Алексей Михайлович Курбак
Продолжение не следует
Необычайный кросс
Забег состоялся в восемьдесят четвертом на платформе эшелона, двигавшегося из Казахстана в Белоруссию. А предыстория такова.
Мне довелось в то время служить в Советской Армии в звании старшего лейтенанта м/с. Не мастера спорта, а медицинской службы. Тогда на территории нашей республики ракетные стрельбы не проводились, и стражи неба регулярно катались вместе со славными боевыми машинами в среднеазиатские степи, где случайно улетевшее в белый свет «изделие» особого вреда не причинит.
Героическим воинам на такой период полагался эскулап; так я к ним и попал. Тогда и подружился с недавно прибывшим из «горячей точки» бравым парнем, имевшим звание капитана.
Андрей выглядел прямо образцом настоящего офицера – высокий, плечистый… И, разумеется, ничего не боялся.
Я-то, конечно, полагал, что и сам в какой-то мере бесстрашен. Ну, например, паучков, в отличие от моей жены, не боюсь совершенно. По прибытии в эти самые степи наше войско расположилось лагерем; до ближайшего городка – естественно, военного, под названием Бережок – километров тридцать.
В первый же день я, как полагается, снимал пробу пищи. Столовая представляла собой большущую палатку типа барака, и окошки там были, стекла вставлялись в специальные кармашки. Но, по случаю жары, кармашки эти пустовали.
Сижу себе у такого окошка, только ложку ко рту поднес, раздается довольно звучное шуршание, потрескивание, и прямо перед моим любопытным носом из кармашка вылезает кошмарное паукообразное. Размером с детскую ладошку, рыжее, мохнатое, лапы соответствующие, а жвалы… Ужас!.. И глаза мне показались злыми-презлыми.
На этом мое паучье бесстрашие и иссякло. Вскочил, заорал… И аппетит куда-то пропал надолго. А солдатики-повара с радостным криком: «Ура! Фаланга!» тут же невозможную тварь прикололи огромной иглой к разделочной доске, а потом из нее, залитой эпоксидкой, изготовили страшненькую такую игрушку. Типа, паучок в янтаре. Вот…
Эти существа ведут преимущественно ночной образ жизни, а днем зашиваются в норки-трещинки. Ночью, соответственно, всюду ползают. Бр-р-р!
И когда я прятался в спальник, оставляя только махонькую дыхательную отдушину, мужественный Андрей мне говаривал, мол, в эту дырочку она к тебе, тепленькому, и заползет, хе-хе. Ободрял, так сказать.
Офицеры размещались по четверо в лагерных палатках четыре на четыре метра. И мне вздумалось периметр вигвама соляркой обрызгать, чтобы тварей ползучих отпугивало. Так он тоже нашел аргумент: те из них, что под дощатым полом живут и по ночам в степь отправляются, теперь внутри нашего брезента охотиться станут. Не догадываешься, на кого?
Я, по праву и обязанности медика, регулярно ездил на своей «таблетке» – так в армии ласково называют санитарную машину, в упомянутый Бережок. В госпиталь, противочумный отряд (был и такой), аптеку. Остальные постоянно торчали в степи.
Ну, а у Андрея как раз день рождения. Я и решил ему вроде подарок сделать, свозить в цивилизацию – там в речке можно искупаться, в кафе зайти. Тогда по всему Союзу в общепите действовал сухой закон, но все-таки… арбуз слопать, на девушек поглазеть. Так и вышло. Он накануне командиру сказал: дескать, зуб разболелся, а это серьезно, мне и поставили соответствующую задачу.
У военных всегда по утрам построение, «развод» называется. Я-то не ходил, в палатке пачку сигарет – «Орбита», по-моему, распечатал, закурил, а обертку целлофановую с пачки снял, в хрустящий шарик скатал и бросил, да попал не в урну, а в хромовый сапог. Это Андрюша хромачи свои начистил, приготовил к поездке, а на развод – в кирзовых подался.
И только я хотел мусор достать, как он прибегает, кирзы пыльные снимает, один хром сверкающий надел, начинает натягивать второй… Глаза его стали ну о-очень большие.
Бравый офицер выскочил из палатки, махнул ногой раз, другой… бедный сапожок взмыл в небо и описал дугу, как зенитная мишень. И грохнулся перед строем дивизиона, получавшего задачи на день.
