Алексей Михайлович Курбак
Продолжение не следует
Пищевая цепь
Говорят, кошка с собакой – извечные враги. Но, по опыту очень многих любителей живности, если с детства или котятства-щенковства эти ребята рядом живут, спят, едят, никакой вражды не бывает. Даже наоборот, может получаться что-то вроде взаимовыручки. Правда, иногда выгода – совсем не взаимная.
У одних наших друзей постоянно живут коты с собаками. Меняются периодически, конечно, век-то у меньших братьев короткий. Собаки всегда ризен-шнауцеры, девочки. А коты – по-разному.
Из последних приметен был полуперс Кузя, крупный, жирный и чрезвычайно ленивый. И, мягко говоря, не храбрец. Мы, бывая в гостях, частенько наблюдали сцену его «охоты». Охотиться кот ходил на кухню. Он располагается на табурете под кухонным окном, кладет передние лапки на подоконник, осторожно высматривает дичь. А там, рядом с окнами последних этажей высотного дома, постоянно летают стрижи, мошек ловят.
Вот наш охотник приблизился к стеклу… И вдруг за окном, в полуметре, проносится стриж! Зверь мгновенно… Нет-нет, не бросается на стекло с хищным рыком – прижимается к табурету, зажмурив глаза! Потом опять медленно-медленно поднимается, выглядывает, снова прячется. Умора! Лена говорила, редкий смельчак. Это ж какая отвага нужна, чтобы не убежать под диван, а снова рискнуть!
Коврик для собачки в том доме размещался у двери в кухню. Угольно-черная Тина, очень большая, сильная и прожорливая собака, отличалась выдающейся хитростью в деле воровства съестного. Хотя кормили ее в полном соответствии с требованиями содержания таких охранников, но ей вечно было мало.
И вот картинка. На кухонном столе в вазочке лежит печенье, небольшая такая горка, штук десять-пятнадцать. Надо сказать, Тине без разрешения хозяина на кухне находиться было нельзя, Саша ее в строгости держал и за этим следил особо.
А Кузя был волен ходить везде и делать что вздумается. Он вскарабкивается… именно так, прыгать у него по причине ожирения и лени не получалось, да и не хотелось, на табурет. Протягивает лапу, когтем подцепляет печенье, понемножку, в несколько приемов сдвигает его к краю стола.
Наконец печенье падает на пол. Кузя грузно разворачивается, теряя добычу из виду… и в мгновение ока от коврика и обратно мелькает черная молния! Пока кот опять же медленно сползает с табуретки, печенья уже и след простыл…
Хищник с обиженным выражением на мордочке (ну было же, только что было!) некоторое время ищет его, обнюхивает пол, жалобно-вопросительно мяукает… А Тина лежит с отсутствующим видом, вроде даже спит… История повторяется, и опять добытчику ничего не достается.
Лена рассказывала: однажды состоялось десятка полтора дублей. Жаль, не было тогда ни видеокамеры, ни смартфона, чтобы заснять. Такой сюжет для передачи «сам себе режиссер» пропал!
И ведь «спасибо» он, кормилец, от твари неблагодарной так ни разу и не дождался…
Фигаро
Экономия – дело полезное. Только в меру, а то может получиться наоборот – и накладно, и смешно до слез.
Мой сосед-приятель Вова – мужчина полненький, веселый, не вредный. Только есть у него в характере этакая хлестаковщина. И часто увлекается. Просто заносит его.
Это я вот к чему. В те уже неблизкие восьмидесятые мы экономили, прямо скажем, на всем подряд, потому как заработки были ну совсем смешные. Доходами назвать – язык не поворачивался, хотя подоходный налог с нас удерживали исправно.
И вот как-то глянул я с утра в зеркало и осознал: пора бы космы укоротить. Подстричься, в общем. Ну и подумал, а чего мне обязательно в парикмахерскую идти? Я ж и сам смогу, ежели постараюсь.
Машинки электрической у меня в ту пору не было, это уже на сорокалетие друзья подарили, и я вспомнил давнее парикмахерское наблюдение. Эти стригунки, мастера шевелюрного визажа, пользуются так называемой филировочной бритвой. Если кто не знает – штука такая разборная в виде расчески, куда вставляется обычное безопасное бритвенное лезвие.
