Алексей Владимирович Зелепукин
Белый Демон
– Скарамуш!
Но разглядев лицо гостя, замерла на месте. Арчибальд окинув леди взглядом решил переспросить.
– Эбигейл?
– Княжна Ивалойская!
Девушка отшагнула назад высоко подняв голову, задрав подбородок, всем своим видом бросая вызов незнакомцу. За её спиной мелькнула отраженная в оконном стекле тень.
Затвор щёлкнул по кремнию высекая огонь.
Возница толкнул Эбигейл в угол, а сам бросился к стене уходя с линии огня. Споткнувшись о ведро, девушка плюхнулась на солому. Грянул выстрел. Едкий дым заволок комнату. А из смежной комнаты на Арчи бросился закованный в кольчугу магриец, с расцарапанным лицом. Юноша шагнул в сторону, уходя от размашистого удара тяжёлого топора. Островитянин не удержав равновесие упал на колено. Арчи наотмашь рубанул магрийца по спине. Кольца не выдержали и лопнули, но клинок ятагана лишь царапнул противника. Магриец взревел и поднимаясь на ноги, пнул Арчи в живот. Юноша отлетел к противоположной стене. Островитянин бросился добивать, но Извозчик схватив ятаган двумя руками, рубанул, что есть мочи, снизу-вверх. Сталь перерубила предплечье магрийца. Тот заорал, схватившись за фонтанирующую кровью культю. Ятаган пронзительно свистнул, вгрызаясь в шею островитянина. Тот пластом рухнул на пол.
В проеме снова мелькнула тень и лязгнула пружина взводимого затвора. Арчибальд ударил на отмашь, ориентируясь на звук. Свист кривого лезвия и предсмертный стон слились в один аккорд. Женщина-островитянка упала в дверном проеме. Арчи поднял с пола шикарной работы двуствольные пистолеты и сунул их за пояс. Затем отсек от парусины, прикрывающей окно, лоскут ткани и сунул ятаган под плечо, вытирая обрывком окровавленные руки.
– Она была женщиной, ты хладнокровный убийца, ты мог просто обезоружить ее. —прошипела Эбигейл.
Арчи ещё одним широким ударом отсек с импровизированной портьеры приличный кусок ткани и шагнул к княжне. Обернув грудь девушки парусиной, он полоснул сталью по веревкам, стянувшим запястья девушки. Эби повернулась. Их глаза встретились.
– Мог, безусловно. Но, для каждого из нас важна лишь его жизнь, и жизнь его близких. Все остальное, гроша, ломанного в базарный день, не стоит. Наши судьбы и интересы переплетаются, создавая узор бытия. Наши эмоции и чувства и есть те цветные осколки в калейдоскопе под названием реальность, вырисовывающие конечную картину. И реально только то, во что ты веришь. Остальное миф и иллюзия, навязываемые нам извне, кем бы то не было, или чем бы то ни было. Страх, радость, горечь, любовь, состояние в котором живет наша душа. Мы до мозга костей ненавидим магрийцев. Но это не значит, что именно этот островитянин – чудовище или грешник, насильник и грабитель.
Арчи пнул ногой труп воина, лежавшего на полу.
– Вполне возможно, он был приличным семьянином, добрым мужем и хорошим отцом. Законопослушным гражданином, единственной виной которого, является следование букве закона и воле правителя. Старцы в Акшероне кинули клич и вот… волей злой судьбы, он здесь, в землях, где его отмороженные соплеменники разбудили в сердцах Радагарцев ненависть и вражду. И он всего лишь пожал плоды творений чужого промысла, только лишь следуя букве своего закона.
Эби вспомнила зловоние дыхания магрийца.
– Этот не был…
– Не важно. – Парировал Арчи. – И если честно, меня не мучает совесть при убийстве жителей Альбиона. Я их сюда не звал. Они пришли сюда сами, на мою землю, грабить и убивать мой народ. Я буду бить их столько, сколько смогу и где только смогу. Всех до единого. Не сортируя на детей, стариков или женщин. У врага нет ни возраста, ни пола. Враг всегда останется врагом. И нельзя делить с ним хлеб или приглашать в дом. Врагов надо убивать. Убивать до тех пор, пока они сами не захотят мира, пока рёв вдов не заглушит алчность Совета Старейшин Великой Республики. И возможно, тогда все изменится, и я посмотрю на островитянина, как на человека. А пока идёт война, смертоносная и беспощадная.
