Алексей Петрович Морозов
Отец, или Цена родительской любви
Глава 4
Ночь была тёплой, потому что уже пришло ласковое приветливое лето, когда даже ночью на улице, по крайней мере, не холодно. Пётр Иванович давно уже выходил подышать перед сном свежим воздухом в маленький сквер, расположенный прямо перед его домом. Он относился к тем самым совам, для которых полночь – ещё не очень поздний вечер. Поэтому ежедневно, в любое время года, даже когда был приличный мороз, как по расписанию, примерно в два часа выходил он в сквер, садился на давно уже облюбованную им лавочку, и в полном одиночестве долго и молча о чём-то думал, с удовольствием вдыхая морозный, если дело было зимой, или прохладный, если – летом, воздух. Так он сидел обычно примерно час, затем вставал, нежно гладил почему-то лавочку, видимо, с благодарностью относясь к ней как к верной подруге, ежедневно сглаживающей его ночное одиночество, и медленно, оглядываясь по пути на лавочку, отправлялся спать.
Но в эту ночь рядом с Петром Ивановичем на лавочке оказалась, видимо, совершенно случайно, молодая женщина, жившая в соседнем подъезде. Пётр Иванович знал её плохо, ему было известно о ней только то, что здесь с недавних пор она стала снимать квартиру у какого-то её владельца, которого он и вовсе никогда даже и не видел.
Шёл уже третий час ночи, вокруг было темно, и только аллея сквера слабо освещалась уличными фонарями. В небольшом отдалении, за деревьями сквера, едва видны были лишь несколько светящихся окон дома Петра Ивановича, почти все остальные окна уже давно были темны, потому что хозяева квартир смотрели, наверное, уже десятый свой сон.
– Настя, не сходи с ума! – усмехнулся Пётр Иванович. – Я старше тебя на столько, сколько тебе и лет-то нет! Мне семьдесят пять, а тебе только – тридцать пять! Это же полное сумасшествие!
Настя обиженно нахмурилась:
– Любовь, по-вашему, сумасшествие?
– Ну какая любовь? – засмеялся Пётр Иванович. – Какая тут может быть любовь?! Ребёнок ты ещё несмышлёный, ей-богу…
– Я не ребёнок… – насупилась она. – Мне уже тридцать пять! Подчёркиваю, не ещё, а уже! А я не то что за мужем не была, ко мне даже вообще никогда, – понимаете? Никогда! – ещё не прикасался ни один мужчина!..
Пётр Иванович изучающее посмотрел на Настю, с удивлением качнул головой:
– Странно… странно… Молодая, красивая… Хм, не может быть… – уверенно прибавил. – Да конечно, этого просто не может быть!..
Настя резко вскочила, стала быстро ходить вперёд-назад перед скамейкой:
– Ну почему же не может быть?! Почему не может быть?!
– Ну не знаю, почему… – спокойно и слегка смущённо ответил Пётр Иванович.
– А я знаю! – возбуждённо воскликнула Настя. – Потому что я всю жизнь ждала такого как вы, Пётр Иванович! Да-да, я вас ждала! Именно вас! И только вас!
– Старого семидесятипятилетнего пердуна ждала?.. – хмыкнул он. – Не смеши…
Настя, продолжая стремительно вышагивать вдоль скамейки, решительно и горячо выкрикнула:
– А любовь, Пётр Иванович, измеряется не возрастом, а состоянием души!
– Ух ты, влепила! – лукаво посмотрел он на Настю. – Прямо-таки, не возрастом? Да? А… чем ты там любовь измерила-то?..
– Состоянием души! – широко развернула на ходу руки Настя, видимо, изображая тем широту той самой души, о состоянии которой при условии, конечно, её влюблённости, только что напомнила.
– Ну а состояние тела-то в твоей конструкции любви учитывается? – с иронией усмехнулся он. – Или как?.. Неужели нет ни малейшего желания быть обласканной тридцатипятилетним энергичным жеребчиком? А?..
Настя остановилась как вкопанная перед Петром Ивановичем, несколько секунд растерянно помолчала, затем неуверенно пробормотала:
– Ну… причём здесь какой-то жеребчик?..
