Алексей Владимирович Зелепукин
Белый Демон
– Ойгуль.
– Лестница вниз, третья дверь справа. – Проворчал Старик и зашаркал прочь, унося за собой свет свечей в медном канделябре. Арчи на ощупь добрался до двери целительницы, практически рухнув в отворивщуюся дверь.
* * *
Представители всех влиятельных семей блистали фамильными цветами сливаясь в пестрый хоровод, в малахитовом зале дворца Князя Ивалойского Сигизмунда Ивича. Играющие всеми оттенками зелёного, гигантские плиты бирюзового самоцвета были покрыты ажурной резьбой. Замысловатые барельефы, обрамлённые золотым литьем и чеканкой, изображали славные подвиги семейства Ивичей и Барахлюшей. Серебрянные канделябры удерживали толстые, много килограммовые восковые свечи, наполняя зал желтоватым светом. На подиуме обосновался небольшой оркестр, ласкающий слух знатных гостей ненавязчивой музыкой. Длинные столы вдоль стен сервировали расторопные слуги, растравляя вина и яства. Знать собралась в центре зала, развлекая себя светскими беседами и разговорами. Официальная часть мероприятия кончилась, и гости коротали время в ожидании роскошного банкета.
Улучив момент, Эбигейл улизнула из-под пристального присмотра нянек и отца, направилась к себе в опочивальню, осуществить задуманное, тем более Скарамуш вот-вот должен был объявиться на балу. Роскошное бело-голубое платье рухнуло на пол. Но шнуровка корсета все ещё упрямилась, когда в проеме мелькнула тень. Чья-то сильная рука схватила плечо. Эби шарахнулась в сторону, но сбросить впившиеся пальцы не получилось. Она ударила ногой в колено нападающему, как учил Скарамуш, и с размаху полоснула по лицу отточенными ноготками. Тень вздрогнула, но пальцы не разжала. Эби испугалась, по словам Скарамуша, этот приём должен был принести гарантированный результат. Но он не сработал. Девушка рванулась прочь. Шёлк нательной рубахи треснул и разошёлся по шву оголяя прелести юной княжны. Это дало свободу для манёвра. Сыпавшиеся удары приобрели скорость и силу. Она продолжала царапать лицо, пока, нападающий не поймал правую руку девушки. Эби ответила коленом в пах. Хватка ослабла. Она ещё раз, со всей силой, топнула по голеностопу атакующего. Тень зарычала, а ответный тяжелый удар свалил девушку на пол. Шипящая магрийская ругань прогремела в тишине. Ему было больно, и он магриец. Первобытный страх перед неведомым испарился.
«– Человек. И ему велено притащить меня живой. Иначе он убил бы меня исподтишка, сзади…»
Мозг вернул способность мыслить, а следом вернулась и отвага. Эби кружила по комнате, подбираясь к заветному шкафу. Тень потянулась к княжне, но контратака поймала агрессора на противоходе. Табуретка, попавшая под руку девушки, выключила тень. Эби бросилась к шкафу, где покоились ее пистолеты. Спаренные стволы близнецов могли вести огонь, как единовременно, так и по очереди, удобная рукоять из слоновой кости, украшенная искусной резьбой, позволяла стрелять с одной руки, не испытывая чрезмерного дискомфорта, шикарное оружие ближнего боя. Длинный кинжал с широким кованым лезвием дополнил ее арсенал. Сунув клинок за подвязку, и стянув с себя разорванную рубаху Эби взвела курки пистолетов. Но тень исчезла, оставив после себя на полу лишь пятно крови, возле разломанной табуретки. Где-то сбоку раздался странный свист. Она пальнула, туда не целясь сразу с четырёх стволов, и в этот момент что-то укололо ее в шею. Сознание померкло практически мгновенно. Девушка провалилась в небытие.