Ошарашенная девушка растирала занемевшие запястья.
– Это мои пистолеты. – Сказала она, указывая на трофей Арчи.
Взгляд Возницы невольно застыл на груди девушки, стиснутой парусиной.
– Наглец. – звонкая пощечина вернула Арчибальда в реальность.
– А вот и награда. – юноша разозлился, но сдержал гнев.
– Подожди холоп, это только начало. Придется попросить Скарамуша выпороть столь своевольного слугу.
– Я не служу Нушнцким.
– На тебе его цвета, как смеешь ты холоп лгать мне в лицо? Я твоя княжна!!!
Эбигейл топнула ногой.
– На мне его камзол. Скарамуш погиб в бою, защищая честь своей королевы. А я простой возничий с тракта. Волею судьбы и вашей матушки отправленный на ваше спасение.
Эбигейл застыла, не веря своим ушам. Арчи стянул с себя зелено-желтый камзол и укрыл им голые плечи девушки. Затем, вытащив пистолеты из-за пояса, он сунул их вруки юной княжны.
Сорвав злость на двери, Арчибальд вышел во двор, вытирая залитый кровью ятаган все тем же лоскутом оконной занавески.
В лучах восходящего солнца Радагарцы добивали раненых чужеземцев.
Эбигейл смотрела в след чужому мужчине, уходящему в некогда родных и близких сердцу цветах. Но на нем они смотрелись ужасно чужими и почти мерзкими. Только сейчас, до неё эхом докатился смысл страшных слов, сказанных чужаком.
«Скарамуш, этот славный веселый мужчина, отважный и искусный воитель, погиб… Азартный картёжник, заводила, душа любой компании… Ушёл навсегда. В бою, за честь королевы. И больше никогда не услышать его голоса, не увидеть его улыбки, не ощутить тепла его сильных, но нежных ладоней на своей талии. Мир рассыпался на куски битым стеклом. Мечты и грезы смыло в небытие, подобно тому, как цунами смывает замок на песке. Погиб. Умер. Солнечный свет померк, мир сделался серым и страшным.»
– Скарамуш, как ты мог так со мной?
Арчи обернулся на голос. Девушка бессильно стояла на коленях, так и держа пистолеты, как ей дал возница, слезы текли по ее щекам оставляя светлые разводы.
– Время играет против нас, Ваше высочество. Нам нужно поспешать. Ваша мать с ума сходит без вас.
* * *
Назад гренадёры шли молча, неся на себе раненых и погибших. Уставшие, поуши в крови, они шли с гордо поднятой головой. Сегодня они заплатили сполна, за все пять лет страданий и унижения. Зарево пожара озарило улицы Анджиса. Население столицы высыпало на улицу, где под радостные крики, вершился самосуд над магрийскими приспешниками. Гарнизон охранявший королевский дворец бился насмерть. Но пал под натиском гренадёров Радагара и жителей Анджиса, взявших в руки оружие. Епифания избитого и поруганного провезли по городу в чане с испражнениями. Периодически замахиваясь на него саблей, палач заставлял его нырять в бочку с головой. Но это ненадолго продлило жизнь поверженному королю. Его распяли вниз головой, и кидали в него камнями. Толпа ликовала, упиваясь его воплями и наслаждаясь его муками и страданиями. Каждый его стон или вопль рождал бурю эмоций и оваций. Если бы Анджийцы могли убить его десять раз, они сожалели бы о том, что нельзя убить в одиннадцатый. Тело бывшего правителя превратилось в одну сплошную гематому, стоны слились в нечленораздельный вопль. Это продолжалось несколько часов, пока один наиболее неудачный бросок не раскроил череп ненавистному ставленнику островитян, оборвав забаву.
После кровавой расправы началось народное гуляние и массовая пьянка. Но только не во дворце герцогини Маришки. Объявив себя хранительницей престола, герцогиня формировала армию для похода на монастырь под Ельней. Основную ударную силу составили драгуны и гренадёры, ветераны битвы при Айсинуш. Распущенные первым указом Епифания, а также личные дружины дворян и герцогини. На пушки, снятые с крепостной стены уже мастерили колёса. Степень воодушевления зашкаливала. Бряцая оружием вчерашние ремесленники и, крестьяне формировали ополчение.