– А притом, неразумное малолетнее дитятко, – назидательно поднял палец вверх Пётр Иванович, – что через десять лет тебе будет сорок пять… Слышала поговорку – в сорок пять баба ягодка опять?..
– Ну слышала. Какое это имеет отношение ко мне?
– А такое, дитя моё, годящееся мне во внучки, что через десять лет мне будет восемьдесят пять… Если ещё будет… А ты – ягодка… В полном соку…
– Ну и что? – недовольно возразила Настя. – Разве это помешает мне любить вас?..
– М-да-а… – задумчиво протянул он – Ну ладно… Тогда давай-ка лучше резанём тут голую правду-матку на предмет цели твоего возможного брака со мной. Давай?
– Ну… давайте… резанём… – неуверенно согласилась Настя.
– А правда вот в чём, Настюха. Жилья у тебя нет?
– Ну-у… – издала она неопределённый звук.
– Можешь не отвечать: знаю, нет… Снимаешь квартиру в нашем доме. Вон окошко твоё отсюда вижу… Недёшево тебе жильё обходится. Тоже знаю. А принца на белом коне так и не дождалась… Не дождалась, спрашиваю?..
– Ну… не дождалась… – опустила голову Настя.
– Правильно, не дождалась принца, а главное – его белого коня… А тут уже тридцать пять… Что делать?..
– Я догадываюсь, к чему вы клоните, Пётр Иванович! – вспыхнула она. – Никакой белый конь мне не нужен! Мне нужен человек! Как вы этого не поймёте! Настоящий человек! Как вы!
– Да-да, конечно, настоящий… Самый что ни на есть настоящий одинокий старец на белом… пардон… – поправился он, – в двухкомнатной квартире…
– Ну что вы, ей-богу, Пётр Иванович… – возмутилась Настя, но как-то странно, как будто в её голос непрошено прорвалось внезапно возникшее понимание, что её только что уличили в чём-то нехорошем.
– К тому же, у этого старца, – невозмутимо продолжил Пётр Иванович, – есть ещё один белый конь… пардон, ещё двухкомнатная квартира, которую этот старец когда-то купил сыну, но не подарил ему её, а просто прописал его там… Попозже собирался подарить, да как-то так и не собрался…
Настя посмотрела на Петра Ивановича с нескрываемым интересом и удивлением:
– Да-а-а?.. Так у вас есть ещё двухкомнатная?..
– Есть… – хитро сощурился Пётр Иванович. – Богатый жених. Да?.. Хоть и старый. Ну очень старый… – иронически вздохнул. – Вот уж действительно, любовь зла, полюбишь и козла…
Настя села рядом с Петром Ивановичем, обиженно насупилась:
– Ну зачем вы так, Пётр Иванович…
– Да затем, что я не люблю, когда лгут. Сказала бы откровенно, что вот, дескать, жильё дорого обходится, не по карману, а своего всё нет и нет… Я бы понял боль твою. И, глядишь, помог бы чем… А ты мне про несуществующую любовь молодухи к старцу…
Настя с огорчением вздохнула:
– Пётр Иванович, ну посудите сами, меня две недели назад уволили по сокращению штатов, а новую работу найти никак не могу… За квартиру платить нечем… – с отчаянием махнула рукой. – Ну что мне делать?!.. На улицу идти?..
Пётр Иванович внимательно посмотрел на неё:
– Ну вот это уже другой разговор, деловой, можно сказать, разговорчик получается. Вот теперь я знаю, что тебе нужно. И помощь моя тебе будет, но если и от тебя будет помощь мне…
Настя вскочила, с надеждой сложила ладошки перед лицом:
– Да я готова в доску расшибиться, Пётр Иванович! Помогите только, ради бога! Ведь через полмесяца бомжевать придётся, выгонит хозяин за неуплату!..
– Бомжевать не придётся… – усмехнулся Пётр Иванович.
– Ой спасибо, Пётр Иванович, ой спасибо! – Настя буквально запрыгала перед ним от радости.
