Алена Дмитриевна Реброва
Тайны наследников Северного графства
– Ведьма… Па, пить хочу.
– Сейчас сынок, сейчас принесу, – сказал Валлен и поспешил вышел из комнаты.
– Ведьма… – мальчик позвал меня, как только его отец вышел. – Ты меня закопай поглубже и цепями обмотай, хоронить когда будешь… Я сны вижу, как людей убиваю… Проклят я.
– Это мы еще посмотрим, – твердо сказал Арланд и подошел поближе к кровати.
Вытянув руки над телом мальчика, он закрыл глаза и сосредоточился.
С минуту инквизитор водил руками над ребенком, а потом пришел отец. Звук его шагов отвлек Арланда и тот сбился, но потом продолжил.
– Что такое? – спросил у меня Валлен.
– Подождите снаружи, – шепнула я. Кинув, мужик плотно закрыл дверь.
Когда Валлен вышел, я осторожно перешла на другой уровень зрения, чтобы увидеть, что делает Арланд. Передо мной засверкала сеть из переплетенных разноцветных нитей, образующих гигантскую кружевной салфетку. Некоторые участки кружева горели серебристым огнем, словно их подменили другими… это было кружево Арланда. Обыкновенное кружево идеальной симметрии, части которого были заменены с помощью ритуалов. Вся кромка словно была отлита металлом.
Оторвавшись от плетения инквизитора, я перевела взгляд на мальчика.
Его кружево было меньше и куда более тусклым, в некоторых местах оно еще сверкало всеми цветами радуги, но отблески эти тут же угасали. Внимательно всмотревшись в симметричные узоры, я поначалу не заметила ничего подозрительного. Но вот когда я стала перепроверять, все же обнаружила кое-что странное. Небольшой бледно-розовый узелок, где-то ближе к краю, выглядел достаточно подозрительным, я не помнила такого на схемах. Наверняка Арланд тоже его видел.
Вдруг я почувствовала знакомое напряжение в воздухе, горло само собой сжалось, а глаза стали слезиться. Я едва не потеряла концентрацию и не перешла на другой уровень зрения.
Розовый узелок, который я видела, как будто испугался, замерцал, становясь все мельче и мельче. Арланд вытягивал из него силу, аура самого инквизитора сияла ярким белым светом. Это продолжалось до тех пор, пока странное образование на кружеве мальчика не стало совсем маленьким, тогда из него нечего было больше пить. Арланд остановился, но на кружеве еще оставался точно такой же узелок в другом ее краю. Поискав еще, я нашла три розоватых узелка в разных местах, что противоречило симметричной основе ауры. Все узелки были маленькие и брать из них было нечего. Но и уничтожить их было нельзя, они как будто были частью ауры, плетения которой невозможно разорвать, не убив.
Поняв, что работа Арланда закончена, я вернулась на нормальный уровень зрения.
– И что делать будем? – спросила я у инквизитора. Он тоже задумчиво смотрел на ребенка.
– Мне нужно поговорить с его отцом.
Мы вышли из комнаты, прикрыв за собой дверь. Снаружи на лавке нас ждал Валлен. Увидев нас, он поднялся, стараясь не показать, как сильно взволнован.
– Прежний инквизитор не соврал, – сказал Арланд. – То, что на вашем сыне, ни лекари, ни маги, ни священники снять не смогут. Это проклятье древних.
– Он всегда, когда у него бред, бормочет что-то про проклятия и про то, чтобы в цепи его заковали, когда хоронить будем, – горько вздохнул Валлен. – Он всегда это говорит. И что, совсем нет надежды?
– Нужно найти источник проклятья, тогда можно будет его снять, – сказал Арланд. – Я поправил все, что смог, у Хоги еще есть время…
Инквизитор прикрыл глаза и пошатнулся, я поспешила к нему. Похоже, дрянь, которую он впитал, оказалась куда ядренее.
– Где нам можно устроиться? – спросила я у Валлена, поддерживая Арланда за руку. – Думаю, моему другу нужно отдохнуть.
– Ах, конечно… Простите, комнат свободных у нас нет. Если на печке вас устроит, заночуйте там.
– Это лучше, чем в сарае, – согласилась я. – Вы, может, пойдете?… Нам поговорить бы.