Город жужжал, как улей и мычал, как в дупель пьяная корова. Дворец превратился в воинский стан. Во дворе формировались воинские подразделения и раздавалось оружие, заготовленное ещё Сигизмундом. Наконец, разобравшись с неотложными хлопотами, Маришка устало плюхнулась в кресло возле дочери, стирая кровь с рук шелковым платком.
– Самое время для триумфа. А ты мрачнее ночи.
– Они убили Скарамуша. Похитили меня. Чего им не хватало? Все и так было в их власти. Зачем, мам? Почему?
– Чем больше имеешь, тем больше хочется. Еримею было мало роли советника. Он возжелал трон. Твой отчим…
Герцогиня, сделав паузу, упрямо терла засохшую кровь на ладонях.
– Так вот, Сигизмунд, горя тем же желанием, вступил с ним в сговор в надежде перехитрить магрийцев при дележке трофея.
Потеряв надежду стереть кровь. Маришка с яростью швырнула платок в прикроватное ведро.
– Они придумали, как очернить Айналейну. И отлучить её от престола. Далее, по их замыслу, ты должна была вступить в игру. Став женой Сигизмунда, ты получила бы корону Радагара.
– Сигизмунда? А ты? Какие страшные выводы ты делаешь…
– Это не выводы. Зариканский палач Ибн Расул, истинный мастер своего дела. Сигизмунд рассказал все, визжа, как поросенок.
– Мам....
– Власть держишься на страхе. Ты теряешь власть, когда тебя перестают бояться, тело Сигизмунда уже прибивают к воротам нашего дворца.
– Как можно? Он же дворянин? Это его кровь?
– Его… Я мечтала усилить Радагар, согласившись на брак с этой свиньей. Но они отвернулись от нас после поражения. Все мои муки и лишения были напрасны. Я терпела зря. А сейчас, когда они позарились на тебя, мое терпение лопнуло. Да и смерть Скарамуша тоже на его совести. Хотя, не кричи этот солдафон на каждом углу о любви к тебе, возможно, он был бы жив. Мне сейчас пригодились бы его навыки и талант офицера.
– Я мечтала выйти замуж за Скарамуша.
– Скарамуш никогда не стал бы твоим мужем. Королевская кровь не может быть разбавлена, ты же знаешь, максимум фаворитом, утехой на час. Твоя судьба Радагар!
Мать закрыла окно, спасаясь от гула с улицы.
– Скарамуш был славным малым, не более. Но сколько ещё славных парней погибнет в горниле этой войны? Гарнизон в Ельне будет стоять насмерть, ожидая прибытия подкреплений с острова. Сколько Радагарцев расстанутся с жизнью спасая Аналейну? И каждый из них, наш соотечественник, и твой подданный, каждый из них чей то сын, брат, отец, муж, жених…
– Я не пешка! Я человек, и у меня есть свои желания и чувства! – слёзы текли по щекам юной княжны.
– Именно поэтому я и отреклась от престола в своё время. Но у меня был выбор. У тебя, моя девочка, его нет. Если Аналейна погибнет, ты станешь единственной наследницей Эдварда Завоевателя, правительницей Радагара.
– Зачем Еримею возводить меня на трон? Да и с отчимом тоже как-то не понятно.
– Тут как раз все просто.
Маришка улыбнулась, глядя в бесхитростные глаза дочери.
– По замыслу Еримея, ты должна была выйти замуж за его сына, и счастливо погибнуть от рук разбойников во время свадебного путешествия. Фантазия Сигизмунда работала примерно так же. Только там ты погибала по дороге из церкви, сразу после венчания, и он узурпировал трон.
– Неужели это кресло стоит этого, мам?
– Я не знаю, доченька. Ты мое сокровище, ты мой Радагар. За тебя… я готова воевать не только с магрийцами, но и со всем миром.
– А Аналейна?
– Надеюсь она ещё жива и корона обойдёт тебя стороной. Но если учесть, что и Еримей, и Сигизмунд не включали ее в свои планы …
– Мама!..
– Ты – Княжна Барохлюш! И именно ты возглавишь поход на Ельню. Мы должны спасти Аналейну, или получить её тело. Эбигейл Освободительница. Хорошее имя для бушующей королевы.
