bannerbannerbanner
Ты обещала не убегать

Алиса Гордеева
Ты обещала не убегать

Полная версия

1. Отчаяние

Тимур.

 Я падал… Как чертова Алиса, свалившаяся в кроличью нору, я летел с бешеной скоростью вниз и не мог остановиться. Изредка на что-то натыкаясь, я чувствовал боль во всем теле, но даже это не помогало. Я иду на дно.

 На душе было темно и пусто. Черт, какое мерзкое и пакостное это чувство отупения и онемения! Вроде, пытаешься напрячь мозг, понимая, что должен заставить себя думать, но ничего не вышло: мысли не связывались воедино и, как тараканы, противно перебирающие лапками, разбегались в разные стороны. Я чувствовал, что упускаю что-то крайне важное, но хоть убей, не мог вспомнить, что именно.

  Всё тело ломило, и  тупая ноющая боль намекала на то, что я все еще жив. Однако абсолютное бессилие и невозможность пошевелиться заставляли усомниться в этом.

 Я потерял ощущение времени и пространства и нуждался в маячке. Мне было необходимо зацепиться мыслями хотя бы за что-то, что вернуло бы меня в этот мир.

 Запах… Нежный и почти невесомый аромат ее волос. Я цеплялся за него, как за соломинку. Еще немного… Но он постоянно ускользал от меня. Я через силу заставлял себя его удерживать, до боли напрягая пальцы рук.

 Ладонями я ощущал что-то мягкое и шелковистое. Крепче… Еще… Я прижимался к ней щекой и не мог надышаться. Я чувствовал, что возвращаюсь.

 Сквозь шлейф пустоты смог различить ее голос.  Ощущал её присутствие. Знал, что она – мой маяк, который не даст мне исчезнуть. Она ведь обещала не убегать.

 Волна сумасшедшего напряжения сменилась абсолютным покоем.  Мне было так хорошо! Я вытянул руку, касаясь ее теплой нежной кожи, и погрузился в сон. Мы были вместе, и остальное не имело значения!

Сны, абстрактные и бессмысленные, сменяли друг друга, совершенно не оставляя в памяти ни следа. Пришло время просыпаться! Однако дурное предчувствие вновь пожирало меня изнутри: я понимал, что упускаю из виду что-то очень важное, что-то, что может сломать меня!

 От дневного света я почувствовал резь в глазах. Обстановка была знакомой. Я лежал дома, в своей кровати,  сжимая руками подушку – ее подушку, ощущая тот аромат, что вернул меня в реальность.

 Из ванной доносится шум воды. «Она здесь!» – мелькнула мысль, но тут же в голове возникли жуткие воспоминания: аукцион, Горский, Ксюша… и темнота.

 Вскочив с кровати, бросился в ванную. Как я оказался дома? Как Ксюша оказалась у меня? Что с ней сотворил Горский?

 Острая боль пронзила ступню, как только я добежал до двери. «Это еще что?!» – удивился я, поднимая с пола связку ключей. Моих ключей, которые я отдал Ксюше перед аукционом, чтобы она могла при любых обстоятельствах вернуться. Значит, все хорошо! Она вернулась ко мне! Но как это возможно? В памяти всплыли слова Горского, его хладнокровие и безразличие к собственной дочери. «Сука! Если только она пострадала по его вине!» – с яростью подумал я.

 Зажав ключи в кулаке,  практически вломился в ванную комнату.

– Ты еще кто такая?  – Я не мог понять ни хрена: в моей квартире в душе мылась совершенно незнакомая мне блондинка.

Она переступила порог душевой кабинки и с укором взглянула на меня.

– Ой, вот только не надо сейчас заливать мне, что ты ничего не помнишь! –  проговорила она противным писклявым голоском.

Но я, блядь, действительно ничего не помнил! Провалами в памяти до того дня я никогда не страдал!

– Где Ксюша?

– Какая еще Ксюша?! Ты совсем больной?! – заворачиваясь в мое полотенце, возмущённо воскликнула блондинка.– Если ищешь предлог от меня избавиться, не трудись: я сама рада от тебя уйти, придурок!

 Она оттолкнула меня и прошмыгнула в спальню. Я на автомате последовал за ней. Девица нервозно собирала разбросанные по всей комнате вещи и напяливала их на себя. Я непонимающе взирал на происходящее.

