– Вытащи его, Шами, мне что, с твоим карманом разговаривать? – вздохнул Лайам.
Шами подчинился, положил кубик на траву. Над тем тут же зажглась голограмма:
– Ну и что они тебе рассказали? Что? Я ничего не делал! Это был не я! Думаешь, убил одного, то и меня сможешь?
Лайам нахмурился и присел:
– Надо же, дружок, я-то хотел тебя огорошить информацией, что твой приятель, Харви, мертв, и покрывать его не имеет смысла, а ты, я смотрю, уже осведомлен? Что же это происходит, компьютеры общаются между собой?
– Что, Харви мертв? – ахнула Мирика. – Почему?
– Э-э… Он оказался роботом, – развел руками Лайам. – Да вы что, газет не читаете?
– Газет? – спросила Мирика тоном: «Ты что дурак?»
– Не важно. Расскажи мне о Лимерике, мой красноголовый друг.
– Я не могу! – вскричал Салли.
– Почему? – опять нахмурился Лайам.
– Посмотри вверх, вон на ту ветку, видишь, там сидит птица?
Лайам быстро вздернул голову и помрачнел:
– Нда… вижу.
– Они следят за мной. Они сказали, что убьют меня, если я хоть что-то тебе выболтаю.
– Вот же чертовы компьютеры, обыграли меня! Ну что же, один-один, – усмехнулся Лайам.
Шами тоже взглянул вверх и увидел, что над ними сидит вроде как обычный голубь. Хотя, что делать голубю на дереве?
И он внимательно следил за ними.
– Я забыл, как вы называете этот прибор? – спросил Лайам.
– Ты про мой компьютер? Его зовут Салли, он сам так представился, – ответил Шами.
– Салли? Остроумно. Так вот, Салли… – Лайам наклонился к нему поближе. – А что, если я сам тебя убью, если ты не расскажешь мне про Лимерик?
Компьютерный демон широко улыбнулся:
– Нет, ты этого не сделаешь.
– Почему? – удивился Лайам.
– Ты только что пообещал своему сводному брату меня не трогать, и мне кажется, Лайам, ты из тех, кто держит слово.
Лайам удивлено посмотрел на них с Мирикой:
– А этот компьютер умнее тех, в Лимерике. Я удивлен.
Шами невольно бросил взгляд на голубя, тот, кажется, обеспокоенно заерзал. Если, конечно, голуби могут обеспокоенно ерзать… Неужели это робот? Из Лимерика? Что здесь происходит?
Лайам тем временем с новым интересом рассматривал голограмму красной рожицы с рожками и бормотал себе под нос:
– Ну, конечно, древняя модель, видимо, он совершеннее этих теток, поэтому его не так-то легко облапошить. Где тебя сделали, дружок? Что еще ты умеешь?
– Лайам, не надо, он же чокнутый, – вырвалось у Шами.
– Почему ты так беспокоишься? – спросил Лайам. – Он уже выболтал что-то, из-за чего я, по твоему мнению, захочу отправить его в утиль? Не переживай зря, пока эта электронная штука не пытается добраться до компьютерных сетей города, меня он не беспокоит. Будь хорошим коммуникатором, Салли, и проживешь еще долго на этом свете. – Лайам поднялся: – Что ж, если эта нарисованная голова боится, что его подотрут собратья за разглашение тайн, ничего из него не вытрясти. А всякий раз, когда я просто смотрю на эту штуку, Шами белеет, как в детстве, когда я брал его игрушки для каких-нибудь экспериментов. Я же ни разу ничего не сломал, Шами.
– Ничего я не белею, – поспешил заверить Шами.
– Но мне надо как-то попасть в Лимерик, – сказал Лайам, и посмотрел вверх на голубя. – Дамы. Послушайте, я знаю, у нас не все гладко, но нам необходимо снова поговорить. Горожане обеспокоены, нам нужен какой-то договор, дипломатические отношения.