– Не спеши радоваться, может, ещё и не договоримся…
– Да я же говорю, в доску расшибусь, – испугалась Настя, – всё для вас сделаю, что ни потребуете! Только спасите, ради бога, от беспризорничества!.. Я для вас, Пётр Иванович, на всё готова!
– Так уж и на всё?..
– На всё! Буквально на всё! Хотите, убью кого-нибудь?..
Пётр Иванович смущённо хмыкнул:
– Хм, убьёшь?.. Это ты так боишься бездомности?
– Боюсь, Пётр Иванович! – округлила она глаза, от чего стало хорошо заметно, что она действительно очень боится оказаться на улице. – Смертельно боюсь! Я точно знаю, что бомжевания не выдержу больше месяца! Точно знаю! Так что за жильё я, и в самом деле, на всё готова, даже убить! Я не шучу!..
– Ну что ж… – задумался Пётр Иванович – Это хорошо, что на всё готова… Только убивать никого не надо. Наоборот, надо спасать. Спасать человека… Но спасать так, чтобы никто и никогда не узнал об этом. Ну… о спасённом нами с тобой человеке… Ты меня поняла?
– Поняла! Поняла, Пётр Иванович! – радостно захлопала в ладошки Настя. – Я всё-всё поняла!
– Но если хоть кому-нибудь, хоть одно слово… – в голосе Петра Ивановича зазвучала откровенная угроза.
– Могила! Под пытками буду молчать! Как партизан!
Пётр Иванович оглянулся по сторонам:
– Ну тогда слушай меня внимательно, Настя…
– Я вся внимание, Пётр Иванович! – возбуждённо перебила она. – Но что мне делать-то конкретно?
– Прежде всего, повторяю, молчать.
– Да могила же! Железно! Можете прямо сейчас, для примеру, – протянула она Петру Ивановичу руку, – попробовать пытать меня! Гвоздодёром!
– Хм… – усмехнулся Пётр Иванович. – Гвоздодёра нет под рукой… Ну ладно, шутки в сторону, слушай, Настюха… Я сдам тебе в аренду на восемь лет двухкомнатную квартиру, в которой жил мой сын…
– И я буду там жить? – в радостном нетерпении перебила Настя.
– Да, ты будешь там жить. Хотя и не совсем там… А только в одной из комнат.
– Не очень понятно… – насторожилась она. – Но, главное, я смогу там жить все восемь лет?
– Все, если не станешь болтать лишнее…
– Ну что мне, язык себе оторвать, чтоб вы поверили?.. – обиделась она.
– Ладно-ладно, верю… Так вот, я сдам тебе квартиру в аренду и напишу доверенность на право её обмена на любые другие квартиры. Но обменяешь ты её не на какую тебе взбредёт в голову, а на ту, какую я тебе укажу. Поняла?
– Поняла, поняла! Что скажете, то и сделаю! – Настя продолжала ликовать от неожиданно свалившегося на неё счастья.
– Обменяешь её на двухкомнатную квартиру в соседнем подъезде. Она имеет общую стену с одной из комнат моей квартиры.
– А если хозяин не захочет меняться?
Пётр Иванович усмехнулся:
– Да он буквально мечтает попасть в тот район… Там у него дети взрослые с внуками живут. Хочет быть к ним поближе.
– Понятно. Ну а дальше что?
– А дальше… – Пётр Иванович задумался и пытливо посмотрел на Настю. – А дальше я проделаю в смежной стене небольшой проход, благо, дом кирпичный…
– А-а, поняла! – перебила Настя. – Соедините две квартиры! И во второй комнате, что с проходом в вашу квартиру, будет жить человек, которого мы с вами будем спасать?
– Правильно… – неспешно, с паузой, говорившей о нелёгкости принятого решения, подтвердил Пётр Иванович догадку Насти. – И этот человек мой… сын… Игорь…
– Ваш сын?!.. – Настя, судя по всему, не ожидала именно такого разворота событий. – А почему его надо спасать?.. И молчать об этом…
– Потому что он отбывает срок в колонии… Восемь лет…
– А-а-а, понятно… Но если он освобождается, то тогда почему срок аренды… и прятать… – опять засомневалась она.