* * *
Лестор бежал домой. Эйфория победы окрыляла юную душу. Он справился, он смог. В него стреляли, он не испугался. Скарамуш получил предназначенное ему послание. Хотелось не просто кричать, орать во всю глотку. Он выстоял. И теперь, не отвернётся и не отступит перед лицом любой опасности. Конечно, он не рыцарь, но взглянуть в лицо смерти храбрости у него хватило. Через пару лет можно попросить Эби о ходатайстве в кадеты, ну или юнги. Лестор не умел плавать, но на кораблях же не плавают, ходят. О нужде и голоде можно будет забыть, а смерть в бою не самая страшная. Мальчишка бежал, что есть мочи, ему хотелось побыстрее услышать заслуженную похвалу. Улочки и переулки мелькали перед глазами. Лестор не сбавлял скорости, он уверенно ориентировался в темноте ночного города. Подворотня, рыночная площадь, забор усадьбы. На этот раз можно позволить себе и через центральный вход. Тем более гости слетевшиеся на бал начнут разъезжаться по домам только под утро. А значит, и ворота распахнуты настежь. Лестор повернул влево и двинулся к центральному входу усадьбы. К его большому удивлению ночного дозора у ворот не было.
– Странно.., сегодня в карауле, дядюшка Януш и Микола, сын Ефросиньи, няни Эбигейл. Микола, запросто мог слинять поглазеть на расфуфыренных дев в пышных платьях с глубокими вырезами, но дядюшка ни за что не оставил бы пост.
Что-то было не так и чуткое мальчишечье нутро насторожилось. Стараясь держаться в тени, мальчишка, крадясь на цыпочках, двинулся к сторожке. Как все дети Войны, он с молоком матери впитал, что все необычное – смертельно опасно. Ещё шаг и тряпичные обёртыши на правой ноге вдруг намокли. Лестор нагнулся, пробуя жидкость на ощупь.
– Липкая! – Мальчишка поднес пальцы к носу. Запах был до боли знакомым. Магрийские погромы в Анджисе, после поражения Радагарцев у горы Айсинуш, навечно опечатались в детской памяти. События той ночи снова всплыли в памяти. Мать, спрятавшая его в сундук и велевшая молчать, что бы не случилось. Ее стоны ему не забыть вовек. Она сдерживала крики, стараясь не пугать сына, когда озверевшие магрийцы резали ее на части, кромсали на куски, отделяя конечности по живому, пытаясь заставить молить радагарку о пощаде, зверея от столь неожиданной стойкости хрупкой женщины. Он помнил лужи материнской крови на полу её спальни. Этот запах не забыть никогда.
– Кровь…
Сердце, только что браво стучащее, охватил ужас, и смутное ощущение, чего-то не поправимого, сковывало мышцы. Паника, нахлынувшая волной, сперла дыхание. Лестор сделал глубокий вдох и усилием воли взял себя в руки. Мальчишка напряг глаза, озираясь и всматриваясь в ночную темень, наполненную обманчивым светом полной луны. Камень мостовой поблескивал в лучах ночного светила. Тел не было видно, значит, это не просто воры.
– Надо проверить сторожку. Если тела спрятали, то именно туда.
Дождавшись очередного облака, закрывшего луну, мальчишка устремился к домику. Дверь сторожки была сорвана с петель. Лестор шагнул во внутрь. Дядя Януш распластался на столе, за которым сидел. Его палаш так и остался в ножнах, висящих на спинке стула. Арбалетная стрела, пробив гортань, перебила шейные позвонки. Пучок зелёного лука, пара вареных яиц и ломоть хлеба плавали в красной, густеющей крови старого солдата, залившей этот нехитрый ужин. Тело Миколы валялось в углу. Удар сразивший его был точен и силён, лезвие перерубило ключицу и половину рёбер. Значит у ворот был он. Лестор вытащил залитую кровью пищаль из кобуры Миколы и отстегнув патронташ с пороховницей двинулся дальше в сторону дворца.
Раскатистый грохот выстрела разорвал тишину весенней ночи, наполненной ароматами сирени и жасмина. Мальчишка нырнул в густую листву растительного лабиринта, перекрывающего подступы к дворцу. Яркая луна, вырвавшись из томных объятий ночного облака, озарила два силуэта обременённых странной ношей. Тюк который они вытащили из дворца был слишком большим для обычной добычи ночных воришек. Лестор сжал пистолет и двинулся на перерез грабителям. Он почти настиг их у ограды, выйдя на достаточную для выстрела дистанцию. Казалось, сами небеса подгадали момент. Один из ночных визитеров взобрался на каменную стену ограждающую дворец герцога от городской суеты. Второй грабитель протянул ему тюк. Руки нижнего бандита дрожали, тюк был очень тяжел. Лестор выхватил пистолет Микулы и нажал на скобу. Кремний озарился снопом искр, но выстрела не последовало. Порох пропитанный кровью не воспламенился. Тюк лёг на стену. Раздался сдавленный стон.