Когда Валлен ушел, я устроила Арланда на лавке: он едва не терял сознание. Открутив крышку на его кресте, я дала ему выпить зелье-панацею, но на этот раз и оно не подействовало.
– Эй, что с тобой творится!? – спросила я, хлопая инквизитора по щекам.
– Просто поспать… – проговорил он, валясь на лавку.
Не прошло и минуты, как Арланд крепко уснул. Мне ничего не оставалось, как укрыть его плащом, а самой полезть на печку. Еще около получаса я прислушивалась к дыханию спящего друга, а потом не заметила, как уснула сама.
Кто-то совсем рядом громко вскрикнул, разбудив меня. С трудом открыв глаза, я огляделась вокруг, пытаясь понять, кто кричал.
Посреди кухни стояла женщина в одной только ночной рубашке и в чепчике, из-под которого выбивались пряди рыжеватых волос. Приложив ладони к губам, она смотрела широко раскрытыми глазами на тощего мальчишку, одетого в слишком большую для него рубашку и штаны.
Несколько секунд двое молча стояли, а потом женщина вновь закричала. Точнее, она просто очень взволнованно говорила, но после полной тишины это казалось криком.
– Сынок!… – дрожащим голосом позвала она, а потом кинулась к мальчишке, обняла его, заплакала, стала целовать и гладить сына по голове. – Живой, мой хороший!… Солнце мое!… Лисенок мой!…
Я начала просыпаться, а со мной и моя голова. Вспомнилось, откуда взялись эти два незнакомых человека и комната. Я на кухне дома, куда приехала кого-то отпевать вместе с инквизитором, а передо мной сейчас стоят женщина по имени Эргея и мальчик, который вчера вроде бы помирал. Что ж, это хорошо, что с ним все в порядке…
Не успела я додумать мысль, как из глубины дома послышался жуткий топот, как будто сюда спешил табун лошадей.
На кухню вбежали двое широкоплечих детин в одних только льняных штанах, и Валлен – единственный полностью одетый.
– В чем дело? – сурово спросил отец семейства. – Кто кричал?
– Маам… – протянул некто в объятиях женщины. – Мааам, я есть хочу… Ты меня сейчас задушишь!…
– Ну что ты мое солнышко! Как можно? Объятия матери только сил придают, никак не душат! – наставительно сказала Эргея, и не думая отпускать своего сына. – Валлен, наш мальчик выздоровел!
– Хога, как ты себя чувствуешь? – гулким голосом спросил один из старших сыновей. Огромный детина с гривой темно-рыжих волос, кудрявой бородой и медной серьгой в левом ухе… я аж засмотрелась на это чудо деревенской природы. Настоящий Добрыня Никитич.
– Голодный я, – пискнул ребенок. Эргея расцеловывала и тискала свое чадо так долго, что выдержке мальчугана можно было только позавидовать. – Мам, ну отпусти!
– Не перечь матери!
– Эргея, в самом деле! У него усы скоро появятся, а ты его все как грудничка! – возмутился Валлен. – Сказано тебе: мужик есть хочет! Живо к печке и готовить, женщина! У нас вон, гости дорогие! Это они наколдовали-начаровали вчера, надо их отблагодарить! Да ты спускайся, дорогая, спускайся! А этот пускай спит пока, – Валлен посмотрел на меня, а потом кивнул на спящего Арланда. Я спросонья соображала туго, потому вместо ответа только молча похлопала глазами, переводя взгляд с Валлена на его впечатляющих сыновей.
– Мы вас не съедим, – оскалился тот из старшеньких, который был в папу. Черные волосы в косах, борода в совсем маленьких косичках, на лбу кожаные ремешок и в ушах серьги из желтой меди.
– Доброе утро, – неуверенно сказала я, смотря вниз и раздумывая, как бы мне спуститься с печи.
Дело в том, что внизу на лавке спал Арланд, причем спал непробудным сном. Пока он там, я не могла спуститься и при этом не отдавить ему чего-нибудь жизненно важного.
– Арланд, подъем! – кричу инквизитору. Никакого результата.
– Да пусть спит, не трогай его, – нахмурился Валлен. – Давай, я тебе помогу слезть.
Он снял меня с печки, осторожно ухватив за талию, и поставил на пол. Казалось, Валлен совсем не почувствовал моего веса, как будто я была маленьким ребенком, а не взрослой почти сформировавшейся лошадкой.