– Где Ксюша? – как в бреду, повторил я вопрос.

– Да пошел ты! –  Она натянула на себя джинсы и топ, а я заметил, что и мои вещи все раскиданы по комнате.

– Ты от Горского? Верно? –  У меня в голове никак не складывался пазл.

– Ты больной извращенец! Пить меньше надо, понял? –  Вновь оттолкнув меня, девица выбежала в гостиную, затем в коридор.

 Уже через минуту щелкнула входная дверь, и я остался один. В тишине. В вакууме своих непутевых мыслей. С силой сжав кулаки, чтобы собраться с мыслями, я вспомнил о ключах, все еще лежавших у меня в ладони. Ее ключи. Она была здесь? Пробежался взглядом по комнате: все так, как и оставалось накануне, разве что мои вещи были раскиданы и я не видел Ксюшиного рюкзака. Она была здесь! Ключи со стуком упали на пол, а следом за ними  приземлился и я. Горский! Сука! Он все рассчитал! Она не вставала! Он ее не продавал! Он тупо вырубил меня и подкинул эту девку, чтобы Ксюша, вернувшись домой, увидела меня с ней.

Я вскочил как заведенный и принялся искать свой мобильный. «Я все ей объясню. Она поверит», – уговаривал я себя. Но мой вызов моментально скидывался. Второй… Третий… То же самое. Четвертый… Черт, телефон отключился!

 Я набрал номер Миронова: Ксюша должна была поехать к нему, как я ее учил. Тот ответил сразу, но по его голосу я понял, что он не в курсе. Ксения к нему не приходила. «Тогда где она?» – билась в голове мысль.

 Уже через полчаса я оглушил соседей беспрерывным звонком в дверь старой квартиры на пятом этаже, но ответом послужила тишина. Я молотил кулаком в дверь, орал, звал Ксюшу, но  всё было бесполезно. «Где, если не здесь?» – лихорадочно рассуждал я.

 Соболев был в отъезде, к Миронову не приходила, в квартире никого не было… Оставался лишь Потапов. Он всегда все знал о ней, особенно, если Ксюше требовалась жилетка для слез. При мысли о том, что она сейчас накручивает себя по полной и страдает, прижимаясь к этому Винни-Пуху, внутри все сжималось в тугой узел.

– Горский, убью!

 Где живет Потапов, я знал давно. Вот только и его дома не оказалось.

 На улице уже  совсем стемнело. Телефон Ксюши все так же был отключен, а я даже не мог сказать с уверенностью, цела ли моя девочка, не говоря уж о том, что она видела в моей квартире.

 «Кофеин», – мелькнула в голове мысль.  Моя последняя надежда. Но табличка на двери кофейни гласила: «Закрыто».

  Я сел в такси, не имея ни малейшего понятия о том, что теперь делать.. .

– Куда дальше? –  Голос таксиста звучал устало. Еще бы, ведь он весь вечер таскался со мной по всему городу. Моя тачка все еще стояла на подземной парковке «Берлинго», но мне было не до этого.

– Пока не знаю. Дай мне пять минут,– ответил я, упираясь лбом в холодное окно.

– Парень, ты пока решаешь, я до супермаркета добегу, воды куплю. Лады?

 Я кивнул в ответ. Мне нужно было собраться, а потому я не возражал против того, чтобы остаться наедине со своими мыслями.

 Супермаркет находился через два дома от нашей стоянки. У меня в запасе оставалось минут десять-пятнадцать. Вот только никакие идеи не приходили в голову. Около нашей машины остановилось еще одно такси. Не менее уставший, судя по выражению лица, таксист навалился на руль и, закрыв глаза, ждал. В моей голове молнией проносится мысль, что кто-то должен выйти из кофейни. Но кто, если она закрыта? Я терял связь, а зря! Пока я вновь сидел, глядя в пустоту, из  «Кофеина» вышли двое и сели в такси. Успел поймать только отголосок образа моей девочки. Это она! Она только что села в это гребаное такси! Выскочив из машины, бросился в ее сторону, но не успел. Машина сорвалась с места, и увозя Ксюшу, мою Ксюшу, в глубь ночного города! А мне лишь оставалось смотреть ей вслед. Когда таксист вернулся с бутылкой минералки, найти и догнать мою девочку стало невыполнимой задачей. Спиной откидываюсь на кресло и прошу отвезти меня домой. Она жива! С ней все хорошо! Остальное я решу завтра!