В магазин бежать было лень, взял старую редкую расческу, прикрепил к ней новенькую бритвочку «Нева» в полутора сантиметрах от верхушек зубьев, смочил волосы… Возился часа два, все проклял, но добился вполне приличного эффекта. Ножницами у меня бы так ни за что не вышло.
Потом, правда, еще жену подключил, для шлифовки, так сказать. Не могу не отметить один немаловажный нюанс: я, как бы помягче, был уже несколько лысоват, спереди и сверху. Сзади росло погуще, вот там супружница и постаралась – с ножницами, бритвенным станком, расческой и множеством разных выражений. В итоге получилось, по ее словам, «для деревни – первый сорт!»
Тут Вова и заглянул. Чего хотел – не помню, но застал завершение моего самодеятельного эксперимента. Участия жены он не видел, а я гордо продемонстрировал и инструмент, и результат.
Приятель неожиданно увлекся идеей, прямо глаза загорелись. Он-то волосатый вполне. И в плане бережливости – еще экономнее меня. Убежал, охваченный энтузиазмом.
А через полчасика звонит его жена с мольбой и дрожью в голосе.
– Скорее беги, спасай Вову!
– Поранился? – спрашиваю в ужасе, – Бинты брать? Может, «Скорую?»
– Хуже, – отвечает, – Но «Скорая не поможет, а бинты, пожалуй, захвати…
Оказалось, наш Кулибин привязал бритву к расческе резинкой. Я-то ему показывал – надо нитками, крепко-накрепко. Не послушался, прицепил кое-как, повернул изделие лезвием к коже и с усилием протянул по всей голове…
Что не зарезался и даже скальп не снял – это, по-моему, просто чудо! Но дорожку в два пальца шириной от затылка до лба срезал начисто! И пришлось мне его, страдальца, станком, как Остап Бендер Кису, наголо обрить.
Мучительная процедура шла больше часа. Под пол-литра, естественно. Ему наливали для анестезии, а мне – чтоб руки от смеха не тряслись. Потом еще специальную маскировочную шапочку пришлось Вове купить, и на работе вопросы возникли: а не в отделении ли тебя, мил человек, подстригли под ноль?.. А за что взяли? Небось, по пьяни в вытрезвитель угодил? А еще старший научный сотрудник… Его правдивым рассказам не поверили и на всякий случай премии лишили…
А бессердечная супруга вместо сочувствия «жопой с ушами» окрестила!
Так что Вовина экономия не состоялась. Ох, не зря придумана поговорка «скупой платит дважды, дурак трижды, а лох – всегда!»
Иллюминация
Свет во тьме, как правило, приносит радость. Даже только луч. А целый фонарь? Или фара? По логике, обязаны быть восторг, песни с танцами и полное счастье всех причастных. Увы, увы, далеко не всегда.
В восьмидесятом после окончания мединститута я попал в интернатуру. Это год работы врачом под контролем ВУЗа в одной из больниц, располагающих соответствующей базой, опытными кадрами и тому подобное. Уже вроде бы дипломированный специалист, но самостоятельно пока – ни шагу!
Мне повезло оказаться в Могилевской областной. Тысяча коек, множество отделений практически всех профилей, все условия… короче, почти мечта! Общежитие хорошее, ребята, девушки, куча новых интересных знакомств…
Но были и минусы. Один их них – и сама больница, и общага – на самой окраине, за городом практически. И там – ну никакой, что называется, инфраструктуры. Ни кино, ни кафе, не говоря уж о пивбаре, ни магазинов, вообще ни черта! А до ближайшего района, где все эти блага располагались – не менее полутора часов ходу.
Транспорт общественный, правда, имелся. Автобус марки «Икарус» ходил почти регулярно, особенно с семи утра до семи же, но вечера. В рабочее время. А в остальное – как Бог на душу положит. Но в него-то в те времена не верили, его вроде как и вовсе не было у нас в отдельно взятой стране. Согласно этому постулату упомянутый автобус мог и не появиться, сколько ни жди. Но – ждали, ездили. Пива-то хочется. Да и поесть тоже.
В дополнение были и еще минусы – например, на остановке того транспорта освещение ночью напрочь отсутствовало. Столб для этой цели стоял, а вот абажура или плафона какого-никакого с лампочкой приладить не удосужились. Наиболее хозяйственные из интернов обзаводились своими фонариками, что в годы всеобъемлющего дефицита тоже требовало некоторых жертв. Заимевшие источник света счастливчики хвастались персональными фарами друг перед другом и радовались несказанно.