Тут до Лестора дошло – тюк не вещь, похищали человека. И судя по голосу, девушку. Тонкий крючкообразный конец шомпола на ощупь выгребал остатки сырого пороха из ствола пистолета. Первый похититель ушёл вниз за стену. Его подельник боязливо оглядывался, словно чуя на себе пристальный взгляд, полный ненависти. Лестор уже трамбовал свежую порцию пороха в пистолете. Тюк с пленницей последовал за ограду. Пыж наглухо зафиксировал пулю в стволе. Мальчишка оторвал взгляд от похитителя, щёлкнул затвором, взведя боёк, и сыпанул пороха на запальную полку. Доли секунды, но когда он снова взглянул на стену, поднимая пистолет, то застал лишь тень сиганувшего за забор ночного грабителя. Стена имения озаренная желтым светом луны была пуста.
– От курва… – Лестор, сунув пистолет за пояс, устремился в погоню. С легкостью проворного барса он вобрался на стену. Внизу в сумраке ночи два ночных похитителя, грузили тюк с девушкой в легкую одноосную повозку, запряженную гнедым жеребцом. Боек с зажатым кремнием чиркнул по стали огнива, засыпая запальное отверстие снопом искр. Порох вспыхнул и свинец устремился к цели. Лошадь заржала, вскочив на дыбы и рухнула на мостовую. Почти одновременно две стрелы ткнулись в кирпич ограды у головы Лестора. Тот, что повыше, схватил тюк на плечи и побежал. Второй рванул следом, но временами оборачивался, пытаясь определить наличие погони, но где ж ему тягаться с сыном егеря выросшим на этих улочках. Лестор следовал за ними без особых затруднений.
* * *
Гости начали усаживаться за роскошно сервированный стол. Повар герцога постарался на славу. Несколько поросят, запечённых с яблоками, с румяной корочкой и нежным мясом, расположились по центру столов. Рядом веером легли кровяные колбасы, толстые свиные сосиски и соленое сало, большие толстые куски которого, айсбергами возвышались над фаршированными куриными яйцами. Грибы, соленые, маринованные, жареные, поражали своим разнообразием. Следом меж тарелками с салатами из свежих овощей, и квашеной капустой устроились копчёные стерляди, украшенные свежей петрушкой. Студень и запечённые целиком бараньи ляшки, соперничали с кебабом и фаршированной щукой, пироги с разнообразной начинкой, сложенные в причудливые горы, мерились высотой с башнями из вареных раков и лангустов. Хрустальные трехлитровые графины, наполненные выдержанным вином, теснили кувшины с пенным пивом и сбитнем. Фарфор тарелок тягался тонкостью работы со столовым серебром и изяществом с хрусталём фужеров. Свежеиспечённые караваи и островные батоны, хрустящие булочки и пышные лепешки заняли остальное свободное пространство. Консьерж подал знак оркестру. Музыка стихла, следуя золотому правилу застолья – пока стучат ложки, скрипки безмолвствуют. Прислуга вилась вокруг гостей, как пчёлы вокруг цветов. Подавая яства и разливая хмельные напитки. Кое-кто из гостей увлечённые беседой, или чем-то ещё, упустившие приглашение к столу, вальяжно шествовали к своим местам в сопровождении слуг, отправленных на их поиски. Место Эбигейл тоже пустовало. Глава семейства Ивичей нервно стучал торцом вилки по красному дереву столешницы. Естественно, это не предвещало ничего хорошего провинившейся шалунье.
– Это все плоды излишней мягкости с Вашей стороны, Будь вы построже с дочерью.., – князь цыкнул в сторону, и два стражника сорвались с поста и стремительно исчезли за дверью.
– Прояви, Вы милорд, большую твердость и храбрость в разговоре с Еримеем, нам не пришлось бы пенять, на мягкость ее воспитания. – княжна явно была не в духе.
– Я пытаюсь защитить Вас и свою страну, пытаясь удержать зыбкое равновесие перемирия. – процедил сквозь зубы князь.
Ярость сверкнула в глазах герцогини.
