– Да ничего ты не приведёшь, Игорёк, ровным счётом ничегошеньки… – усмехнулась Настя. – Раскусила я тебя как грецкий орех. На раз раскусила… Ты действительно половая тряпка. Сам ты ни на что не способен, даже на самострел! Тебе руководитель нужен, Игорёк! Решительный, предприимчивый и деловой руководитель! Такой как я… А ты только мечтаешь о красивой жизни. И хотя добиться её ты готов любым путём, любой ценой, но хочешь, и это для тебя принципиально важно, чтобы сделано всё было чужими руками… Ага! Чужими! На блюдечке чтоб с голубой каёмочкой преподнесли тебе счастье свежеиспечённым!..
Игорь безвольно опустил пистолет, положил его под подушку, вяло сел на диван:
– Да, я ни на что не способен, ты права… Я действительно тряпка… Ну а что мне делать-то? Что? Я же повязан по рукам и ногам! Я фактически зек! Вот сейчас, скажи мне, Настя, я свободен или нет? А? Ну скажи!
– Ну… Это только этап…
– Опять закудахтала: этап, этап! – грубо перебил Игорь.
– Да, этап! – уверенно возразила она. – Сейчас, да, ты не совсем свободен. Но всё в твоих руках! И… – заметно заколебалась, – в руках…
– Чьих?.. – Игорь обратил внимание на внезапно возникшее у Насти волнение.
Настя выдержала секундную паузу:
– Твоего отца…
– Ох, Настя, Настя… – вздохнул он. – Ну спрятал он меня. А дальше-то что? Всю оставшуюся жизнь просидеть в этой конуре? Это свобода, что ли? Для этого я сбежал?.. Тем более что прятаться теперь придётся не только от органов, но и от Тихого, потому как не хочу быть рабом, пусть даже и у того, кому обязан свободой… А отец… Ну что – отец?.. От полиции, может, и спрячет, но от Тихого…
– Дурак ты, Игорь. Отец может многое, можно сказать, всё…
– И что же, например?..
– Ты мне скажи сначала, как у него с деньжатами?
– Да полный ажур!
– Это не характеристика! – всё настойчивее наседала на него Настя. – Сколько тугриков-то у него?
– Ты знаешь, я никогда не влезал в его дела. Знаю, что есть жировой запас. И, кажется, немаленький. Весьма немаленький…
Настя отвернулась, задумалась на мгновение, вновь решительно повернулась к Игорю:
– Ну тогда идея такая. Он должен продать обе свои квартиры, а деньги отдать тебе.
Игорь протяжно-язвительно возмутился:
– Здра-а-сьте!
– Здрасьте… – хладнокровно-иронично ответила Настя.
– А сам-то он где жить будет?!.. – в возмущении поднялся он с дивана. – Я, конечно, уже допетрил, что я порядочный эгоист, но не до такой же степени, чтоб ради спасения собственной шкуры выгнать отца на улицу!
– Ну почему же обязательно на улицу? – спокойно возразила Настя. – Будет снимать себе квартиру… Или комнатку в коммуналке… Деньги-то у него, говоришь, имеются? И вроде, немалые… Так что, бездомным не будет…
– Ну ты даёшь, Настя! Нет, мне определённо с тобой уже становится просто страшно! Ты буквально фонтанируешь недобрыми идеями!..
Настя презрительно скривила губы:
– Ну да, тебе, доброму человеку, – ну очень доброму! – стало страшно, что твой любящий отец ради спасения сына, при его деньгах-то, поживёт маленько на съёмной квартире…
– Да не маленько, а, скорее всего, всю оставшуюся жизнь!
– А сколько ему осталось-то? – недовольно усмехнулась Настя. – Семьдесят пять не восемнадцать… А у тебя вся жизнь впереди…
Игорь немного заколебался:
– Ну оно-то, конечно, логично… вроде бы… Но как-то нехорошо всё это…
– А давай всё же попробуем поговорить хоть с ним для начала. Спрос не ударит в нос… А вдруг согласится?