А еще стояла по соседству с больницей и, соответственно, общежитием так называемая «школа для трудновоспитуемых подростков» – интернат, где обитала орава или орда, иначе не скажешь, вечно орущих, матерящихся, курящих, сорящих, плюющих, во все швыряющих чем попало и ко всему живому цепляющихся юношей.
Среди них, впрочем, встречались экземпляры покрупнее иных наших начинающих врачей, хотя нашим-то – кому двадцать три, а кому и двадцать пять… «Трудным», разумеется, полагались воспитатели. И самим по себе гулять, а применительно к ним я бы сказал – шляться без дела – им не следовало. Но, по-видимому, у опекунов находились занятия поважнее. Со всеми вытекающими не самыми приятными последствиями.
Как-то один из наших молодых докторов Витя Серов в очередной раз прибыл автобусом на конечную остановку в совершенно безлунный, мрачный поздний осенний вечер. Освещения, понятно, нет… Витя был не один, а с девушками, и произнес во весь голос, адресуясь в пространство:
– Ну, сколько ж мы тут будем по лужам в темноте шлепать? Хоть бы фонарь какой навесили, что ли!
А Фортуна шуток, оказывается, не приемлет. Пожелание исполнилось прямо на подходе к жилью. И уже назавтра наш Виктор, лежа в травматологии, светил огромным фонарем под глазом… Но восторга по поводу обретения личной иллюминации коллега отнюдь не выражал.
За отвагу!
Сейчас расскажу, только не перебивай. Постараюсь не рассусоливать, хотя и так – ни прибавить, ни убавить. Погоди, не наливай пока, дай сосредоточиться, это ж не вчера было.
Короче, в жизни всегда есть место. И время. А иногда и подвиг. И все совпадает. Мой кореш знакомый, офицер, совершил поступок, за который в мирное время была вручена боевая медаль. «За отвагу» называется. Тот старший лейтенант по имени Сергей любил футбол – не так, как мы с тобой, а сам играл, вратарем был неплохим. Я видел, он и за ЦСКА бы смог, но у тех своих хватает.
Началось все с мелочи, о ней надо сказать отдельно. Вот ты знаешь, кого больше всех боятся начинающие боксеры и… да, согласен, странная компания… военные, инструкторы? А я знаю!
Эти офицеры с сержантами, а заодно с ними кулачные бойцы всерьез страшатся, не поверишь, обыкновенных левшей. Не мастеров, кузнецов разных, а просто чуваков, что вместо правой руки используют левую и наоборот. Могут гвозди забивать, рисовать и писать, камушки кидать и причесываться, ложку-вилку в рот носить не как мы с тобой, а одной левой.
В той учебной части или «учебке», если по-нашему, по-простому, завели практику повсеместно входящей в моду ротации, для усложнения процесса и повышения боевой, так сказать, готовности обучаемых. Будущих сержантов. Сводилось все к неожиданным заменам: на зачетных стрельбах и прочих экзаменах к курсантам вместо привычных, своих командиров приставляли офицеров из других рот и взводов, а могли и из штаба подсунуть.
Так и поручили этому взводному Сереге на зачете по гранате заменить командира в одном обыкновенном учебном взводе. А в том взводе был парень-левша. Крепыш такой, добродушный, медлительный немного, но в целом – ничего особенного. Арсением звали, сокращенно Сеня. Что левша, догадаться было непросто – только если сам скажет. Его с детства переучили, и он руками пользовался не как мы с тобой, а одинаково владел обеими. Правда, гитару держал не как мы… да кончай ты ржать!.. Короче, как Маккартни с Хендриксом, грифом вправо. Как он со струнами разбирался – уму непостижимо… Сергей-то про него знал, а вот майор из штаба, кого поставили на то занятие инспектором, понятия не имел. Ясно – он же к ним в клуб на танцы не ходил.
А штабист больно опасливый оказался. И шибко грамотный к тому же. Покомандовать любил, а кто не любит покрасоваться? Он прямо перед огневым рубежом, откуда служивые гранаты мечут, взвод построил и «проинструктировал». Примерно так…
– По команде ОГОНЬ! левой рукой выдернуть чеку, а правой – бросить гранату! Всем ясно?
Взвод хором, как полагается:
– Так точно!