– Иди умойся и завтракать приходи, – велел хозяин. – После об оплате поговорим.
– Об оплате? – удивилась я. – Но… я не знаю точно, здоров ли ваш сын.
– То есть как это, не знаешь? – нахмурился Валлен.
– Мне и моему другу нужно еще раз его осмотреть, хорошенько разобраться. Думаю, пока рано говорить об оплате, – объясняю. – Да и стоит ли? – неуверенно смотрю на мальчика. – Ни я, ни Арланд, в деньгах не нуждаемся.
– Я еще болен? – подбежал ко мне мальчик. К счастью, Эргея этого разговора не услышала, она ушла одеваться.
– Не знаю, точно, надо проверить… – я начала было говорить, но, посмотрев на Хогу, умолкла. Не могла я сказать ребенку, который только что вырвался из лап смерти, что он очень скоро может вернуться обратно.
– Со мной что-то не так? – растерянно спросил мальчик, верно истолковав мое лицо.
– Н-ничего… – ответила я, помедлив. – Просто… ничего.
– Так что с ним? – повторил вопрос Валлен, жестом велев сыну выйти из кухни.
– Я не знаю. Может, и вправду проклятие, – я неуверенно пожала плечами. – Я думаю, нам стоит поговорить об этом позже. Вы сказали, у вас можно где-нибудь умыться? Где?
– В самом деле, Валлен! Видишь, девушка и глаза-то толком после сна не открыла, а ты налетел со своими вопросами! – заметила появившаяся не пойми откуда Эргея. Теперь она уже была одета. – Иди, Нольг, проводи гостью до колонки, – велела она одному из своих старших сыновей.
Я вышла из дома вслед за этим Нольгом. Семь утра, и спала-то я всего ничего… на улице было холодно, с травы еще не сошла утренняя роса. Посмотрев по сторонам, я поняла, что чертовски хочу вернуться обратно на печку.
– Идешь? – недовольно спросил Нольг, обернувшись.
– Сейчас. Не босиком же идти, – ответила я, натягивая сапоги и стараясь не уснуть во время процесса.
По пути я попробовала собраться с мыслями и хотя бы придумать несколько версий того, что произошло.
Похоже, Арланд вчера вытянул из мальчика накопившуюся заразу. Мне оставалось только надеяться, что его обморок – всего лишь результат переутомления, а не проклятье, которое теперь лежит и на инквизиторе тоже. Вернусь, нужно будет обязательно проверить его кружево.
– Вот колонка, вот ведро, вон там полотенца и мыло, – объяснил Нольг, приведя меня к колонке. Его низкий голос вывел меня из мыслей.
Растерянно кивнув, я осмотрелась вокруг и действительно заметила колонку, а рядом с ней столбик, где на крючке висело полотенце и подобие мыльницы над ним.
– Спасибо…
– Не за что.
Нольг поспешно удалился, оставив меня одну на заднем дворе.
Машинально проводив взглядом его медвежью фигуру, я стала умываться. Холодная вода, коснувшаяся согретой сном кожи, мгновенно привела меня в чувства. Сонливость как рукой сняло.
Умывшись, я набрала в сложенные лодочкой ладони немного воды и вылила ее себе под рубашку для большего эффекта. Возвращаясь в дом, я продолжила думать над тем, что же делать с этим Хогой… а потом в голову пришло, что я-то тут вообще не при чем! Это Арланд заварил кашу, он у нас наикрутейшая нечисть, умеющая воскрешать привидений, уж явно всяко лучше меня понимает, что делать дальше! А моя хата с краю, думать и что-то решать мне здесь совсем не обязательно.
– …Сегодня надо бы лошадей проверить. Хога, поедешь с нами? – на кухне я застала какой-то семейный разговор.
– Валлен, ты что, последний ум потерял!? – возмутилась Эргея, взмахнув половником. – Он же только что выздоровел, а она еще сказала, что не уверена! Ему нельзя напрягаться.
– Мам, но я хочу поехать! – заканючил пацаненок.
– Не перечь матери, Хога! – осек его отец.
– Все, все за стол и молчать, а не то получите ложкой по лбу! – пригрозила Эргея.
Эргея удивительно быстро приготовила завтрак, от печки уже пахло чем-то съедобным. У меня в животе заурчало.