Он подумал секунду и неуверенно сдался под напором подруги:
– Ну… давай… А если не захочет?
– Найдём другие варианты… – тут же невозмутимо парировала она сомнения Игоря.
Игорь сел на диван, с подозрением посмотрел на Настю:
– Всё-таки я боюсь тебя, Настя, всё больше и больше… По-моему, ты на всё способна…
– Не бойся, Игорёк… – хитро сощурилась она. – Я действительно способна на всё, но… ради твоего спасения… И я тебя спасу, вот увидишь…
– Ну-ну, посмотрим, посмотрим… – грустно вздохнул Игорь.
Диван в квартире Игоря, отодвинутый несколько минут назад от стены, оголил зияющую внизу дыру, из которой только что здесь появился Пётр Иванович. За столом, стоявшим посередине комнаты, сидели Пётр Иванович, Игорь и Настя.
– А что, отец, – в голосе Игоря едва заметно прослушивались просительные нотки, – вот эта Настина идея, мне кажется, не самая худшая. Давай попробуем? А?..
Пётр Иванович недовольно посмотрел на Настю:
– А Настя лучше помолчала бы и не встрявала бы в чужие дела…
– Во-первых, Пётр Иванович, – вспыхнула в возмущении Настя, – ваши дела для меня не чужие, потому что вы сами втянули меня в них!
– Втянул, значит?..
– Ну-у-у… – иронический вопрос Петра Ивановича немного смутил Настю, – не то чтобы…
– Не то, не то… – язвительно перебил Пётр Иванович. – Совсем, я бы сказал, не то… А скорее всего, я спас кое-кого от бомжевания… Не так ли?..
– Ну так… – с усилием согласилась Настя. – Так. Но я ещё и люблю Игоря! И это даёт мне право…
– Теперь ты Игоря любишь?.. И тоже срочно?.. – перебивая Настю, съехидничал Пётр Иванович.
– Что это значит, отец: теперь Игоря?.. срочно?.. – встревожился Игорь.
– Я думаю, сынок, ты сам постепенно разберёшься в этом, и, дай бог, – без тяжёлых последствий…
Настя испуганно засуетилась:
– Давайте лучше о деле, и не будем отвлекаться на мелкие глупости.
Пётр Иванович задумчиво и медленно продекламировал:
– Из глупостей, даже самых маленьких, прорастают все несчастия…
Игорь повернулся к Насте, язвительно сообщил:
– Мой отец философ! Не по образованию, нет! Любитель… Хлебом не корми – дай почитать философские трактаты, а затем порассуждать за жисть по-философски! Ага! Вот и сейчас ударился… Ну так вовремя! Так вовремя!..
Настя откровенно иронично поддержала Игоря:
– Пётр Иванович, ну давайте всё-таки не за жисть вообще, а за собственную шкуру наконец покалякаем, а?..
– Ну правда, отец, – эхом повторил её предложение Игорь, – Настя права, давай о деле! А то ты совсем уже утонул в своей пустой философии!
– Философия, сынок, не пустая, это наука мудрости. Но люди, почему-то, пренебрегают ей… – заметно обиделся за своё столь же тайное, сколь и явное, по крайней мере, для Игоря, увлечение Пётр Иванович.
Игорь недовольно и нетерпеливо заёрзал на стуле:
– Ну вот! Говорю же, сейчас опять будем обсуждать теоретические проблемы философии! Я буквально тону! Твой сын, отец, погибает, а ты – о философии!..
– Ну почему же о философии? – спокойно и рассудительно ответил Пётр Иванович. – Всё о тебе, сынок, только о тебе…
– Что-то пока не заметил…
– Ну тогда я объясню тебе, в чём вся философия твоего положения… – Пётр Иванович продолжал сохранять необыкновенное спокойствие.
– Ой, отец, – взметнул в отчаянии руки вверх Игорь, – ради бога, избавь! Мне надо срочно…
– У тебя что – понос?..
