Алиса Гордеева
Если бы не ты
50. Верю
– Что с моими мозгами? Что я творю?– пересекая в сотый раз шестиметровую кухню, ругала сама себя за слабость. – Почему не настояла встретиться утром и на нейтральной территории?
Неуместное волнение с каждой секундой нарастало в геометрической прогрессии, постепенно превращаясь в настоящую панику. Все попытки успокоиться и отвлечься оставались безнадежными и жалкими. Раза три я ставила на плиту чайник и столько же раз выключала. Пару раз брала в руки телефон, чтобы отменить встречу, но так и не позвонила ему. Дошла до ванной, чтобы умыться, но, увидев свое отражение, тут же передумала. Встречать в таком виде даже доставщика пиццы нельзя, не что объект своих желаний. На голове черте что, бледная, как поганка, глаза красные от пережитого стресса. Да и одета как попало! Самые обычные джинсы и огромная, бесформенная футболка. И главное – переодеться было совершенно не во что. Вот же!.. Еле отогнала мысль сбежать к Алевтине Егоровне, пока не поздно. К слову, идея просто не открывать дверь Тимуру пускала в моем сознании крепкие корни.
Эти десять минут показались мне целой вечностью. Сколько еще у меня оставалось времени, чтобы взять себя в руки, я не знала, но понимала, что с каждой пролетающей секундой момент встречи все ближе.
« Все, Ксюша, сосредоточься!» – уговаривала себя.
Снова подбежав к зеркалу, я все же решила хоть что-нибудь улучшить в своей внешности. Для начала наспех причесалась и забрала волосы в хвост. Покрутилась, проверила одежду. Немного пощипала себя за щеки, чтобы перестать походить на испуганную мумию. Пятнадцать минут… Ну, где же он?
Опять пошла на кухню.
– Чай. Я все-таки угощу его чаем с … хм… – Я стала судорожно открывать все шкафчики в поисках чего-то, что можно подать к чаю, но кроме пары кусочков сахара, из еды не было ничего.– Значит, угощу его чаем. Сначала с сахаром, потом без него.
Достала бабушкины любимые чашки с голубыми блюдцами, пиалу с двумя кусочками сахара и пару чайных ложечек. Двадцать минут… Где его носит?! В голове мелькали картинки, как он пытается уйти, а Сбруева не позволяет уехать, пускает в ход все свое очарование, а он не в силах отказать. И вот ему уже и самому никуда не хочется уходить от нее. Сейчас, вот прямо сейчас, он наберет меня и попросит перенести разговор. Или не наберет, а просто благополучно обо мне забудет.
Громкий и резкий свисток чайника заставил от неожиданности подпрыгнуть. Готово. Заварочник залит. Руки трясутся. Ну же!.. На автомате пощипала снова себя за щеки. Так нельзя! Нужно было срочно найти способ справиться с необузданным волнением.
Подошла к окну, закрыла глаза и начала считать. Мой верный и проверенный способ.
Сорок один, сорок два, сорок три…
Звонок в дверь! Тимур все-таки приехал.
Нас разделяло всего метров пять и хлипкая дверь, обитая дерматином. Десять шагов! Всего десять шагов, но каждый давался с огромным трудом. Еще было не поздно притвориться, что меня нет дома. Просто не открывать. Но пока разум искал отговорки и боролся с волнением, мое тело на автомате преодолело эти ничтожные десять шагов.
Закрыть глаза, сосчитать до пяти и повернуть замок! Я смогу! Я сильная! – почти умоляла себя не трусить. Щелчок замка. Все. Обратного пути нет.
Одетый, как и всегда, в черное, Тимур смотрел на меня в упор, не моргая и не шевелясь. Зачем? Что пытался увидеть? Сравнивал? Пожалел, что приехал?
– Привет. – Я первой нарушила тишину. Сколько я смотрела на него в ответ? Минуту? Три? Пять? В любом случае, неприлично долго и недопустимо откровенно.– Проходи.