На глазах потрясенных военнослужащих срочной службы, а также офицеров и прапорщиков, подбежавший в одном сапоге отважный ветеран «горячей точки» прыгнул на несчастное обувное изделие и принялся его топтать.
Потом, сняв с необутой ноги носок, надел на руку, сунул ее в сапог, достал. И, обращаясь к строю, четким командирским голосом отрывисто бросил:
– Фаланга!
Все присутствующие вздохнули с облегчением. А то ведь могло показаться, что у офицера от жары рассудок помутился. А так – все ж понятно, само собой…
Съездили мы тогда в Бережок нормально. Почти. Но об этом в другой раз. Стрельбы прошли на «отлично», Андрей, конечно, был на высоте, если можно так сказать про зенитчика.
И вот, уже в эшелоне на обратном пути, вышли мы с ним покурить. С этим нам повезло, к офицерскому вагону пристыковали платформу, на которой стоял только командирский «УАЗ-469». Там, вообще-то, по два грузовика умещалось, а тут – «козлик». Хоть танцуй вокруг, только растяжки немного мешают. Машинку же, хоть и маленькую, полагается на все четыре стороны тросами притянуть, чтоб в дороге не болталась.
Уже сентябрь, ветерок, эшелон тронулся, ход набирает. Компаньон мой мастерку решил натянуть. Это такой тонкий шерстяной джемпер, обычно синий, с воротом на «молнии», надевался через голову. Там на рукаве репей прицепился, рука не лезет, покалывает, ему не видно. Он чертыхается:
– Что за фигня там? Доктор, глянь, будь другом…
Тут я возьми да брякни:
– Фаланга?
Как он подпрыгнул! Чуть не свалился, да. Отцепил репей, хмыкнул. Посмотрел на меня внимательно…
Мне бы промолчать, но язык мой – враг мой…
– А помнишь, тогда утром, в сапоге? Это ж вот… – и шарик из целлофана скатываю…
Ну, в общем, не догнал он меня тогда. Кругов пять-шесть мы вокруг «козлика» нарезали, пока вышедшие на перекур стражи неба наш кросс не прервали. Потом года два он на меня дулся. Я, правда, никому…
А то ведь, хотя дуэли у нас не в ходу, но он-то плечи-и-и-стый!
Чистюля
Капель – это когда весной с крыш капает. Красота! Но бывает и другая, рукотворная. Или биогенная…
Случилось это в далеком уже девяносто втором. У наших друзей был замечательный кот Кузя. Полуперс, то есть мама его, Анфиса, была обычной, пушистой, правда, а вот папаша – настоящий Персик, как по имени, так и по породе, даже с родословной. Но это, в общем, к делу не относится.
Хозяин его Саша – мужик, что называется, рукастый – и по слесарному делу, и в электрике (по образованию он энергетик), и в авто соображает, и поплотничать, и поштукатурить умеет и любит.
Ну а с сантехникой у него отношения, так скажем, не складывались. Не то чтобы уж совсем ему это было до лампочки, но не лежала душа, и поэтому у них в квартире на шестом этаже и унитаз постоянно журчал, и краны то подтекали, то требовали титанических усилий при открывании-закрывании. Но его это особо не волновало – ну, поноет Лена день-другой, да и успокоится понемногу…
Счетчиков на воду тогда не знали, платили по факту наличия кранов с трубами, а расход – как Бог на душу положит, в ЖЭКе сами посчитают, копейкой больше-меньше, поэтому, сами понимаете…
А вот сток, особенно на кухне, в советские времена был устроен по-особенному: этакая шаткая коленчатая конструкция из плотных черных пластиковых труб, с переходом в чугунные. Ну, и сифон, естественно.
Так у наших друзей упомянутый Кузя любил под кухонный сток забраться и спинку о трубу-сифон почесать. И при этом периодически там начинало слегка подкапывать. Не струей, напора ведь нету, так, по чуть-чуть. А он потом под капельки подставлялся и типа умывался, Лена говорила – душ принимает. Чистю-ю-уля наш. Под мойкой было открыто, кто заметил капли, тот и поправил трубу, и опять порядок.
Как-то собрались они отъехать более чем на двое суток – на дачу, что ли. Кузя, понятно, дома оставался, а что – ему еды-воды положат-нальют, лоток у него в туалете свой имеется; за хозяина, словом. Собрались по-быстрому, да и поехали.