– Не-е-ет… – растерялся Игорь от неожиданного в своей необычности вопроса.
– А куда ж спешишь?..
– Ну ладно, давай, учи жизни… – без надежды на лучший исход спора махнул рукой Игорь. – Всё равно ведь не отстанешь… Прилип…
– Я не банный лист, чтобы к чему-то прилипнуть… – Пётр Иванович по-прежнему демонстрировал поистине олимпийское спокойствие. – А поговорить, сынок, нам с тобой давно пора уже, и очень серьёзно поговорить…
– Ну ладно, хорошо, давай поговорим… – Игорь понял, что лучше уступить отцу, иначе разговор может не получиться совсем. – Но только побыстрее… Ну ты пойми, отец, у меня уже нет времени! Ещё чуть-чуть, и я погиб, если немедленно не предпринять что-то спасительное…
– Спасать себя надо было куда раньше, сынок…
– Когда – раньше? Когда обездвижил Бублика? Но я же пошёл сдаваться…
– Ничего-то ты не понимаешь… – разочарованно вздохнул Пётр Иванович. – Когда сбил мальчика и позорно удрал…
– О-о-о!.. Вон ты куда! – грубо выкрикнул Игорь. – Давай тогда ещё вспомним моё преступное детство, моё криминальное младенчество! Там ты тоже, наверняка, обнаружишь у меня какие-нибудь бандитские замашки!
– И всё-таки… с мальчика-то и началось… падение твоё… а может, и раньше… не знаю, не знаю… видимо, раньше…
Игорь в раздражении вскочил, замахал руками:
– Отец, да говорили же мы уже с тобой и о сбитом мальчике, и о преданном боевом товарище, и о брошенном в коме Бублике, и об убитом офицере! Говорили! Сколько же ещё можно?!..
– Сколько нужно, столько и можно… – спокойно ответил Пётр Иванович.
– Добить меня хочешь?.. – злобно сверкнув глазами, Игорь сел на стул и повернулся к отцу. – Или всё-таки – спасти?!.. Ты же отец мой! Я в беде, так помоги же, а не читай мораль о прошлых прегрешениях! Мне сейчас, вот в этот самый текущий момент, немедленно, нужна срочная помощь! А ты что делаешь?!
– Спасаю тебя… Пытаюсь спасти… Если это вообще возможно…
Игорь обречённо взмахнул рукой:
– Ну ладно, чёрт с тобой, спасай. Лучше помолчать, всё равно ведь не переспорю тебя, а время идёт…
– Да, сынок, тебе лучше помолчать…
– Пётр Иванович, – нерешительно подала голос Настя, – а может, лучше обсудим, что дальше делать Игорю?
– Вот к этому-то я сейчас прямо и приступаю.
– Ну наконец-то… – язвительно выдохнул Игорь.
– Итак, сбитого мальчика ты бросил…
– О боже!.. – застонал Игорь, хлопнув себя в отчаянии ладошками по бёдрам.
– И жил после этого вполне себе спокойно… – невозмутимо продолжил Пётр Иванович.
– Отец, да я же!..
– Боевого товарища предал, и опять – олимпийское спокойствие…
– Ну давай, давай! Бей! Бей лежачего… Тебе, видимо, это доставляет удовольствие!..
Пётр Иванович не обратил никакого внимания на слова Игоря:
– Я немного был обрадован, когда ты, после тяжёлого нокаута Бублику, пошёл к следователю, но…
– Был рад, что я пошёл фактически в тюрьму?.. – в раздражении перебил Игорь.
– Ну какой же отец радуется, когда его сын попадает за решётку? Я рад был надеже, что началось твоё выздоровление… Но… ты вдруг запросто убиваешь офицера…
– Ага, запросто!.. – Игорь вскочил и в бешенстве, как раненый зверь, заметался по комнате. – А ты пробовал, что такое зона?! Пробовал?!..