Её шёпот стал похож на шипение чёрной гадюки.
– Оставив королеву на поругание? Обещав нашу дочь в наложницы Еримею? Сдав её жениха магрийцам?
– Скарамуш, хоть и древнего рода, но Нушницкие нам не ровня. Нечего сожалеть о плебее.
– С каких пор, столбовые бояре Радагара стали для тебя плебеями?
– Ты многого не знаешь Маришка, не время и не место для таких обсуждений. Политика сложнее шахмат и преферанса, да и цена за ошибку жизнь, порою жизнь целой нации. Где носит эту негодницу?
– То, что происходит в Радагаре это не жизнь, это геноцид. Или ты уже спелся с Епифанием?
– Маришка, не сейчас и не здесь…
Раскатистый грохот выстрела разнесся по дворцу. Сигизмунд вскочил. Воевода уже жестами отдавал указания страже. Стреляли в северном крыле, на женской половине замка. Герцог поднял руку и воззвал к гостям, схватившимся за оружие.
– Прошу прощения господа. Это всего лишь нелепый казус. Я сделал сюрприз моей падчерице. Боевую пищаль работы островных оружейников. Кровь Барахлюшей – кровь испытателей. Я уже послал людей убедиться, что все в порядке. Давайте начнём наслаждаться праздником. Нет лучшей похвалы для повара, чем пустые тарелки после трапезы!!!
Гости дружно опрокинули свои ёмкости с хмелем. Застучали ложки и вилки. Зазвенел хрусталь бокалов. Ужин начался. Посланная Сигизмундом стража, вернулась с печальным известием. Лейтенант гренадеров личной охранной сотни Барахлюшей, что-то шептал на ухо князю. Сигизмунд помрачнел.
– Прочешите округу. Найдите ее. Всех, кто будет с ней, выпороть!
Офицер, козырнув, поспешил выполнять полученное распоряжение. Но второй выстрел заставил его замереть на месте. Крик Радамира прервал трапезу.
– Гренадеры, в ружьееее!
* * *
Ойгуль вскипятила воду. Бодяга с алоэ укрыли спину возницы ровным слоем. Порезы на боку и шее почти затянулись. Синяки и гематомы поблекли и почти исчезли. Но пара ран на спине, особенно глубоких, продолжали нарывать, краснота и опухоль расползлась на пол спины.
– Отвара у меня нет. Но если вы будите кричать, нас выгонят на улицу.
Она протянула Арчи кожаный ремень.
– Зажмите зубами, да поможет нам Каталина.
Арчибальд кивнул головой и стиснул зубы. Воск медленно стекал по бокам толстых свечей, удобно устроившихся на раскинутых плечах бронзового канделябра. Ойгуль колдовала над израненным и уставшим телом. Боль становилась, почти нетерпимой. Ещё одна восковая капля покатилась вниз под действием закона притяжения. Зубы впились в ремень, слёзы лились ручьём из глаз. Пламя свечей танцевало на фитиле, отбрасывая длинный тени. Арчи пригляделся. Пламя обрело форму. Девушка с длиннущими косичками танцевала неведомый танец, извиваясь всем телом в беззвучном ритме. Огненная танцовщица двигалась то плавно, то резко, подчиненная странному такту ночного сквозняка. И вдруг, как по волшебству, боль осталась где-то позади, в том странном мире, именуемом реальностью. Пламя свечи разделилось и вот уже два брата сошлись в рукопашной. Бой был коротким и один из братьев пал, поверженным в бою. Но победитель уже не рад победе, голос подобный грому грохотал отовсюду:
– Где брат твой? Что ты наделал? Голос его крови вопиет ко мне от земли.
Фигура растерянно оглядывается, пытаясь найти источник звука, но голос льётся ото всюду.
– И отныне проклят ты. Земля, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей, не станет более давать силы своей для тебя. Не взрастить тебе на ней хлеба себе в пропитание. И станешь ты изгнанником и скитальцем на земле, убийство отныне ремесло твоё и не будет покоя тебе нигде. Пока не умолишь ты грех свой, смерть не примет тебя в свои объятия.
Фигура упала на колени.
– Наказание мое больше, нежели снести можно. Вот, ты теперь сгоняешь меня с лица земли, и от лица твоего я скроюсь, и стану изгнанником и скитальцем на земле и первый, кто встретится со мною, убьет меня.