– Вот скажи, можно ему на пастбище или рано еще? А то этот вон чего удумал! – тут же затараторила хозяйка, когда заметила, что я вернулась.
– Лучше оставьте его здесь, – неуверенно решила я, посмотрев на Хогу, уплетающего кашу из миски со скоростью и жадностью оголодавшего ребенка из Сибири.
Кинув взгляд на лавку, замечаю, что Арланд все еще спит. И как можно дрыхнуть в таком шуме?… уж не случилось ли с ним чего и вправду?
Впрочем, после эля он тоже спал беспробудным сном. Похоже, для него это дело привычное: в любой непонятной ситуации засыпать, как убитый.
– Присаживайся, я и кашки уже наложила! – гостеприимно улыбнулась мне Эргея, указывая на место напротив себя.
Сев, я робко взяла ложку и посмотрела на всех вокруг. Есть уже начали, значит, никаких особых традиций, таких как «без отца за стол не садимся», «без гостей есть не начинаем», «мужчины отдельно, женщины отдельно» и прочие правила, которые я могу нарушить, не соблюдаются. Это меня успокоило.
Во время завтрака никто не разговаривал, потому поели все быстро. Арланд соизволил пробудиться только тогда, когда я начала помогать Эргее убирать грязные тарелки.
Сладко потянувшись, инквизитор грохнулся с лавки, вскочил, как ошалелый, и начал озираться вокруг бешеными глазами. Поняв, где находится, Арланд опустился обратно на лавку и тяжело вздохнул.
Все, кто остался на кухне, громко засмеялись, в том числе и я. Инквизитор виновато улыбнулся, встал и подошел к нам. По его заспанному виду и улыбке мне стало ясно, что все с ним в порядке. Слава мертвым богам.
– Простите, если напугал, – извинился он.
– Садись, сейчас завтракать будешь, – улыбнулась Эргея и отправилась к горшку, стоящему на печке. В нем были остатки каши, которые она выскребла в миску и подала инквизитору.
Пока Арланд ходил умываться и завтракал, я помогала Эргее мыть посуду у колонки на заднем дворе. Грязных тарелок и горшков там скопилось удивительно много. Видимо, это еще со вчерашнего дня, а то и с позавчерашнего… Наверняка всем было не до посуды, когда младший член семьи был в таком состоянии.
За этим занятием мы с Эргеей разговорились, я постаралась узнать у нее что-нибудь интересное.
– А ты, мне муж сказал, та самая Бэйр? – начала она.
– Да, – нехотя призналась я. И как он догадался, интересно?…
– Я немного о тебе слышала, но судя по тому, что ты вылечила моего мальчика, доброго в тебе не меньше, чем злого, – рассудила она. – И среди ведьм ведь бывают исключения, как и среди людей, не так ли?
Хогу исцелил Арланд, а я только смотрела, но сидели-то мы рядом, так что она могла подумать, что я тоже причастна. Переубеждать ее я не стала.
– Бывают, наверное, – я пожала плечами. Уж вряд ли я отношусь к тем исключениям, которые претендуют на звание добрых волшебниц. – Вы о сыне лучше расскажите. С чего это все могло начаться?
– А что же рассказать?
– Происходило ли что-нибудь необычное перед тем, как он заболел?
– Да нет, ничего такого… То есть, происходило, конечно, но к моему мальчику это никак не относится.
– Может, расскажете?
– Это… это касается другого моего сына и, может, меня. Но вряд ли как-то относится к ребенку, – продолжала упрямиться женщина.
– Но что же именно произошло?