Тимур молча вошел в квартиру, и пока я дрожащими руками пыталась закрыть дверь на замок, он успел снять кроссовки и куртку и пройти в единственное место, где горел свет – на кухню.
– Чай будешь?– сказала ему в спину, такую широкую, сильную, мускулистую. Мне впервые захотелось провести по ней рукой, чтобы физически ощутить его мощь, его присутствие рядом. И пускай он не мой, чужой, и через пару часов вернется к ней, но в этот момент он приехал ко мне!
– Буду, – сухо ответил Тимур, так и не поворачиваясь ко мне лицом.– Если есть что-нибудь посущественнее чая, тоже буду. Не ел с обеда.
– Только сахар, – промямлила в ответ. С другой стороны, чего это Сбруева его не покормила?! Или с ней он одними чувствами питался?
– Хреново, – процедил Черниговский и повернулся ко мне. Взгляд черный, голодный. У меня было ощущение, что вместо меня он сейчас смотрел на палку колбасы.
– Здесь никто не живет уже больше года, поэтому и еды нет, – опустив взгляд на кончики своих голых пальцев ног, еле слышно начала оправдываться. Под тяжестью его взгляда хотелось провалиться на пару этажей ниже.
– Значит, давай чай. – Тимур уселся за стол и на кухне, казалось, закончился кислород.
Его глаза неотрывно следили за каждым моим движением. Что он пытался увидеть? Вряд ли его интересовал процесс заваривания и разливания по чашкам чая. Ждал, когда я начну разговор? Или просто сравнивал меня со своей Мариной?
– Вот, держи. – Я поставила рядом с ним чашку терпкого чая, чудом не пролив его на парня. Вот только отпустить руку от блюдца не успела. Тимур уверенным движением накрыл мою ладонь своей. Казалось, миллионы иголок одновременно воткнулись в мою руку. Нет, нет, нет! Я не была готова к такому! Он не понимал, что простым жестом выбивал почву у меня из-под ног.
– Рассказывай, – хриплым, как от простуды, голосом тихо проговорил Тимур.
Решительно отдернув руку и спрятав ее в задний карман джинсов, я отошла от парня на пару шагов и уперлась спиной в холодильник.
– Я боюсь, Тимур! – прошептала, понурив голову.– За мной следят! И я не знаю, Горский это или твой отец. В любом случае, они явно не о погоде со мной хотят поговорить.
– Отец не знает, что ты жива! Я ему не говорил!– отрезал Тимур. Это не могло не радовать: Черниговского-старшего я боялась больше всего. Все-таки, как ни крути, Горский был моим отцом, и, наверно, поэтому версия Реми о его непричастности к покушению на меня очень быстро прижилась в сознании.
– Я не верю, что Горский хотел меня убить, – выдвинула версию в защиту отца.
– Давно? – Не отрывая от меня своих черных глаз, спросил Тимур.– Сама придумала или подсказал кто? Миронов?
– Реми предположил, и, знаешь, его версия весьма жизнеспособна. – Я надеялась, что он спросит, о чем я, уточнит детали, но вместе этого Тимур резко встал из-за стола и подошел ко мне вплотную. Я не успела никак среагировать, поэтому оказалась между ним и холодильником. В глазах Черниговского опять плясали черти и лавой кипела ярость.
– Это только версия. Чего ты так взбесился? – попыталась успокоить парня. Я уже начала забывать, каким психом он может быть.
– Действительно, чего это я так взбесился? – с иронией в голосе передразнил меня Тимур. – Какого лешего ты мне звонишь посреди ночи?!
Как ни крути, понять его я не могла. Да, я позвонила, но я же не просила срываться ко мне сию минуту. Мне просто нужен был совет.
– Я не просила тебя приезжать! – не сдержалась я.
– И то верно! Тогда в следующий раз, когда тебе станет страшно… – Тимур резким движением схватил меня за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.– Зови своего дружка. Или его только на поговорить хватает? А?
– Ты делаешь мне больно, – процедила я. Хватка Тимура на моем лице только усиливалась, еще немного, и останутся следы. Черт! Не так я представляла наш разговор.