– Убийство тяжкий грех. Всякому, кто причинит тебе вред, отмстится в семеро. Гибель понесёшь ты, на плечах своих. И никто из смертных не одолеет тебя, пока ты сам, не взалкаешь смерти.
Фигура растерянно повернулась лицом к Арчи, и он увидел – себя.
Он в ужасе проснулся. Холодный пот лил ручьём. Тугие повязки стянули грудь. Ойгуль лежала рядом, нежно прижавшись к нему своим телом. Теплота ее объятий согревала душу. А где-то в небесах муза ударила по струнам божественной Арфы. А в сознании откликнулась рифма:
В Аду живущий
наслаждение плоти ищет,
Но пустоту души не залатать.
Ни балы не помогут, ни пирушки,
Ни мнимых собутыльников слова.
И куртизанок песни,
лишь опустошат карманы.
А в ласках их не отогреть души.
Пытаясь накопить земное,
О главном забываем мы.
Простых объятий не заменят деньги
И все богатства мира
Ничто!
Перед простым объятием,
Коль обнимают тебя сердцем и душой.
Первые лучи рассветного светила едва коснулись земли. Природа только-только начала своё пробуждение. Торопиться было некуда. Арчибальд неумело обнял девушку, вдыхая полной грудью аромат её волос и чудный запах тела. Так тепло и уютно ему ещё никогда не было. Впервые в жизни ему захотелось остановить время в этот момент и целую вечность наслаждаться нежными объятиями этой незнакомой, но почему-то ставшей вдруг такой родной девушки. Арчи закрыл глаза.
* * *
После исчезновения Эби вечер был окончательно сорван. Гости разъехались, хотя правильнее было бы сказать: разбежались по домам.
Накачав благоверную успокоительным чаем и дождавшись пока она забудется в тревожном сне, герцог направился в кабинет. Разочарование граничащее с гневом переполняло его.
– Сиди эта дура там где ей велено, ничего бы не случилось.
Сигизмунд выдвинул ящик стола в темноте пытаясь отыскать свой кисет и трубку.
– Еще и этот выскочка, солдафон опаздывает. Где ж тебя черти носят с моей брошкой?
Развязав тесемку Сигизмунд начал трамбовать табак в чашу трубки.
– Жалкие уроды… – ненависть ко всему Радагарскому распалилась в сердце герцога Ивии с новой силой. Сигизмунд жил тут уже долго, слишком долго. Он устал от хмурого и низкого неба, от вечной сырости и суровых зим. Ему как воздуха не хватало жаркого солнышка родной земли, не хватало пышной зелени тенистых алей, теплого как парное молоко дождя.
– И зачем я только позволил кузену уговорить себя? Столько времени растрачено попусту. Маришка отказалась от трона и все надежды рухнули. Теперь даже нельзя силой отторгнуть спорные земли южнее Крыдира. А теперь ещё эта мерзавка исчезла….
О том что это был не очередной каприз вздорной падчерицы свидетельствовала кровь на ковре, разбитый табурет и изрешеченная картечью дверь.
–« Но кто? Кто осмелился встрять в партию согласованную с Елизарием? Или этот старый хрен решил вычеркнуть его из игры?»
Ответа у Сигизмунда не было.
Он накинул махровый халат и вышел на балкон.
Чиркнул кремний, лучина вспыхнула ярким пламенем. Ещё мгновение и под действием табачного дыма Герцог обрел способность рассуждать логически.