 Вот только следующий день не принёс мне покоя. Звонил ей с самого утра, но телефон все так же был отключен. Не выдержав, я вновь позвонил Миронову.

– Ты зачастил со звонками. Не хочешь объяснить, в чем дело? –  Если накануне он говорил бодро, то сегодня его голос звучал устало.

– Я не могу ее найти. Второй день. Я должен ей многое объяснить. Ей больно из-за меня. – Я знал, что Миронов будет только рад, если мы с Ксюшей разбежимся, но сейчас все потеряло здравый смысл.

– Знаю, – сухо проговорил тот.– Она в  «Шаляпине», адрес ты и без меня знаешь.

Все. Больше ни слова. Он просто отключился. А я, не теряя ни секунды, рванул к ней.

– Территория закрытая, – проворчал очередной таксист, на сей раз молодой паренек.– Нужен пропуск или приглашение от жильцов. Есть что-нибудь?

– Нет. Остановись у въезда, дальше я пойду сам.

 В это утро выходного дня серое небо на удивление еще не успело разрядиться очередным дождем. На улицах никого не было. Это была пугающая пустота. Лишь изредка встречались сонные жители, выгуливавшие своих собак, но и их образы больше походили на тени. До дома Ксюши оставалось пройти всего пару кварталов, но их я так и не прошёл.

 Не знаю, что прежде привлекло мое внимание – огромный белый внедорожник или ее образ вместе с Мироновым вдалеке. Но сердце моментально остановилось, а я забыл, как дышать. Можно назвать это интуицией или шестым чувством, но дикий вопль вырвался у меня сам по себе:

– Миронов!

 Остальное было как в тумане: хлопок, визг шин, два тела на дороге и резко начавшийся дождь. Забывая себя, бросился к ним. Поздно! Огромная лужа крови, разбавленная каплями дождя, растекалась по асфальту. Я склонился к ним, пытаясь оценить масштаб трагедии. Оба дышали, но плохо! Вокруг не было ни души.

 Не попадая по нужным цифрам, стал вызывать «скорую». Получается. Адрес? Какой здесь, черт возьми, адрес?! Судорожно искал глазами указатель, но его не было. Кафе, рядом кафе… «Что делать? – в панике размышлял я. –  Ждать? Не трогать? Господи, да как же так?!»

Дрожащей рукой прикоснулся к лицу Ксюши, убрал прилипшие пряди волос.

 

– Пожалуйста, только живи! Не покидай меня! Девочка моя! Пожалуйста! – сквозь слезы шептал я, поглаживая ее по голове. Я плакал второй раз в жизни. Первый – когда умерла Кира.

Смотрел на измученное лицо Ксюши, и у меня все внутри переворачивалось. За что?!Ее рука, перепачканная кровью, лежала на щеке Миронова. Я не мог понять, кто из них пострадал сильнее и есть ли у них шанс.

 Вой сирены, врачи, носилки… «Оба живы, это главное!» – с облегчением подумал я. Поехал с ними, но дальше приемного покоя меня не пустили: я для нее никто. Попросили сообщить родным. Блядь, знали бы они, что я и Миронов – единственные родные для нее люди в этом мире!

Но искать номер Горского мне не пришлось: уже через час черная армия его телохранителей оккупировала всю больницу.

– Как бы сильно я ни презирал весь твой род, сегодня я благодарен тебе за то, что ты спас мою дочь! – произнёс Горский. Это казалось невозможным! Он выглядел уязвимым и напуганным. Разве еще день назад ему было не все равно? – Но сейчас ты исчезнешь! Навсегда! Это по твоей вине она здесь! Из-за тебя Федор ее нашел!

Меня, как какого-то щенка, схватили и поволокли на улицу.

– Я должен знать, что с ней все хорошо! – вырываясь из тисков бультерьеров Горского, заорал я.

– С ней все будет хорошо, если ты исчезнешь из ее жизни!

2. Выбирай

– Ксю, выбирай!

 Реми протянул мне два пластиковых контейнера, в одном из которых ровными рядочками лежали маленькие пузатые булочки.

– Это профитроли с уткой и грибами, – пояснил он.

– Звучит заманчиво, – облизнувшись, улыбнулась другу. Даже от одного их вида у меня потекли слюнки.