– А ты не делаешь? – Он резко отошел от меня и отвернулся.
На кухне повисла тишина. Я не могла понять Тимура, а он… Он просто стоял и тяжело дышал.
– Я сделала тебе больно? – попыталась разобраться в его поведении.
– Забудь. – Тимур провел тыльной стороной ладони по волосам и вернулся за стол. – Я не знаю, кто за тобой следит, но Миронов в курсе. Уже давно.
На несколько секунд у меня перехватило дыхание. Как Гена может быть в курсе, если я ему рассказала несколько часов назад? И откуда об этом знал Черниговский?
– Тимур, что происходит?– Сейчас мне действительно стало не по себе. – Это Миронов следит за мной, а мне просто не хочет говорить?
– Может, сама у него спросишь? – изогнув бровь и сделав глоток горячего чая, спросил Тимур.
– Я говорила с ним несколько часов назад. Он сказал, что не знает.
– Он врет. – Вот так запросто Тимур поставил крест на моем доверии Гене. – Я звонил ему на неделе. Про слежку он в курсе. Чья машина, думаю, тоже знает. Мне не сказал, но я и не настаивал.
– Вы общаетесь? И давно? – Моему удивлению не было предела.
– С того момента, когда он чуть не выломал дверь в моей квартире в поисках тебя. Он почему-то решил, что мы с тобой друзья и в трудную минуту ты побежишь ко мне.– Тимур поставил чашку и слегка отодвинул ее от себя, а потом медленно встал.
– Я просил тебя позвонить. – Небольшой, еле заметный шаг в мою сторону,– Предлагал свою помощь.
Тимур, как хищник, с каждым словом все приближался ко мне. Он давал мне шанс отступить, убежать, но я не хотела казаться еще более жалкой, чем ощущала себя, стоя босиком перед ним.
– Но ты выбрала толстяка, – продолжал наступление Тимур.– Мы не друзья, Ксюша. И это твой выбор.
– Хватит! – почти закричала я. Его поведение пугало меня, его слова задевали за живое. Но на то, чтобы бросить ему в лицо, что мне было больно слышать все это, у меня не хватило смелости. Поэтому я зацепилась за глупую деталь. – Хватит уже унижать всех вокруг! Меня ты ненавидишь, понятно! Но за что ты Реми вечно оскорбляешь, за что?
– Поверь, я уже давно не испытываю к тебе ничего подобного. Но, если честно, когда я ненавидел тебя, мне было гораздо проще! – проигнорировал мой вопрос Тимур, не отводя своих черных глаз от моих.
– Да мне плевать, проще тебе или сложнее! Это не дает тебе право никого оскорблять!
– Он толстый, это просто констатация факта. Ты худая, он толстый. Чем я его оскорбил? – Тимур в недоумении посмотрел на меня. Он, и правда, не понимал, на что я так отреагировала. – Скажи мне лучше: что ты за него вечно впрягаешься? Оберегаешь, заботишься… Любишь его?
– Это только ты бросаешься на обертку! А мне без разницы, как выглядит человек! Главное же не в этом! Я бы очень хотела полюбить Реми. – И сейчас я не врала, вот только сердце выбрало другого человека.
Тимур подошел ко мне слишком близко. Кожей я ощущала тепло, исходящее от парня, чувствовала, как мое личное пространство заполняется его. Но я все еще могла отойти, могла увеличить дистанцию между нами. Только я не отступила. Взяв меня за плечи, Тимур наклонился ко мне и прошептал:
– И что же тебе мешает полюбить его?
– Тебя это не касается! Мы с тобой даже не друзья, как ты сам заметил. – От его близости мой голос дрожал, но я всячески заставляла себя собраться.
– Не друзья, – тихим, пробирающим до мурашек, низким голосом сказал мне на ухо Тимур, обжигая горячим воздухом мое лицо. – Пусть в друзьях остается твой Реми. Мне нужно совсем другое.
Его ладони соскользнули вверх, на мою шею и затылок. Одной рукой он зарылся в мои волосы, выпустив непослушные пряди из хвоста. Большим пальцем второй руки он водил по моему лицу вдоль линии подбородка.