Весь план шел на перекосяк. Словно кто-то специально обнулил все его козыри перетасовав колоду буквально перед решающей партией. Епифаний? Вряд ли, этот остолоп не способен к интригам, он на мир то трезвым взглядом смотрел как раз за день до коронования. Помыслы марионеточного ставленника Альбиона занимали лишь блудницы, алкоголь и ангельская пыль. Старец Елизарий ловко подсадил его на эту островную отраву. Теперь словно тряпичная кукла в его руках. Нет этот не мог. Повстанцы? Кто-то ж организовал налет на серых плащей перед моим домом? Или это знак? Угроза? И похищение лишь следующий шаг? Подобное требует очень больших средств. Кашмирцы? Эти могут. Чего чего, а золота у них валом. Тогда Эби – залог беспрепятственного возвращения Эмира домой? Боится грабежа на обратном пути? Кстати хорошая мысль. И деньги и брошь, все останется в моих руках. А с этой чертовкой пусть делают что хотят. Маришка в конце концов наследница Эдварда. Следовательно: после смерти Аналейны, Маришка примет корону свободного Радагара, опираясь на мушкеты Ивалонии, мы сумели накопить достаточно боевой мощи, чтобы усмирить пыл претендентов и недовольных вассалов и даже заставить Елизария пойти на переговоры. Он наверняка согласиться на уступки, это дешевле второй полномасштабной войны с Радагаром и Ивией. Да и усмирять смуту после гибели династии дело утомительное. Всегда найдутся Лжепотомки.
Да где-то носит этого урода? – пыхнув трубкой Сигизмунд бросил взгляд на настенные часы. Пол пятого. Через полтора часа рассвет. Посыльный уже давно должен быть здесь.
Не надо было отдавать подвеску роставщикам Либарии, но нужны были деньги, да и они прислали весть, что племянник получил её, гильдия в курсе про сделку, для них золото важнее украшения, тем более объяснять её происхождение им не с руки. Так что с их стороны подвоха быть не может. Скарамуш простой солдафон и слишком влюблен в Эби что бы плести интриги. Значит все таки кашмирцы.
Свист пустельги прервал размышления герцога. Он отложил трубку и скинул веревку вниз.
Но растрепанный вид вассала помял тревогу в сердце Ивалойского.
– Где брошь?
Ночной гость замотал головой.
– Как только Скарамуш вошел в трактир, мальчишка предупредил его о засаде, он открыл огонь. Наши люди убиты. Я едва успел выпрыгнуть в окно.
– Что? Как он один смог одолеть четверых проверенных в бою солдат?
– Все произошло молниеносно.
Герцог замахнулся на вестника, тот пал ниц и вжался в пол балкона.
– Помилуйте, я не воин, что я мог сделать?
Герцог саданул ногой в бок визитера.
Мужчина взвизгнул.
– Заткнись если жизнь дорога!!! Значит так : сейчас помчишься к посольству, скажешь Едвиге, полу Альмара, что вмешалась третья сила. Нужна её помощь. Пусть хватают всех пацанов на улицах. А встречу с эмиром перенесут на вечер. К тому времени мы найдем шпиона предупредившего Скарамуша, а через него выйдем на солдафона, я отправлю гренадеров проведать его родовое гнездо. Вряд ли этот олух додумается спрятаться где-нибудь ещё.
Ты меня понял?
Визитер закивал, придерживая рукой ушибленный бок.
– Будет исполнено ваша светлость.
– Облажаешься ещё раз, шкуру спущу, с живого.
Дрожащими руками ночной гость схватился за веревку и скрылся во мраке.
Сигизмунд снова чиркнул огневом, расскуривая трубку, сон исчез безвозвратно а мечты о короне, ускользали как утренний туман, но сдаваться Сигизмунд не собирался.
* * *
– «Голова кругом, холодно, темно. Где я? Последнее, что помню красное пятно, на моем любимом ковре. Что вокруг? Как же болит голова, серые стены, окно, слишком высоко, дверь, с решеткой? Я в тюрьме? Надо встать. Есть ведро, что, по их мнению, я должна с ним делать? Противное чувство. Не хочу я туда.»
Княжна попробовала подняться на ноги.
– Встала. Кружится все. Стена…Так… Стою…
Девушка оглядела свою темницу.
– Лежала на сене, не очень здесь чтят королевскую кровь. Окно, высоко. Поставлю ведро попробую подпрыгнуть.
Но вестибулярный аппарат подвёл Эбигейл, падение было жестким и громким. Дикая боль в хрустнувшей ноге пронзила тело.
– Кружится, как же глупо упала, еще и грохоту наделала. Ногу подвернула… Раздался лязг ключа, отворяющего затвор. Но к удивлению девушки, свет ударил, с другой стороны. Из смежной комнаты показался огромный магриец, с подносом в руках.
– Проснулась прынцесса, ваш завтрак, мадмазель! – грязный тип, с противным голосом, и характерным акцентом громко смеясь сделал шуточный реверанс и кинул поднос на пол.