– Да обычно все. Обычно, как не знаю что! – она раздраженно всплеснула руками, разбрызгав воду в деревянном тазике. Видимо, эти воспоминания были не самые приятные. – Муж мой умница, красавец, работяга, детей любит, к лошадям так подойти умеет, как никто не сможет, животные его любят и слушаются, они – кормильцы наши, вот мы и живем богато. Конечно, всем вокруг завидно! – усердно вытерев тарелку полотенцем и положив ее в корзину, Эргея продолжила. – Дети у нас все парни, старшие – мужики уже здоровые, крепкие, ладные. Все в отца. Самые завидные женихи в деревне, за них все девки косы друг другу дерут. А Хогу мы в академию учиться отправим на следующий год, сбережения-то у нас есть, а если и не хватит, так есть три жеребца, за них и графья наши по тысяче золотых отдать не пожалеют за каждого… Мы хорошо живем, всех соседей зависть аж на части разбирает! Нам то забор дегтем обмажут, то кур напугают, те нестись перестанут, еще как-нибудь нам навредить пытаются, у самих-то нет ничего! – теперь она говорила, уже не таясь, распалялась все больше и больше. – Как дети малые! Как я отвернусь, так давай обо мне небылицы рассказывать, а как что понадобится, так «соседушка, милая!». Вечно со своими проблемами ко мне ходят, а я, дуреха, и помогаю зачем-то, как будто своих забот мало… С месяц назад пришла тут одна, противная такая, мерзкая! И как я ее за забор-то пустила? Молодая девка, ладная такая, да не замужняя, говорит, значит, нахалка: я, мол, вашего сына люблю до смерти, жить без него не могу, да он, упрямец, все не смотрит на меня, образумьте уж его или дайте родительское наставление, велите меня в жены взять. А сама злая такая, колючая, холодная, как не знаю кто! Как я могу свое дитя родное такой отдать? Если бы еще девушка хорошая была, то еще можно бы, мне и самой уж внуков хочется… да вот хорошая бы не пришла проситься. Уж хорошую мои сыновья не проглядят, сами под венец потащат! Я ей так и сказала, иди, говорю, подобру–поздорову, и чтоб у ворот наших я тебя больше не видела! Она и ушла вся разобиженная…
– А не могла это быть ведьма или ведунья? Может, это она что-то навела на Хогу?
– Да брось! – отмахнулась Эргея. – Ведьмы это же не простые девицы. Ведьма она любить не умеет и унижаться ради мужика никогда не станет, приворожит его скорее. А это какая ведьма? Так, девка простая…
– По себе знаю, ведьмы очень даже с головой не дружат, – возражаю. – А любовь может каждому крышу снести, да так, что деревни выжигать начнешь, не то что проклятиями на право и на лево кидаться… Кто эта девушка? Откуда она? Думаю, мне нужно с ней поговорить.
– Да откуда ж я знаю, кто она такая? – удивилась Эргея, вытирая мокрые руки о фартук. – Не из нашей деревни, это уж точно. У меня из дома-то уезжают только муж, да сыновья, я сама и за забор не каждый день выйду, так, до конюшни иногда дойду только и обратно.
– А кроме этой девушки ничего больше не случалось?
– Да нет… – пожала плечами Эргея. – Кобыла вон рожать собирается, цыпленка кот задушил, дурак эдакий, соседки мне кости перемывают, зла на них нет, на собак бессовестных… Да как обычно все. А девок к нам таких на недели по пять штук заглядывают, все за сыновьями следят, да хихикают… Эх, да что с них возьмешь, с девок-то? Эта вот только особо наглая оказалась!
– Ясно. Значит, я пойду, поговорю с вашими сыновьями. К которому она в невесты просилась?
– К Нольгу, вроде… или к Яру? Не помню уже. Ты тогда поторопись, они уедут скоро, а тут я сама все домою.
– А где они?
– На конюшню уже должны были отправиться. Вон калитка, за ней тропинка до самой конюшни, – она махнула мне на поле за домом.
Кивнув, я пошла туда.
На заднем дворе действительно оказалась калитка, ведущая на узенькую дорожку посреди огромного поля. Дорожка шла к конюшне, которая была не так уж и далеко от деревни.
В голове мелькнула мысль о том, что если они уже сейчас уезжают проверять лошадей на пастбище, то я могу их и не застать: надо бы поторопиться, если хочу отыскать эту ведунью! Я побежала со всех ног, и вскоре вдали показались удаляющиеся всадники.
– Эй, стоп! Не уезжайте! – кричала я мужчинам, которые уже сели на лошадей и отъехали от конюшни. Я все же успела! – Стоять!
– Что такое? – удивленно спросил Валлен, останавливая и разворачивая свою лошадь.
– Мне нужно поговорить с одним из твоих сыновей!… – дыхание было прерывистым, легкие покалывало… нет, так я себя точно загоняю!
– С каким именно? – уточнил он.
– Мужики, к вашей матери приходила одна девушка и просилась за кого-то из вас замуж… – объясняю, хватаясь за грудь и садясь на ближайшее бревно. – За кого?… – смотрю на троих богатырей, возвышающихся надо мной на могучих конях.