– Открой глаза, Ксюша! Открой и посмотри на меня! – От избытка ощущений я не сразу сообразила, что стою с закрытыми глазами.– Скажи мне, что он и пальцем к тебе не притронулся!
О ком он вообще сейчас говорил? О Реми? Но разве ему было не все равно? Пересилив себя, я открыла глаза и встретилась с обжигающим взглядом Тимура. Он ждал моего ответа, искал его в моих глазах. Все слова разом испарились из моей головы. Так близко. Так приятно. Черт! Он говорил мне обидные вещи, но стоило ему приблизиться, прикоснуться, как я моментально теряла себя. Что со мной? Я должна была вырываться, бить его, оскорблять в ответ. Вместо этого я просто стояла и каждой клеточкой своего тела впитывала его прикосновения. Я чокнутая! Идиотка!
Мне нужно было отодвинуть парня от себя, сказать, что его не касается моя личная жизнь, соврать, в конце концов, что с Реми у нас все серьезно. Но все, что я смогла, это лишь отрицательно помотать головой. И этого ответа Тимуру хватило. Его губы моментально нашли мои, жадно, но нежно и бережно! И я снова, вместо того чтобы оттолкнуть его, подалась навстречу. Пусть на мгновение, но мне захотелось раствориться в его ласке. И даже тот факт, что где-то Тимура ждала его любимая девушка, которую он, возможно, целовал всего полчаса назад, меня не отрезвлял.
Разве могла я предположить еще две недели назад, что сама буду тянуться к нему за новыми и новыми прикосновениями? Я даже представить не могла, насколько сладкими и невероятно манящими они могут быть. Его руки, такие мощные и сильные с виду, так трепетно и нежно касались моего лица, шеи, зарывались в волосы, которые уже давно перестали быть аккуратно забранными в хвост. Его теплые и мягкие губы невесомо скользили по моим, то углубляя наш поцелуй, то отстранялись, вселяя в меня опасение, что скоро все закончится. И в эти моменты я, теряя остатки своей гордости, тянулась к нему сама. С каждой секундой это наваждение усиливалось, поцелуй становился все более жарким и волнующим. Руки Тимура уже сжимали мои плечи, спину и вновь поднимались выше. Это безумие сводило меня с ума. Набравшись смелости, я все же позволила себе коснуться его. Одной рукой неуверенно провела по его щеке. Такая колючая и горячая, она стала для меня магнитом, от которого невозможно было оторваться. Второй рукой я ухватилась за его плечо, чтобы окончательно не потерять равновесие.
– Что же ты со мной делаешь, а? – прерывисто прошептал мне в губы Тимур и еще крепче прижался своим мощным и горячим телом к моему. – Нам лучше остановиться!
Его слова полностью расходились с делом. Его губы с новой силой принялись терзать мои, а руки, с жаром и неистовой силой сжимавшие меня в объятиях, казалось, уже затронули все, что только можно.
– Так нельзя! Нам нельзя! – шептал он бессвязно. И эти его слова, как ведро холодной воды, резко остудили меня. Я изо всех сил начала вырываться из паутины его рук, а из глаз непроизвольно хлынули слезы.
– Отпусти! Отпусти! – почти закричала я. В эту секунду я осознала всю подлость его поступка и свою неимоверную глупость. – Господи, как ты можешь?! Любишь одну, а целуешь меня! Черниговский, есть ли в тебе хоть что-то человеческое?
Но Тимур не выпускал меня, не давал и на пару сантиметров отойти от него. Он уткнулся носом в мои взъерошенные волосы и нежно гладил по голове.
– Моя, моя, моя, – шептал он еле слышно.
– Вчера ты это же шептал ей?
– Черт, да о ком ты все время говоришь?! – на миг Тимур ослабил хватку и заглянул мне в лицо. Кончиками пальцев он начал вытирать мои слезы и гладить меня по лицу.
– Сбруева. Она сказала, что ты любишь ее и вы теперь живете вместе. Разве так честно? Так нельзя! Отпусти меня! – Мое возмущение с новой силой начало разрастаться внутри, грозясь вот-вот вылиться наружу.
