Алинкком
Тим из Древесных Звонов
Глянув на свою тарелку, Тим обнаружил на самом краю, рядом с орехом, печеньки в форме звёздочек. Ну, они уж точно появились только что…
– А вот и Звёздные Тернии прибыли, – сказал папа.
Тим услышал тихий стук. Напротив появилось четыре новых стула. Перед каждым из них на столе, который стал заметно длиннее, возникло по тарелке с горсткой печенья. А в следующий миг явились новые гости. Тим не видел, как они входили в кухню – эти четверо будто сразу очутились на стульях.
– Здра-авствуйте, – медленно произнёс один из гостей. Это был мужчина лет сорока в сиреневой накидке, расшитой золотистыми звёздами. Острым внимательным взглядом он прошёлся по всем собравшимся. Встретившись глазами с Тимом, задумчиво сощурился.
– Мы слышали, кто-то здесь нас упомянул, – хитро улыбнулась женщина в таком же одеянии, только лилового оттенка. Цвет её губ был под стать накидке; чёрные волосы, коротко стриженные с одной стороны головы, с другой доходили до подбородка и косой чёлкой прикрывали половину бледного лба. Гостья окинула стол цепким взором и продолжила: – Кажется, это были вы, Эд из Древесных Звонов. Я вас сразу и не узнала: давно не виделись, а время никого не щадит.
Пожалуй, Тима могли разозлить эти слова, ведь отец вовсе не выглядел стариком. Но Тим был слишком занят тем, что изумлённо глядел на детей из Звёздных Терний. Два совершенно одинаковых мальчика лет восьми: фиолетовые балахоны, чёрные хохолки на макушках и блестящая тёмно-синяя кожа. Близнецы заметили, с каким удивлением смотрит на них древеснозвоновец, обнажили белоснежные зубы и принялись беззвучно смеяться.
– Мы уже засомневались, что вы явитесь, – призналась тётя Асмань. – А вы, оказывается, особого приглашения ждали.
– Да отчего бы не явиться. – Мужчина в накидке картинно всплеснул руками, а затем протянул ладонь к миске. Орех, светоцвет и темноцвет, рассыпчатый камешек, печёный пирожок взлетели в воздух и по очереди приземлились на тарелку гостя. Его жена и дети повторили этот жест, и миска опустела. – Дан был хороший мужик. Да и в мире его находиться приятно. Солнышко, ветерок, волны летают и плещутся… Кстати. – Он вдруг уставился на Тима. – Я вижу, здесь есть те, кто с нами ещё не знаком лично. Итак, меня зовут Митр, это моя супруга Лима и сыновья Ник и Нил. Не хочу показаться нескромным, но наши с Лимой творческие способности столь велики, что мы можем перемещаться сквозь вселенную за мгновения, легко и безо всяких проводников.
– А ещё мы способны, находясь дома, видеть и слышать, что происходит где-нибудь в Крылатых Волнах, – проворковала Лима и подмигнула тимовскому отцу.
– А ещё вы ведёте себя как подростки, которым лишь бы похвастаться недавно сотворённым миром, – мрачно и скрипуче сказал отец. – Я не спорю, вам есть чем гордиться, но…
– А ты у нас Тимка, верно? – весело вопросил Митр, не сводя с Тима глаз. – Тот самый Тим из Древесных Звонов, который, хоть убей, не может сотворить даже воздух. И, если не ошибаюсь, с родительским проводником у тебя тоже проблемы. Вот так вот в жизни: кому-то всё и даже больше, а кому-то ничего.
Под взглядом Митра становилось всё неуютнее. Тим склонился над тарелкой и схватил первое, что попалось под руку – печенье в виде звезды. Сунул в рот, принялся сосредоточенно жевать. Отец однажды сказал: пробуя иномирную еду, человек при желании может почувствовать вкус того мира. Ощутить, каков он – пригодный для жизни или созданный как попало, солнечный или туманный, почти не отличается от Первозданного Мира или воплощает в себе самые невероятные замыслы творца. Так вот… Судя по этой сладкой слоёной печеньке, обсыпанной маковыми семенами, в Звёздных Терниях вполне приличные условия для проживания. Но после печенья Тим неожиданно ощутил горьковатый привкус. Это навело на мысли, что у мира супругов в сиренево-лиловых одеждах есть какая-то мрачная тайна.