Последней из кухни уходила их восьмилетняя дочка Маринка. Она – то ли попила, то ли чашку сполоснула, а кран надежно прижать – какие у нее силенки? Струйка, видимо, и осталась, ну не на пол же, чего там…
Соседи снизу, те с месяц как на своей кухне ремонт произвели. С шикарной отделкой стен-пола-потолка, шкафчики там опять же всякие, вытяжка. Супер! Тогда называлось «евро».
Деньги вбухали, конечно, но дело-то стоящее. Не нарадовались, одно слово. Так они тоже на дачу подались.
А Кузя тем временем хобби своим и занялся…
Ну, прошли эти дни-ночи. Вернулись все. Соседи снизу, те первыми приехали. Когда наши в лифте поднялись, этот мужчина их уже у двери поджидал. С соответствующим выражением лица. И калькулятором…
Лена потом говорила, что за тот Кузин душ они могли всей семьей в сауну-люкс с бассейном полгода каждый день ходить!
А Сашино отношение к сантехнике с тех пор иначе как трепетным не назовешь.
Вот такая капель. Красота, говорите? Это как посмотреть…
Не все коту масленица
(не Островский)
Мир тесен. Банально, избито, но – на все времена. Опять же известно: пресловутая теснота служит основой доброй половины анекдотов, а заодно – самых разнообразных жизненных коллизий, крутых поворотов и виражей.
Эмоциональная окраска виража может ощутимо разниться. Так, легко вообразить восторг на лице проктолога или уролога, обнаружившего в очереди к своему кабинету инспектора ГАИ, накануне немилосердно оштрафовавшего за пустячное нарушение.
Не менее представимо уныние уже почти счастливых сослуживцев пола «М+Ж», попавших в совместную командировку. Кафе-бар в шаге от гостиницы, предвкушение сладостно-адюльтерной сцены. И тут на пороге возникает, предположим, муж…
Одной женщине досталось необычное для наших мест имя. Камила. Именно так, с одним «Л». Почему вдруг ее родителям в малороссийской глубинке подобное взбрело в голову – тайна, покрытая мраком. Вероятнее всего, сказалось влияние Дюма (на мать). И возлияние (счастливого отца). Маме виделся французский вариант, но вследствие избытка папиной радости вышла подмена. При записи в «метрике» была упущена вторая буковка, вот и приобрело имя новорожденной вместо парижского шарма багдадский. Или каирский.
Но полным именем ее практически никогда не называли, только сокращенно – Мила. Причина проста – в свои «под тридцать» Мила была на редкость милА. Хороша неброской, очень земной красотой, при этом приветлива и добродушна.
Для классических «девяносто-шестьдесят-девяносто», пожалуй, тонковата, высоковата, но вполне пропорциональна. Отметим правильное лицо, яркие даже без помады губы, ровные зубки, изящный носик, большие серые с искоркой глаза, пышные темно-русые волосы. А еще – хорошая осанка, легкая походка…
Редкий мужчина, разминувшись с Милой на улице, не ловил себя на желании обернуться. И женщины поглядывали, побуждаемые несколько иными чувствами.
К тому же – аккуратная хозяйка, хотя и не чистюля. И мама добрая, в меру строгая к дочери. Но, с точки зрения супруга, имелся-таки минус, перечеркивавший все ее достоинства. О нем чуть позже.
Подрастающая дошкольница Вика пошла в мать, обещая стать со временем такой же красавицей. А от отца девочке досталась родинка на щечке.
Вадик восхищался – то, что надо! Изюминка! Никто не усомнится – моя!
Он – я вам скажу, экземпляр… Мужская красота тоже имеет право на существование, и Милин муж являл собой ходячее воплощение.
Вадим был высоким, стройным, подтянутым офицером. В звании самом что ни на есть военном – капитан. Мечта! Больше звезд на плечах просто не бывает. Пусть небольшие, зато – полные погоны. И петлицы артиллерийские, замечательно красивые: скрещенные стволы старинных орудий.
Наш капитан и лицом вышел на славу. Четкие черты, белозубая открытая улыбка. Мужественный взгляд глаз «чайного цвета». При этом – яркий брюнет с ранней, придающей пикантности проседью. И на правой щеке, чуть ниже наружного угла глаза – родинка. С копейку. Почти идеально круглая, темно-кофейная.
