Алена Игоревна Дьячкова
После
Глава 11
Уже был вечер. За окном снова бушевала снежная буря, заставляя всех и каждого скорее скрыться в теплом помещении. Тяжелые хлопья снега хаотично кружили и оседали на пустынных улицах. Гайд-стрит тоже была пустынна: фонарь, качающийся из стороны в сторону, тускло освещал ее; двери в подъездах были плотно захлопнуты или даже закрыты на засов; в окнах горел приглушенный свет, и были видны привычные силуэты, сновавших за ними людей.
Свет горел практически везде. Везде… но только не в девятой квартире на третьем этаже.
Зато за соседней дверью, за дверью с медной цифрой 8, помимо света разгорался еще и оживленный разговор.
Три человека со счастливыми лицами, с несходящими улыбками вальяжно сидели за столом и бокал за бокалом пили пенящееся, разливающееся по столу шампанское.
Один из них был нервный продавец из конторы по ремонту и установке оконных рам:
– И так, друзья! За необъятную человеческую глупость, – прокричал он, поднимая переполненный бокал, – как можно было поверить, что какое-то, господи, окно стоит 550 фунтов?!
Все трое разразились неудержимым хохотом.
Теперь бокал подняла дама-представительница банка:
– Выпьем же за страх человеческий перед долгами и банком! – она уже не выглядела так строго, теперь длинные волосы превратились из седеющих в ярко-каштановые и разметались по ее плечам.
Снова послышался звон бокалов, а за ним громогласных смех.
Третьим бокал поднял Бобби:
– За людскую доверчивость! Боже, как можно было поверить, что дети… Дети! Зимой! закинули мяч на третий этаж?! Третий! Это не под силу даже олимпийскому чемпиону! – он вытер слезы, набежавшие на глаза от продолжительного смеха, – а рабочие? Как можно пустить к себе каких-то чужаков и уйти при этом?! Уйти!
– Ой, а с приятелем то твоим какая хохма! – воскликнула леди. – Какому драку нужна квартира с многотысячными долгами?!
Снова пронзительный звон хрусталя.
– Но, Эндрю, – обратился Бобби к худощавому джентльмену, – идея с потопом была просто бомба! В противном случае, я даже не знаю, сколько бы они здесь продержались!
– Да, они чуть не побили предыдущий рекорд, – подхватил Эндрю, – прежние целую неделю сидели!
– Да уж…,– задумчиво протянул Бобби. – А знаете, мне их даже немного жаль. Этот Гордон говорил – они всю жизнь о квартире мечтали… Тут, вроде уже все и случилось, счастье, жизнь, вроде налаживается… Но потом… Не кажется вам, что мы перегибаем… Жизнь людям ломаем?
Веселье мгновенно стихло. Троица задумчиво уставилась в окно, за которым метались белые мухи.
Первой неловкую тишину нарушила стройная леди:
– Да, Бобби, я тоже часто об этом думаю. Часто меня по этому поводу грызет неуемная совесть, – она сделала паузу, – но посуди сам: в стране кризис, работы нет, денег нет, ничего нет. Мы с Эндрю вкалываем день и ночь. И что нам это дает? Ничего. Получаем сущие гроши. Ты, Боб, и вовсе потерял работу. Куда ты сейчас подашься? Да никуда! Никому ты не нужен… никому мы все не нужны!…
– Лорен права, – подхватил Эндрю, – сейчас неустойчивое, меняющееся время, а мы можем и должны найти его положительную сторону, должны найти выгоду и, да, пожертвовать кем-то, но пожертвовать ради будущего, ради наших же семей! Как сказал великий ученый Чарльз Дарвин, а поверь, он знал, о чем говорил: «Выживает не самый сильный и не самый умный, а тот, кто лучше всех приспосабливается к изменениям».
– Да, дело вы, ребята, говорите… дело, – хмуро согласился Бобби, подперев ладонью тяжелую голову. – Завтра будут торги на Норт-роуд, я уже впечатлил одну семейку нашей квартирой. Сказали – придут непременно.