Тим поднял голову и вновь встретился взглядом с Митром. Тот взял со своей тарелки орешек, закинул в рот и прикрыл глаза – принялся изучать на вкус Древесные Звоны.
– Ладно, что же, – заговорила тётя Асмань, – теперь точно все на месте. Все, кто хотел. Знаете, а ведь такое произошло впервые, что в доме дедушки одновременно собралось столько его близких.
– Он всю жизнь мечтал объединять миры, и после смерти ему это отчасти удалось, – сказал Вит.
– Объединять миры? – громко переспросил Тим. Он никогда не слышал ничего подобного.
– Ну да. – Вит взял Сону за руки, не позволяя снова заткнуть уши. – Дедушка Дан очень переживал, что в другие миры добираться тяжело и долго, и что люди от этого редко видятся. Пытался придумать нечто, способное хоть немного размывать границы между мирами.
– Сотворить способ лёгкого перемещения по вселенной, как у нас, он был не в силах, – вставила Лима.
– И всё-таки братик мой был очень одарённый, – проговорила баба Дивна. – Он ведь сотворил Крылатые Волны в двенадцать лет. Так ему хотелось творить, что не мог ждать, пока там пятнадцать стукнет – взял и слепил сундук из глины, а потом выпросил у родителей свой небесный камень и приделал к крышке. Такой радостный ходил, счастливый… А через несколько дней уже переселился из мира мамы с папой.
– А мне кажется странным, – сказал Митр, дожевав орех, – что дед Дан, будучи одарённым выше среднего, сотворил так мало. Ну что это такое: летучая вода со скверным характером и голая скала! Ему были даны такие возможности, а он их не использовал.
– Так он все усилия направил на дом, – заметила тимовская мама. – На то, чтобы здесь были отличные условия для гостей.
– Если есть желание, можно и дом свой обустроить, как хочется, и обо всём мире позаботиться, – заявила Лима.
Киф вдруг вскинул голову и заговорил, стремительно краснея:
– А почему вы уверены, что знаете о его мире всё? Вдруг дедушка Дан что-то скрывал от чужих глаз? Вот случай один помню, когда меня только перенесли из мира родителей. Я до жути боялся волн и очень скучал по маме с папой. Дедушка постоянно был со мной рядом, пытался развлекать, радовать чем-нибудь. И вот играем мы однажды с камешками, и вдруг за окном слышится крик. Я не уверен, конечно, что там правда кто-то кричал – может, мне послышалось или память обманывает. Но помню, что в то мгновение дед побледнел сильно, будто испугался. Сказал мне, чтобы я оставался на месте и не глядел в окна, потом быстро вышел. Я захотел всё же незаметно посмотреть, что творится на скале, но в комнате вдруг пропали и окно, и дверь. Даже подслушать не удалось. Вскоре дед вернулся и сказал, что принёс мне подарок. В руках у него была горстка красивых камней. Сейчас немного отойду от этой темы… Вот вы все, наверное, знаете, каким было моё детство: я родился в мире, где на каждом шагу таилась какая-то опасность. Дикие звери, хищные растения… Мои родители нарочно сотворили всё это, потому что любили риск. Была у них нездоровая тяга к разным острым ощущениям, которая в итоге их и погубила. А я в основном сидел дома, где было безопасно, и придумывал себе игры. С камешками, которые собирал во дворе. В конце концов так полюбил всякие камешки… И вот, когда дедушка Дан принёс мне эту горстку необычных камней, я так обрадовался, что совсем забыл о каких-то криках за окнами. И можно решить, конечно, что дед действительно просто ходил за подарком для меня, но как объяснить то, что дом не позволил мне ни подсмотреть, ни подслушать происходящее? Это может означать только одно: деду было что скрывать.
Выпалив всё это, он замолчал и, тяжело дыша, оглядел сидящих за столом. Потное лицо его пылало; уши казались ещё более оттопыренными, чем прежде.
Митр, рассеянно жующий светоцвет, чуть невнятно проговорил:
– Было или не было – в общем-то, неважно теперь. Мир скоро умрёт без следа, всё станет Тьмой.