И тут начальник спрашивает:
– Левши есть?
Честный Сеня отвечает – да, он таки левша. На это старший офицер (во мудрец!) заявил:
– А ты левша, следовательно, делаешь все наоборот! Понял?
Что должен тут понять парнишка, впервые в жизни берущий в руки смертельно опасную штуковину, не мне судить. Но вот бросил первый, второй, десятый…
Сенин черед. Он с гранатой, майор рядом, Серега – позади, в нескольких шагах. Инспектор командует, не забывая уточнение для левши…
И Сеня, держа «Эргэдэшку» в левой руке, правой выдергивает чеку и, само собой, что было сил бросает ее в сторону мишеней. А граната остается в левой…
Серега говорил, майорские глаза сами по гранате стали. И он уже шепотом Сене:
– Бросай, дурак!
Тот и бросил. Точнее, уронил. Прямо под ноги. И на всю жизнь у них осталось четыре секунды…
Вратарям без хорошей реакции никак нельзя, а Серега своей сам удивился. Прыгнул к ним и гранату отфутболил в поле. И крикнуть: «Ложись!» успел. Сеню – под себя…
За этот самый подвиг медаль «За отвагу» и дали…
Глупый вопрос – кому! Дураку понятно… Майору, естественно, кому же еще? Сеньке – по шапке, но к концу учебки сержанта присвоили. Только не просто, а младшего. А Сереге?! Сереге что, спрашиваешь?..
А выговор в приказе по части! За недостаточную отработку с личным составом навыков и приемов применения боевого оружия. Хотя взвод-то не его был!
Брехня, говоришь? Может быть, может быть. Своими глазами не наблюдал. А ту медальку на бравой груди видывал…
Кстати, как думаешь, могла по-другому награда повернуться, если б временный взводный не меньшего, а старшего по званию собой прикрыл?..
Вот теперь наливай… Ну, за отвагу!
Присядьте, прошу Вас…
Когда мы в конце девяностых выезжали летом на озеро, наши друзья брали с собой собачку. У них к собакам отношение довольно своеобразное – из всего разнообразия пород признается только ризен-шнауцер, а масть – черная. Вот такой и была их Тина. Очень крупная, вышколенная, на охрану была натаскана замечательно. Но из семьи хозяев главным считала только Сашу. А женке его Лене с дочкой Мариной в целом подчинялась, но относилась как к подопечным, полагая: за ними она должна присматривать, в лес одних не пускать и вольностей не позволять. С нашей командой вожак ее познакомил, велел всех обнюхать и принять, так сказать, в стаю.
Эта охранница еще почему-то не выносила вида форменной одежды. Военной, милицейской, пожарной – любой. Говорили, ее в детстве вроде напугал какой-то тип в форме, и это неприятие закрепилось. Ничего страшного, но все же.
В то лето обустроились на славу. Благо, размер поляны позволял. Расставили жилые палатки, шатер для «столовой», хозяйственный навес, прочие столики, скамеечки, лодочки…
И вот однажды к нашему лагерю вышел из леса местный лесник. Или егерь. В красивой, аккуратной зеленой форме.
Мы с Сашей в это время в сторонке дрова пилили, а Тина дежурила возле костра, где женщины с детьми готовили обед. Ей в неположенное время еду брать запрещалось, но умница, как опытный солдат, на всякий случай старалась держаться поближе к кухне. И, когда хозяин не видел, ей, разумеется, перепадали лучшие кусочки от слабовольных членов коллектива.
Так вот этот самый егерь прямо к костру и направился. Сидящей там Маринке последовало указание придержать собачку, чтоб не переусердствовала. Лесник собаку увидел, остановился, молодец, метрах в пяти-шести, стал барышень расспрашивать о том о сем.
Все бы ничего, но девочка взялась за собачий ошейник, а это для натасканной псины уже своего рода команда, типа «будь готов!..» Тина, само собой, немного напряглась и начала тихонько ворчать. То бишь «всегда готов!» И тут Маринка решила ее успокоить – надо сказать, довольно своеобразно. Поглаживая, говорит ей на ушко:
– Ты ведь у нас воспитанная собачка, ты же этого дяденьку ни за что не тронешь, – у стражницы уже шерсть дыбом… и добавляет тихонько, – Хотя он и ЧУЖОЙ!..
