Алексей Забугорный
Сценарист
– Боже мой… – прошептал Михаил. – А вдруг он и теперь здесь? Со своим револьвером?
– Вы хотите сказать, – спросил я, – что он все-таки не сделал… этого?
– Нет, если патроны были холостые, – сказал Собакевич. – Знаете, у нас в театре так и стреляют.
– Ну конечно! – обрадовался я. – Тогда действительно все сходится. Хотя…
– Что? – спросил Михаил.
В его голосе была надежда и тревога.
– Я только подумал, что если патроны и холостые, то как все же мы оказались здесь?
– М-да… – протянул Катамаранов. – Он сложил руки на груди и коснулся пальцами подбородка. – Вопросов действительно больше, чем ответов. Хотя, кое-что предположить можно, но для начала нужно выяснить, есть ли здесь выход, пока фонарик совсем не разрядился.
– Кажется, я скоро сойду с ума от всего этого, – простонала Маргарита. – Собакевич, я хочу домой! Я устала, у меня раскалывается голова и хочется спать.
И тут зажегся свет.
***
Сцена постепенно освещается тусклым светом. В глубине ее стоит барная стойка, столик с недоеденной пиццей и накинутые на стулья чьи-то одежды.
Перед сценой – зрительный зал, отделенный от нее широкой оркестровой ямой значительной глубины.
На сцене те же, что и ранее. Они долго смотрят в зал с удивлением. Наконец, Маргарита прерывает молчание.
Маргарита (натянуто). Браво, господа! Очень, очень мило! (аплодирует, вытянув руки в сторону
зала).
Остальные механически повторяют ее жест, растерянно улыбаясь.
Из зала слышится ответный аплодисмент.
Собакевич. Замечательный розыгрыш! Но кто же тот, кто придумал все это? Думаю, он заслужил отдельных аплодисментов господа! (хлопает)
Зал откликается, но на это раз менее охотно.
Пауза.
Катамаранов. Полно, господа устроители. Мы вас раскусили. Выходите! (с публичным видом улыбается, глядя по сторонам и вверх).
Ничего не происходит.
Собакевич. Что-ж… Мы и тут постоим. Подождем, так сказать. Видимо, нам предстоят еще сюрпризы. Хотелось бы только, чтобы на сей раз они были более приятными.
Маргарита. Надеюсь, никто больше не будет стреляться и изображать умалишенного.
Йорик. Кстати, Рогов! Где вы? Выходите! Мы все поняли! (обращаясь к другим) Он не сумасшедший, господа. Он просто актер и притом, видимо, хороший.
Михаил. Наверное, из столицы.
Помощник. Такую роль сыграл…
Собакевич (празднично глядя в зал). Какую бы кто роль не играл, мы все снимем маски, когда те, кто придумал их для нас, выйдет на эту сцену и зажжется свет! (в глазах его мольба).
Маргарита (про себя). Этот болван не понимает и половины того, о чем говорит.
Ничего не происходит по-прежнему.
Йорик. А может быть, нам всем лучше просто уйти?
Все. Действительно! В самом деле! Где здесь выход? Уйдемте, господа.
Все ходят в поисках выхода, но сцена со всех сторон ограничена глухими стенами. Нет ни боковых карманов, ни лесенок, ведущих в зал, ни прохода за кулисы.
В конце концов, все собираются там же, где и были.
Собакевич. Хорошенькое дельце. Замуровали – комар носу не подточит.
Бармен. Что бы все это действительно значило? Что за шутки такие? Господа зрители, давайте будем честны: это перестает быть остроумным.
Михаил (встревоженно). А если это все же не розыгрыш?
Маргарита. Что вы имеете ввиду?
Михаил. То, о чем говорил Рогов… – вдруг все это правда?
Катамаранов. Что он говорил, господа? Давайте вспомним.
Помощник. Он говорил, что безумие вышло из-под контроля, если в общих словах.