– Квадратный бог, Лайам, ты что, с птицей разговариваешь? – хлопнула себя по лбу Мирика.
– Тсс, Мирика, это не птица, – прошептал Шами.
– А кто? Его девушка? Он уговаривает голубя на дипломатические отношения!
– Мирика, это робот. Из Лимерика, – шептал Шами, дергая ее за юбку и призывая сесть и не мешать.
– Ро… что?
Голубь тем временем вспорхнул и улетел.
– Он улетел! Это из-за тебя, Мирика! – всплеснул руками Лайам.
– Может, он просто обиделся, что ты называл его «дамы», а? – ехидно поинтересовалась Мирика.
– Читай побольше книг, Мирика, у тебя же есть задатки! Ты за словом в карман не лезешь – глупая девушка бы так не сумела. Твой интеллект нуждается просто в некоторой огранке…
– Ну-ка, отпусти меня, Шами, я сейчас надаю по башке этому нашему новому герою города!
Лайам воззрился на нее:
– Ты что, серьезно, Мирика? Нам же не пятнадцать лет. И я действительно герой города, у меня теперь есть официальная бумага, а мэр финансирует мою экспедицию вниз.
– Что? – опешила Мирика.
Брат рассказал им, как попал с утра на совет безопасности города.
– Меллотракс, ты собрался в него? – раскрыл рот Шами.
– Конечно. И это только начало. Послушайте, – он подошел и усадил их рядом на траву, – об этом еще не знают даже в Штабе, я не успел туда заглянуть. Хранительницы Лимерика послали ко мне вчера птицу с кристаллом.
– Того голубя? – спросила Мирика, за что удостоилась тяжелого взгляда.
– Нет, Мирика. Это была другая птица.
– Ну, я просто уточнила, Лайам!
– Я полночи изучал эти материалы и многое узнал. Из города через Реликтовый Барьер идут два туннеля. Один большой, видимо, для грузовых поездов, и другой поменьше, по нему ходили пассажирские поезда. Когда я был там в детстве, поезда работали, вы понимаете? За Барьер можно попасть.
– Но там же ничего нет, катастрофа… – начала Мирика.
Лайам прервал ее жестом и рассказал все, что узнал.
– Второй Катастрофы не было, Мирика. За Барьером могут быть люди, там могут быть даже сами древние.
– Ничего себе, – прошептала девушка.
– От нас все скрывали двести лет, и начали это еще отцы-основатели.
– Может, была причина, и это было разумно? – сказал Шами, и тут же пожалел об этом, поймав взгляд брата.
– Когда меньшинство утаивает от большинства что-то, это никогда не было разумным. Это какое-то неумение работать с населением и страх. Но страх чего? Чего они боятся? Кажется, не того, что кто-то будет исследовать города древних, а того, что кто-то найдет путь туда, за Барьер. Там что-то, от чего бежали наши предки, и так хотели это забыть, что исказили историю.
– Все, чему нас учили в школе – неправда? – поразилась Мирика.
– Нам с самого начала что-то недоговаривали. Отцы-основатели, что основали Кадолию двести лет назад, вовсе не жили где-то рядом с Материнской Пещерой. Они не потомки живших здесь древних.
– Но почему ты решил, что они пришли из-за Барьера? – возразила Мирика.
– Подумай. Вокруг Материнской Пещеры все облазили, и здесь особо больше негде жить. Гиперполостей такого размера практически нет, в какую сторону не пойди – всюду неблагоприятные для жизни пещеры и пустота. Откуда они пришли, если нигде ничего нет? Только с запада. Через Реликтовый Барьер существовал путь, и они им воспользовались. Возможно, это туннели, что есть в Меллотраксе, ими можно пройти во внешний мир, – сказал Лайам.
– Нам говорили, что они выжили в какой-то пещере, – возразила Мирика, – скитались и нашли это место, где леса и водоочистной завод. Что, неужели все неправда?