Когда улыбался, у него из-за пятнышка возникало выражение несправедливо обиженного спаниеля. Ко всему прочему Вадик прекрасно танцевал, пел под гитару бархатным баритоном. Гусар!
По военной специальности он был, как сам выражался, «цветоводом». Имел под началом батарею самоходок «Акация». В Советской Армии пушки побольше и пострашнее именовались всякими лютиками-цветочками. Видимо, для маскировки и секретности.
Выйдя замуж за симпатичного лейтенанта, которого помнила пареньком, учившимся в школе классом старше, Мила вскоре узнала: военная служба опасна и трудна. У строевых, кадровых командиров – особенно. Кроме прочих трудностей есть еще тяготы и лишения, связанные с выездами на полигоны, стрельбами, маршами, дежурствами, караулами, нарядами, и так далее до бесконечности. Поэтому офицер, всерьез посвятивший свою жизнь армии, себе (и жене) не принадлежит. Даже по ночам.
И Мила не удивлялась, когда ее любимый и единственный частенько не ночевал дома. Она все понимала и не роптала. Отдельные детали его образа мыслей и жизни до поры были ей неизвестны. Да супруге, как оказалось, их бы лучше вовсе не знать.
Наш «комбат, ё-комбат» имел в характере и поведении интересный ноюанс, следствием коего и стал серьезный «недостаток» жены. Непоправимый женский изъян, впрочем, не реальный, а скорее анекдотический.
«Своя!» Как много в этом слове… Бородатая, но вечная история: «и красивая ты, и ласковая, и готовишь… была б чужая – тебе цены бы не было!»
Дело в том, что Вадик был ходоком. Не в смысле известной картины, где нечесаные мужики в зипунах обсуждают проблемы села и угощаются чайком в компании кремлевского мечтателя. Он в зипуне не ходил и прическу имел аккуратную, строго по уставу. А в смысле более расхожем, по женской части. Чтобы лезть под каждую юбку – нет, такого не наблюдалось, но шансов сходить налево не упускал. Наоборот, находился в постоянном, так сказать, поиске.
Мест для такого искания в военных городках, увы, не отводят. Может, и напрасно. Сделали бы спецплощадку, всем было бы спокойнее. Но совсем близко, почти в шаговой доступности, на окраине большого города, находился ресторанчик с нескромным наименованием «Орбита». На такси – рукой подать.
Именно на этом островке среди бетонных джунглей и происходил поиск. Регулярно, ежевечерне. Причем часто взаимный. Не только охотники высматривали дичь, но и сама дичь бывала не прочь стать «трофеем». Жертвой необузданных страстей. Пасть от стрелы Амура в жарком поединке.
А завсегдатаи «Орбиты» из числа бравых военнослужащих самых разных чинов и званий (кроме, естественно, рядовых с сержантами-капралами) для обмена впечатлениями даже завели особый жаргон. Сленг, иначе говоря. Узкоспециальный.
Вот, к примеру, диалог перед утренним построением под названием «развод». Встречаются две слегка помятые лицами, но образцово отутюженные мундирами персоны в погонах:
– Ну, как вчера в космосе?
– Полет нормальный!
Или еще варианты:
– Стыковка прошла в штатном режиме…
– Не было предполетной подготовки, наступила невесомость…
– Экипаж непроверенный, пришлось воспользоваться скафандрами…
– Случился аварийный сброс горючего…
– Подвела тормозная система, приземлился в тундре…
И – великое множество прочих «вариаций на тему».
В те годы, непосредственно предшествовавшие кончине нерушимого Союза, с рядом товаров первой и не самой первой необходимости в магазинах, даже военторговских, наблюдались определенные проблемы. Попросту говоря, ни черта не было – ни носков с чулками, ни одежек более-менее модных, ни бытовой техники с электроникой, ни косметики с бижутерией. Выкручивались, как могли. Но случались и удачные оказии.
Вадимов сослуживец, такой же комбат, дружок-соратник еще по училищу, неожиданно для всех вернулся из ГСВГ (проще сказать, из Восточной Германии, или ГДР) прямо в свою часть. Это была редкая, неслыханная удача. Потому как обычно счастливчиков, побывавших в зарубежных советских «анклавах», при возвращении засылали куда подальше. Чаще – в Забайкалье. Или на Север, в Среднюю Азию. А тут вдруг – домой! Чудо…
Он, правда, полунамеками пояснил: в истоке чуда лежала заранее согласованная щедрость по отношению к некоторым кадровикам. Но речь не об этом.