Повезло нашему леснику, что у Саши слух отменный, да и пилить мы в ту секунду прекратили… Поэтому, когда зверюга бросилась рвать «чужого» в клочки, он успел нужную команду дать. И уж дал так дал!
– Сидеть!!!
На поляне случилась немая сцена – Гоголь отдыхает. Сели все. Первой, естественно, Тина. А за ней и остальные – лесник-егерь, дети, я, наши женщины. Рыбаки, выбиравшиеся из лодки. Мне показалось, даже птички с бабочками порхать перестали. Ветер стих. И костер погас…
Извини-подвинься!
«Иные с возрастом умнеют, а я вот – старше становлюсь». Неплохое начало, но эту историю такими словами лучше закончить. Рассказчик их не произнес, а надо бы!
Спрашивается: когда чаще всего приходят на ум общеизвестные, но нестареющие пословицы-поговорки, а также мудрые изречения? Великих людей, не великих, древние и не очень, латинские и просто русские народные? Правильно – когда уже поздно.
Например: «не знаешь броду – не суйся в воду!» Кто-нибудь это помнит на берегу? А в застрявшей посреди речки машине – все такие умные… То же касается и плевания в криницу, и золотого молчания, et cetera, et cetera…
Один мужчина, считающий себя моим давним приятелем – большой любитель бани. Обожает попариться. Можно сказать, фанат этого дела. Вот он и рассказал. Зовут его… А, впрочем, неважно. Пусть побудет Федей.
Ожидать от Федора предельной правды или скрупулезного изложения фактов было бы если не глупо, то по меньшей мере легкомысленно. Потому что Феденька не склонен к самокритике. Он не лгунишка, нет. Просто ему, как и большинству людей, не свойственно выставлять себя в смешном либо невыгодном ракурсе. Тем удивительнее была его история.
Вы, скажем, стали бы бережно хранить и показывать друзьям-приятелям снимки, где глупо пялитесь на полуобнаженные ягодицы и «кое-что еще» соседки по пляжу? Рот до ушей, глаза по пятаку… Или сами нечаянно и неожиданно для всех, фотографа в том числе, кое-что полуобнажили – бывает же и такое…
И уж, понятно, никто не похвастается, как однажды был задержан милиционером и двумя девушками-дружинницами, своими однокурсницами, при «распитии в общественном месте»… Не говоря о справлении неких ма-а-аленьких нужд за углом пивного бара… За свою скромность в подобном случае могу поручиться!
Крылатое выражение «Человеку свойственно ошибаться» знают все. Я бы добавил к сему трюизму, якобы имеющему древне-латинское происхождение: «и тому же человеку совсем не свойственно признавать свои ошибки, особенно прилюдно». Увы, о втором не менее общем человеческом свойстве никто и знать не хочет… Но таков человек.
Поэтому сказанное Федором можно смело умножать на два. А можно и делить надвое, результат будет примерно одинаков.
Есть к тому же в характере приятеля своеобычная черточка – абсолютная нетерпимость чьего-либо права поступать по-своему. Должно быть сделано так, как считает нужным Федя! И баста! Поучать умеет, любит и не упускает малейшего случая доказать всем и каждому: исключительно он один знает и может, как надо.
Доведись ему родиться пораньше и с местом подгадать, наверняка сподобился бы учить Гомера рифмовать, Королева делать ракеты, Суворова побеждать, Дантеса стрелять из дуэльного пистолета, а Нестерова с Чкаловым – летать. Излагать подробности своих успехов на этом поприще Федор может бесконечно. Но, опять же по словам гения, его так ни разу и не побили.
Федин голос, в «мирной» жизни самого обыкновенного тембра, при чтениях наставлений делается скрипучим, как несмазанное колесо дряхлой деревенской телеги или азиатской арбы. Наверняка ему цены бы не было в качестве учителя начальной школы, классного руководителя какого-нибудь третьего-четвертого «А». Впрочем, скорее «Г».
А работает несбывшийся знатный педагог научным сотрудником в физическом институте Академии Наук. Кандидат этих самых наук. Я догадываюсь, почему не стать Феде доктором, но при нем молчу. Это в наше просвещенное время о таких скажут «склонен к менторству». Раньше их называли просто – зануда!