– Это, наверное, к Нольгу. Он сам с девицами не разговаривает. Боится! – засмеялся черненький. Кажется, Яр.
– Мать что-то говорила об этом… Да, это из-за меня та девушка приходила, – припомнил Нольг, неуверенно почесав рыжую бороду.
– Вот ты мне и нужен.
– Зачем это? – не понял детина.
– Поговорить о полюбовнице твоей.
– Так, подождите! – прервал нас Валлен. – Это какая-такая деваха просилась замуж за моего сына и почему ведьма уже знает, а я еще нет!? – возмутился он.
– Бать, вы езжайте! Я тут останусь, матери помогу, с этой вот поговорю! – махнул Нольг в сторону, куда вела дорога.
– Ну, как знаешь, как знаешь. За Манькой последи, она уже на сносях, да за Хогой приглядывай, а то еще озорничать начнет, пострел! – велел Валлен и пустил свою лошадь вперед по дороге.
– Ну давай, пошли, – вздохнула я, направляясь обратно к дому. Дыхание после бега уже пришло в норму, но сердце еще колотилось. Не смотря на все прелести этого мира, подвижный образ жизни заканчивается для меня ездой на лошади и спортивной подготовки по-прежнему никакой… вот приеду в город, найдут меня стражники с портретом, как я от них убегать буду? Пора бы уже взяться за себя!
– Куда это ты? Коня надо отвести, – буркнул Нольг и побрел к конюшне. Я последовала за ним.
Пока он расседлывал лошадь, я осматривала конюшню. Она была по-настоящему огромная по сравнению с теми, которые я видела в городах и деревнях! Всего я насчитала где-то сорок стойл, в одном из тех, которые были чуть ли не на две лошади, я увидела толстую кобылу… Манька, видимо. Кроме нее здесь было еще пара десятков лошадей.
– А сколько у вас всего?
– Тридцать семь, вот, тридцать восьмая должна скоро появиться, – объяснил Нольг, заводя своего коня в стойло.
На прощание он потрепал ему пушистую челку, погладил по морде и шепнул что-то на ухо. Только после этого подошел ко мне.
– А твой конь, – он кивнул на Черта, затесавшегося в свободном стойле. – Странный какой-то. Сколько лошадей видел, такого – ни разу. Совсем он на коня не похож… проверила бы ты его: вдруг нечисть?
– Тут и проверять не надо, – фыркаю. – Его и зовут Чертом.
– Ладно, пойдем, – буркнул детина и вышел из конюшни.
По пути к дому Нольг говорить отказался, только когда вошел в дом, только когда вернулся на крыльцо, только когда вспомнил и принес две кружки кваса, только помолчав еще пять минут и еще десять задумчиво посмотрев на цыплят… И никак иначе.
– Ну а теперь мы можем поговорить? – раздраженно спросила я, не выдержав. – Или есть еще какой-то обряд, который мы пропустили!?
– Не раздражайся. Понаблюдай за цыплятами, соберись с мыслями, – ответил своим низким зычным голосом. Ни дать, ни взять, деревенский Будда. – Раздражение и злость ничего хорошего в мир не принесут. Покой и дружелюбие куда лучше…
– Хиппарь… – возмущенно ворчу, запивая раздражение квасом. – Заросший бородой, с косичками, с цветочками на рубашке хиппарь!
– Кто?
– Мммм… человек, учащий всех нести в этот мир любовь. Они едят ромашки, какают радугой и играют на гитарах.
– Ведьма, – просто объяснил смысл моих слов Нольг. – Вам все это чуждо, вы умеете видеть только плохое.
– Нет, не чуждо, – возразила я. – Но ты, я смотрю, созрел для разговора! Итак, кто та девица, которая к твоей матери приходила?
– Они все к ней иногда приходят, я не знаю, о которой ты говоришь, – невозмутимо ответил здоровяк.
– Ты, значит, бабник? Это осложняет дело…
– Да я разве смотрю на них? Бегают гурьбой туда-сюда, я-то их и не трогаю… – возразил Нольг.
– Мать описывала ту, как «злую, холодную и колючую». Есть предположения? Мне очень нужно с ней поговорить, возможно, это из-за нее твой брат заболел.
