Алексей Владимирович Зелепукин
Василёк
Гигантский гунгл, один из центурионов Хаоса, расколов ствол древня, устремился ко мне. Удар тесака развеял морока, бросившегося ему наперерез. До меня оставалось несколько метров, – удар. Я почти инстинктивно отмахнулся секирой. Тесак глубоко увяз в древке Шанкары. Мощным рывком противник вырвал оружие из моих уставших рук и уже занёс смертоносную сталь. Сил сопротивляться уже не осталось.
Клинок пошел вниз, но острые, как бритва, стебли рогоза прошили гунгла насквозь, высвистывая в полёте странную мелодию. Монстр зашатался, истыканный камышовыми стрелами. Умирая, он попытался сомкнуть на моей шеи свои огромные пальцы. Собрав остаток сил, я выпрямился и перехватил его кисти. А Кима продолжала вгонять в него стебли камыша.
Его ненавидящий взгляд впился в меня посылая предсмертное проклятие.
Говорят, если видел предсмертный взгляд врага, то его сила вольётся в тебя.
Сказки это или просто открылось второе дыхание, не знаю. Но я откинул руки гунгла в стороны, коротким прямым кроссом опрокинул его на спину. Поднял тесак одного из отродий и заорал во всю глотку, поставив стопу на грудь поверженного монстра. Силы вернулись.
Почти вся когорта, за исключением нескольких центурионов, забросала плац своими бездыханными телами, усеяв булыжники обрубками конечностей и обильно оросив их чернильной кровью. Мороки растворялись бесследно, а вот изрубленные остовы древней чернели в зелёной массе исчадий Хаоса.
Кима выглядела совсем измотанной, но это и было понятно: ее магия уложила большую часть солдат Хаоса.
А небо над островом начало розоветь. Уставшее за долгий день светило шло на покой, за темнеющую полосу морского горизонта.
Военачальник щёлкнул пальцами, и шестерка центурионов бросилась на нас.
Истощенная и уставшая Кима шагнула вперёд, готовясь принять первый удар. Мне почему-то снова стало очень стыдно за себя. Хрупкая на вид, камышовая девушка была готова принять смерть за меня.
Я разозлился, в первую очередь на себя. Ярость волной разнесла адреналин, и отодвинув Киму за свою спину, заслоняя от военачальников Хаоса, я выпрямился. Я уже не боялся смерти, а просто жаждал все это завершить.
Мой мах опередил первого центуриона, тесак впился в него, снося голову и левое плечо. Второго я пнул прямой ногой в пах – подлый приём, не раз выручавший меня в темных уголках моего мира. Центурион согнулся, тесак оборвал его жизнь, бесцеремонно перерубив позвоночник.
Остальные разошлись широким веером, словно волчья стая перед загнанным кабаном, пытаясь напасть с фланга. Особо думать было не когда, я ринулся на ближайшего ко мне гунгла: тот остановился и занёс оружие, готовясь к атаке. Резко шагнув влево, уходя от выпада, я поймал одно из чудовищ на противоходе. Кровь фонтаном брызнула на камни. Пока они поняли, что произошло, Кима свалила ещё одного. Страх поселился в сердцах исчадий. Они проиграли этот бой ещё до нашей атаки.
Еще мгновение и все было закончено Кима заковала ледяным колоколом моего оппонента. И разорвала своего водяным хлыстом.
Закованный в лед гунгл просто закрыл глаза.
Я почувствовал себя палачом, но память напомнила о горстке отважных бойцов, оставшихся внизу, жертвуя своими жизнями за наш шанс.
Солнышко уже коснулось водяной глади. Ярко-алая полусфера опускалась в воду слишком быстро. Я отделил голову чудовища и отпустил рукоять, тесак остался торчать в глыбе льда, словно Эскалибур в гранитной скале.
Генерал поднялся с кресла.
Теперь между нами и балконом оставался только он.
– Я – генерал УйаррМО, военачальник легиона Хаоса. Кто ты такой, чтобы встать у меня на пути?
Моя рука нащупала резиновую рукоять слесарного топорика, торчащую за спиной.
– А ты спроси имя воителя у своих поверженных центурионов. – Кима встала рядом со мной.
– Кикимора… я знал, что вы – маги воды, но столь могучей может быть лишь дочь самого Ундина – короля флаудинов.
Кима развела руки, окружая себя водяной сферой.
– Значит, я не ошибся. А ты, следовательно, и есть сын Адама, на чью долю выпало остановить меня? У тебя хоть имя-то есть, обезьяно-образный?
– Юрий. – Оскалился я. – И я здесь по своей воле.
– Ты? – Исполин рассмеялся. – Ты жалкая марионетка в ее руках.
– Я пришёл помочь и сделаю это, чего ты тут не болтал.