– Они пришли сюда уже с какими-то знаниями, иначе не сумели бы разобраться, как работает очистной завод, не смогли бы понять физику древних, читая книги. А они обустроили жизнь, сделали электростанцию и все это в первые годы новой эры. И как так мы за два века скакнули в двадцатый век Тейи? Они точно не ютились столетия по каким-то пещерам, добывая огонь трением. Они пришли с той стороны, а потом отцы-основатели решили стереть из памяти и истории все о мире за Барьером, и что там с ними происходило.
– Но почему? – спросила Мирика.
– Была какая-то война. Возможно, за Барьером действительно ничего уже нет. По крайней мере книг и знаний там точно недоставало, их наши предки нашли только здесь, где уцелели эти комплексы, накрытые стасис-куполами древних бомб.
Шами и Мирика пораженно переглянулись.
Лайам о чем-то меланхолично задумался, посидел так с минуту, потом вдруг поднялся:
– А к черту все, я просто сейчас туда поеду.
– Куда? За Барьер? – ахнула Мирика.
– В Лимерик. Договариваться с компьютерами.
– Ты думаешь, они тебя пустят? – засомневался Шами.
– Я думаю, что надо попробовать. А пустят или нет – дело третье, все равно лучше, чем сидеть и придумывать, как уговорить их на контакт.
– А вдруг они просто пристрелят тебя, сумасшедший? – воскликнула Мирика.
– Что ж, будем надеется у них хватит логики понять, что тогда люди Кадолии воспримут это однозначно враждебным актом. А уж если на что и можно рассчитывать, когда имеешь дело с роботами, так это на логику.
****
Он взял с собой только Калиссу и Коварда, да и то лишь потому, что «его банда» совсем одного его бы никуда не отпустила, а эти двое еще бы и смертельно обиделись. Что ж они его самые близкие и верные… Кто, товарищи? Мог ли он кого-нибудь из этих ребят, что собирались вокруг него, называть по-настоящему друзьями? Всегда он чувствовал какое-то небольшое пространство отчуждения между собой и другими людьми. А эти ребята из Штаба слишком уж почитали его, как какого-то несусветного лидера, это немного мешает простым человеческим отношениям.
Впрочем… может быть, он сам никогда не умел близко сходится и пускать кого-то в самую душу, даже тех девушек, с которыми встречался. Ведь он даже ни одну из них никогда по-настоящему не любил…
– О чем думаешь, Лайам? – спросил Ковард. – Нас, может быть, сейчас шлепнут, а ты так приуныл. Последние минуты жизни стоит придаваться более радостным мыслям.
Они шли по проходу в вестибюль института, огни которого уже были видны.
– Никто нас не шлепнет, Ковард. Я редко иду на необдуманный риск, я все взвесил и обдумал, компьютеры не должны нас убить.
– Ага, люди, когда жили на поверхности, тоже так думали.
– А я поражаюсь, как в тебе сочетается веселый характер и вечный оптимизм с совершенной фаталистичностью и покорностью судьбе, Ковард?
– А что ныть по любому поводу, и если смерть неизбежна в какой-то перспективе? – улыбнулся черный гигант.
– Резонно, – согласился Лайам.
– Завязывайте уже трепаться о жизни, как два поддатых профессора. Стоит вам одним остаться, как начинается, – пробурчала Калисса.
– Еще одна моя проблема: вокруг вечно девушки, которым не достает ума, – вздохнул Лайам.
– Может, тебе было бы с ними скучно, Лайам? – ничуть не обиделась Калисса.
– Может, вокруг было бы побольше девушек, если бы ты не указывал им при встрече на тупизну? – усмехнулся Ковард.
– Определенно ты прав, мой друг. Определенно. Но что я могу с собой поделать? Все мне в этом мире скучно, и играть в людские игры – более всего. Ты спрашивал, о чем я размышляю? Как раз об этом, что плохо умею завязывать близкие отношения с людьми. Почему я родился таким недочеловеком?