– Как это? – Нольг удивленно повернулся ко мне. – Как он мог заболеть от того, что меня полюбила какая-то девушка?
– Просто. Девушка оказалась ведьмой, а ты не принял ее любви, тогда в отместку тебе она прокляла твоего брата.
– Но ни одна из девушек в дерене не может проклинать… – но тут он запнулся, видимо, что-то вспомнив. – Хотя я знаю одну ведунью, помощницу старухи, живущей в лесу. Девушка появилась недавно, около года назад, никто не знает, откуда она пришла. Они со старухой лечат детей, животных и никогда за работу денег не просят. Я часто хожу к ним, приношу гостинцы от матери и по хозяйству помогаю. Двум женщинам одним жить сложно, вот я и хожу… Но не стала бы та девушка приходить к мне в дом, чтобы попросить меня взять ее в жены, и ни за что не стала бы вредить моей семье!
– Уверен?
– Да.
– Все равно отведи меня к ней.
– Прямо сейчас?
– А когда еще?
– Хорошо. Подожди, я спрошу у матери, что им отнести можно. Соберись пока, если тебе нужно.
Нольг встал и своей размеренной медвежьей походкой пошел на задний двор, откуда слышался голос Эргеи, разговаривавшей с очередной соседкой.
Я пошла в дом, чтобы не только собраться, но и привести себя в порядок. Когда встала, а до сих пор хожу лохматая, в мятой рубашке и без снаряжения. Да и бинт на руке пора бы сменить: этот весь испачкался.
На кухне, на лавке, под которой была моя сумка, я увидела Арланда в позе убитого ленью ленивца.
Он даже не заметил меня, когда я села на пол возле его «кровати» и принялась вытаскивать из-под нее свою сумку. Только когда я чисто ради интереса пихнула инквизитора, проверяя, не умер ли он и вправду, он подал признаки жизни.
– Что это с тобой? – удивляюсь. – У тебя день лени?
– О, а вот и ты! – заметил он, открыв один глаз. – Пошли на рыбалку?
– Что!?
– Я еще вчера спрашивал у Валлена, у него есть удочки. Пошли? Время подходящее, утро только настало…
– Ты что, издеваешься? – возмутилась я. Я уже откопала в сумке свою расческу и приводила в порядок волосы. – Мы должны помочь выздороветь Хоге, а не на рыбалки ходить! О чем ты только думаешь?
– Я хочу поймать рыбу и зажарить прямо на берегу реки, потом выбросить ее остатки в воду. Тогда всплывет русалка и устроит скандал. Русалки тут точно есть: я их почувствовал, когда купался в лесу в речке. Проклятие, которое истощило Хогу, могла навести нечисть как раз такого рода. Он парень озорной, я ему вот «инквизиторскую» рогатку смастерил, он птиц стрелять побежал… Я думаю, он чем-то насолил местным русалкам, вот они на него и обозлились. Пойду проверю, заодно порыбачу… давно я рыбы не ел. Пошли со мной? – повторил он, не сводя с меня хитрого взгляда.
– А, вот оно, в чем дело, – протянула я. Перед походом к старухе, которая живет в лесу, я решила убрать волосы в косу, чтобы не цеплялись за ветки и не собирали мусор. Приступаю к поискам нормальной рубашки. – Нет, не могу я с тобой на рыбалку пойти. В семью как раз месяц назад разозленная ведунья приходила, просила Эргею, чтобы та велела Нольгу выйти за нее. Девицу выгнали. Подозреваю, она и навела, чтобы семье досадить.
– А ты, я смотрю, времени зря не теряла, – Арланд одобрительно поджал губы. – Я-то думал, Дейк тебя за красивые глаза рядом держит, а ты, оказывается, еще и в делах помогаешь… Тоже что ли себе ведьму в помощницы завести, когда выпущусь из ордена?
– Собеседование в ближайшей пыточной устроишь? – усмехнулась я.
– Вредная ты, – вздохнул инквизитор, наконец, садясь на лавке и потягиваясь. Черный костюм повторял все его движения, как вторая кожа. Казалось, в нем Арланд чувствует себя так же уютно, как в домашней пижамке. Кожаной пижамке с металлическими деталями килограммов на шесть.
– А к ведунье тебе со мной идти нельзя, – заметила я. – Ты же инквизитор: они при тебе могут и мертвыми прикинуться!