– Мне нет необходимости пробовать на вкус то, что не переварит мой желудок… – спокойствие Петра Ивановича по-прежнему оставалось таким, что со стороны могло показаться, он неспешно обсуждает с сыном меню предстоящего обеда.
– Ты просто не понимаешь, отец, что такое зона! Один день, один час, одна минута там – это расстрел души!.. Я просто не мог!..
– Ох, сынок, сынок… Ну надо же быть мужчиной… И если уж ты попал туда, где расстреливают душу, значит, заслужил, а потому будь добр отбыть положенное наказание и выйти оттуда, по крайней мере, с готовностью не повторять ошибок… Но ты не делаешь выводов, сынок.
– Ну почему ты так думаешь, отец?! Почему не делаю?..
– Почему?.. Ну вот, допустим, я продам обе квартиры. Пойду в коммуналку. Я не прихотливый, ради сына и в коммуналке готов… А дальше-то что? Что будешь делать с этими деньгами?..
– Махну на цивилизованный запад!
– Запад-то цивилизован, – усмехнулся Пётр Иванович, – а ты?.. Ты-то кто?.. Чего ты добился за всю свою жизнь? Ничего… Почему же теперь, вынужденный скрываться от всех и всего, ты чего-то достигнешь в бизнесе, да ещё и на западе?..
– А зона научила…
– Ну если зона, значит, твой дальнейший путь, это сплошной криминал? Так?..
– Ну почему обязательно криминал, отец? Почему?! Я буду честно…
– Покупать поддельный паспорт… – перебил Пётр Иванович.
– Но это необходимо, чтобы начать новую жизнь! – уверенно возразил Игорь. – Зато потом я создам на западе…
– Нелегальное предприятие… – опять перебил Пётр Иванович.
– Ну и что? Да, нелегальное! – закричал в отчаянии Игорь. – Что в этом, в моём-то положении, плохого?!
– Да то, что нелегально на западе, который, как ты сам говоришь, цивилизован, можно заниматься только продажей наркотиков да сутенёрством… А это значит, что станешь ты там уж и вовсе конченным жуликом и бандитом…
– О чём ты, отец?! Каким бандитом! – продолжил упорствовать в своей правоте Игорь. – Я начну новую жизнь!
– Не начнёшь, сынок, не начнёшь… Ты уже просто не способен видеть иные пути к цели, кроме бандитских…
Игорь тихо вздохнул, помолчал немного:
– А разве у меня есть другое решение проблемы? Ну скажи, разве есть?!
– Да, сынок, есть.
– Какое?
– Идти к Сергееву. Сдаваться.
Игорь нервно засмеялся:
– Да ты хоть представляешь, что меня ждёт?! О-о-о, да за убийство своего они разорвут меня на части!
– К сожалению, на то похоже… – тяжело вздохнул Пётр Иванович. – И всё-таки, а вдруг дадут каких-нибудь двадцать пять лет?..
– Каких-нибудь?!.. – возмущённо взвился куда-то вверх голос Игоря. – Да для меня теперь даже пожизненное – лёгкое наказание! Повесят в камере, и скажут, что так и было! Сам, дескать, повесился!..
– Боишься смерти-то?.. – грустно усмехнулся Пётр Иванович.
– Да кто ж её не боится?! – грубо выкрикнул Игорь. – Странный вопрос!
– А тот офицер разве жить не хотел?.. – пристально посмотрел на Игоря Пётр Иванович.
Игорь вновь начал метаться по комнате, хвататься руками то за голову, то за рубашку на груди, то хлопать ладошками по бёдрам:
– О-о-о, боже мой! Да что же это такое! Зачем ты меня здесь спрятал?! Чтобы устроить мне здесь Нюрнбергский процесс?! Убийственное судилище?! Я что – фашист, чтобы со мною вот так вот жестоко?!.. И кто?! Собственный отец!