И снова все притихли. Вдруг тётя Асмань горько усмехнулась, а потом заговорила, и слова её были подобны звону лесной ивы на рассвете летнего дня.
– А умер он, знаете, тихо и спокойно. В своей постели. В окно почти сразу начали залетать волны. Волна за волной… Окружили его, подхватили – и унесли через окно в море. Казалось бы, вредные, несносные создания. Но с каким трепетом, с каким скорбным журчащим плеском они прощались со своим творцом!
– О-ох, – сказал Киф. – Да, они бывают так добры. Я однажды свалился со скалы, так волны кинулись толпой целой, поймали меня. Странное, если честно, ощущение, когда тебя несёт летящая вода.
Киф неуверенно улыбнулся, и Тим вдруг понял, что у творца Бегущих Камней открытый взгляд и светлое дружелюбное лицо. Не такой уж он неприветливый, похоже.
– Да, – с тем же умилением продолжала Асмань. – Давайте постараемся достойно почтить память дедушки, без всяких ссор и перебранок. Больше нас никогда здесь не будет…
За окном, далеко-далеко, колыхалось чёрное пятно. Будто занавеска. Тим смотрел туда, жуя пирожок, и думал про то, как в этом мире проходит стирка. Прямо в море? То есть, волны берут и полощут собою бельё?
Расходиться начали, когда стало темнеть. В окно вдруг влетела волна, собрала со стола всю посуду и унеслась прочь. Вскоре волна вернулась. Оставила на столе ровную стопку чистых сверкающих тарелок, выстроила рядышком кружки. И тихо, без лишних брызг и плеска, скрылась за окном, мгновенно растворившись в синеющем небе. Только тогда Тим понял, что всё это время сидел с разинутым ртом и что из кухни ушли все, кроме него самого и бабы Дивны.
– Поможешь посуду по местам расставить? – строго осведомилась бабушка.
– Ага… – выдохнул Тим. От удивления он даже не сразу сообразил, на что соглашается.
Из-под стола вдруг вынырнули синекожие близняшки.
– Мы тоже хотим помочь! – в один голос сообщили они, сверкая в темноте белыми зубами.
Вчетвером взялись за дело.
– Спасибо, без вас я не смог бы разбить эту кружку, – вскоре сказал детям Тим, собирая осколки.
Ник и Нил переглянулись. Молча выставили перед собой синие ладошки. Осколки мягко выпорхнули из рук Тима и соединились в воздухе. Тим посмотрел на восстановленную кружку и рухнул на стул, который заботливо появился прямо позади него. Вон как некоторые творят! Настоящие чудеса создают. Даже синекожие дети со сверхспособностями у них рождаются…
Древеснозвоновская комната встретила Тима сонной тишиной. Родители уже спали, их даже звон двери не разбудил. Тим осторожно зашагал к своей кровати, но на середине пути споткнулся о сундук и замер. Ему пришла неожиданная мысль. Сирота Киф с живыми камнями – мягкий и разговорчивый под твёрдой коркой, заносчивые Митр и Лима с синекожими детьми, громогласная сероветровская бабуля и её великовозрастный сынок, расставание солнечноснеговцев, воспоминания Вита, карабканье по сосне сквозь вселенную… Тима переполняло всё, увиденное и услышанное сегодня. Будто он был рекой, что готовилась выйти из берегов. Ему срочно требовалось выплеснуть куда-то накопленные впечатления. Да нет, не куда-то. В свой мир. Похоже, это то самое, о чём говорил отец: странствия вдохновляют на творчество…
Он вернулся на кухню, которая стала теперь совсем маленькой. Клацнули в ночной тиши застёжки сундука, поднялась крышка. Да! Сейчас он сотворит. Нырнёт и в порыве вдохновения создаст воздух, небо, землю… Что же здесь сложного, если задуматься? Нужно лишь желание и доброе расположение духа, а у него этого в избытке.
…На кухне было темно, как в сундуке. Тим лежал на холодном полу и не мог выровнять дыхание. Вытирал с лица пот и слёзы, убеждаясь: он никогда не создаст свой мир.
Никогда! Никогда его сундук не взорвётся, будучи не в силах вмещать созданный мир. Никогда Тим не познает радость творца, глядящего на свои творения. Никогда не создаст семью: стыдно приводить невесту в мир своих родителей! И ещё много всяких «никогда».