 Конец октября в Париже выдался на удивление теплым и солнечным. Чем-то это время было похоже на наше бабье лето. Мы сидели в парке за моим домом и пили кофе, когда Реми захотел меня удивить и угостить своими кулинарными творениями.

– А во втором что? –  Сделав глоток ванильного «латте», я указала на другой контейнер.

– Это лимонные меренги с миндальным кремом. М-м-м, ты только попробуй! – не без гордости ответил Реми, протягивая мне оба лакомства.

– Если они лимонные, то почему розовые? – не удержалась я и засмеялась над его важным видом.

– Потому что французский я знаю на троечку, а в мастерской все на нем. Перепутал чуток, – пожал плечами Реми.– Ну, так как? Что хочешь попробовать? –  Он с хитрым прищуром смотрел на меня и ждал, что я выберу.

– Ты же знаешь, что безешки – моя слабость, и даже их малиновый оттенок не сможет испортить мой аппетит. –  Я протянула руку и взяла самую симпатичную меренгу. – Слушай, Реми, не обижайся, но они чем-то пахнут.

Малиновые, хоть и лимонные, безешки отчего-то пахли то ли рыбой, то ли морепродуктами –  так себе аромат для десерта. Реми, ни капельки не смутившись, закрыл лоток с ними и убрал в свой рюкзак.

– Тогда бери профитрольку, – с доброй и понимающей улыбкой предложил он, что показалось мне весьма странным. Обычно Реми остро реагировал на любую критику.

 Осторожно подцепив аппетитную профитрольку, я положила ее в рот и зажмурилась от нежнейшего вкуса. Если бы я была котом, то обязательно заурчала бы от удовольствия.

– М-м-м, – протянула с наслаждением и тут же схватила еще одну под довольный и одобрительный взгляд Реми.– Ты чего такой счастливый?

– Ты ешь и улыбаешься. Знаешь, я так долго ждал, когда ты вернешься, когда снова станешь прежней Ксю, а не ее мрачной тенью. –  Реми положил свою руку на мою и слегка сжал.– Не делай глупостей, ладно?

– О чем ты? – с набитым ртом решила уточнить.

– Ты знаешь. – Не отпуская моей руки, Реми сел чуть ближе, чтобы мне было удобнее положить на его плечо свою голову.– Это своего красавчика ты можешь обманывать, сколько хочешь, а я прекрасно видел, что в тот день ты не спала. Ты все слышала, Ксю, я знаю. И не хочу настраивать тебя против Лероя, но его слова меня напугали. Он ведет какую-то свою игру, сам или с твоим отцом. Мне хочется, чтобы решения ты принимала сама, а не под их давлением. По сути же не важно, кто примет или не примет твоего ребенка, главное – чтобы ты любила его и без угрызения совести могла смотреть ему в глаза.

– Реми, да с чего вы все взяли, что я беременна? Ну, смешно же! К врачу я только послезавтра. Зачем раньше времени думать о том, чего, возможно, и нет?

– Ксю, милая моя!– Реми положил контейнеры на край скамейки и обнял меня.– Ты только что отказалась от безумно вкусных безешек и уплетаешь четвертую профитролину с уткой, которую терпеть не можешь. Ты беременна, Ксю. Тут и врач не нужен. И я уверен, что будет мальчик. Копия своего отца.

 С того момента, как я потеряла сознание, прошел всего день. Один день, который перевернул во мне все. Догадка, что где-то внутри, возможно, бьется сердечко моего малыша, дарила чувство необычайной легкости и непередаваемого счастья. Сомнения и страхи моментально отошли на задний план, стоило мне только представить свою кроху, так похожую или похожего на своего папу. Даже злость на Тимура и отчаяние испарились в один миг. Нет, конечно, я его не простила, хотя бы потому, что в этом он и не нуждался. Даже стало забавно, что он, со своей ненавистью и желанием мне отомстить, сделал меня самой счастливой, не подозревая об этом!

Было ощущение, что с меня сняли душную пелену, и я смогла рассмотреть мир по-новому – яркий, красочный, невообразимо красивый мир! Я хотела подарить его весь своему малышу. И, конечно, морить себя голодом или сидеть в четырех стенах стало для меня сродни преступлению. Именно поэтому сейчас я гуляла с Реми и грелась под все еще теплым осенним солнцем.