Выбор
Глава 1
– Ой, да ладно тебе, Стив, хватит ломаться. Ты, вроде, взрослый мужик, а ведешь себя как ребенок, – громогласно твердил светловолосый мужчина своему другу, сидящему напротив.
Был уже поздний вечер, солнце давно закатилось за горизонт, поэтому в баре, где сидели два товарища, царил полумрак. Блондин уже пропустил некоторое количество стопок, из-за чего речь его начинала терять ясность, а мысли путаться и цепляться одна за другую:
– Давно пора уже взяться за дело, а у тебя все какие-то принципы… какие-то моральные правила… совесть какая-то у тебя… – он опрокинул в рот оставшуюся на дне стопки жидкость и, немного помедлив, развязно продолжил:
– Нет в этой стране ни у кого совести, значит и у тебя не должно быть! – он с силой ударил кулаком по столу. – Офицеры да генералы вон как на войне нажились! Ты видел их квартиры? Я то видел… – он многозначительно усмехнулся, вспоминая, при каких обстоятельствах это было, – там все чуть ли не золотом посыпано. А нам, простым людям, что? Ни-че-го… Откуда у тебя все советь какая-то берется, не пойму никак… Стив, Стив, Стивен… пропадешь ты…! У тебя ж ребенок больной, его лечить надо… о себе ты только и думаешь…
– Я мыслю здраво. – Наконец пресек поток причитаний сидящий поодаль высокий человек с большими голубыми глазами, орлиным носом и густыми каштановыми волосами. Он не был так пьян, как его собутыльник: с самого начала их встречи он цедил один бокал красного вина и не желал большего. – Воровство еще никого до добра не доводило.
– Я раньше тоже так думал, друг мой, тоже… До тех пор пока с работы не вышвырнули так думал, – слегка причмокнув он потер рукой слипающиеся веки, – а потом знаешь… благодаря этому делу и зажилось то лучше. И пахать весь день не надо, и пресмыкаться ни перед кем…
– Поймать да посадить в любой момент только могут, – усмехнулся Стивен.
– Да… но… – силясь сказать что-нибудь остроумное, пыхтел блондин, – везде свои минусы, в общем.
– Нет, Дэвид, я честный человек, я так не могу, – задумчиво сверля взглядом отходящую от стены штукатурку, протянул Стивен.
Блондин невидящим взглядом уставился на товарища. Он все больше уходил в пьяную забывчивость, поэтому уже не мог сдерживать роящиеся в голове мысли:
– Что ты не можешь то…? Ты кто? Ты – никудышный хирург в никудышной клинике. И платят тебе никудышные люди никудышную зарплату, – он подпер двумя руками потяжелевшую голову, – ты вообще видишь, в какое мы время живем? Ты думаешь, Первая Мировая не дойдет до Америки? Думаешь, мы долго еще будем отсиживаться в сторонке? Нет, друг мой… в любой момент ты можешь проснуться, а на завтрак у тебя вместо кофе будет вражеская граната! Тебя сразу на фронт «хоп», а больной ребенок здесь помирать останется… Иногда надо и против своих «высоких идеалов» идти… – Дэвид запнулся и уже не смог продолжить свою пламенную речь, поэтому лишь тупо уставился в опустевшую стопку.
Бар, в котором разгорался этот животрепещущий разговор, находился на окраине Нью-Йорка. Люди часто собирались здесь, чтобы обсудить последние новости, встретиться с друзьями или же просто забыться после долгого трудового дня. Стены небольшого помещения были выкрашены в светло-коричневые тона, на полу раскинулся широкий дощатый паркет, а у потолка качались несколько увесистых люстр – в целом, обстановка довольно уютная и приятная, однако если хорошенько приглядеться, можно было заметить и отваливающуюся штукатурку, и глубокие щели на полу, и даже отсутствие некоторых лампочек в люстрах. Благо, посетителям сего заведенья не было дела до таких мелочей.
Стивен оглядел задумчивым взглядом просторный зал: несмотря на поздний час, посетители только начинали прибывать, поэтому места в помещении становилось все меньше, а докричаться до собеседника все сложнее.