Пётр Иванович спокойно взглянул на метания сына, отвернулся и виновато вздохнул:
– Запомни, сынок, никто не любит так нежно и не судит так строго, как отец… Никто… Только он способен прятать от правосудия сына-убийцу, и только он может убить сына за то, за что суд даст ему каких-нибудь десять лет… Ох, сынок-сынок, суд судит по закону, а отец – сердцем…
Неожиданно Настя примирительно и подчёркнуто вежливо обратилась к ожесточённо спорящим отцу и сыну:
– Пётр Иванович, Игорь, ну что вы тут совсем переругались? Вы ведь отец и сын! Вы же любите друг друга. Давайте лучше остановимся на этом, остынем немного от споров, подумаем спокойно, как нам дальше-то быть. Может, и придумаем что-нибудь дельное, а?
Пётр Иванович немного помолчал, вздохнул, встал, медленно подошёл к отверстию в стене и начал неспешно залезать в него ногами вперёд. Постепенно его тело почти полностью скрылось в отверстии, на поверхности осталась только голова. Он замер на мгновение в неподвижности, затем поднял голову, внимательно посмотрел на стоящих перед ним Игоря и Настю:
– Я своё мнение сказал. А вы подумайте. Если ещё способны думать…
Голова Петра Ивановича исчезла в отверстии.
Следователь Сергеев, посещающий уже третью неделю практически ежедневно квартиру Петра Ивановича в не покидающей его надежде либо обнаружить, в конце концов, здесь Игоря, либо хоть что-то выведать у Петра Ивановича о нынешнем местонахождении сына, и сегодня сидел за стоящим в центре комнаты большим столом рядом с Петром Ивановичем, уже давно никак не скрывавшим, что упорные ежедневные визиты сыщика изрядно ему надоели.
– Слушай, Кубосерж, перестал бы ты уже без конца шляться ко мне… – обратился Пётр Иванович к своему надоедливому визави тоном, в котором уже куда более заметна была обыкновенная усталость, нежели недовольство. – Ну коню же понятно, что Игоря тут нет и никогда не будет. Чего тогда, спрашивается, дёргать меня понапрасну? Да и сам ты, вижу, истрепался уже весь совсем. На курортик-то так и не собираешься? Нервишки подлечить…
– Вот изловлю вашего сыночка, Пётр Иванович, – криво улыбнулся Сергеев, – и сразу – на курорт! Нервы действительно истрёпаны уже…
Пётр Иванович вдруг проворчал:
– Да уж лучше изловил бы, чем… – тяжело и протяжно вздохнул. – О-о-о-х…
Сергеев посмотрел на Петра Ивановича с удивлением:
– Вот так та-а-к! Что это с вами, Пётр Иванович? Совершенно неожиданное заявление! С вами что-то явно случилось… Вы какой-то не такой…
– Не такой, не такой, Серёжа… – опять вздохнул Пётр Иванович.
Сергеев чуть не подскочил от удивления:
– Серёжа?.. Ну точно что-то произошло… Ну-ка, ну-ка, давайте, рассказывайте…
– Вот сразу видно следователя: ну-ка, ну-ка, рассказывайте… – невесело съязвил хозяин жилища. – Ты просто человеком бываешь, Серёга? Обыкновенным человеком.
Сергеев рассеяно подумал о чём-то, явно не относящемся к предмету разговора:
– Нет… То есть, вы что имеете в виду? А-а, понял, ну конечно, бываю… дома… Не всегда. Но бываю…
– Бедолага… – посочувствовал Пётр Иванович.
– А вы как хотели? – слегка обиженно воскликнул гость. – У меня ж не работа, а… – взмахнул рукой, – лучше б я дрессировщиком тигров был… спокойнее…
– Слушай, Кубосерж, а давай выпьем! А? – неожиданно предложил хозяин.
– Опять надели броню: Кубосерж… – огорчился Сергеев.
– Ну так что, выпьем? – Пётр Иванович как будто не услышал реплики следователя.