Две плошки раскачавшись вокруг себя, на удивление, не перевернулись и устояли. Эби глянула за спину охраннику, пытаясь разглядеть назначение соседнего помещения. Увиденное заставило Эбигейл похолодеть от ужаса. Это была пыточная.
«– Не ошиблась, значит всё-таки тюрьма. Но где тогда другие заключённые. Память тревожно ворошило прошлое, пытаясь найти ответ. Рука нащупала шишку на шее. Значит всё-таки шип с ядом. Магрийцы. Это не тюрьма. Посольство.»
Детина облизнувшись сделал непотребные фжесты, разглядывая прелести княжны. Девушка невольно сжалась, повернув корпус.
– Да, попень тож ничего, хотя по мне слишком тощая!
Его рожа в плотную приблизилась к Эби. Вонь из его рта, была хуже, чем его манеры.
– Небось, мужика-то ещё не ведала. Цыпочка?
Его руки потянулись к обнаженной груди княжны.
– Я могу быть нежным. Очень нежн…
Улучив момент, Эби с размаху саданула лбом в переносицу магрийца, уроки Скарамуша не прошли даром. Детина упал на задницу, заливая каменный пол кровью, хлещущей из сломанного носа. Он зарычал. Но властный женский голос из пыточной рявкнул что-то на магрийском, и здоровяк поникнув поспешил из камеры. Бугай хлопнул дверью. Ключ лязгнул снова. Гневная женская речь отчитывала детину. Тот что-то блеял в своё оправдание.
– Этот скотина, всего лишь слуга. Но они подлы и трусливы. Женщина – главный сторож. Остаётся вопрос: "зачем я тут?" На этот раз память выдала слова отчима: «Они не прощают отказов Маришка». Значит я нужна Еримею, вот только зачем? Как козырь против Сигизмунда или против Мамы?
Мысли текли рекой.
– Зато с этим мужланом можно не церемонится.
На душе стало легче. И тут же живот заурчал, сообщая о необходимости поесть. Покачиваясь, не то от головокружения, не то от болящей ноги, княжна добрела до тарелки. Тыквенная Каша с курятиной и бобами. Вода. Пол ломтя хлеба.
– Вдруг отравлено? Нет.., думай.., хотели бы убить не сажали бы сюда, а справились бы раньше.
Эби повозила ложкой по тарелке с кашей. Аппетита это не добавило. Может быть сказывалось напряжение и адреналин, а может просто, мысленный барьер. Мама всегда говорила, что тыква – еда черни. Хотя отец часто приказывал поварам её готовить втихаря от мамы. Боже, как давно это было. Эбигейл вдруг отчаянно захотелось снова взобраться на гигантские коленки отца, и уткнувшись носом в его могучую грудь, спрятаться от бед внешнего мира. Будь он жив, гренадеры бы уже штурмовали этот каземат. Ложка со звоном выпала из рук замечтавшейся девушки, возвращая ее в суровую реальность.
– Теперь каша точно отменяется. Мало ли какие твари бегают по этому полу. Только брюшного тифа не хватало.
Эби передернуло от отвращения. Но желудок не унимался, продолжая недовольно урчать.
– Хлеба с водой хватит, я читала, что вообще на воде можно жить.
Хлеб был свежим, и девушка откусила от горбушки большой кусок. Грохот битого стекла прервал трапезу.
– Что-то упало. Камень? Бумага? Никто не видел? Что там? – Девушка шарила по полу, острый осколок стекла впился в нежную кожу ладошки, но пальцы нащупали снаряд, разбивший небольшое окно под самым потолком. Послание, которым был обернут камень, оказалось картинкой.
– Незамысловатый рисунок напоминает человека с мечом. Еще человечки, скорее всего, эти палки копья, а забор должен означать замок, в углу, что-то отдаленно похоже на герб Ивалойцев… Ну конечно, я узнаю каракули Лестора. Надо куда-то спрятать это творчество. Вот, похоже на щель, ложкой подтолкну чтоб наверняка. Отлично. Надежда на спасение есть. Можно и этот хлеб не есть.
Девушка поежилась и сжалась в комочек в углу своей темницы. Холод весеннего утра уже начал пробираться сквозь разбитое окно.