– Это она тебе сказала? – растерянно спросил Тимур.
– Не мне, своей подруге, я просто услышала.
– А она точно про меня говорила? – с усмешкой произнес он, вновь придвигаясь ко мне все ближе и ближе.
– А про кого еще? Ты же ее парень! – взбрыкнула в ответ.
– Моя глупая девочка! Мы еще в клубе с ней расстались, до нашей с тобой ночи откровений. Поэтому, честно, я не знаю, кто ее сейчас любит. Да мне и не особо интересно. Веришь? – Его губы бархатистыми прикосновениями начали изучать мое заплаканное лицо, кожу шеи и ключиц.
– Верю! – последнее, что успела ему сказать, прежде чем вновь погрузиться в омут его бесконечных ласк.
51. Тишина
– У тебя в холодильнике мышь повесилась, а я голодный. И поверь, если сейчас же не поем, то накинусь на тебя и укушу. – Голос Тимура доносился из кухни еле слышно.
Такая странная акустика была в квартире. Даже если бы я ему сейчас громко ответила, он все равно ничего не услышал бы. А значит, пришла пора вылезать из теплой кроватки. А так не хотелось! Полночи с Тимуром мы не могли оторваться друг от друга: целовались, говорили, снова целовались и опять говорили. Темы для разговора находились сами собой. Единственное, что мы не стали обсуждать, так это вражду отцов. Мы решили, что это табу для наших отношений. Что бы между ними не произошло в свое время, это не имело ни малейшего права мешать нам наслаждаться друг другом. Уже под утро мы переместились в маленькую комнату, на диван, и в обнимку заснули.
– А я предупреждала, что ничего нет. – Я тихонько подошла на носочках к Тимуру сзади и обняла одной рукой за спину, проводя другой вдоль его татуировки от шеи до запястья. – Красивая! Она что-то означает?
– Я нашел рисунок с этим узором у сестры после трагедии. Это единственное, что осталось у меня от нее, – голосом, полным боли, ответил Черниговский. Своим вопросом я заставила его вспомнить то, о чем, я уверена, он пытался забыть.
– Прости, что лишний раз напомнила. Мне, правда, очень жаль. – Я положила голову ему между лопаток и крепче сжала в объятиях. Какое-то время мы стояли неподвижно. С каждой минутой я ощущала, что его дыхание становилось все спокойнее и тише.
А потом он повернулся ко мне и захватил в плен своих рук.
– Все нормально. Так что с едой? – И его голос снова был полон бодрости и энергии, а в глазах сиял огонек.
– У нас есть два варианта, – продолжила я, извиваясь в его руках. – Я могу сварить овсянку, но, увы, на воде, или кому-то нужно выйти до магазина.
– И этот кто-то буду я, – посмотрел на меня Тимур.– Заодно проверю, нашел ли тебя бумер.
Настроение, и без того испорченное моим вопросом, резко поползло вниз. Как бы хорошо и уютно нам ни было вдвоем, опасность, повисшая надо мной, никуда не делась.
– Кстати, ты Миронову говорила, где остановилась?– Тимур уже завязывал кроссовки, чтобы дойти до магазина.
– Да, а что?
– Вот сейчас и проверим мою догадку, что он и тот, кто следит за тобой, на связи. Если Гена наводку не даст, машина здесь еще долго не появится.
Тимур уже оделся и собирался выйти, как я вспомнила, что хотела навестить Алевтину Егоровну:
– Тимур, купи еще торт какой-нибудь вкусный и свежий, ладно?
– Все что угодно, моя сладкоежка! – Тимур с лукавой улыбкой чмокнул меня в кончик носа.
– Это не мне. И не тебе. Это вообще не нам, – вдаваться в подробности прямо тут не хотелось, – Вот купишь, и расскажу.