– Я вообще-то при исполнении… – неуверенный голос гостя выдал в нём борьбу желаний: и выпить бы неплохо, и нельзя вроде…
– А я – винца! – попытался мягко настоять на своём хозяин. – У меня есть хорошее… К тому же, уже поздно. Неужто ты от меня на работу поедешь?
– Да если расколетесь и скажете, где сын, я ведро водки выпью!.. – надежда на долгожданный успех промелькнула в глазах сыщика.
Пётр Иванович на секунду задумался:
– Ну что ж, значит, будем пить водку… У меня и закусочка есть… – подошёл к холодильнику, достал оттуда тарелку с нарезанной кружочками колбасой, положил на тарелку две вилки. – Холостяцкая, правда, но вполне себе съедобная. Вот, колбаска… Ну что, хряпнем по стаканчику?..
– А расколетесь?.. – с неуверенной надеждой спросил Сергеев.
– Посмотрим на твоё поведение…
Гость недовольно дёрнул щекой:
– Это называется – шантаж должностного лица…
– Да это ты в броне, Серёга, а не я… – ехидно прищурился хозяин.
Сергеев поколебался ещё секунду, о чём-то сосредоточенно подумал и решительно взмахнул рукой:
– А-а-а, ладно, наливайте!
Пётр Иванович налил два стакана водки. Оба, не чокаясь, осушили их до дна, и стали молча и сосредоточенно нанизывать вилками колбасу и есть. Съев по нескольку колечек колбасы, оба минуту помолчали, видимо, размышляя каждый о своём.
– Ну что, ещё по одной? – спросил после небольшой паузы Пётр Иванович.
– А вам одной мало?..
– Мало…
– Да лишь бы толк был… – вздохнул Сергеев. – Говорю же, ведро выпью…
Пётр Иванович повторно налил два стакана водки:
– Ну и ладненько. Поехали!
Выпили, снова не чокаясь, молча стали закусывать.
– А вы заметили, мы не чокаемся, как будто покойника поминаем… – пьяная улыбка как-то непривычно неестественно искривила губы гостя.
– А так и есть, Сёрежа, так и есть, покойника…
Сергеев с интересом оживился:
– А кто умер? – через мгновение вдруг замер в догадке, осторожно, с паузами, словно боясь спугнуть удачу, громко прошептал. – Понял! Вы имеете… в виду… сына?..
– Его, проклятого, его… – в пустых и усталых глазах Петра Ивановича, казалось, не было никакой мысли, только одна, ничем не измеримая, глухая и недоступная для посторонней души печаль как будто ещё тлела в них слабым угасающим огоньком.
– Так он, что же, умер? – оторопел опьяневший сыщик.
– Ну как сказать…
Неопределённый ответ хозяина явно не устроил Сергеева:
– Вы говорите загадками, Пётр Иванович…
Пётр Иванович усмехнулся:
– Тело не умерло. Живое. Ещё какое живое!.. А вот душа…
– Ну я всё понял! – с надеждой воскликнул довольный гость. – Вы знаете, где он! Мои догадки подтверждаются! Пётр Иванович, ради бога, скажите, где он! Я ведро выпью!.. водки… только скажите!..
– Вот заладил – ведро, ведро… Если бы можно было что-то решить с помощью водки, я бы цистерну выпил…
– Ну а что же вы тогда?.. – неуверенно покачиваясь во хмелю даже на стуле, разочарованно воздел руки к небу Сергеев. – То намекаете на что-то, то…
– Да тяжко мне просто, Серёжа, ох как тяжко, если бы ты знал… – перебил Пётр Иванович. – Я ведь потерял его не сейчас, и не вчера… Много лет уж минуло… Тризну справляю о прошлом, Серёжа…
Сергеев быстро пьянел, язык его уже слушался с трудом:
– А вы выго… воро… выго… вори… тесь… Пётр Иванович… Полегчает, я знаю… А там, глядишь, и скажете мне… наконец, где ваш… сыночек непутёвый спрятался… А? Скажете?..
Пётр Иванович с сожалением и сочувствием посмотрел на Сергеева:
– Зря я тебя напоил. С двух стаканов повело… Хлипкий… А где мой сын, я не знаю.