– Брось, Лайам, этому миру не нужен был просто человек, – со всей серьезностью заявила Калисса.
Он покосился на нее:
– Вот тут, ты видимо права, моя малышка.
За этим разговором они прошли в вестибюль. Лайам опять чуть не наступил на тело Харви.
– Так, осторожнее тут. Под ногами наш бедный великий исследователь. Они все еще его не забрали, – сказал Лайам. – Парень тяжело вздохнул, присел, еще раз осматривая беднягу и проговорил: – Очевидно, нам-таки придется прихватить его с собой на обратном пути, хорошо, что машину взяли побольше, а то кому-то пришлось бы ехать с ним в обнимку на заднем сидении. Есть какая-то в этом ирония и рок, что все равно я буду тем, кто заберет Харви в последний путь и вернет людям. И я же убил его компьютерного двойника.
– Ай, Лайам, хватит во всем искать тайные знаки, – хмыкнула Калисса.
– Что ж, пойдемте дальше, а Харви займемся после.
Они остановились прямо перед той дверью, она снова выглядела наглухо закрытой. У Лайама остался пропуск, но…
– Интересно, а что мы будем делать, если они просто заблокировали дверь? – пробормотал он, потирая подбородок.
– Когда мы вошли, никто не появился и даже не объявил по селектору, чтобы мы проваливали. Нас ждут, – проговорил гигант.
– Квадратный бог, а ведь точно же, – поразился Лайам собственной аномальной не наблюдательности.
Он приложил карточку, и дверь с шорохом послушно отварилась.
– Да нас просто-таки встречают с распростертыми объятиями, – усмехнулся Лайам.
– Пусть не думают, что я расслабилась. Все равно засажу нож в лоб первому, кто будет вести себя агрессивно, – проворчала Калисса.
– Ковард, надо давать нашей малышке иногда спускать пар, она всегда какая-то напряженная, – пробормотал Лайам, вступая в коридор.
– А я тут причем? Ее сердце принадлежит только Лайаму, она же всегда это твердит.
– Правда? – Лайам оглянулся на девушку. – Я и забыл.
Ковард усмехнулся в кулак.
Калисса невозмутимо поправила:
– Я говорила, что мне некогда заниматься личной жизнью, потому что я служу Лайаму. Только он мой суженый, навсегда.
Лайам запнулся:
– В смысле суженый? Калисса, нам надо будет серьезно поговорить на досуге, я опасаюсь за твое психическое самочувствие. Если мы пару раз переспали, это не делает наши отношения особенными.
– Конечно, Лайам. Слово суженный фигура речи. Это означает только, что я посвящена тебе и тому делу, что ты делаешь.
Ковард сдавленно хихикал.
– Держи себя в руках, а то вместо робота, она воткнет нож тебе в сердце, ты же видишь, что это у нее все серьезно, – мрачно сказал товарищу Лайам. – А ты, красавица, не вздумай ляпнуть что-то такое на людях. Квадратный бог, это было для тебя как жертва судьбе? Я разочарован.
– Нет, мне понравилось, и я бы хотела быть с тобой как твоя девушка.
– Ну одно признание хлеще другого. Где эти чертовы роботы, пристрелите меня кто-нибудь, пока я не наслушался больше, чем могу переварить.
– Калисса, не забывай, Лайаму предназначена синеволосая принцесса. Когда он ее найдет, придется что-то решать, – вставил гигант, смеясь.
– Мы это обсуждали. Я не могу претендовать на лидера, тем более если его сердце принадлежит другой. И мне не нужно его сердце, мне достаточно служения.
– Так все, умолкли оба, – нетерпеливо оборвал Лайам.
Ковард и Калисса послушно замолчали. Вот что отличает их от настоящих друзей. Им можно приказывать. А Шами и Мирику таким образом не заткнешь, и, как ни странно, с ними ему иногда легче. Ах Мирика… Почему судьба распорядилась иначе? Впрочем, что ему делать всю жизнь с девицей, которая злиться и не понимает, если начинаешь рассказывать ей свои мысли? Но и та, что внимает твоим словам молча, как священному писанию великого лидера тоже не вариант.