– Не освобождается он, Настя… – перебил Пётр Иванович. – Он отсидел только полгода. Бежать собирается…
– Бежа-а-ть?!.. – от удивления у Насти широко раскрылся рот.
– К сожалению… Я против. Но я отец. И я не могу не помочь сыну…
Настя не обратила никакого внимания на душевные переживания Петра Ивановича:
– Ну вот теперь всё ясно! Так бы и сказали сразу. А то всё вокруг да около…
– Но я должен был убедиться в твоей надёжности…
– Можете не сомневаться, Пётр Иванович! Я точно не обману и не подведу.
– Ну дай-то бог, дай бог… – вздохнул Пётр Иванович. – Главное, молчать, Настя…
– Конечно, Пётр Иванович! Буду молчать как рыба!.. консервированная!.. Но всё-таки мне не совсем понятно, почему тогда вы со мной на восемь лет… – опять выразила сомнение она.
– На всякий случай. Вдруг узнают об аренде… На восемь, значит, я не знал о готовящемся побеге…
Настя восхищённо посмотрела на Петра Ивановича:
– Ух вы какой!.. Ну Штирлиц прямо!..
– Да уж, да уж, есть маленько… – принял шутку Пётр Иванович и вдруг посерьёзнел. – Но вот ещё что… Запомни, мы с тобой мало знакомы… Ты поместила объявление в газете, что хочешь арендовать жильё, а я увидел его, и мы заключили договор. И всё. Больше мы с тобой не общаемся официально. Кстати, завтра же дай и на самом деле такое объявление. Поняла?
– Конечно, завтра же…
Часть 3
Глава 1
В стене квартиры, которую теперь снимала у Петра Ивановича Настя, в квадратном отверстии на уровне пола высотой и шириной немногим более чем по полметра появилась сначала голова Петра Ивановича, затем – плечи, и наконец он целиком пролез на животе сквозь отверстие и оказался в комнате. Встал, отряхнулся так, словно только что выбрался из кучи зловонного мусора и подошёл к дивану, стоявшему у противоположной стены комнаты, на котором сидела Настя и с интересом всё это время наблюдала за всеми манипуляциями с пролезанием сквозь отверстие в стене, им совершаемые.
Пётр Иванович сел на диван рядом с Настей, устало, но удовлетворённо вздохнул:
– Ну вот и всё. Почти всё. Теперь, после того как я пролезу назад в свою квартиру, ты приложишь к отверстию вот эту плиту, – показал на лежащую на полу плиту с торчащими из её четырёх углов длинными металлическими штырями с резьбой, – штырями в сторону моей квартиры, а я с той стороны сначала вставлю в отверстие звукоизоляцию, а затем стяну свою и твою плиты со своей стороны болтами. Ну и потом…
– А не отвалятся? – перебила с сомнением Настя.
– Что?
– Плиты.
– Ты посмотри, – засмеялся Пётр Иванович, – какой толщины штыри… Главное, обе плиты замаскированы под обои. Так что, даже если заглянут хоть сюда, хоть ко мне, ничего не увидят, не поймут…
– Понятно. Ну а дальше-то что делать?
– Когда приложишь плиту, придвинешь к этому месту, – показал он на отверстие, – диван. И после всего этого мы с тобой никоим образом и ни при каких обстоятельствах открыто не общаемся. Ты будешь жить в той комнате, – кивнул на дверь в другую комнату, – а Игорь – здесь, в этой.
– А когда Игорь придёт?
– Если бы я сам знал это… – вздохнул Пётр Иванович. – Я даже не знаю, как он подаст весточку, что сбежал…
– Пётр Иванович, а скажите откровенно, зачем вы всё это делаете?
– Что – всё?
Настя в неуверенности замялась:
– Ну… готовите для него укрытие… убежище целое, можно сказать… Что он дальше-то будет делать? Неужели всё время будет тут сидеть взаперти? Но тогда чем эта жизнь будет отличаться от тюремной?..
– Ох Настя, Настя… – Пётр Иванович взмахнул рукой так, как это делают обычно в минуты отчаяния. – Спроси что полегче… – встал, медленно и молча заходил по комнате, на минуту задумавшись о чём-то, невесело хмыкнул. – Сидеть взаперти… Отличаться от тюремной… Хм, действительно, чем?.. – остановился напротив Насти, внимательно посмотрел ей в глаза. – А ты думаешь, я за побег?