Пока Черниговский ходил за продуктами, я успела принять душ, умыться и даже найти чистую футболку. Еще одна проблема, которая стояла передо мной: в квартире бабушки моих вещей уже совсем не оставалось, лишь немного их было в «Шаляпине», основная же часть все еще была в доме Гены. Миронов неоднократно предлагал заехать за ними, но я все еще была не готова встретиться с ним лицом к лицу.
Тимур вернулся достаточно быстро, принеся с собой половину магазина.
– Представляешь, я поймал себя на мысли, что понятия не имею, что ты любишь на завтрак. Поэтому вот, выбирай! – сказал он и стал выставлять на стол хлопья, молоко, яйца, ветчину, фрукты, кофе. – Да, чуть не забыл: никто за тобой пока не следит. Все спокойно.
– Значит, Гена ни при чем? – Мне очень не хотелось верить в то, что обман со стороны Миронова.
– Или просто еще не успел доложить. Времени всего восемь утра, – омрачил мои надежды Тимур.
Пока мы завтракали, он рассказал мне о своих опасениях:
– Ксюш, я уверен, что Миронов рано или поздно сообщит о твоем новом местоположении. И что тогда? Я, правда, не знаю, кто за тобой следит. Как и то, насколько опасны для тебя эти люди. Но в любом случае, оставаться здесь не вариант.
– И что ты предлагаешь?– сделав глоток кофе, поинтересовалась у Черниговского.
– Переехать временно ко мне! – проговорил он, а я чуть не подавилась выпитым напитком.
– Ты серьезно?
– Абсолютно! – без тени сомнения кивнул Тимур.
– Мне не нравится эта идея. Я не смогу жить с тобой под одной крышей! – Мои щеки залила краска, а голос предательски пищал.
– Интересно, почему? – спросил Черниговский.
– Тимур, это неправильно! Рядом с тобой я теряю голову, да и ты тоже! Мы наделаем глупостей, а потом пожалеем. Точнее, я пожалею. – А в этом я ни секунды не сомневалась.
– А вот тут поподробнее, пожалуйста! – в игривой манере спросил Тимур, отчего мои щеки запылали с новой силой.– О каких таких глупостях идет речь? Лично я даже пальцем не планировал к тебе прикасаться. А если серьезно, Ксюш, я переживаю. И защитить тебя на своей территории я смогу с большей вероятностью.
– Я подумаю. – Спорить с ним не было ни малейшего желания, тем более что я понимала, что оставаться одной было намного опаснее.
По привычке я снова выглянула в окно. Внедорожника не было видно.
– Пока его нет, мы можем спокойно уехать. Подумай: если он тебя найдет, так просто сбежать во второй раз не удастся, – давил на мое решение Тимур.
Во многом Черниговский был прав, но что-то меня останавливало от поспешного переезда. Даже если следил за мной Горский, так ли он был опасен для меня? Почему Гена, зная, что за мной следят, совершенно не волновался? Если бы тот джип представлял для меня реальную угрозу, я бы уже сидела в машине Миронова и ехала на другой конец света. А раз Гена был спокоен, стоило ли переживать мне?
Звонок мобильного Тимура заставил меня отвлечься от вопросов, а его – срочно уехать. Ему звонил отец. Что он хотел, я так и не поняла. Но Тимур резко собрался, попросив дождаться его здесь и никуда не убегать больше. Да мне и самой никуда не хотелось. Прибравшись на кухне и взяв торт, я решила навестить Алевтину Егоровну, чтобы не скучать в одиночестве в ожидании Черниговского.
– Ксюнечка, ну зачем же ты тратилась? Что ж, я тебе и помочь теперь не могу просто так? – переживала соседка, когда я с благодарностью протянула ей торт.– Заходи, давай! Будешь мне теперь помогать его есть.
Традиционное чаепитие с Алевтиной Егоровной сопровождалось разговорами и воспоминаниями. Я обожала ее слушать, особенно, когда говорила она о бабушке.
Мы уже давно выпили весь чай и съели добрую половину торта. Алевтина Егоровна успела поделиться историей своей жизни. Как оказалось, женщина была совсем одна. Своих детей у нее не было, а сейчас, соответственно, и внуков. Наверно, поэтому с такой теплотой и заботой она относилась ко мне.