Над Тимом нависло чьё-то лицо.
– О, наш юный… – Следующее слово нависший произнёс, широко зевая. Тим скорее догадался, чем расслышал: «древеснозвоновец».
– Доброй ночи, Вит.
– Что случилось? – Вит вновь зевнул.
– Да вот, творю, – вздохнул Тим. – А ты чего не спишь?
– Сона сначала в моей комнате захотела лечь спать, а сейчас потребовала, чтобы я её отвёл к маме. И вот я шёл с Сонкой по коридору и услышал из кухни какие-то всхлипы. Решил узнать, кто здесь и в чём дело. Погоди-ка…
Зевая, Вит наклонился и поднял с пола что-то длинное и белое. Две штуки.
– Творец из тебя, видно, совсем никакущий, – сказал брат. – Смотри, это тюфяки. Один из них, кстати, уже лежал тут, когда я зашёл. Дом о тебе заботится, а ты на ледяном полу валяешься…
Тим рассеянно устроился на мягком тюфяке.
– Да понимаешь, Вит, я месяц нырял в сундук и не создал почти ничего. Сотворил какое-то жалкое подобие воздуха, и всё на этом. С одной стороны, меня это даже радует: могу подольше пожить с мамой и папой. Но с другой… Что, если я так никогда и не создам мир? Буду всю жизнь зависеть от родителей; вырасту таким, как дядя Бас…
Вит осуждающе зевнул.
– Тимка, ну ты и древо звенящее. То, что дядя Бас живёт в материнском мире – не причина его несамостоятельности, а скорее следствие. Он сам по себе такой. Ну, и бабуля его не совсем правильно воспитывала. Мою маму и тётю Раду она воспитала лучше. А дядя Бас – младший ребёнок, избалованный… А в целом, я считаю, что самостоятельность человека не зависит от того, в своём мире он живёт, в родительском или странствует всю жизнь. – Вит помолчал и признал: – Свой мир иметь лучше. Но раз он не создаётся никак, надо отставить сундук в сторону. Жить здесь и сейчас. Наслаждаться тем, что имеешь.
– Вит, не все рассуждают так, как ты. – Тим невольно перенял у брата вкрадчивый наставительный тон. – Мои папа с мамой вот очень встревожены из-за того, что я так плохо творю. Они считают, что я не смогу повзрослеть и стать счастливым, пока не переселюсь в свой мир. Я…
– Тихо, – шикнул вдруг Вит.
Тим и так уже молчал. Хлопал ресницами и, приподнявшись на локтях, вглядывался в темноту ночи. Вит сполз со своего тюфяка и метнулся к окну, попутно ударившись о край стола.
Было очень тихо. Мгновение назад негромкая беседа двоюродных братьев сопровождалась далёким шелестом моря и всплесками отдельных волн, взлетающих в небо. Теперь всё смолкло. Страшное, пронзительное безмолвие. Затишье перед бурей?
– Тьма. – Вит мрачно зевнул. Его сутулый силуэт едва угадывался на фоне окна. – Это Тьма сожрала очередной кусочек мира. Да уж, недолго Крылатым Волнам осталось. Иди сюда, легко увидишь границу меж темнотой и Тьмой. Осторожно, об стол не…
– Ай! – шёпотом вскрикнул Тим. – Об стол не, да. Почему вообще этот стол не исчез, ведь он нам сейчас не нужен?
– А ты думал, всё всегда работает без ошибок? – Вит посторонился.
– Я ничего не думал, я просто ушибся… – пробурчал Тим и прижался носом к стеклу, пытаясь разглядеть, где же темнота обрывается Тьмой. – Слушай, а что здесь происходит с комнатами, когда в них никого нет?
– Я не бывал там, где никого нет, – ухмыльнулся Вит. – Смотри, звуки вернулись!
– Я не умею смотреть на звуки, – мстительно откликнулся Тим. Море вновь бурлило волнами, и Тим наконец увидел границу. Чёрные гребни волн задевали растрёпанное чёрное ничто. Не исчезали в нём, а натыкались, как на препятствие. Жутко.
