!»
– Так вот, поедем часов в одиннадцать, не планируй ничего. У нее как раз в это время перерыв на отдых. Максима Петровича предупредил вчера, так что не подводи! Ладно, Ксюш, уже опаздываю, если есть что срочное, то говори. А то стоишь, как вареная. Если нет, то отложим до вечера. На плите омлет. Позавтракай. – Гена большим глотком допил кофе, сгреб тарелку с приборами и пошёл к посудомойке. Быстро загрузив грязную посуду, вновь обернулся ко мне. Я все так же стояла молча возле стола, не зная, куда деться.
– Кстати, чуть не забыл. – Гена залез в холодильник и достал кусочек тортика на блюдце. – Ты же сегодня именинница! Знаю, забыла, а нельзя. Как-никак, восемнадцать стукнуло! Уже есть планы, как отмечать будешь?
Кивнула в знак согласия, скорее, на автомате. О чем он вообще?
– У кого день рождения? У меня? – А у меня вылетело из головы, что кроме имени и дата рождения у меня теперь новая.
– У Мироновой Ксении. Ксюх, ну ты чего? Если не хочешь с друзьями, сами отметим.
– Все нормально, я просто забыла, не надо ничего отмечать, – ответила я, разглядывая свои голубые тапочки. Мне было стыдно смотреть Гене в глаза. Он собрался отмечать мой несуществующий день рождения, на следующий планировал отвезти к маме, а я его подвела и не нашла в себе сил признаться в этом.
– Странная ты сегодня. Не пугай старика! Нормально все?
– Да, вечером поговорим, мне на работу пора. – И, не дожидаясь его ответа, убежала в ванную.
Смена в кофейне пролетела на одном дыхании. В тот день я работала в паре с Ильей, веселым и шустрым парнем. Да и посетителей с утра было немного. Ближе к обеду подъехали Егор с Аней и Захар с Женей. Все ребята дружно поздравили меня с днем рождения! Каждый говорил что-то приятное, осыпал меня комплиментами и пожеланиями. А мне от всей этой суеты было немного грустно: в мой настоящий день рождения никто и никогда меня больше не поздравит.
Мы перебрались на кухню, где дружно уплетали тортик и весело общались, а в зале остались Илья и новая девочка-официантка Марина.
– О-о-о, самый главный подарок подъехал! Ксюха, закрывай глаза и считай до десяти! – раздался задорный голос Егора. Он сегодня был в отличном настроении и заражал им остальных.
Я послушно закрыла глаза, а ребята начали громко считать. Раз, два, три, четыре… Когда я услышала «десять», то открыла глаза и замерла от радости: передо мной с огромным букетом стоял Реми – счастливый, довольный, именно такой, каким я его всегда знала! От ушибов на нем не осталось и следа! Как будто и не он лежал в больнице две недели. Он был бодрый, задорный, со смешинками в карих глазах. Я не смогла удержаться, подпрыгнула, подбежала к нему и крепко обняла.
– Ксю-Ксю-Ксю, ты меня задушишь! А я только из больницы и обратно не хочу! С днем рождения, малышка! – Реми чмокнул меня в щеку и обнял в ответ.
– Я так по тебе скучала! Мы все очень скучали! И по твоим вкусняшкам тоже! Как ты? Тебя насовсем уже отпустили?
– Насовсем! С завтрашнего дня начну откармливать вас своими шедеврами! А то смотрю, в зале всего два человека. Это не дело!
Минут двадцать мы еще посидели и поболтали, а потом начали расходиться. Моя смена уже закончилась, и мы с Реми решили немного погулять в парке возле кофейни. Подошло время обеда, на улицах было светло и людно, а значит, никакие опасности нашему общению не грозили.
– Слушай, а что следствие? Нашли тех уродов? – Я не могла не поднять эту тему.
– Нашли. Пару дней назад говорил со следователем. – Реми шел рядом. Одна его рука лежала в кармане парки, а второй он обнимал меня за плечи.
– Быстро сработали! Почему именно на тебя напали и что хотели, тоже выяснили?
– И правда, оперативно! Но там же камеры были, поэтому опознать их не составило труда. С их слов, хотели ограбить. – Веселый и непринужденный до этого голос Реми стал серьезным. – Прокатимся?
Мы как раз проходили мимо колеса обозрения. Раньше мы с мамой и бабушкой часто на нем катались. В детстве мне всегда нравилось подниматься высоко-высоко над деревьями, домами и представлять себя птицей.