– Так а почему же тогда он бежит?.. – Настя, кажется, совершенно искренне не понимала, что вообще происходит.
Пётр Иванович сел рядом с ней:
– Он не управляем, Настя. Совершенно не управляем. Никогда меня не слушал, всё поворачивал по-своему… А мне, когда сбежит, что прикажешь делать? Сдать полиции? Только срок прибавят за побег… Что мне-то теперь делать, а?..
– Не знаю… – с сочувствием и пониманием посмотрела она на него.
– Вот и я не знаю. Действую как робот с заранее заложенной программой, которую я, да и, судя по всему, никто, не в силах изменить…
Настя вдруг оживилась:
– Пётр Иванович, а что если…
– Что?.. Что – если?.. – в голосе Петра Ивановича зазвучала надежда. – Ну давай-давай!.. Предлагай! Всё что в моих силах сделаю, лишь бы вырвать его из этого адова круга!..
– Есть одна идея…
Пётр Иванович нетерпеливо заёрзал на диване:
– Ну-ну, давай, какая идея!..
Настя в нерешительности секунду помедлила и неожиданно быстро затараторила:
– А вы продайте свою квартиру, а деньги отдайте сыну…
Пётр Иванович иронически скривил уголок рта кривой усмешкой:
– Хм, ты полагаешь, я не думал об этом? Да я перебрал тысячи вариантов! Тысячи!.. Ночи не спал! Всё думал, думал, думал!..
– И что?.. Что надумали?.. – у Петра Ивановича, заметившего сбивчивое волнение Насти, промелькнула и тут же улетела, не оставив, казалось бы, никаких следов в сознании, мысль: «Неадекватно реагирует… Её-то какое дело…»
– Так что же вы надумали? – нетерпеливо повторила вопрос Настя.
Пётр Иванович раздражённо взмахнул рукой:
– Что-что… Ровным счётом ничего! Он изгой! Ты это понимаешь?! Изгой! Одинокий волк в лесу свободен, а он в обществе людей – узник! Хуже дикого зверя! Никуда ходу нет! Никуда! Ни шагу! Как на цепи…
– Но ведь если вы дадите ему достаточно денег, он подделает паспорт и уедет в какую-нибудь глухую сибирскую деревушку, купит себе там дом, станет потихоньку выращивать каких-нибудь там поросят, бычков… В таких деревнях дома очень дёшевы… Денег на всё хватит. А?..
– Ты совсем не знаешь моего сына, Настя… Жить в глухой, да ещё и сибирской деревушке всю оставшуюся жизнь?! Хм… Да он на пожизненное лучше согласится… Он ведь наверняка рассчитывает вскорости наладить полноценную активную жизнь в обществе. Только как это сделать в его положении, уверен, он не знает. Наполеоном себя возомнил, фантазёр: ввязаться в бой, а там посмотрим…
Настя встала, сложила ладони перед лицом, задумчиво и мечтательно закрыла глаза:
– Не-е-т, Пётр Иванович, моя идея, уверена, лучшая… Она перспективна…
Пётр Иванович недовольно посмотрел на неё:
– Ничего себе, перспектива – сибирская деревня с поросятами!.. Говорю же, не знаешь ты моего сына.
Настя, не обращая внимания на слова Петра Ивановича, продолжила мечтать вслух как будто уже о чём-то своём:
– А почему вы решили, что он остановится на поросятах?.. – рассудительно, словно озвучивала уже принятый к исполнению конкретный план действий, продолжила. – Да, деревня ему ни к чему… Совершенно ни к чему… Потому что это только этап…
– Какой ещё этап такой?.. – удивился Пётр Иванович.
– Этап жизни… – мечтательно-уверенно и убеждённо продолжила вещать Настя. – Всё в жизни надо делать поэтапно, Пётр Иванович! Достигли чего-то на первом этапе, двигайтесь дальше, во второй этап…
– Хм, интересный ты человек, Настя… Поэтапно, значит, надо жить, да?