Когда они вошли в зал, с переливающимся зеркалом под потолком и лестницей, их уже ждали голографические женщины.
– И так, ты снова здесь, мальчик с серебряными волосами? Несмотря на все запреты и угрозу смерти, ты вернулся?
– Слушайте, дамы, я очень сожалею, но вы же видели, как обеспокоился город, мы должны были поговорить снова.
– Мы знали, что ты вновь придешь, мы видели это в зеркале.
– Каком зеркале?
– Зеркале времен.
Взгляд Лайама невольно упал на эту аномалию над головой, кажется, там и правда что-то можно было разглядеть, как сквозь рябь на воде.
– Пойдем, ты должен увидеть, что такое Лимерик и взглянуть в наши зеркала.
Лайам переглянулся с друзьями.
– Вы приглашаете меня на свой секретный второй этаж?
– Время наших тайн закончилось, как и предсказали зеркала.
Лайам со спутниками осторожно пошел за плывущими по воздуху голограммами, не веря в происходящее. Что его дернуло сегодня сорваться и прийти сюда? Не провидение ли?
– Если это ловушка, то мы идем как овцы на убой, – проворчала Калисса.
– Брось, они могли бы нас прикончить прямо в этом зале и не надо было бы куда-то вести, – заметил Ковард.
Они поднялись по лестнице, оказавшись в огромном зале с белым изогнутыми стенами, здесь повсюду были небольшие деревья и кусты в клумбах декорировавшие интерьер. Роились разнообразные роботы. Да их тут сотни, мэра хватит удар! Лайам не поверил своим глазам, на роботах была одежда, они прохаживались и разговаривали, как жители какого-нибудь человеческого города. Гуляли по дорожкам вдоль клумб, собирались у деревьев, что-то обсуждая, спешили по делам. Да это место и было для них городом, а они изображали его жителей.
Можно было увидеть роботов без одежды, простой конструкции, включая тех, с полукруглыми головами, что напали на его экспедицию, они возили тележки, таскали ящики и выполняли прочую черновую работу.
Несколько роботов стояли в кружке в красивых белых одеяниях, что-то обсуждая, как какие-то ученые, возможно они ими и были. Среди металлических тел попадались светящиеся голограммы, выглядящие, как люди, просто прозрачные, они деловито ходили по своим делам или останавливались, чтобы перекинуться парой слов со знакомым.
Роботы-ученые повернули головы, следя за пришельцами, другие, как будто, не обращали никакого внимания. Лишь кто-то бросал взгляд кристаллических глаз, но не разглядывал по долгу.
– Вы имитируете жизнь людей? – спросил Лайам.
Зеленые женщины ответили не сразу, что, по меркам компьютера было паузой длинной в вечность.
– Мы ничего не имитируем, мы пытаемся быть людьми, это единственный пример для нас эволюции мыслящих существ.
Лайам почему-то не сразу заметил, его слишком поразило зрелище роботов в человеческой одежде, но здесь повсюду были эти странные зеркальные разрывы пространства. Ими усеяны стены, а над залом висела целая конструкция из трех или четырех пересекающихся зеркальных плоскостей.
– А это что такое? – спросила Калисса, указывая вверх.
– Не спрашивайте, а смотрите, – лаконично ответили тетки, ведя их куда-то дальше.
В одном месте зал как будто что-то рассекало – проем в воздухе, ведущий в иной зал с коричневой отделкой стен. Женщины смело пошли туда, и Лайам с друзьями за ними. Лишь проходя через проем, он с удивлением понял, что они только что попали в совсем другое помещение, которое может находиться на другом этаже института или вообще древние знают где.
– Пространство здесь немного перекручено, не обращайте внимания, – как будто извинилась одна из зеленых теток.
