Алина Кононова
Дефектный экземпляр
Я несу кастрюлю к мусорному баку и выкидываю без секунды сомнений.
Меня пугают вопросы. Боюсь, Ева сядет рядом, упрётся своим пытливым взглядом – никогда его не любил – и начнёт приставать. Но она занимается привычными делами.
Я помогаю, как могу: провожу её по дому, напоминаю, где какая комната, спокойно повторяю, что я люблю на завтрак и ужин. О чём следует говорить с клиентами, а о чём – нет. Ева легко всё схватывает. Через неделю мне кажется, никто и не умирал, а она – считает произошедшее сном. Тело, забитое до смерти, действительно было кошмаром, который ушёл, стёрся как пятно с кафеля. Ева варит мне кофе, развлекает клиентов, отвечает на тупые вопросы:
– Да, нам необходимо всё тело, чтобы просканировать мозг. Иначе никак.
А они продолжают приезжать, привозить сумки, пакеты и коробки. Отправляя в инкубатор хомячка, которого родители заказывали уже трижды, я слегка нервничаю. Но Ева держится с клиентами как обычно.
Они ничего не заметили.
Трудно поверить, что мне так повезло. А ведь с этой парой мы познакомились ещё в лаборатории.
Профессор, конечно, был не в курсе. Для него клонирование было чем-то важным и серьёзным. Он и не думал, что инкубатор можно использовать для более приземлённых целей.
Всё началось с Ани, секретарши ректора. Это она однажды притащила на работу своего кота. Мёртвого, конечно.
Никогда не любил мёртвых животных.
Я работал в ночную смену, то есть, дремал на диване, пока в инкубаторе завершался цикл. Меня разбудила тишина. Гул, к которому я привык, вдруг исчез.
Я застал её в кабинете. Аня стояла у дверцы инкубатора – открытой. На панели горели алые индикаторы. «Профессор меня убьёт, а всё из-за этой дуры», – тогда подумал я.
Стоило сказать это вслух, она разрыдалась. Тыкала мне под нос сумку с котом и кричала, как пыталась помыть окно, а Пушок выпрыгнул из него. Я не хотел смотреть ни на окровавленную шерсть внутри сумки, ни на Анино заплаканное лицо.
– Ему всего три года! Пожалуйста, я видела, вы тут каждый день кошек копируете!
– Я не могу.
На самом деле я готов был согласиться – лишь бы она замолчала. Но Аня вцепилась в мою рубашку.
– Прошу! Я заплачу! Просто покажи, как включается эта штука.
Как я мог ответить? Три тысячи – вот моя оплата за первую работу. Плачущая Аня получила своего Пушка, а я сказал профессору, что цикл сбился из-за ошибки в программе. Жизнь пошла бы своим чередом, но через неделю Аня снова пришла на одну из моих ночных смен.
И снова – с трупом.
– У моих знакомых ребёнок в летнем лагере, а хомячок умер. Они такого же не могут найти, – она открыла коробку из-под чая и начала совать тело под нос. – Смотри, он трёхцветный.
Рассматривать труп я не хотел, как и оживлять хомячков. Я хотел спать, и чтобы меня не трогали. Но Аня сказала:
– Пять тысяч, половина твоя.
Сон как рукой сняло.
– Семьдесят процентов.
– С чего это? Ты просто на кнопки нажимаешь.
– Ну так нажми сама.
Она что-то пробурчала, но – кивнула. С тех пор инкубатор работал круглые сутки. Аня нашла десяток первых клиентов; потом я начал справляться сам.
Теперь даже искать не приходится.
Заказчик увозит трёхцветного хомяка домой. Ева подходит ко мне, шепчет, глядя вслед машине:
– У него было несварение от нового корма, представляешь?
– Давай не будем об этом, – тяну её за плечо, заставляю посмотреть себе в глаза. – Разговоры с ними – не моя работа. Я делаю клоны, вот и всё. У нас договор, помнишь?
На миг мне кажется, сейчас вспыхнет этот злобный взгляд. Как в тот день, и в другие плохие дни. Но её лицо смягчается, и Ева отвечает:
– Договор, конечно.