Маргарита (нервно). Я все больше с ним согласна.
Собакевич. Попадись он мне только. Я бы…
Маргарита. Что – бы? Что – бы?! На все, на все у него один ответ! Господи! До каких пор мне терпеть эту дремучую, пещерную грубость?
Собакевич. Вы не в духе сегодня, Марго (берет ее за руку).
Маргарита (отдергивая руку). Ах! От чего же?! Мне очень даже весело. Давно меня не хотели убить и не умирали у меня на глазах. Давно не выставляли посмешищем на глазах у сотен людей. А ведь мы просто хотели провести вечер в тишине и спокойствии. Но, видимо, спокойствие – это роскошь, которой мы не заслужили!
Собакевич. Полно, мон шер. Ведь самое главное, что все – не по-настоящему, и нужно только дождаться, пока устроители…
Маргарита. Знаете что?! Я пришла в бар после репетиции, которые у нас, черт возьми, случаются изо дня в день, из года в год, за редким исключением, – и так, за годом год, проходит жизнь, на чертовой сцене! Так почему же, почему должна я становиться частью идиотских розыгрышей, где нужно уговаривать людей не стрелять в меня, и не кончать с собой, и вообще, творится черт знает что?! Кто дал себе право так распоряжаться мною? Я вас спрашиваю! Кто?!
Собакевич (сконфуженно косясь в зал и протягивая руки к Маргарите). Успокойтесь, дорогая, прошу вас…
Маргарита (отступая). Не трогайте меня! Не прикасайтесь! Я не хочу, чтобы вы, либо кто другой лезли комне с вашими увещеваниями! Я не хочу, чтобы вы, либо кто другой лез в моюжизнь! Не хочу, не хочу, не хочу, понимаете?!! (Последние слова Маргарита кричит, глядя в глаза Собакевичу белыми от бешенства глазами).
Катамаранов (в зал). Господа! Это переходит уже всякие границы! Немедленно прекратите, слышите?!
Бармен. Довели человека…
Зал молчит.
Все бросаются к Маргарите, и как могут утешают ее.
Бармен идет к стойке.
Маргарита (спустя время, всхлипывая). Простите, господа.
Помощник (рассудительно). Ничего страшного. Такое часто случается с дамами тонкой душевной организации. Вот, например, встречался я с одной впечатлительной особой, которая в минуты душевных переживаний вела себя, как придется. Бывало, она компрометировала меня на людях, зато натура была страстная и многогранная.
Маргарита. Держу пари, мой мальчик, что перед таким количеством людей (обводит рукой зал) вам не приходилось еще быть скомпрометированным.
Помощник. Отчего же? Как-то раз во время футбольного матча…
Подходит бармен и подает Маргарите стакан воды.
Бармен. Выпейте, Маргарита Николавна.
Маргарита. Спасибо, мой друг (принимает стакан, делает глоток).
Бармен. И вот еще что я нашел у барной стойки (достает из кармана жилетки блокнот).
Йорик. Что это?
Бармен. Блокнот, в котором писал Рогов.
Катамаранов. Вы позволите?
Бармен. Пожалуйста (протягивает ему блокнот)
Катамаранов (разглядывая блокнот). Думаю, теперь не будет неприличным узнать, что в нем.
Собакевич. Валяйте, открывайте.
Катамаранов (открывает блокнот, пробегает глазами страницы). Странно. Впрочем… Вот, Послушайте: «В этот час в баре никого еще нет, не считая господина за стойкой, который сидит с видом завсегдатая и пьет ром с колой. Темноволосый, с низким покатым лбом и бегающими глазками, он поглядывает на меня то подозрительно»… (опуская блокнот) Позвольте, Йорик. Уж не о вас ли речь?
Йорик (проводя рукою по лбу). Черт знает…
Маргарита. Читайте, Катамаранов.