– И то верно, – кивнул Арланд. – Что ж, хотя человек такое проклятье не наведет, проверить будет не лишним. Иди к своей ведьме, а у меня работенка все равно гораздо приятнее, – он мечтательно улыбнулся. – Пойду на рыбалку, посижу у речки, вдали от всех, красота…
Так и не найдя ни одной приличной рубашки, я решила, что сегодня похожу в старом, а вечером устрою большую стирку. Повесив на пояс черепок домового, кинжал, перекинув через плечо небольшую сумку со всем самым необходимом, надев плащ и натянув шляпу, я вышла на улицу, где меня уже ждал Нольг.
В руках у него была большая и наверняка тяжелая корзина, накрытая белым полотенцем.
– Пошли, – буркнул он и направился к воротам.
По деревне мы шли молча. Неразговорчивый Нольг все время смотрел вперед и, кажется, даже не моргал. Те немногие селяне, которые не были заняты делами, повылазили из домов, чтобы посмотреть на нас. За спиной то и дело раздавались неприятные перешептывания.
Нольг не обращал на это никакого внимания, а мне стало как-то не по себе: вспомнились события в Верегее. Но тут, думаю, меня в обиду не даст Нольг, да и Арланд пока не так далеко… Нет, уж лучше не думать о плохом, а занять себя другими мыслями, по делу.
Вот интересно, для этого рыжебородого гиганта такой интерес общества привычен или он просто по жизни невозмутим, как сам пень? Судя по словам Эргеи, их семья тут самый главный объект для сплетен. Хотя это не так удивительно. Дом у них стоит отдельно от прочих, да и по добротности выделяется из толпы черных избушек. Одеты его хозяева почти как горожане, в той таверне я бы не взялась сказать сразу, откуда они. Табун лошадей в тридцать восемь голов, конюшня, пастбище, и все у одной семьи. Действительно, тут есть чему завидовать.
Интересно, как это они приобрели такое богатство? Семейное дело, передавшееся по наследству одному из супругов? Надо будет узнать. Конечно, вряд ли это важно, но мне любопытно… может, тоже конями заняться? Прибыльное, видно, дело!
– Нольг-Нольг, а куда ты идешь? – вдруг подбежала к нам какая-то девочка лет пяти.
– Навестить старушку Агапу в лесу, – улыбнулся медведь, садясь на корточки перед девчушкой. – А ты куда бежишь? От мамки зачем ушла?
– Она меня стирать заставляет, – сморщила курносый носик девочка. Я умиленно улыбнулась, глядя на это деревенское чудо в платочке и с русыми косичками.
– Надо матери помогать, – назидательно сказал ей Нольг. – Иди к ней и не убегай больше, а я вернусь и сделаю тебе деревянную лошадку.
– С гривой? – загорелись серо-зеленые глаза.
– С гривой и хвостом, – очень серьезно кивнул Нольг. – Ну все, беги, а я пойду.
– Ага! – кивнула девочка, потом развернулась и весело поскакала куда-то. Нольг встал с земли и посмотрел на меня.
– Инга, – объяснил он.
– Тебя и дети любят?
– Любят. И я их люблю. Чего их не любить? Они хорошие, веселые, у них перед глазами и мир другой, – сказал Нольг, продолжив путь. – А ты, ведьма? Ты думаешь, что дети – это бестолковые животные, не умеющие мыслить по-человечески?
– С чего ты взял? – удивилась я. Похоже, ведьм в этом мире не любят даже буддисты. – Не могу сказать, что я в большом восторге от детей, но и неприязни не испытываю. Дети и дети, мне они и не попадались толком.
– Ведьма.
– Да что ты все «ведьма» да «ведьма»!? – возмущаюсь. – Я вполне себе человек, между прочим! Просто у меня больше прав и возможностей, вот и все. Я не виновата, что родилась лучше, чем вы. И не надо делать из меня кровожадную заразу, которой я не являюсь!
– Вы, ведьмы, на людей даже не похоже, – заметил Нольг. – Одеваетесь, как мужчины, говорите, как мужчины. В вас ни нежности, ни мягкости женской нет. Вы не пойми кто, на вид вроде и обычные девушки, а как внутрь заглянешь, так упадешь, сколько там темноты.