 Меня больше не тревожили мысли о собственной ненужности или одиночестве. Я вдруг стала казаться себе цельной и вполне счастливой. Единственное, что беспокоило меня в данный момент, так это то, что я действительно слышала разговор Реми и Лероя в своей комнате, после того как ушел врач. И совру, если скажу, что поведение Лероя не показалось мне странным. По сути, мы с ним совершенно чужие люди. И то, что почти месяц мы живем под одной крышей, не делало нас даже друзьями. Порой его чрезмерная забота обо мне сильно напрягала, но обычно я списывала все на указания отца. Оберегать меня – его работа, не больше! Именно так я всегда и думала. Всегда, но не сейчас.

– Когда ты уезжаешь в Ле-Ман? –  Я решила сменить тему, чтобы не портить настроение ни себе, ни Реми.

– Уже завтра, – печально выдохнул парень.– Месье Томази перенес сроки. Почти на три недели, Ксю. Я так не хочу оставлять тебя одну!

В Ле-Ман открывался новый ресторан, и шеф-повар Томази отправлял часть своих учеников туда на стажировку. Для Реми это был уникальный шанс не только набраться опыта в «высокой» кухне, но и получить отличный старт. Поэтому, как бы сильно меня ни печалила предстоящая разлука с ним, я постаралась не показывать своего огорчения.

– Все будет хорошо, не переживай. Просто звони иногда. – Я чуть крепче прижалась к Реми, а тот молча кивнул.

***

– Ну, что сказал врач?  Не успела я шагнуть из кабинета доктора Орея в коридор, как взъерошенный Лерой налетел на меня с расспросами. В моем ребенке он определенно видел угрозу нашей безопасности.

– Я беременна, Лерой, – спокойно ответила ему.– У меня будет ребенок от Тимура.

 Эта новость уже не была столь ошарашивающей и внезапной, нет. Теперь я просто перестала сомневаться. Врач подтвердил, что скоро я стану мамой.

 И мне совсем не показалось, что при упоминании имени Черниговского в контексте моей беременности у Лероя промелькнул нездоровый блеск в глазах. Неужели ненависть Горского была настолько заразна?

– И что ты решила? Еще не поздно сделать аборт? Здесь, во Франции они разрешены? Если нет, то…

– Ты в своем уме?! – рявкнула я на него, чтобы он перестал нести чушь, и меня затрясло. Нервное напряжение последних дней, похоже, вырвалось наружу.– Никогда! Слышишь меня? Я никогда не убью своего ребенка! И никому не позволю!

 Я совершенно забыла, что нахожусь в больнице, где все старались вести себя тихо и говорить шепотом. Но слова Лероя не оставляли выбора. Какое право он имел даже заикаться об этом?! Я вышла из кабинета счастливая и окрыленная, а он умудрился все испортить.  Я всё больше повышала голос , а выражение лица становилось все агрессивнее. Шагнув  к Лерою и ткнув его указательным пальцем  в грудь, продолжила:

– Мне наплевать на то, кто его отец, мне совершенно безразлично отношение к этому факту Горского, твое, да вообще любое! Это мой ребенок! И ты больше никогда не посмеешь говорить мне такие вещи!

– Qu'est-ce qui se passe ? Oh! Mademoiselle Mironova! Vous avez tous bien? –  На мой крик из кабинета выбежал месье Орей. Заметив меня, он тут же перешел на английский, прекрасно зная, что французским я не владею.– Я же вам только что сказал, что вам нельзя волноваться. Совсем нельзя. А вы, месье Лерой, следите, чтобы ваша невеста была предельно спокойна, если не хотите навредить своему ребенку.

 Слова врача вкупе с въевшимися под кожу словами Лероя окончательно вывели меня из себя.

– Он мне не жених! – с новой силой ткнув пальцем в Лероя, прорычала я.– Это раз! И он уж точно не отец моего малыша –  это два!

 Врач недоуменно посмотрел на меня, потом на Лероя, а затем, взмахнув руками, ушел обратно в свой кабинет, лишь пробубнив себе под нос:

– Я предупредил. Дело за вами.

Молча, развернувшись на пятках, я быстрым шагом полетела прочь из этого места. Сейчас мне как никогда хотелось побыть одной. Но Лерой этого не понимал. Как верный пес, он не отставал от меня ни на шаг.

– Прости меня, – повторял он на ходу.– Прости!