– Как это мерзко! Я не буду участвовать!
– Будешь. Иначе Еримей и его магрийцы утопят Радагар в крови. Смерть Епифания и гарнизона островитяне нам никогда не простят. Теперь только война. Либо мы, либо они. Откажешься или струсишь, все эти смерти неподъёмными грузом лягут на твою душу.
– Неужели ничего нельзя исправить?
– Можно попытаться спасти Королеву. Разбить карательные войска магрийцев и отстояв независимость Радагара вернуться к мирной жизни.
– Это не вернёт мне Скарамуша.
– Не вернёт, но даст надежду всем детям Радагара на светлое будущее без ярма островитян.
– Какое мне дело до детей Радагара? Если моя любовь погибла.
– Первая любовь у всех несчастна. Как говорят холопы: «Первый блин комом». Все образуется и наладиться. Ты ещё найдёшь своё счастье, дочь, но для этого надо перестать убиваться о том, что не случилось. Будь он твоей судьбой, господь сохранил бы его. Как хранит этого странного плебея, что спас тебя.
– Мама!
– Пути господни не неисповедимы. Мы не знаем, что нам уготовлено в завтрашнем дне. И про этого выскочку из народа, он не должен пережить поход. Он поднялся с низов и станет любимчиком у черни. Любимец народа, герой войны. Такие очень опасны. Они слишком честны и прямолинейны для того что бы стать политиками, их не подкупить, в мирное время от таких пользы не будет.
– Как цинично.
– Политика всегда грязное дело. Слишком желанен приз в этой игре. Сейчас народ лишь пешки на шахматной доске. И что бы выиграть партию, надо уметь жертвовать фигурами.
* * *
Герцогиня сдержала слово. Похороны Ойгуль были роскошными. Но едва закончилась панихида по смелой целительнице, как около пяти сотен повстанцев на приземистых, но очень выносливых скакунах выдвинулась в сторону монастыря у небольшого городишки под названием Ельня. Расчёт был на скорость и внезапность. Но крестьянская лошадь не боевой скакун, и попытка обогнать молву провалилась. А слух о восстании летел на крыльях ветра. Жители Радагара стихийно хватались за оружие громя магрийцев и их прихлебателей. Простые селяне, оставив плуг взялись за оружие. Толпы людей стекались к столице. А самые отчаянные присоединялись к всадникам, спешащим на выручку Аналейне. Следуя за ними, кто верхом, кто на повозках, вооружённые от сельскохозяйственных вил, до трофейных мушкетов и самопалов. Вспыхнуло восстание и в Ельне. Но интендант магрийского гарнизона жестоко подавил бунт, утопив город в крови. Не щадили ни женщин, ни детей. Покинув вымерший город магрийцы общей численностью в полторы тысячи штыков при семи орудиях пошли к монастырю Благочестивой матроны Марфы. Где к ним присоединились еще восемьсот кавалеристов и почти сотня канониров с восемью тяжелыми дальнобойными пушками. Уверенный в своей неминуемой победе интендант оставил в монастыре лишь двести пятьдесят стрелков и четыре орудия. Заняв господствующие высоты магрийцы начали окапываться, рассчитывая подавить Радагарцев огнём артиллерии.
Радамир привёл повстанцев к вечеру и остановился в пол версте от редутов островитян. Надвигающаяся ночь укрыла войска своим покрывалом, дав возможность оценить ситуацию и принять хладнокровное решения, и просчитать стратегию будущего сражения. С первыми звёздами противостоящие лагеря осветились огнём костров.
Радамир и Эбигейл с десятком офицеров собрались на совет в шатре герцогини. Арчибальд, не удостоенный, приглашения на совет, бесцельно бродил вокруг солдатских костров. Пока хохот не привлёк его внимания. Кучка солдат подтрунивала над пожилым ветераном.
– Да ладно, Ярош, покажи свой подарок сыну.
– Вам лишь бы поржать. Лютня, как лютня.
– Ну, Ярош, покажи. А то вон Алекша. Уже и пороху нюхнул и девичьи прелести познал, а лютни не видовал!
Громила, тот самый Алекша, громогласно что-то пробурчал и толкнул оратора в плечо. Тот кубарём слетел с походного мешка, служившего ему стулом. Ветеран бережно извлёк инструмент из походного рюкзака.