– А вы, получается, здесь всегда и жили? А с бабушкой когда подружились? – Мне хотелось знать абсолютно все, а рассказы о бабушке согревали мое сердце и заставляли на время отвлечься от всех трудностей и опасностей сегодняшнего дня.
– Так разве я не говорила, что мы с Машенькой с одного класса? Вместе за партой сидели. Потом вместе в училище поступили. Правда, она на медсестру училась, а я на зубного техника, – с теплой улыбкой, от которой в уголках ее глаз собрались морщинки, вспоминала Алевтина Егоровна. – Как Маша мечтала, чтоб Катька врачом настоящим стала! А у той только ветер в голове всегда был. Еле-еле диплом-то получила. Сколько Марьюшка тогда слез пролила, лучше не вспоминать!
– А мне расскажете? А то ведь мама сейчас не может, да и сможет ли еще. – О том, что с мамой приключилась беда, я рассказала уже давно. Соседка, оказывается, ничего не знала, как и моя бабушка.
– А что там рассказывать? – Алевтина Егоровна как-то погрустнела и осунулась, но рассказ свой все-таки продолжила:
– Мамка твоя красавицей уродилась. Вот только красота эта счастья ей не много принесла. Еще со школы увязались за ней два друга: Николай, отец твой, и Федор. Оба влюблены в нее были до жути. Песни пели под окнами, мордобой устраивали, подъезд, вон, весь изрисовали. Короче, хулиганы те еще. И если Катька еще школьницей была, то парни те намного старше ее были. Машенька уже тогда тревогу била, а Катька только носом своим вертела. То одному шанс даст, то второму надежду. Никак не могла определиться. Все ей шуточки, а парням не до смеха было. Из друзей они во врагов превратились. Ой, страсти тут какие были, лучше не вспоминать! А когда она в медицинский поступила, то все чаще с одним из них стала гулять – с отцом твоим. Уж не знаю, как ему это удалось, но в Николая Катька до безумия влюбилась. И хорошо! Из двоих он, пожалуй, самый нормальный был, адекватный. И красивый, и более спокойный, и умный. Вообще, золото, а не мужик, как Маша говорила. И дело у них к свадьбе шло, вот только тот, второй, никак не мог угомониться. Каких только подлостей и гадостей он им не делал! И, главное, все исподтишка и не по-честному. Как-то компанией своей бандитской на Колю напал прямо тут, возле подъезда. И ладно бы дрались один на один. Так нет! Представляешь, их тогда восемь человек на одного было! Кости Николаю все переломали, а зубов сколько повыбивали – не сосчитать! А он все Катьку не бросал. А потом Федор этот его подставил сильно. Я подробностей не знаю, но Маша говорила, что во время драки Колю до потери сознания избили и в руку ему нож вложили, а рядом паренька убитого, да не простого какого-то – то ли сына какой-то шишки, то ли иностранца, не знаю. Короче, жуть, Ксюнечка, просто жуть! Ну, и арестовали Колю. И не просто срок ему грозил, а высшая мера. Тогда-то и объявился снова Федор. Как ни в чем не бывало к матери твоей пришел и сказал, мол, станешь моей, я Коле помогу. Она, недолго думая, и согласилась. Вот только ты уже в ее животике сидела. Сколько он ни принуждал Катьку от тебя избавиться, она ни в какую. Федор тогда Коле так и не помог. Посадили его.
Алевтина Егоровна призадумалась.
– А дальше что было? – Историю Федора и Николая я уже и так знала, ничего нового пока не услышала, но все равно было интересно послушать и ее версию.
– А дальше что? А дальше несколько лет Катька, как могла, отбивалась от нападок этого Федора. Самое смешное, тот ни в какую не хотел брать ее с тобой, но и мать твою не отпускал. Даже когда ты родилась! Машенька все переживала, что сделает этот ирод с тобой что-нибудь. Если мать твою он любил своей какой-то больной любовью, но любил, то тебя Федор люто ненавидел. А сам через год женился, назло матери твоей, и жену с ребенком взял. Вот ты посмотри, как он Колю не переваривал, ревновал. Чужого малыша от нелюбимой женщины принял, а тебя – ни в какую. Но даже своя семья его не остановила: несколько лет он почти каждый день к матери твоей приезжал, угрожал, уговаривал, да что только не делал! Пока однажды Катька с Соболевым не начала встречаться. Вот тогда Федор и исчез.