3. Монстр

– Я просто был уверен, что ты ненавидишь Черниговского, только и всего! Переживал, что тебе больно будет смотреть на ребенка и видеть перед глазами предательство его отца.

  Усевшись на заднее сиденье такси, мы смотрели каждый в свое окно. Внезапно Лерой заговорил, а мне захотелось заткнуть уши.

– Тебе всего восемнадцать. Первая любовь, первые сильные чувства… это пройдёт. Уже через год ты и не вспомнишь о нем. А ребенок – это навсегда! Понимаешь?

 Наплевав на правила приличия, я зажала уши руками и уткнулась головой в колени. Я хотела тишины. Он был не прав. Во всем.

 Теплая ладонь коснулась моей спины.

– Прости, я опять говорю не то. Прости!

– Я люблю его, Лерой. Люблю, – попыталась сквозь выступившие слезы донести до него простую истину.– Он обманул меня, растоптал, обидел. Мне больно! Мне до жути больно! Я разваливаюсь от этой боли на кусочки и не могу себя собрать. Я заставляю себя дышать – так сильно его безразличие душит меня! Я не могу спать, потому что стоит мне закрыть глаза, и я снова возвращаюсь в ту квартиру и вижу его с ней. Среди всех лиц прохожих я постоянно ищу его, поэтому стараюсь никуда не выходить. Ты не представляешь, насколько мучительно убеждаться из раза в раз, что он меня не ищет, что он не жалеет, что потерял меня, что он никогда меня не любил!

 В салоне повисло молчание. Лерой не ожидал от меня откровенности, а я, переведя дыхание, продолжила:

– Но я все равно его люблю. Разве можно разлюбить человека только за то, что он не любит тебя? Как объяснить глупому сердцу, кого можно любить, а кого нет? Да и разве оно способно услышать голос рассудка? Ты считаешь, что я могу видеть только его предательство, но ты ошибаешься. Глядя на своего малыша, я буду вспоминать, что однажды была самой счастливой. Я не дура, Лерой! Я всегда знала, что «мы» – слишком шаткое понятие. Знала, что рано или поздно мы расстанемся. Слишком многое было против нас. Да, возможно, нас и не было никогда. Но, Лерой, я даже не мечтала, что со мной навсегда останется его частичка –  частичка нашей любви, пусть даже только моей любви! Я никогда не откажусь от этого ребенка! Никогда!

 Такси давно остановилось, но меня никто не торопил выходить. Скрючившись, я продолжала всхлипывать и повторять:

– Никогда. Никогда. Никогда.

 Рука Лероя крепче обхватила меня и притянула к себе.

– Пусть так. Пусть все будет так, как ты хочешь. Только не плачь, прошу.

 Мы больше не говорили. Молча поднялись в квартиру, молча разошлись по комнатам. Лерой о чем-то думал, а я была благодарна ему за тишину. После того как смогла высказать ему все, что накопилось на душе, мне стало значительно легче.

 Но все же мне не хватало уверенности в себе. Именно в этот момент я особенно нуждалась в маме. Кто, как не она, могла меня понять и поддержать? Сейчас я отчетливо понимала, что повторяла ее судьбу, шаг за шагом. Неужели, если ей хватило любви и силы вырастить меня, я не смогу? Я же ее дочь! Я справлюсь, раз она смогла справиться! Но вот только поговорить с мамой мне было не дано. Соболев прятал ее от меня, от Горского, от всего мира. Чего он боялся… или кого?

 

 Стук в дверь моей комнаты отвлек от печальных мыслей.

– Звонил Николай. Завтра первым рейсом он будет здесь, – Лерой стоял у порога, засунув руки в карманы брюк. Его голос казался совершенно бесцветным.

– Ты ему сообщил? – Я сверлила парня взглядом, хотя он и не смотрел на меня. Он опять лез в мою жизнь…

– Нет, скажешь сама!– не поднимая на меня глаз, отрезал Лерой. По нему было видно, что он пришел мне что-то сказать – что-то, что беспокоило его. И это точно была не новость о Горском.

– Тогда зачем он приезжает?

– Затем, что он должен знать. И ты ему расскажешь. Чистосердечное признание… ну, ты в курсе…

– Надеешься, он сможет убедить меня в том, в чем ты сам не смог? –  Я подошла ближе к Лерою, тем самым вынуждая его посмотреть на меня.