– Вот она, какая…– Старый солдат протирал от пыли лютню.
– Ярош, ну зачем тебе эта бандура? Ценности никакой. И не играет небось.
Хохот прокатился по компании сидевшей у костра.
– Все она играет, только не настроена.
Ветеран неумело ударил по струнам, чем вызвал повторную волну издевательского смеха.
Арчи протянул руку:
– А можно я попробую?
– Чего нельзя-то? Пробуйте пан офицер. Тока не серчайте, не настроена лютня …
Арчи плюхнулся на бревно у костра рядом с ветераном. Юноша прижал деку к сердцу, нежно, как девушку на первом медленном танце. Левая рука обняла гриф. Пальцы небрежно пробежали по струнам. Разбуженная лаской, лютня встрепенулась и ожила. Родившаяся мелодия, сначала робко, потом все сильнее, словно весенний ручеёк вбирающий силу тающего снега, абсорбировала в себя страх и уныние слушавших ее людей, наполняя их сердца чем-то светлым и давно забытым. Голос Арчибальда зажурчал в такт, разыгравшийся лютне.
– О, неужели бремя лет
легло на сердце тяжкой ношей?
Или быть может
груз воспоминаний гложет?
Хоть солнце светит
и бежит ручей.
Весна пустилась в пляс
Палитрой полной красок…
Лютня звенела все громче. А слушавшие ее люди замолкали, забыв о своих делах.
—… И день сегодняшний
уж не вернётся боле.
Живи, люби и плачь от смеха.
Зачем печалиться?
Ведь жизнь дана одна.
И надо насладиться ею.
Романа хмель испей до дна.
Смелее, пей
и следуй за мечтою.
Туда,
где любящим завидуют и боги.
Туда,
где плен объятий расправляет крылья.
Мелодия и голос юноши слились в одном дивном чарующем заклинании, унося сердца суровых мужчин туда, где ждали их любовь и ласка …
– …Туда,
где душу ты готов
отдать за милый взгляд.
Где страх повержен
силой мироздания.
Где правит счастье
и царит любовь.
Лютня сменила ритм и мотив. Она уже не просто пела, она рыдала в руках Арчибальда пробуждая эмоции и чувства в зачерствелых сердцах. Мелодия окрепла и лилась полноводной рекой…
–…Ни что не разлучит
мужчину и любовь,
Ни люди, ни моря,
ни гнев Небес.
Когда любовь нагрянула.
И воспылало сердце,
То бойтесь даже боги,
Мне путь к любимой
перегородить.
Пальцы прижали дрожащие струны. Тишина обняла стоящих в оцепенении воинов. Слёзы катились по небритым щекам. Они стояли растроганные и разбуженные. Они вспомнили, кто они и зачем они тут. Ещё мгновение, и все вернулись к своим рутинным делам. Но теперь каждый жаждал вернуться домой героем. Арчибальд протянул лютню старому ветерану.
– Это очень хорошая Лютня. Твой сын ещё сыграет на ней свою серенаду под окном красавицы.
Ветеран бурчал слова благодарности, а Арчи двинулся к шатру княжны, петляя сквозь разбросанные то тут то там огни походных костров.
Неугомонный Лестор шустрил возле котелка. Арчи присел на бревно. От зоркого взгляда мальчишки не скрылась печаль овладевшая Арчибальдом.
– Ты чего хмурый такой? Да ладно. Ну не позвали на совет. Делов-то? Меня вон тоже не позвали. И их всех не позвали…– Мальчишка обвёл рукой воинский стан.
– А на пушки геройствовать идти им, а не тем, кто в штабе. Кашу будешь?
Арчибальд кивнул головой. И Лестор протянул ему деревянную плошку с гречневой кашей заправленной мясной подливой.
– Вот бы им все запальные фитили обмочить.., наши в атаку, а они пушкарей.., и пока поймут в чем беда, наши их в капусту пошинкуют. А там и крестьяне подтянутся. Всех бы сложили… – проговорил мальчишка с мечтательным видом поглощая очередную порцию солдатского ужина.
– Это как так-то? Почему не стрельнут-то? – Арчибальд отложил ложку от удивления.
– Арчи, ты чего пушку ни разу не видел?