– Да, Пётр Иванович, именно так!.. – убеждённо и с заметным энтузиазмом согласилась она. – Человек всё время находится на каком-либо из этапов жизни. Понимаете?.. Только один человек замечает, что очередной этап закончился и надо переходить к следующему, а другой ничего этого даже и не чувствует, и продолжает прозябать там, откуда давно уже надо бы бежать со всех ног!..
Пётр Иванович с удивлением посмотрел на Настю:
– Интересно… Интересно… Этапы… Прозябать… Бежать со всех ног… А почему прозябать-то, Настя? Почему?.. Зачем и куда бежать?.. Можно же всю жизнь сидеть в малюсенькой каморочке и делать гениальные открытия, писать прекрасные романы, мастерить просто что-то полезное людям, и не думать ни о каких этапах жизни: этот закончился, значит, надо куда-то бежать, а этот не закончился ещё, значит, посидим пока тут… Вот уж, правда, говорят, надо бежать, но не знаю куда…
– Пётр Иванович, вы рассуждаете вообще… – обиженно ответила Настя. – А я конкретно… Практически… Применительно к данной ситуации…
Пётр Иванович на миг задумался:
– Ну да, ну да, практически… Совсем недавно вот тут, за стенкой, – показал на стену с отверстием, – я разговаривал с одной женщиной о женской практичности… – с иронией усмехнулся. – Теперь она вышла замуж за вора… Очень практично…
– Но ведь он же, вы сами говорите, изгой! – возмутилась Настя. – Узник среди свободных людей! А в деревне, заработав на поросятах и бычках, он купит себе заграничный паспорт и – только его и видели!.. Свободный человек в свободном обществе!
– Ну да, ну да, – усмехнулся Пётр Иванович, – западное свободное общество ждёт не дождётся российского зека!.. С хлебом-солью, по-русски будут встречать его там!.. Своих зеков им не хватает потому как!..
– Так он же купит себе поддельный заграничный паспорт! – искренне не поняла Настя, почему Пётр Иванович никак не сообразит, о чём это она. – Никто же не будет знать, что он бывший зек!
Пётр Иванович грустно вздохнул:
– Вот, значит, ты какая, Настя… Всё купим… Всё подделаем… А душа-то как, Настя?.. Как жить-то с такой душой?..
– С какой – такой?
– С продажной… Ведь если всё можно купить и продать, то и душу – тоже?..
– Ну вы же сами затеяли тако-о-е!.. – удивилась Настя. – Не очень-то, прямо скажем, укладывающееся в рамки законов… Я уж про рамки той же души и не говорю уже…
Пётр Иванович вздохнул, встал, медленно пошёл к отверстию в стене:
– Ничего я не затевал… Я отец… И я просто спасаю тело сына. Да, именно тело… Потому что душу его, кажется, уже не спасти…
– Вы знаете, Пётр Иванович, я хоть и не знакома с вашим сыном, но я верю, что можно спасти не только его тело, но и душу! Да, можно! – убеждённо подтвердила собственный вывод Настя. – Я оптимистка!
Пётр Иванович, подойдя уже к самому лазу в свою квартиру, грустно посмотрел на Настю:
– Всё, я полез. Закрывай отверстие, задвигай диван… Общаемся с тобой и с сыном теперь только неофициально вот через эту дырку, – показал на лаз, – а ты живи спокойно и свободно, гуляй, ходи по магазинам. Деньги я тебе, кстати, буду давать ежемесячно достаточные для небедного бытия… – наклонился и стал ногами вперёд залезать в отверстие, когда уже снаружи осталась только его голова, пристально посмотрел на Настю, иронически хмыкнул, – хм, оптимистка, значит, да? Ну-ну…
Голова Петра Ивановича скрылась в дырке. Настя закрыла её щитом, придвинула к стене диван так, чтобы закрытое щитом отверстие оказалось за диваном. Села на диван и, словно заочно продолжая спор с Петром Ивановичем, недовольно поморщилась:
– Да, оптимистка! Практически мыслящая! И понимающая жизнь как положено реалисту! Не то что эти бестолковые философы, мужики!..