– Глупец!!! Неужели ты веришь в чистоту её помыслов и намерений? – Генерал МО ехидно улыбнулся. – А ведаешь ли ты, сын Адама, что Игуароны слепо подчиняются кикиморам? И атака на твоих друзей была спланирована с целью заманить тебя сюда? Дабы ты вмешался во внутренние разборки и помог исправить неизбежное. Отсрочить неотвратимое.
Я взглянул на Киму. И в этот момент она бросилась ко мне, закрыв собой от подлого удара ядовитого жала исчадия Хаоса.
– Неотвратимое, потому и неотвратимое, что его нельзя отврати… – продолжил генерал, наклонившись вперёд, упиваясь своей подлостью. Длинное липкое щупальце, увенчанное ядовитым шипом, медленно, с противным шуршанием, словно пенопластом по дереву, заползало под хитиновую складку на загривке монстра.
Генерал подался вперёд всем телом, разглядывая чернеющие камышинки на роскошной груди кикиморы.
– Он не стоил твоих надежд. Теперь ты не сможешь остановить вторжение.
УйаррМо издал протяжный победный вой. Он был так опьянен поражением Кимы, что совсем забыл про меня.
Слесарный топорик глубоко засел в голове исполина, прорубив лобную кость. Чудовище зашаталось. Я схватил тесак, торчавший в глыбе льда и нанёс широкий рубящий удар в колено генералу. Тяжелое лезвие срезало бедро монстра, как грибник ножку боровика. Генерал рухнул на руки, издав протяжный вой. Я еще раз взмахнул клинком.
Голова исполина рухнула на каменный пол плаца крепости, словно огромная тыква, заливая все вокруг чернильной кровью.
Отбросив тесак, я опустился на колени перед умирающей кикиморой.
– Он не соврал про игуаронов.
Я обнял девушку, пытаясь заткнуть ее рану ладонью.
– Говорят, если знаешь имя Духа, то можешь пленить его… или найти в другой жизни.
– Тшшшш, ты тяжело ранена.
– Я хочу, чтоб ты знал мое полное имя. Хочу, чтоб ты запомнил меня. Я – Адынеширай, дочь водного владыки. Мне нужна была твоя помощь, Уриил.
Она обхватила мои руки.
– Я слышал твой зов, принцесса, и видел твой образ. Помощь уже в пути. Объединённая армия хумов и магмар захлопнет Врата Хаоса. Тебе нужно беречь силы.
Кима улыбнулась.
– Уже поздно, яд гунгла смертелен. От него нет противоядия … Лишь бы не зря… Ты простишь меня?..– Тяжелый стон сорвался с ее губ.
Я не знал, как сказать ей о том, как сильно я привязался и что она значит для меня. Слова комом застряли в горле. Я взглянул в ее бездонные, как сама морская пучина, глаза.
Боль и страх читались в них.
– Уриил, теперь вся надежда на тебя, сверши предначертанное.
Кикимора холодела, багровое пятно неумолимо расползалось.
– Мне страшно… – она смотрела на меня взглядом, полным боли, страха и надежды. А я был абсолютно бессилен, и ничем не мог ей помочь. Я крепче обнял ее, прижимая к груди, злясь на себя за свою беспомощность.
– Лишь бы не зря… – прошептала она.
Не придумав ничего лучше, я впился в ее губы поцелуем, стараясь хоть как-то удержать душу Кимы в израненном теле.
Ее губы едва успели ответить мне, как она обмякла на руках. Боль невосполнимой утраты пронзила сердце.
Камышовая шелуха проклятья пожухла и отвалилась. У меня на руках лежала моя настоящая Кима. Девушка-виденье, с роскошными косами, переплетенными Алой лентой. Я положил ее на камень плаца. Мои руки были перепачканы кровью. Кровью Кимы, гунглов, своей собственной. Закат 28 августа уже обагрил небо.
Открыв тубус дрожащими руками, я развернул пергамент, стараясь не заляпать текст.
Толпы исчадий Хаоса летели ко мне, размахивая тесаками. Боевой клич гунглов уже возвещал победу. Аркообразные переплетения темных растений озарились ярко голубым свечением. Врата распахнулись. Сотни новых генералов вели тысячи легионеров Хаоса в бой.
Буквы на пергаменте расплывались, то ли от сырости, то ли от застилавших глаза скупых мужских слез.
– Аксион эстин ос алифо́с – мой голос дрожал, а язык заплетался.
Но вдруг многоголосый хор подхватил мотив, превращая молитву в песню.
Армия Хаоса остановилась и попятилась.
– Макари’зын се тин Феото́кон…
Шелест крыльев слился в мелодию. А гунглы бежали, бросив оружие и скинув доспехи. Я в недоумении обернулся.
Ангелы небесные в сверкающей броне спускались на землю в своём величии, становясь за моей спиной и вторя мне эхом.
– Тын аимака’ристон кэ панамо́митон …
Благословенная радость проснулась в сердце, а уверенность перешла в голос.
– Ке митэ’ра ту Феу’ имо́н.