– Видел, издалека правда. А так вблизи, нет, не приходилось.
– Что пушка, что пищаль, принцип единый у них.
– Да я, огнестрел-то в руки, дня три назад в первых раз взял. Какие тут принципы..?
Лицо Лестора округлилось от удивления.
– Так. Ты чего не знаешь, как пищаль работает? Как же ты пистоли свои заряжаешь?
– Никак. Пока заряженные попадались. А спросить стыдно, как-то…
– Нашёл чего стыдиться. Давай научу. У меня батя – королевский егерь. Я ему всей амуницией ведал. Доставай свой пистолет. Щас научу, там дело не особливо хитрое.
Лестор отложил опустевшую тарелку. А Арчибальд полез за пистолетом. Пламя костра блеснуло на металле ствола. Лестор деловито осмотрел пистолет.
– И в правду заряжен, где ж ты его взял-то?
– Как и все предыдущие, из рук павших.
– Ладно, смотри сюда. – Лестор положил пистолет на колени.
– Вот это запальное отверстие. У пушек почти такое же, только сверху. И его набивают или порохом, или фитиль вставляют. И если он намокнет, то пока его не заменят пушка не стрельнет. Понимаешь? Это же просто, как гвоздь забить.
– Забить гвоздь…, а это может сработать.
Арчи схватил свой пистолет с коленей Лестора, и твёрдым шагом двинулся в шатёр Эбигейл.
– Ты куда? Там же совет?
– Предложу им твою идею и надо отдать юной княгине кольцо Скарамуша.
– Княжне, Княгиней станет, когда замуж выйдет.
– Княжне, так княжне…
* * *
Военный совет закончился. Суетливые слуги и ординарцы наводили порядок в шатре. А Эбигейл забилась в угол. Сжимая в руке маленькое серебряное с золотом кольцо, все что осталось от былой любви. Изумруд тускло сиял в зубах свирепого дракона. Она не любила это кольцо. Хотя именно из-за него они и сблизились, после того, как Скарамуш порвал им дорогущие кружева мидгардских мастериц на балу. Мысли девушки текли бурной рекой:
– Да, это был праздник урожая. Жар сотен свечей разогрел тогда воздух в бальной зале. Мама тогда разрешила первый раз кавалерам приглашать её на танцы. И в самый разгар веселья, дракон на кольце впился в кружева, обрамляющие верх платья. Фуэте и треск лопнувшей ткани. Мне казалось, что весь мир увидел цвет моего корсета, боже, как же было неловко и стыдно… Тогда бальное платье едва не расползлось. И покрасневший поручик укрыл мои плечи своим камзолом. А потом ещё долго приходил под окна с цветами, вымаливая прощение и исполняя серенады.
Эби улыбнулась, на миг забывшись в сладких воспоминаниях. Там, где Скар был ещё жив.
– Он ушёл, так и не узнав ответа на своё предложение…
Слёзы заволокли глаза девушки. Суетливая челядь закончила с уборкой и ретировалась так, что юная княжна могла дать волю чувствам. Крупная слеза скатилась по щеке.
Эби схватила перо и бумагу, и начала писать:
– Дорогой Скарамуш.
Не знаю, прочтёте ли Вы это письмо, но я должна Вам его написать. Мой ответ: «Да, я согласна.»