– Нет, – сухо ответил тот, поднимая на меня взгляд.– Но я должен понимать, насколько серьезная опасность теперь повиснет над всеми нами.

– Объясни мне… –  Мы стояли слишком близко и слишком долго смотрели друг на друга. Нет, это не было чем-то новым и необычным, но отчего-то именно сейчас у меня по коже пробежали мурашки. В огромной и пустой квартире мы были одни, а я все еще помнила его слова.

– Есть вещи, которые в этом мире не должны происходить ни при каких обстоятельствах. – Лерой вынул руки из карманов и скрестил ладони за своей шеей. – Например, вы с Тимуром. Или ваш ребенок. Слишком много влиятельных людей не заинтересовано в слиянии враждующих фамилий. Для многих это невыгодно. А в некоторых подобное известие способно пробудить самого дьявола.

Лерой не сводил с меня взгляда, но руки разжал.

– Ты имеешь в виду Федора? – робко спросила я. Реакция Федора и меня пугала больше всего на свете. Наверно, поэтому я не спешила никому говорить о своем положении

– Нет, Ксюша. Я тебе уже однажды говорил, что Федор не так опасен, как тот, кто стоит за ним. – Лерой протянул руку к моему лицу и убрал прядь волос за ухо. Обычный жест. Реми постоянно так делал. Но то Реми. И кто в этот момент пугал меня больше – человек, стоявший за Черниговским или прямо передо мной, я не знала.

– И кто же стоит за ним? – робко поинтересовалась я.

– Подумай, ты же умная девочка. –  С этими словами Лерой резко убрал от меня руку, развернулся и ушел вглубь квартиры. А вопросов в моей голове только прибавилось. Я взяла первую попавшуюся книгу и вышла на балкон. Мне был необходим свежий воздух и возможность все же побыть наедине с собой. Но, сидя в кресле, я не заметила, как заснула. Когда же я открыла глаза, на улице уже стемнело, а я была укрыта теплым пледом. Странно. Когда я прежде выходила на балкон, никогда не замечала его.

 Ближе к вечеру я покинула свою комнату и присоединилась к Лерою за ужином. Мне не давали покоя мысли о том страшном человеке, который был для меня опаснее Черниговского.

– Месье Орей сказал, что мне нужно много гулять, хорошо питаться, а еще избегать любых волнений. –  Я специально села напротив Лероя, чтобы вызвать его на разговор.

– Обычные рекомендации, не находишь? – не отрываясь от разделывания отбивной, произнес тот.

– Да, но ты заставляешь меня нервничать. –  Я смотрела на него и ждала, когда он сосредоточится на мне, а не на ужине, и добилась своего: Лерой отложил столовые приборы и всем своим видом показал, что не понимает, о чем я говорю, и ждет продолжения.

– Ты напугал меня днем, сказав про того человека. Кто он? –  Опять глаза в глаза. Я понимала, что если опущу взгляд, то Лерой не ответит.

– Фамилия Ермолаев тебе о чем-нибудь говорит?

– Нет, – честно призналась я.

– Юрий Николаевич Ермолаев, – медленно произнес Лерой.

 Я же в ответ просто покачала головой. Я впервые слышала об этом человеке.

– Кто он такой?

– Человек, потерявший слишком много от войны Горского и Черниговского, – не отводя от меня своих шоколадных глаз, с грустью и сожалением в голосе ответил Лерой.

– Ты сможешь защитить меня от него? –  Почему-то именно сейчас мне стало не по себе. Очередной монстр обрел имя и перестал казаться лишь выдуманным персонажем.

– Тебя – да, ребенка Черниговского – нет! – отрезал Лерой.

– И что это значит? – Мой голос предательски дрогнул. Я не была сильной или смелой настолько, чтобы с легкостью принимать подобные известия.

– Это значит только одно Ксюша: Ермолаев никогда не допустит появления на свет ребенка с кровью Горского и Черниговского в своих венах. Никогда. Пока жив сам.

– И что мне теперь делать?

– Я пока не знаю, Ксюша. Не знаю. Завтра приедет Николай, и будем думать. В любом случае, я сделаю все, чтобы вы не пострадали в этой чертовой войне.

 Лерой, воспользовавшись салфеткой, встал из-за стола и вышел из столовой. А я осталась одна, напуганная еще больше и совершенно потерявшая аппетит.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21 
Рейтинг@Mail.ru