– Ты прав, Дэйв, но я все равно вынужден отказаться от твоего предложения, – он выдавил кривую улыбку. – Уже поздно, меня, должно быть, обыскались дома.
– Ты еще вспомнишь обо мне, – слегка усмехнувшись, пробубнил блондин, – у меня тут на примете один генерал… до неприличия богатый. Пропажа пары тысяч баксов пойдет ему только на пользу. Так что, если вдруг надумаешь…
– Хорошо, хорошо, – вставая из-за стола, твердил Стивен, понимая, что другу сейчас лучше не перечить. – Иди-ка ты тоже домой, дорогой мой.
– Не-е-т, я еще немного посижу… – с закрытыми глазами прошептал тот.
Когда молодой человек выходил из наполняющегося посетителями бара, до него долетел приглушенный голос Дэйва: «Официант! Еще одну, пож-жалуйста…».
Глава 2
На улице было темно, редкие фонари не справлялись с ночным мраком. С неба, закрытого плотным слоем туч падали тяжелые дождевые капли, шумно ударявшиеся об асфальт, крыши машин и домов.
Высокая темная фигура Стивена, плотно закутавшаяся в плащ, быстро плыла сквозь влажный ночной воздух. Он размышлял над предложением товарища. Как бы заманчиво оно ни выглядело на первый взгляд, он не мог решиться на такой отчаянный шаг: слишком глупо и безрассудно было это в его понимании, совсем по другим правилам он был воспитан и совсем другие принципы навязывали ему на протяжении всей жизни.
Единственное, что ставило под сомнение все эти благие и разумные установки, был его ребенок, его шестилетний сын, который уже почти год боролся с все прогрессирующим и прогрессирующим воспалением легких. Еще на самой первой стадии болезни врачи прописали дорогостоящий курс лечения, огромное количество недешевых медикаментов и настоятельно рекомендовали отправить ребенка в санаторий.
Однако Стивен смог оплатить лишь половину курса лечения и купить кое-какие таблетки. Про санаторий и думать не приходилось. По понятным причинам мальчику с каждым днем становилось все хуже и хуже, и молодой отец с каждым разом все больше и больше рвал на себе волосы, силясь найти хоть какое-нибудь решение.
Обреченно погрязнув в этих переживаниях, он машинально направлялся к дому, рассекая темные лужи кожаными сапогами и не замечая падающие на лицо дождевые капли.
***
Шум. Шелест автомобильных шин, трущихся о мокрый асфальт. Рев мотора.
Стивен моментально оставил в прошлом все свои мысли, в страхе обернулся: свет двух ярких фар ослепил его, он отскочил назад и вжался в прохладную стену дома. В метре от него пролетела машина – машина скорой помощи, и через мгновение уже скрылась за поворотом, издавая удаляющийся, постепенно затихающий звук рычащего двигателя.
Мужчина огляделся, вытер со лба проступившие капли холодного пота и на ватных ногах двинулся дальше.
Как же он был рад, что в той машине сейчас находится не он, и не он сейчас снова должен бороться за чью-то жизнь или же смотреть на то, как она кого-нибудь покидает. Слишком часто во врачебной практике приходилось ему навсегда прощаться со своими пациентами, слишком часто приходилось утешать отчаявшихся родственников.
Именно поэтому самым большим страхом Стивена была хрупкая жизнь его родного сына, которая в любой момент могла дать трещину.
***
Дойдя до знакомой входной двери непримечательной пятиэтажки, его взгляд упал на небольшой автомобиль с красным крестом на капоте, который был криво припаркован у тротуара. Стивен вдруг понял – это тот самый автомобиль, который несколько минут назад напугал его до полусмерти.
Пару мгновений он стоял в оцепенении, силясь справиться с нахлынувшим на него потоком предположений, после чего внезапно сорвался с места и, резко дернув входную дверь, побежал вверх по лестнице, запинаясь о ступеньки и врезаясь в невидимые в темноте перила.
Добравшись до верхнего этажа, его взору предстала приоткрытая дверь квартиры (его квартиры!) откуда тонкой полоской падал приглушенный свет, озаряющий весь лестничный пролет.