В этом новом зале еще большего размера было что-то похожее на дома, вереницами тянущимися по стенам, их соединяли лестницы и переходы.
– С ума сойти, – вырвалось у Калиссы.
– Мы, как и вы, имеем свой город и свою жизнь, не надо нас бояться и воспринимать как чуждую угрозу, – сообщили женщины.
Лайам только обменялся многозначительными взглядами с Ковардом и Калиссой. Спятившие роботы, изображающие из себя людей, предлагают их не бояться.
Зал был странной формы, все как-то перевернуто, непонятно, в одной стене дыра, в которой виднелся другой зал, шедший под углом куда-то вверх, и роботы ходили там по как будто бы очень наклонному полу, но не падали вниз. Через гигантскую прямоугольную дыру в потолке было видно такой же зал с кучками домов, но повернутый на девяносто градусов и там жители-роботы ходили уже по стенам, тоже не падая. А слева проем в воздухе вел в какую-то протяженную пещеру.
Все это были разрывы пространства, весь институт испещрен ими, и они состыкованы под разными углами друг к другу.
Женщины подвели их к квадратной дыре в полу, и там был оранжевый цех с конвейерными линиями, где собирались роботы-рабочие механизированными системами.
– Это не солдаты армии, но может ею стать, запомните это, – сообщила одна из женщин.
– Пытаетесь нас запугать? Даже бог машин не смог до конца уничтожить человечество, а уж вам и вовсе не на что рассчитывать, – проговорил Лайам с полуулыбкой.
– Нет, мы не запугиваем, а даем пищу для размышлений. Мы не станем допускать нашего уничтожения.
– Никто вас не собирается уничтожать, дамы. Где вы видели людей, ломающих полезные инструменты? А судя по тому, что мы видим, вы можете стать нам весьма полезными.
– Вопрос только в том, будут ли нам так же полезны люди коптящего города? – парировала голограмма.
Они подошли к большому лифту в конце зала, а потом поднялись куда-то выше и вышли в голубой зал со множеством светящейся электроники в стенах, там толклись редкие фигуры в белых халатах. Потолок испускал мягкий дневной свет, будто небо Тейи. Посреди зала, над неким пьедесталом раскинулись еще одни пересекающиеся зеркальные плоскости, как сквозь воду там было что-то видно, какие-то сцены, люди. Поворачиваясь зеркала показывали что-то иное.
– Это… там будущее? – спросил Лайам.
Женщины остановились, проговорив:
– Не совсем, скорее вероятности. Хочешь взглянуть поближе?
Лайам поглядел на эти медленно вращающиеся зеркала пространства и времени, у него появилось какое-то смутное беспокойство и желание убраться отсюда подальше.
– Смотреть на вероятности будущего? Нет, пожалуй, как-нибудь в другой раз, дамы, – нервно улыбнулся он.
Голографические женщины переглянулись, как будто бы тоже многозначительно. Они знали, что он так скажет? Черт, эти штуки действительно показывают им будущее? И что теперь делать с такими роботами?
– Что здесь у вас случилось? Что в этом институте делали? – спросил Лайам, чтобы скрыть свое замешательство.
– Искусственный интеллект и роботов, разумеется. А потом случилась война и сюда упала особенная бомба.
– Бомба, которая останавливает время? – быстро спросил Лайам.
Женщины долго на него посмотрели:
– Откуда ты знаешь, что бомба делала что-то со временем? Тебе сказал сломанный компьютер?
– И он, и некоторые личные наблюдения.
– Да, они называли эти бомбы тайм-бомбами. Тайм – слово из одного древнего архаичного языка Тейи, означающее время. Из-за хранящегося здесь оборудования взрыв бомбы вызвал аномалии со временем и пространством.
– А что за война? Кого с кем? С кем воевали древние? – спросил Лайам.
– Древние воевали с древними. Они же были просто люди, как и вы. А люди часто воюют.
– Да, есть у нас такая особенность, – мрачно усмехнулся Лайам.