Катамаранов (снова взглянув на Йорика). «…Поглядывает на меня то подозрительно-тревожно, то тепло, то ли готовый подойти и обнять меня, как старого друга, то ли сказать мне прямо в лицо, что я подлец, и знать он меня не желает. Сложный человек. Видимо, что-то разъедает его изнутри, и ни в ком он не находит сочувствия…».
Йорик. Ну, знаете… Мало ли о ком можно так написать, да и вообще…
Маргарита. Что там еще?
Катамаранов (перебирая страницы). Похоже, тут описан наш вечер… (листает) Вот трое с пиццей сели за столик… «свет мозаичных плафонов играет на лицах…» – А вот тот, кто сидит за стойкой (взглядывает на Йорика) беседует с барменом: «Эффект… Суть…» – Впрочем, это не интересно… (листает). Вот! – «Снова пропели колокольчики, и в баре появилась парочка… он – в бакенбадрах… свирепое лицо бульдога… пиджак в крупную клетку…
Собакевич. Каков прохвост!
Катамаранов (продолжает читать) …У нее – рыжие волосы, собранные на макушке в узел, который пронзают и удерживают две тускло блестящие стальные спицы.
(опускает блокнот и смотрит на своих товарищей).
Маргарита (касаясь спицы в своих волосах). А он наблюдателен.
Йорик. Но когда он успел?
Собакевич. Шельмец. Шпионил за нами.
Катамаранов (возвращаясь к блокноту). Вот тут описана, видимо, ваша беседа. А вот и мы с Михаилом. И про свечи тут есть и… и истории, которые вы рассказывали… Постойте, господа (отстраняется от блокнота и с удивлением смотрит на остальных). – Далее начинается история самого Рогова!
Маргарита. История Рогова?
Катамаранов. Натурально! В том самом виде, в котором он рассказал ее: «Жил был Рогов. Рогов, с улицы Бадина. Спросите любого на этой улице, где живет Рогов, – и вам укажут на старый двухэтажный дом у дороги, за старым забором, и дворнягой, что сидит у забора…»
Йорик. Написано от третьего лица… Жил был Рогов.
Собакевич. Значит, писал не Рогов.
Йорик. Стало быть, блокнот не его?
Катамаранов. Он как будто бы стал не его с этого места. Ведь до этого речь шла от первого лица.
Собакевич. Черт знает, что такое.
Маргарита. У меня голова идет кругом.
Йорик. Чем же кончается? Может, там есть хоть какое-то объяснение?
Катамаранов. Сейчас-сейчас (листает). Вот. Последняя страница: «Я опоздал… – прошептал он, вновь делаясь безумным. – Вот она! Вот!… Она пришла! Смотрит! – Быстрым движением развернул револьвер к себе… Раздался выстрел – и стало темно.
Йорик. Это все?
Катамаранов. Смотрите сами (показывает блокнот на последней странице).
Собакевич. И все-таки, розыгрыш.
Михаил (с надеждой). Розыгрыш?
Собакевич (не замечая Михаила). Все заранее было подстроено: Рогов читал текст по сценарию, стрелял холостыми, и блокнот специально подбросили, чтобы заморочить нам голову!
Маргарита. Даже если это правда, то как они угадали все, о чем мы говорили до этого?
Собакевич. Черт… (ходит по сцене, ероша волосы).Теперь и у меня голова идет кругом (оборачиваясь к Маргарите, раздраженно). Не знаю!
Катамаранов. Что-то мне подсказывает, господа, что вечер затянется. А потому – давайте-ка присядем и хорошенько все обдумаем (садится у столика).
Собакевич. А чего тут думать? (направляясь к стойке) Думай, не думай – все равно ничего не надумаешь, пока оно само не закончится.
(указывает бармену на стойку) Бармен! Ведь это ведь ваша бандура?
Бармен. Выглядит как две капли воды таковой (становится за стойку).
Бармен. Чего изволите?
Собакевич. Водки, как обычно.
Февраль 2020