Сергеев встал, слегка покачиваясь, неожиданно более трезвым голосом спросил:
– А зачем я тогда… пил?.. Вы же обещали, как только выпью, так сразу…
– Ничего я не обещал. А мой сын действительно умер.
Сергеев, неожиданно быстро ставший трезветь, так же быстро, как считанные минуты назад пьянел, настойчиво потребовал от хозяина разъяснений:
– Ну вы же точно знаете, где он, если утверждаете, что он умер! Значит, назовите место, где его тело!.. – с просительно-доверительными нотками в голосе вдруг объяснил свою настойчивость. – Мне надо дело закрывать. Понимаете?..
– Вот-вот, дело закрывать… – печально усмехнулся Пётр Иванович. – Для тебя он не человек, а дело, бумажка… А для меня он сын… Какой бы ни был, но сын… Ты это можешь наконец понять своими канцелярскими мозгами?.. И с чего ты, кстати, взял, что я хотел выдать его тебе?
– Ну… мне показалось…
– Когда кажется, креститься надо… Всё, Серёга, кина не будет! – решительно встал Пётр Иванович, давая слишком настойчивому гостю понять, что никакого «кина» действительно уже не будет. – Давай, дуй домой.
Сергеев, немного покачиваясь, пошёл к двери:
– И всё-таки я уверен, вы что-то явно хотели мне сказать, Пётр Иванович, явно…
Пётр Иванович медленно пошёл вслед за ним к двери, спокойно, неспешно, с секундными размышлениями после каждой фразы, но довольно уверенно и решительно объяснился с гостем:
– Хотел, не хотел… Откуда ты знаешь, что я хотел… Поплакаться в твою душу вдруг захотелось, если уж откровенно… А она у тебя бумажная, канцелярская… Одни протоколы и дела, которые, оказывается, надо как можно быстрее закрывать… И я понял, Серёга, что поплакаться мне некому. Понимаешь? – грустно, по слогам повторил. – Не-ко-му…
Сергеев, оправдываясь, развёл руки:
– Но я же…
Пётр Иванович примирительно положил ему руку на плечо:
– Нет-нет, к тебе претензий нет, Серёжа, ты следователь. Ты не для этого предназначен… А я остался один. Ты понимаешь? Совсем-совсем один… И поплакать даже не с кем…
Сергеев подошёл к двери, сочувственно посмотрел на хозяина, которого за несколько последних минут, как он вдруг осознал, понял куда лучше и глубже, чем за предыдущие три недели не очень весёлого для обоих знакомства:
– Простите, Пётр Иванович… Не думайте, что у меня совсем чёрствая душа… Вот если хирург расплачется над страшным видом распоротого им живота пациента, а? Чем закончится операция, как вы думаете?..
– Да, я всё понимаю… Каждый несёт свой крест…
– Вот именно, каждый – свой…
Пётр Иванович открыл дверь, но перегородил своим телом выход из квартиры:
– Серёжа, скажи откровенно, сколько ему дадут, если поймают?
– Во-первых, Пётр Иванович, я не суд, – замялся сыщик, – и я не знаю, сколько он даст. А во-вторых, я могу предположить, что получит он много, очень много… Ведь убит сотрудник органов. Понимаете?.. И к этому ещё приплюсуют и побег. Ему ведь дали восемь лет?
– Да восемь, восемь… – обречённо вздохнул Пётр Иванович.
– Ну вот, восемь, из которых он и года не отсидел. И ещё, собственно, за сам факт побега причитается… Так что, Пётр Иванович, я вам очень сочувствую и понимаю вас, вы ведь отец…
Пётр Иванович выпустил Сергеева из квартиры, закрыл за ним дверь, повернулся и медленно и устало побрёл в комнату, протяжно вздыхая на ходу и как заведённый повторяя последнее услышанное от Сергеева слово:
– Да, отец… отец… отец… отец…