* * *
Запах жаренных сосисок наполнил лачугу. Арчи открыл глаза. Ойгуль возилась у дровяной плиты, готовя завтрак. Солнце встало. Судя по теням, уже было часов девять утра. Глубокое утро, по понятиям деревни. Арчи поднялся, усевшись на кровать. Девушка обернулась.
– Простите, что разбудила, но это не дворец, комната всего одна, приходится совмещать и кухню, столовую, ну и спальню. – Девушка очень смущалась.
– Вы выглядите намного лучше. Бодяга и алоэ сделали своё дело. Синяки и гематомы с лица сошли, а раны на теле закрылись без красноты, пара-тройка недель и останутся едва заметные шрамы.
– Спасибо Вам за вашу заботу, Ойгуль.
Услышав своё имя девушка едва не выронила тарелку с телячьими сосисками, зажаренными на бараньих выжарках, пара свежих яиц, сваренных вкрутую и большой клубень картофеля, запеченного мундире, дополнили завтрак. Арчи поспешил оправдаться.
– Я слышал, как Анан звал вас, там в бане. Простите, если что-то напутал.
– Это вы меня простите, я посмела приготовить Вам завтрак, еда хоть и простая, и без изысков, но сытная, а Вам нужны силы, Ваша светлость.
Девушка склонилась в реверансе. Арчи бросился поднимать ее, но сломанное ребро, заставило его скривиться от боли.
– Ойгуль, я не знатен, если вы попросите меня уйти, я уйду.
Девушка остолбенела, не зная издеваются над ней или нет. Анан, хозяин бани, сказал, что ждёт двух дворян, да и Селентий работает только со знатью, одна кольчуга которую он вшивает в камзолы стоит дороже всей деревни, в которой родилась девушка. Что-то явно не сходилось.
– Вы верно шутите?
Арчи взял миску из рук девушки. И поставил ее на табурет.
– Обещайте, что не выгоните меня пока я не закончу и я расскажу вам свою историю, а это… – Арчибальд отвязал с пояса кошель Скарамуша.– Это и доказательство, и плата за Ваше время, если вы вдруг решите, что мне тут не место.
Он бросил кошелёк на табурет, служивший и стулом, и столом. Серебро гулко звякнуло внутри мошны, а пара монет, вырвавшись из плена кожи, устремились в путешествие по внешнему миру, но рухнув с табурета, со звоном завалились на бок.
Ойгуль схватила кухонный нож, которым только, что резала хлеб. И выставила его вперёд на вытянутых руках. Возница лишь улыбнулся и начал свою историю. Девушка слушала молча не перебивая. Лицо целительницы было каменным, лишь уголки глаз играя выдавали идущую внутри ее борьбу. Арчибальд залез в потайной карман камзола и извлёк кошель пассажира.
– Я не вру, и мне некуда больше идти, я тут никого не знаю. Вы поможете мне добраться до площади?
Ойгуль молчала, но нож опустила. Крупная слеза скатилась по ее щеке.
– Почему вы плачете? Если хотите, я уйду немедленно.
Девушка покачала головой и закрыла лицо руками.
– Что случилось, я обидел вас чем-то?
Ойгуль взяла себя в руки.
– Может Вы и не дворянин, но у вас чистая душа, я бедная травница, вынужденная работать в терпимом доме, а Вы ко мне на "Вы".
Юноша обнял девушку. Прошептал он ей в ушко, вдыхая ее чарующий запах:
– А как же иначе? Вы такая красивая, как ангел, и жизнь мне спасли,.. дважды… Не важно кто вы. Я знаю, какая Вы. Вы мой ангел, моя жизнь принадлежит Вам. – Арчи сделал глубокий вдох.– И Вы божественно пахнете.
Девушка вжалась в парня…
– Меня на Вы со времён поражения не называли. У нас аптека была, на центральной площади. Отец был одним из лучших врачевателей Анджиса. Когда пришли магрийцы, наша лавка была битком набита больными и ранеными. Их убивали прям там. Смеялись, что исправляют промахи артиллеристов. Отца избили, и вместе с мамой сожгли на крестах, на площади рынка. Меня насиловали, заставляя смотреть, как горят мои родители. Пять лет прошло, но я до сих пор помню их крики, они снились мне каждую ночь, словно взывая о мести, но после Вашей клятвы кошмар прекратился.