Все опасение Стивена оправдались. Он, медля, с замиранием сердца направился к двери и так же, медленно и пугливо, отворил ее.
Комната за ней была небольшой, но уютной: на полу от стены до стены раскинулся махровый ковер, сами стены были оклеены светлыми обоями с незамысловатым узором, а под потолком висела мерцающая люстра, с тремя увесистыми плафонами.
Под решетчатым окном стояла деревянная кровать, у изголовья которой, нагнувшись, сидела невысокая женщина, она навалилась на неподвижно лежащую под одеялом фигуру и, громко всхлипывая, что-то неразборчиво шептала; с другой стороны, стоял высокий худощавый человек в белом халате и уличной обуви, навису водивший ручкой по раскрытому блокноту.
Стивен настороженно перешагнул через порог, слегка скрипнув дверью. В то же мгновение на него устремились два взгляда: один, его жены, – испуганный и отчаявшийся; другой, врача со стетоскопом на жилистой шее, – угрюмый и сосредоточенный.
Не успел он раскрыть рта, как стройная женщина в скромном одеянии, оставив вахту у кровати, бросилась к нему на шею и сжала в крепких объятиях, ища утешение.
Теперь молодой человек мог видеть лежащую под одеялом фигуру: худощавый мальчик лет шести, со впалыми щеками и бледной, как простыня, кожей, выглядел еще болезненней, чем обычно. Дыхание его было отрывистым. Грудь вздымалась, быстро опускалась, периодически издавая неестественные хриплые звуки.
Стивен тупо смотрел на сына. Он испытывал целую бурю эмоций, однако на его каменном лице не отражалась ни одна из них. Будучи врачом, он с первого взгляда рассудил, что произошло, и уже успел дать поверхностную оценку состояния больного. Но, несмотря на это, не стал прерывать человека в белом халате, когда тот, бросив несмелый взгляд на сплетенных в объятиях родителей, тихо начал:
– Состояние вашего сына стремительно ухудшается. Поражено уже более тридцати процентов легких. Не подумайте, что я нарочно вас запугиваю, но если дальше болезнь будет развиваться также быстро, дело может закончиться летальным исходом, – он перевел взгляд с отрешенных родителей на беспокойно сопящего ребенка, и, желая поскорее завершить тяжелые объяснения, слегка ускорил темп речи. – Сейчас осень, скоро наступит зима – это два самых холодных, сырых и вредных для здоровья время года. Если мальчик проведет их в городе, плачевных последствий не миновать. На этот период его нужно отправить в санаторий, где он сможет пройти курс реабилитации, – врач снова сделал небольшую паузу, давая внимательным слушателям переварить все вышесказанное. – Но, как вы сами понимаете… это удовольствие не из дешевых… Я, ни в коем случае, не настаиваю¬¬, выбор всегда за вами…
Эти слова повисли в гробовой тишине, нарушаемой лишь хриплым дыханием спящего ребенка. Не успевший разуться пришелец чувствовал себя неудобно, как будто он был повинен в произошедшем:
–Только что у мальчика случился приступ, благо закончилось все хорошо. Но это может повториться снова и уже с более серьезными последствиями. Единственное, что вы сейчас можете сделать – это продолжать принимать прописанные медикаменты и в случае чего сразу вызывать врача. Ну и конечно, подумайте над отправкой в санаторий, – врач пристально посмотрел на родителей, в ожидании какой-нибудь реакции, однако, не получив ее, с едва заметной улыбкой произнес:
– Мне пора. Надеюсь, все у вас будет хорошо. Он паренек сильный, выкарабкается!
– Ах… Да, конечно, – очнулась вдруг от ступора Мэри, жена Стивена, выпустив наконец мужа из объятий и сделав пару шагов в сторону уходящего. – Спасибо вам большое за… за все…
– Не за что меня благодарить, помочь я вам ничем не могу… – с горечью ответил врач, насупив свои густые брови, и, не дождавшись ответа, выскользнул за дверь, растворившись в темноте лестничной площадки.