И вот уже весь плац старой крепости был заполнен коленопреклоненными ангелами. Крупные слёзы текли по моим щекам.
– Тын тымьотэ’ран тон Херуви’м ке эндоксотэ’ран асыгры’тос тын Сэрафи’м
Яркий луч света разорвал мрак, окружавший гиблое место, словно небывалой мощности гигантский прожектор осветил башню.
Небеса разверзлись, вторя мне бэк-вокалом.
– Тын авиафоро́с Фео́н Ло́гон тэку’сан
Мудрец не соврал: капли, упавшие на пергамент, не причиняли вреда надписи.
– Тын Ондос Феото́кон Се мегали’номен. – Прошептал я, практически обессилев от переполнявших эмоций . А когда осмелился поднять глаза, луч превратился в лестницу и по ней шла она – Пречистая дева Мария.
Она улыбнулась мне, а голос в голове произнёс:
– Я ведаю твои печали и прошение твое исполнено будет, я поговорю с сыном. Не переживай, награда будет достойна твоих жертв и деяний.
Эпилог
Все исчезло в один миг. Хор ангелов умолк и Небесное воинство помчалось выполнять полученные поручения.
Башня исчезла, исчезло все и лишь хлопот крыльев все еще звучал над ухом.
Я открыл глаза.
Голубь, севший мне на плечо, что-то прокурлыкал и взлетел, растворяясь в синеве неба.
Лужайка, ножи Димки и Паши, стучащие по доске и их споры про Спартак и ЦСКА.
Глупые шутки Тимы и Вована.
Я вдруг понял, как здорово просто жить.
Пусть рутинно, но в мире и среди друзей. Вспомнились слова старого богатыря:
«Человек рождён творить, а не разрушать. Хлеб сеять, детей растить и если выходить в поле, то не на поле брани, а засеянное хлебом, на жатву, а не на побоище.»
– Повторить? – Спросил Тимур, поднимая бутылку.
Мотнув головой в знак отказа, я двинулся к Диме и Паше.
Дима как раз смахнул в пакет из супермаркета весь мусор со стола.
– Дайка его мне, – улыбнулся я, и взяв пакет, направился к своей старенькой хонде. Повидавший виды CRV – это, конечно, не боевой эндарг, но мы с ним тоже повидали не мало. Я в одночасье научился ценить то, что имею.
Я так и не понял: было случившееся со мной сном, видением или Пречистая на самом деле вернула меня в мой мир.
Но мои друзья оказались живы, шашлык по-прежнему румянил бока на мангале, под присмотром Володи. Тима разливал горькую, а шумные дебаты о российском футболе всяко лучше лязга стали, боевых кличей и предсмертных воплей.
Мирное небо, кров над головой, даже работа казалось не такой нудной и скучной. Лишь пролетевшее лето горчило одиночеством.
Подойдя к авто, я бросил пакет с мусором в багажник. Неизвестность грызла душу сомнениями. В конце концов, не удержавшись, я стащил с себя майку и глянул вниз.
От шрама не было и следа.
– Значит, все пригрезилось. Просто сон.
Сердце сжалось, протестуя против таких выводов.
– Но она не могла быть просто плодом фантазии.
Я снял майку. Руки дрожали и не повиновались. Открыв дверцу хонды, я швырнул майку на заднее сидение и плюхнулся в водительское кресло.
Разум твердил, что это все фантазия, но сердце настаивало на своем. Я закрыл дверь, ерзая и усаживаясь поудобней, когда краем глаза увидел в зеркале заднего вида пурпурный крест от арбалетного болта исчадия хаоса на своей груди.
– Отражения…
Я еще раз внимательно взглянул на грудь.
Чисто, ни следа, ни даже намека на след. Я поднял глаза на зеркало. Багровый рубец был на месте.
– Всё-таки отражения. Значит, кукуха не поехала. – Успокоился я. Все пережитое с новой силой обрушилось на меня, руки затряслись пуще прежнего, а из глаз брызнули слезы.
Я открыл дверцу и полез в бардачок. Мятая пачка все еще хранила сигарету.
Щёлкнув крикетом, я вдохнул горьковато приторный дым и огляделся.
Густая зелень лесополосы оттенялась желтым морем ржи, убегающим вдаль к горизонту, на встречу голубой девственности небосвода.
И в объятиях ржи цвёл василёк, окружённый любовью, лаской и нежностью.
Крутя зажигалку в руке, я вспомнил ее смущение, когда волей этого крикета я остался нагой, как младенец.
И ее глаза. Глубокие, как океанское дно, темные и теплые, как летняя ночь. Смешная и милая улыбка. И ее человеческий образ в воде. Ее отражение.
И тут меня осенило: если есть отражение, значит, должна быть и она. Реальная.
Надежда улыбкой осветлила мое лицо. Впереди у меня была вся жизнь для ее поисков, – Кимы Адынеширай. И я знал, что найду ее, главное – не отступать и не сдаваться.