Моя девочка, моё творение. Нежно прижав её к себе, целую в губы.
– Пойдём ужинать. Не приготовишь мой любимый салат?
Профессору бы понравилось. Наблюдать за своим экспериментом, каждый день. Я быстро понимаю, как хорошо клонирование очистило Еве голову. Её психика – прекрасный холст, на котором может писать творец.
Я мягко подталкиваю её к кровати, работе по дому или клиентам. Мы даже выбираемся в город, ездим по магазинам. Ева расхаживает среди вешалок с одеждой так, будто ничего не случилось. Будто я не переплюнул целую команду учёных.
Мы сворачиваем в строительный: хочу подлатать проводку в сарае. Но, пока я выбираю удлинители и розетки, Ева исчезает.
Нахожу её в отделе для садоводов – с пакетом компоста в руках.
Вот привычка, от которой я бы не отказался избавиться.
– Там на клумбе беспорядок, – говорит она, не выпуская кислотно-зелёный мешок из рук. – Хочу всё нормально обустроить.
– Тебе это не нужно.
– Но я хочу! – она смотрит на меня, и в глазах больше нет пустоты, по которой я могу свободно писать.
Это взгляд другой, злой Евы.
Не могу же я забрать мешок и утащить её домой? Приходится тяжело вздохнуть. Плохой Евы больше нет, она исчезла, и в этом только её вина. Есть добрая, прекрасная жена, которая выросла у тебя на глазах.
Нужно просто напомнить ей об этом.
– Милая, я понимаю, – мягко говорю я. – Давай ты займёшься садом сегодня, после ужина.
– Точно?
– Конечно! И положи удобрения, там под землёй достаточно питательных веществ.
Сидя на крыльце с чашкой чая, я наблюдаю, как Ева роется в клумбе. Она похожа на злобного призрака: штаны, серая рубашка в пятнах земли и эта шляпа. А ещё лопата, та самая. И пусть она не копает так глубоко, чтобы найти… Всё равно, она пересаживает цветы прямо на могиле. Наводит порядок над телом Евы.
Что за день?
Отпиваю чай с лимоном, мой любимый. Говорю себе: может, оно и к лучшему. Сад был важной частью её жизни, его не так просто стереть из мозгов.
Но я бы хотел попытаться.
Сад оказывается не единственной вредной привычкой. По вечерам Ева постоянно сидит в телефоне. Хорошо, отпечатки у клонов совпадают с оригиналом, и нам не пришлось вспоминать пароль.
Я думаю, она смотрит видео, ищет рецепты или хотя бы читает статьи по садоводству – пока жена не поднимает голову.
– К нам едет моя сестра.
Мы лежим на смятых простынях, каждый с телефоном в руках. Я ищу новую машину, у Евы по экрану тянется длинная лента сообщений.
Зачем Лиля ей постоянно написывает?
Евина сестра, когда она приезжала в последний раз – год, два назад? Завалилась в гости и нудила 24/7. Почему дом так далеко от города? Кто станет убирать эти два этажа? Зачем вам такой огромный сарай? А у Евы будет своя машина?
Она всё спрашивала про мою работу – мы говорили, я биолог, пишу статьи на дому.
Как новая Ева выдержит встречу с навязчивой сестрой? Не сболтнёт ли лишнего? Она ни разу не говорила о том случае на кухне, приняв его за кошмар. И всё же – я не хотел рисковать.
А что эта женщина наговорит Еве? Что отпечатается в её податливом разуме?
Ева – не хомяк, к которому привык ребёнок. Не кошка, которую тискают гости. Она – моя.
– Плохая идея. У меня много работы. Пусть приезжает потом.
– Когда?
– Ну… потом.
– Но я хочу с ней встретиться. Показать ей сад. Луковицы начали приживаться, – она переворачивается на бок, и я пытаюсь найти нежную пустоту в глазах.
Но её там нет.
Аккуратно забираю у Евы телефон, листаю переписку. Лилия хочет остаться на целую неделю. Нет! Вдруг она найдёт аппаратуру? Или решит перекопать Евин уголок в саду?
Или Ева сама проболтается?
– Я напишу, чтобы не приезжала, – говорю я, нажимая на экран.