– Интересно, чем Максим Петрович так Федора напугал?– Мне действительно это показалось странным.
– Не знаю, Ксюнечка, не знаю. Думаю, не так прост твой Соболев. В любом случае, как Катя к нему переехала, Колю быстро освободили. Нашлись сразу новые обстоятельства дела, и приговор его обжаловали.
– Как думаете, Соболев помог?
– Маша все говорила, что это такой подарок твой отчим матери на свадьбу сделал. Правда, приятного в этом Кате было немного. Она ж твоего отца сильно любила. И вот представь, с каким сердцем за Соболева этого выходила, когда Коля на свободе уже был!
– А обо мне он знал? Ведь странно, что он вышел, когда мне лет семь было, а я так его и не видела никогда? – спросила Алевтину Егоровну, шагая по кухне из стороны в сторону. Сидеть на одном месте я уже просто не могла.
– Знал, Ксюнечка, конечно, знал. И виделись вы пару раз, когда ты к бабушке приезжала. Коля-то Машеньку часто навещал. Да что там – он же ее с приступом в больницу и отвез, правда, поздно уже было. И похороны тоже он организовал, – загрустила соседка.
– Я его не помню, – тихо прошептала я. Как так?
– Да ты просто не знала, что это он, твой папка. Он же тебя даже забрать хотел. Только кто ж ему, сидевшему, ребенка бы отдал?
– Я ничего не понимаю, Алевтина Егоровна: мне же Соболев сказал, что Николай меня ненавидел так сильно, что убить был готов. Кому верить?
– Бог с тобой, Ксюша! Какой там «убить»?! Видеться с тобой ему не давали: сначала мать твоя, потом Соболев. А потом ты уехала. Погоди-ка… – Соседка засуетилась и ушла в комнату. Минуты через две вернулась и сунула мне в руки бумажку с номером телефона.– Вот, номер его. После похорон Маши оставил. Сказал, если что нужно будет, чтоб позвонила. А я и забыла совсем. Сама ему позвони! Он, небось, и не знает, что ты вернулась.
Спрятав бумажку в карман, я подошла к окну. Окна соседки выходили на противоположную от подъезда сторону, на детский сад. Я пыталась сложить все, что услышала, в единое целое, но пока мало что получалось. Соболев прятал меня от Горского. Зачем? Кто пытался меня убить четыре года назад? Очевидно было, что не Николай. Тогда кто? Федор? А отец, узнав об этом, отомстил ему? А может, и не было никакого покушения? Может, Соболев инсценировал мою гибель, а Горский по незнанию отомстил Черниговскому? Тогда, конечно, Тимур будет всегда винить меня в смерти сестры. Чтобы не гадать, я решила позвонить Николаю.
«Абонент временно недоступен», – несколько раз повторил безжизненный женский голос. Черт!
– Алевтина Егоровна, а может, вы адрес знаете, где отца моего можно найти?– решив попытать удачи, спросила соседку.
– Нет, солнышко, этого я не знаю, – с сожалением ответила та.
Посидев с Алевтиной Егоровной еще минут тридцать, я отправилась к себе дожидаться Тимура. Еще когда поднималась по лестнице, ощутила в душе странное волнение. Как будто от меня ускользало что-то важное. Но что? И Тимур всё ещё не позвонил, хотя прошло уже несколько часов. И от Гены никаких звонков.
Тишина. Именно она меня настораживала.
Когда я все же поднялась к себе, страх от того, что я увидела, пронзил каждую клеточку моего тела. Дверь бабушкиной квартиры была настежь открыта, а все вещи внутри раскиданы. Недолго думая, я побежала вниз, обратно к соседке.