Я стала бы Вашей, даже вопреки воле матушки. И готова была бы бежать с вами в шалаш на краю света и отречься от имени, богатства, всего, лишь бы быть с Вами. Мне стыдно, что Вы не услышали моего согласия при жизни. Будь проклят этот этикет! Я знаю, что Вас больше нет, и на это письмо я не получу ответ. Всё, что связывало нас разлетелось пеплом, будто этого никогда и не было. Лишь ваше кольцо напоминает мне о том, что мы могли быть вместе. Нелепая шутка судьбы. Вещь, которую я всегда ненавидела, досталась мне в память о Вас. Ваша безумная вера в лучшее и неподдельная порядочность стоила вам жизни, а нам счастливого будущего. После известия о вашей гибели мать призналась, что никогда не благословила бы наш брак. Но она отплатила отчиму за вашу смерть. Мы же могли быть просто счастливы! Пусть вне брака, и Вы… Ты мог быть моим. Мы могли жить, как обычные люди. Я понимаю, что ты не мог поступить иначе. Долг, честь, отвага. Ты всегда желал свободы Радагару. Но зачем мне свободный Радагар? Если мы не можем быть вместе. Если я не смогу увидеть, как сверкают твои глаза, когда ты смотришь на меня. Как глупо все вышло! Но сейчас страна восстала на захватчиков, посольство разгромлено и узурпатор мертв. Только Еримей укрылся в монастыре и держит Королеву Аналейну в заложниках. Кровь вновь льётся по нашей земле полноводной рекой. Стоило ли все это жертвы, которую ты принёс на алтарь освободительной войны, я не знаю. Мне плохо, я скучаю по тебе, ты нужен мне сейчас. Нужны твои советы и поддержка. Твой взгляд и теплота улыбки, твоя ласка и нежность. А ты оставил меня одну, в этом забытом богом мире и спас этого холопа, шарамыгу с улицы. Ценой своей жизни спас никчемную. Зачем? … Да… я слышу твой ответ… Но мне не легче от этого! И самое главное, я люблю тебя. И буду любить всегда…
Твоя Эбигейл
Слезы лились на лист бумаги, делая буквы непонятными. Перо вернулось в чернильницу. Княжна взглянула на маленького дракончика, держащего своими микрозубками изумруд.
– Я не отпущу тебя. – Сказала девушка вслух и одела кольцо на большой палец. Потом постояла задумавшись и шагнула к дровяной печи, обогревающей шатёр.
– Только так, ты получишь мое письмо…
Она, бросив бумагу в огонь, вышла на свежий воздух, но пропитанное слезами письмо ещё долго сопротивлялась жару пламени, прежде чем обратиться в прах, словно адресат читал предназначенное ему послание.
* * *
Семеро отчаянных добровольцев, вооружённые лишь кинжалами, под покровом ночи, двинулось к позициям Магрийцев. Пятьсот шагов разделяло противников. Вжимаясь в землю радагарцы ползли вперёд. Девственная растительность укрывала их с головой. Завтра тут останется вытоптанная и раскуроченная взрывами земля и ее обильно пропитает кровь павших героев. Пока же, весенняя поросль скрывала лазутчиков пряча их от посторонних глаз. Первым полз широкоплечий кузнец из деревушки подле монастыря. За ним два гренадёра из охраны Маришки, Арчибальд и три улана из полка Скарамуша. Инструктаж перед выходом был краток: «не шуметь ни при каких обстоятельствах, хранить молчание в любом случае. Иначе, накроют, причём, могут и свои. Кто в такой кромешной тьме выцеливать будет? Нашпигуют свинцом всё, что движется.»
Поэтому и шли налегке, без кольчуг и панцирей.
Заросли дикой розы делили поле почти пополам, за ними начинался склон холма. Ночь выдалась звездная и ясная. Юный месяц плыл над ночной прохладой. Издалека эти заросли казались не такими огромными. Вблизи, это были кусты выше человеческого роста, усыпанные крупными алыми розами. Аромат цветов дурманил сильнее вина. В этом подобии Эдема повстанцы решили дождаться удобного момента. Арчи лег на спину и раскинув руки. Небо, алмазы звезд, сводящий с ума, чарующий аромат цветов. Ни рутины, ни забот. Какие могут быть заботы, если самого завтра может и не быть. Было что-то чарующее в этом тонком балансе на лезвии клинка. Только сейчас, танцуя танго в объятиях самой смерти, пришло понимание величия жизни, понимание тщеславности стремлений и нелепость, еще недавно казавшихся грандиозными, планов и задумок. Только сейчас, дошел смысл слов отца, сказанных им еще в далеком детстве:
– "Все, чем мы рискуем лишь мгновения между прошлым и будущим, свистящие словно пули у виска. И так же, как пули, их уже не вернуть. Главное, сынок, чтоб не было мучительно больно за напрасно прожитую жизнь."
Сказал он когда-то совсем несмышлёному мальчишке и ушёл на бой с магрийцами. Больше Арчи его не видел. А когда пришла похоронка, мать продала все хозяйство и перебралась в глушь, спасаясь от разгула интервентов. Но голод и тяжкий труд свели ее в могилу, оставив Арчи один на один с трудностями взрослого мира.