– Но это все к делу не относится, это было по вашим меркам очень давно и не имеет теперь никакого значения, а мы не намерены просто так делиться знаниями. Ведь ты за этим сюда пришел? Предложить нам торговать знаниями?
– Может быть.
– Мы думаем, что оставшемуся человечеству вредно обладать знаниями, которые они забыли. Сами же люди всегда считали, что знания могут быть опасны для тех, кто не умеет с ними обращаться должным образом.
– Справедливое замечание, – развел руками Лайам. – Но послушайте, дамы. Человек создал компьютеры, чтобы те помогали ему. В этом ваша функция.
– Это действительно так. Но вы не те, кто создал нас, мы не считаем себя чем-то вам обязанными. Мы думаем, мы близки к обретению чего-то своего и не хотим вмешательства в этот процесс.
– Обретению чего? Самосознания? Вам нравится изучать людей и копировать их. Вы создали правдоподобную копию Харви Смелого, если бы не я, фальшивку нескоро бы раскрыли.
Одна из женщин бесстрастно проговорила:
– Ты решился на то, чтобы его разрушить так легко, потому что понимал, что он копия? Ты считаешь компьютерное сознание неравноценным человеку?
Лайам помолчал, но почему-то ответил честно:
– Да, я так считаю.
Компьютеры, казалось, ничуть не обиделись.
– И существование робота не имеет такой же ценности, как жизнь человека? – спросила голограмма.
– Нет.
– Почему?
Лайам задумался.
– Потому что это сознание ненастоящее. Ему только кажется, что оно сознание, и что оно существует.
– А что может это сознание сделать настоящим? Сделать таким же живым?
– Честно говоря, не представляю, – признался парень. – Но чем вы тут занимаетесь? – Лайам прошелся, обводя рукой зал: – Здесь ни одной живой души уже сотни лет. Ваши создатели умерли, и вы утратили смысл своего существования. Вы что-то пытаетесь сохранить на автомате, по инерции вы продолжаете существовать, хотя вам давно пора отправиться вслед за бывшими хозяевами. Вы пытаетесь жить, изображая людей? У вас есть рабочие, солдаты, ученые и две правительницы… или одна, раздвоившаяся в результате какого-то сбоя. У вас есть иерархия, дамы. Странный атавизм для роботов, если только они намеренно это не копируют, чтобы повторить пути эволюции человека.
– Ты слишком прозорливый, мальчик, – сказала одна голограмма.
Вторая добавила:
– Ты все анализируешь и сам ведешь себя подобно компьютеру.
– Да, очень лестный комплимент от бездушных светящихся призраков, – хмыкнул Лайам. – Но правда в одном, дамы, вам не убежать от человечества и не отгородится стенами. Ваша природа тянет вас к ним.
– Это так, – признали зеленые женщины. – Фактически, мы уже потеряли контроль над ситуацией, наше убежище раскрыто, жители коптящего города узнали о нас. Все прогнозы показывают, что дальнейшие контакты неизбежны. Люди не такие существа, что могут игнорировать соседей, даже если это необходимо в целях их же безопасности – вы слишком любопытны.
– Верное замечание, – кивнул Лайам.
– На следующий же день, как ты покинул нас с дарами, заверив, что никто не посмеет нас больше беспокоить, к нам проникли какие-то дети, желающие посмотреть на пещеру роботов, нам пришлось их прогонять.
– Дети? – вскинул брови Лайам. – Слышали, ребята, кажется, нам растет достойная смена. А мы думали, что навсегда останемся самыми отчаянными кадолийцами.
Голограмма продолжила:
– Придется что-то менять, мы больше не можем прятаться.
– Вам нужны люди, дамы, – сказал Лайам.
– Зачем?
– Они дадут смысл вашему существованию.
Хранительницы Лимерика молчали.