– Испугался, когда море притихло? – Голос Вита будто осип. – А в моём мире всегда такая тишь. Ну, почти такая. Я ведь не сумел толком создать звуки, не хватило сил и желания разбираться… В Тихих Ночах холод, темнота, огромные белые птицы. Я, кстати, создал таких же птиц, как отцовские, у меня даже проводник – белоснежный орёл… И ещё там безмолвие. Своего голоса почти не слышу. Когда я творил, мамин мир ещё лежал в руинах. Мама сильно выматывалась, Сона всё в углу сидела. Вот я все переживания, какие скопились внутри, в мир и вложил. Жуткий вышел мирок, там вечно в сон клонит, а уснуть не могу. Мне в нём противно, и я часто улетаю к маме и Соне. А мама переживает, что я не живу своей жизнью, а только вокруг них с Сонкой кручусь.
– Вот почему ты теперь такой бледный и зеваешь всё время… Из-за своего мира.
– Зато я научился зевком разные чувства выражать, заметил?
Они вернулись к тюфякам, осторожно обойдя стол. Тим почувствовал, что наконец-то ему хочется спать.
А приснились ему разные миры, собранные в один общий. Светили в небе два солнца – бледно-золотое и пылающе-красное. Под ними с шумом и плеском летело море – стая живых волн. Меж звенящих дерев бродили каменные звери, свистел ветер, а дальше чернели дремучие леса и ледяные озёра. Там бесшумно носились громадные белые птицы.
Наяву тем временем начался дождь, быстро переросший в ливень. Он шёл до самого утра, но пару раз вдруг смолкал вместе с морем. В тихие эти моменты Тьма, дремлющая до поры, распускала кривые щупальца и поглощала небесно-морской кусочек. И снова лился дождь, шумело и пузырилось море, звякала сосна-проводник… Тим и Вит спали на белых тюфяках в крохотной тёмной кухне, возле деревянного узорчатого сундука. А где-то рядом, в комнатах, которые похожи на маленькие миры, почивали прочие одиннадцать человек. Хлопнула, скрипнула оконная створка. Кажется, окно открылось – шум моря стал громче. Надо бы встать, закрыть…
***
Проснувшись, Тим обнаружил себя летящим над морем. Решил, что всё ещё спит, но холодные брызги, слепящие блики на воде и бьющий в лицо рассветный ветер напрочь отмели эту мысль. Не бывает снов с настолько яркими ощущениями.
Летел Тим не сам по себе. Его за поднятые руки тащила волна. Маленькая. Ей явно непросто было лететь с таким грузом, и полёт был петляющий. Волна то снижалась, так что Тим по колено погружался в море, то бросалась ввысь. Бешено разбрызгивала капли; Тим жмурился, отплёвывался, дрожал. Но не вырывался: разве есть смысл спасаться от одной волны, чтобы рухнуть в целое море? А оно, похоже, не видит ничего плохого в том, что один мелкий клочок воды тащит человека неясно куда…
Как вообще это произошло? Тим смутно вспомнил: порыв ветра под утро распахнул окно, Тим хотел закрыть, но вновь провалился в сон. Видно, через окно волна и проникла в дом. Тихо схватила спящего Тима и утащила. Куда? Зачем? Видел это кто-нибудь или все беспробудно спали?
Вдруг впереди показался берег. Узкая полоска суши становилась всё ближе, и чем ближе, тем шире и больше, пока наконец не оказалась огромным островом с песчаным побережьем, ограниченным густым шелестящим лесом.
Едва добравшись до земли, волна пошла на посадку. Странные ощущения, когда тебя несёт летящая вода, но ещё страннее, когда она, мгновенье назад обволакивающая твои руки цепкой хваткой, вдруг начинает утекать сквозь пальцы.
Тим шлёпнулся на влажно чавкнувшую кромку моря. Поднялся, покачнулся, бегло огляделся. С одной стороны темнел лес, с двух других – бесконечно тянулось побережье, пустынное и однообразное. Тим повернулся к морю и вгляделся вдаль, щуря воспалённые глаза. Волны, волны, волны… Плещутся, пенятся, перемигиваются искрами. Набегают на далёкую чёрную стену – Тьму. Тим смотрел на море долго-долго, никак не желая поверить в то, что скалы с белым домиком отсюда не видно. Он даже не сразу почувствовал, что волна висит у него над головой и сыплет колючими брызгами, будто сама не знает, что делать дальше.