– Эх, знать бы еще, что напрасно, а что нет… – прошептал Арчибальд глядя в небо.
– Всё, за что ты готов умереть прям сейчас, без всяких условий, важно, остальное мусор и тлен.
Арчи вздрогнул, но тут же убрал руку с рукояти кинжала. Это был Вакула, кузнец из местных вызвавшийся стать проводником для диверсантов.
– Это ты точно подметил, спасибо за мудрость.
– Да, это не я, меня мамка так учила.
– Мудрая у тебя мамка, Вакула… – едва слышно прошептал юноша.
Хруст сломанной ветки и приглушенная магрийская брань прервали разговор повстанцев. Арчи выхватил кинжалы и перевернулся на живот. В руках Вакулы блеснул широкий нож, больше смахивающий на тяжелый тесак мясника.
В этот момент сверкнула молния, посреди ясного ночного неба. Налетел вихрь и грянул запоздалый раскат грома. Первые крупные капли дождя устремились к земле. В отблеске грозы мелькнули шесть магрийцев. Арчи хотел вскочить и устремиться к ним, но тяжелая рука кавалериста легла на плечо новоиспеченного офицера. Бородатый улан приложил палец к губам и пригнулся к земле. Арчи и Вакула последовали его примеру. Дождь прибивал к земле, заливая глаза, а его барабанная дробь скрадывала звуки. Новая молния на долю секунды осветила магрийцев, они были, практически, в двух шагах.
Вакула рванул. Его тесак засверкал в ночи. Обрушив град ударов на ведущего группу магрийца. Тот рухнул. Кузнец повернулся к следующему противнику, но эффект неожиданности был утерян и топор островитянина вдоволь напился крови. Арчи навалился на топорника и вместе с ним плюхнулся на, промокший от дождя, грунт. Сломанное ребро предательски взвыло, и левая рука едва не выпустила запястье магрийца со смертоносным топором. Арчибальд бил и бил островитянина кинжалом в грудь, пока тот не затих окончательно. Ринувшегося на помощь топорнику магрийца сразил улан. Удар старого солдата, закалённого в рукопашных боях, был точен и смертоносен. Ветеран не тратил силы попусту. Пока Арчи возился в грязи с убийцей Вакулы, тот уложил ещё одного островитянина, пробив ему грудную клетку. Но численный перевес, есть численный перевес. Один из магрийцев достал радагарца кинжалом в спину, правда, на этом везение островитянина закончилось. Улан ударил в ответ, кровь врага из перебитой сонной артерии, фонтаном обагрила ветерана, смывая с его души грехи, накопленные за распутную жизнь. Теряя кровь магриец продолжал пырять ветерана. Так они пали вместе, не издав ни крика, ни стона.
Арчи вскочил на ноги и перехватил кинжал обратным хватом. Дождевая вода водопадом летела на землю. Враг медлил, выжидая момент для атаки. Сверкнула молния, и магриец рванул в атаку, но кулак гренадёра герцогини свалил его на землю. Подоспевшие радагарцы скрутили островитянина, запихнув ему в рот кляп. Как только последний узел на руках пленника был затянут, дождь прекратился, так же неожиданно, как и начался, но небо осталось заволоченным тяжелыми тучами. Запах озона смешался с ароматом роз.
Надо было принимать решение. Отправив коренастого улана с магрийцем в лагерь, группа осталась вчетвером. В кромешной тьме, практически на ощупь, они прошли первые окопы магрийцев, те не очень спешили вылазить из прогретых землянок в сырость траншей. Разведчики пробрались вглубь лагеря. Гренадёр не ошибся, арсенал располагался в самом центре и имел усиленную охрану. Факелы дозорных без устали кружили вокруг сарая с бочками, битком набитыми отборным зареканским порохом. Группа залегла в кустах перед хранилищем. Гренадёр обернулся к товарищам по оружию.
– Охраны слишком много, нам не пробиться. Всех положат бестолку.
– А если запальные отверстия в пушках зачеканить? Нас четверо. Пушек…
Арчи запнулся, вспоминая в памяти количество орудийных стволов, увиденных им.
– Всего пятнадцать. – Пришёл на выручку один из улан.
– Восемь гигантских и семь поменьше. Стоят тоже в две батареи. Те монстры, на верху холма, а те что поменьше разместились у подножия.