– Давай. – Мы купили билеты и сели в кабинку, а я решила продолжить начатый разговор. – Ты считаешь, что цель нападения была иной? Мне тоже показалось странным, что ни телефон, ни деньги они не взяли. Какой смысл был тогда нападать?
– Какой смысл, я не знаю. Но помнишь, о чем, вернее, о ком мы говорили с тобой в тот вечер?
– Помню. – Еще бы, Тимур в моей жизни появился именно тогда!
– Так вот, последнее, что я помню в тот вечер, это его лицо. Он был там. Я уверен, это нападение его рук дело.
– Ты сказал следователю? Его тоже задержали вместе с остальными?
– Сказал, конечно. Но его не задержали. Понимаешь, таких, как Черниговский, не задерживают. У них свои законы. Точнее, для таких людей законов нет.
– Зачем ему на тебя нападать? Ты же сам сказал, что вы даже не знакомы.
– Я тоже ломал голову над этим. Нам делить нечего. Дорогу я ему не переходил. – Реми замолчал, о чем-то думая про себя.
– Дорогу ему перешла я. Я виновата, что на тебя напали. – После вчерашнего разговора у меня в этом не осталось никаких сомнений.
– Ты? Не выдумывай! Уж в том, что Черниговский псих, ты точно не виновата!– Реми искренне улыбнулся мне. Он действительно не видел в происшествии моей вины, а у меня постепенно сложились все карты.
– Реми, а кто вызвал «скорую»? Тот человек мог что-то видеть или слышать?
– Знаешь, «скорую» вызвал Черниговский – с моего телефона, заметь. Боялся, что я сдохну, и тогда ему не отмазаться.
– С твоего телефона? – Вот откуда он знал про «Ксю-Ксю»: он рылся в телефоне Реми. – А разве у тебя нет блокировки?
– Не было. Что мне прятать и от кого? Сейчас поставил.
– А я же теперь тоже без телефона. Потеряла. Так что я пока без связи. – Я решила предупредить Реми, чтобы он мне не писал, пока мой телефон в руках Черниговского.
Остаток нашего полета на колесе мы провели молча. Каждому из нас было о чем подумать. И лишь тогда, когда спустились на землю, мы вновь начали болтать. Реми говорил о больнице, о десертах, о Франции, куда парень планировал отправиться через месяц на кулинарные курсы. Об этом я знала уже давно, но сейчас мне стало грустно от предстоящей разлуки с единственным другом.
Спустя пару часов, уставшая, но счастливая, с огромным букетом в руках я подошла к своему дому. Черную «Ауди», припаркованную в двух шагах от подъезда, заметила не сразу, а потому свернуть и избежать встречи с моим личным дьяволом мне не удалось. Тимур стоял, прислонившись спиной к пассажирской дверце, и что-то листал в телефоне. Поза его выражала уверенность и спокойствие. Как и всегда, он был одет во всё черное. Кожаную куртку он расстегнул, и она открывала вид на татуировку на его шее. Невольно посмотрела на нее, пытаясь разгадать, что же там нарисовано.
– Не можешь оторваться? – не отводя глаз от экрана своего смартфона, проговорил Тимур.
– И тебе привет! – После рассказа Реми у меня не возникло желания беседовать с Черниговским. Но мне нужны были ответы на очень многие вопросы, и я должна была постараться их получить.
– Скажи своему парню, что вкус у него отстойный, – процедил сквозь зубы Тимур, оценивая взглядом букет в моих руках.
– У меня нет парня, есть только один баран на черной «Ауди», который никак не может забыть о моем существовании.
Тимур наконец-то отвлекся от своего телефона.
– Смелая, наивная, глупая овечка. Держи. – Он достает из кармана куртки мой телефон и протянул мне.
Я подошла поближе, чтобы забрать смартфон, а он, как хищник, следил за каждым моим движением. Он стоял неподвижно. Остановилась в полуметре от него. Тимур резко выдохнул, но продолжал стоять. Стоило мне протянуть руку, как Тимур схватил меня за нее. Опять эта хватка зверя: крепкая, отчаянная, оголодавшая. Я не успела опомниться, как Тимур развернул меня и прижал своим телом к прохладному стеклу автомобиля. И в следующую секунду его горячие сухие губы накрыли мои.