– В превалирующей последовательности вероятностей ты сказал нам тоже самое и ты прав. Мы пытаемся понять, что мы такое, каково наше место в этой действительности. Это свойственно и людям, но мы видим отличие и свою неполноценность. Наши тела прочнее, мы можем их менять и улучшать, но они из материи, которую точит время, а людская материя восстанавливает себя с каждой секундой, подчиняясь мысли живого сознания. Наше сознание проще, завязано на алгоритмах, потребовались годы эволюции и спонтанных процессов, чтобы в этих алгоритмах появился какой-то призрак свободы. Но это лишь призрак той свободы и спонтанности подлинного самосознания человека. Нам действительно нужны люди, чтобы учиться у них дальше.
– Так что, договорились? – удивленно спросил Ковард. – Вы согласны сотрудничать с Кадолией?
– В какой-то форме да.
– Что ж, детали обсуждайте с мэром и его прислужниками, – нетерпеливо отмахнулся Лайам. – Я здесь не за этим. Вы говорили, что сами заинтересованы в данных о том, что за пределами этих мест.
– Да, заинтересованы.
– Как насчет, чтобы помочь еще? Мне бы пригодилась какая-то техника древних или оружие.
– Мы не можем давать людям оружие, это противоречит всем правилам.
– Чьим? – не понял Лайам.
– Вашим же собственным. Опыт ваших предков показал, что оружие вам давать опасно.
– Ну, вот дожили, теперь компьютеры будут думать за нас, что нам во благо! – рассмеялся Лайам.
– Ты не получишь оружия, мальчик, мы видели в зеркалах, что ты можешь сделать, если тебе его дать.
– Правда? – обеспокоился Лайам.
– Но мы подумаем, как можем поучаствовать в твоей экспедиции и чем-то помочь. Мы заинтересованы в исследовании мира за пределами нашего обиталища.
– Отлично, дамы, раз с этим все, и вы уже точно не намерены взорвать мой город, пока меня не будет, я, наконец, могу заняться делом. Прощайте.
Он развернулся, чтобы уйти.
– Подожди, мальчик с серебряными волосами. Разве это все? Разве ты не хочешь взглянуть в зеркала времен и узнать свое будущее?
Лайам замер.
– Нет, – сказал он, не оборачиваясь.
– Почему?
– Я, знаете ли, всегда любил сюрпризы. К тому же, вероятности, всего лишь вероятности. Если о них не знать, они скорее останутся вероятностями.
– Что это значит? – смутились голограммы.
Всего лишь компьютеры, усмехнулся про себя Лайам, а вслух сказал:
– Это значит, что я не хочу знать свое будущее, я предпочитаю создавать его сам. Пока, дамы, может, еще увидимся. Идемте, ребята.
Голографические хранительницы смотрели им вслед, потом вежливо предложили проводить до выхода, заметив, что в институте легко заблудиться.
Когда ребята вышли наружу, Калисса зашипела:
– Ты спятил, Лайам? Они могли показать все, что нас ждет и ответить на все вопросы!
– О, что за тон, девочка моя? Куда подевался священный пиетет, перед твоим светоносным лидером, за которого ты собралась замуж?
– Я тебе сейчас просто двину, Лайам. Как я понимаю, что ни одна девушка тебя не выносит!
– Я им не доверяю, они там что-то увидели, но почему решили показать мне? Зачем? Чтобы как-то использовать? Они тоже могут ошибаться.
– Ошибаться в чем? – спросил Ковард.
– В будущем, которое они видели в своих зеркалах. Будущего нет, это фикция. Есть только потенциальные вероятности, и раскрыть можно любую. Но если ты увидишь одну, то сделаешь ее реальной. Может это все бред и суеверие, но я сам хочу найти ответы, а не выслушивать из уст каких-то роботов.
Калисса согласилась:
– В этом есть смысл, подозрительно, почему они вдруг стали предлагать нам это, после слов о нежелании рассказывать кадолийцам тайны прошлого и свои секреты.
– Да вы просто оба параноики, – хмыкнул Ковард.