Баня, особенно уважаемая и часто посещаемая Федором, вполне современная, с двумя парными и бассейном. Все там как надо, всегда чисто, аккуратно… Но вот цена не совсем демократична. Она, хотя и общественная, самая дорогая в городе, поэтому наполняемость не на высоте. Последнее нашему приятелю особенно приятно: меньше народу – больше кислороду.
Знатоки обычно чередуют заходы в «финскую» парилку, в просторечье «сауну», и «русскую». В первой температура доходит до ста двадцати по Цельсию, веник не применяется. Принцип прост: сиди – потей. В русской – около сотни, зато с веничком. Размахивай как веером, хлещи себя, массируй… Восторг!
Как-то, по осени, невзирая на цену билета, в бане оказалось довольно людно. Зашел Федя в сауну, а там практически полно. Свободное место – только напротив и чуть слева от входа, рядом с каменкой. Там наш фанат и разместился.
Прошло минуты три-четыре, и остальные «финны» раскалились, вспотели, повыходили. Федор остался в гордом одиночестве. Но, поскольку уже пригрелся, пересаживаться куда-либо поудобнее не стал. И тут началось самое интересное.
В парилку вошел довольно пожилой мужчина, из одежды, естественно, в одной глубоко надвинутой специальной фетровой шапке типа панамы с широкими полями. Виднелась только нижняя половина лица. Раньше в бане наш герой его определенно не встречал.
Вошедший сделал два шага вперед, потрогал полок, отдернул руку (горячо!), положил фетровую же подстилку буквально в паре сантиметров от притихшего Феди, и уселся. И это в пустой просторной парной! Там на полке свободно размещается от десятка до дюжины любителей погреться, в зависимости от степени упитанности и размера чресл…
Потеющий кандидат наук был слегка ошарашен вопиющей бесцеремонностью нежданного соседа, но и рад несказанно – подвернулась возможность проявить свои лучшие качества!
Наставник начал издалека.
– Скажите, уважаемый, – Феде показалось, будто при звуке его «приятного голосочка» новоявленный чуть вздрогнул, – а знакома ли вам такая фамилия – Никулин? Юрий Владимирович, если уж совсем точно?
– Разумеется… – последовал несколько суховатый ответ причинителя неудобства. Он при этом, по Маяковскому, даже «не повернул головы кочан»…
– Тогда, очевидно, вам известна и знаменитая в прошлом телепередача «Белый попугай»? – поплавок заплясал, опытный рыболов готовился грамотно подсечь добычу… – Где артисты анекдоты травили, а Никулин был ведущим и самые крутые выдавал?
– Да, конечно…
В процессе нравоучения в парилку зашли еще двое любителей жара, и один из них, помоложе, поинтересовался у Фединого «воспитанника»:
– Пап, ты как?
Панама в ответ буркнула:
– Все нормально…
Просветитель, воодушевленный расширением аудитории, продолжал.
– Вот он, Никулин, очень любил анекдоты не простые, а так называемые ситуационные, например такой…
Тут наш знаток с модуляциями в голосе и старательно гримасничая пересказал давно известную никулинскую хохму:
– «Сидит себе один мужик на рельсе, подходит к нему другой мужик… И говорит: «Подвинься!..» Ха-ха-ха-ха!.. На рельсе!..
Не услыхав ожидаемого в ответ взрыва смеха и других проявлений признания его актерского таланта, Федя даже немного обиделся. Хотел было еще поучить невежу уму-разуму, но не успел.
Сидящий рядом по-прежнему не поворачивался в сторону назидателя, но зато от его негромких слов все происходящее как бы развернулось и приобрело новый смысл.
– Дело в том, что я совсем не вижу… И для меня это место, напротив двери, самое удобное. Если бы я знал о вашем присутствии, взял бы в сторону… Но вы сидели тихонько, как… – в паузе отчетливо прозвучало несказанное «кучка дерьма», – Поэтому прошу прощения, сейчас пересяду.
Надо ли говорить, насколько стремительно незадачливый шутник рассыпался в извинениях, заверил: он уже вдоволь нагрелся и умоляет не беспокоиться, забыть об имевшей место неловкости, ни в коем случае не хотел никого обидеть… И скрип из голоса куда-то пропал!
Выскочив за дверь, Федор трусцой проследовал в раздевалку. Мимоходом взглянул в зеркало на свою обычно благостно-розовую физиономию. И не сразу сообразил: отразившийся там скукоженный перезрелый помидор – это она и есть…