В багаже возвращенца прибыло немного интересного дефицита. И он не жадничал, поделился с другом. Дефицит оказался деликатного свойства, чисто женский… С таким стимулом для приманки дичи шансы «орбитальных охотников» на успех существенно повышались.
Между тем Мила ждала гостей. У мужа состоялся тридцатый день рождения, но отпраздновать строго по календарю не удалось – он был на очередных учениях, и решили отметить сейчас. Раньше – не положено, а позже допускается. И теперь они с Вадимом ожидали приезда старых друзей. Старых не по возрасту, а по стажу отношений – дружили с ними, Надей и Костиком, еще со школы. Решили позвать и общих знакомых, соседей.
Ну а чем удивить да порадовать дорогих людей, кроме скромных разносолов? Правильно, прибраться самой, одеться понаряднее. И о других деталях внешности позаботиться. То есть – прическу изобразить. Волосы Мила имела шикарные, но хотела подвить красиво, волной. Вот еще надо упомянуть – она умела и любила рукодельничать. Вязала – на удивление. Благодаря этому обзавелась кое-какими полезными знакомствами. Например, в парикмахерской городошного Дома Быта.
Туда и подалась за красотой. Знакомая кудесница визажа, в очередной раз восхитившись Милиной гривой, взялась за дело – аккуратно подрезала, подровняла, чем-то смочила, поколдовала горячими щипцами, укрыла с головой тонкой накидкой и отсадила в уголок цирюльного зала. Закреплять результат.
Звякнул колокольчик у двери, явилась очередная посетительница, тоже, как выяснилось, не чужая в салоне. Новоприбывшую усадили на маникюр в кресло перед трельяжем, и пошел обычный женский щебет. Легкий, ни к чему не обязывающий треп, но Мила волей-неволей оказалась в «партере».
– Я смотрю, ты все хорошеешь! На все сто выглядишь, дорогая!
– На себя погляди! Вся из себя на уровне, колготки супер, небось импортные… Где добыла?
– Итальянские! Слушай, расскажу – не поверишь! «Орбиту» знаешь?
– Кто ж ее не знает? Только я там практически не бываю.
– Да я тоже нечасто, но вот недавно классно зашла! Удалось заарканить одного, военного. Красивый – с ума сойти. Капитан. И обходительный, обаяшка просто! Мани не зажимает, угостил по высшему разряду, музычку заказывал для меня… Танцует – закачаешься, и парфюм – я отвечаю! Ласковый, ну прямо ко-отик… Я его так и звала весь вечер… И не женат к тому же.
– Да ну?!
– Точно! Кольца нет, и не просто, а даже следа не видно. Я этих хитрецов сразу раскусываю. Посмотришь, колечка нет, а полосочка от него светленькая – тут как тут! Вот у него – ничего подобного. Так что и перспектива есть…
Кстати, у военных особое отношение к атрибутам семейственности. Точнее – к обручальным кольцам. Это не простое украшение, и офицерам на службе их носить не полагается. Якобы при работе с техникой и вооружением, разных спрыгиваниях, лазаниях в люки, заряжаниях-разряжаниях и тому подобное возможны травмы по вине перстней. Вплоть до отрыва пальцев.
Вот офицеры кольца и не надевают, причем не только в служебное, но и в сугубо личное время, а это очень способствует при знакомствах с дамами. Типа «свободен, и всегда к Вашим услугам, мадам…» Надо ли говорить, что этого правила Вадим придерживался неукоснительно?
– И он тебе эти колготки подогнал? За красивые глазки? Ввек не поверю!
– Да ты дослушай! Короче, предложил съездить к нему на службу, взял такси… Он же не какой-нибудь лейтенантик взводный, у него целая батарея!
У Милы почему-то что-то где-то шевельнулось…
– Вот, и при казарме у него свой кабинет. Называется, надо же – канцелярия. А там все в полном порядке, и двухкассетник, и умывальник, и диван. Кожаный!
– А не скрипит?.. Ты проверила?
– Ладно, не завидуй. Проверим, никуда денется!.. Ну, поцеловались, то да се. А потом он сейф открыл – иди-ка, солнышко, выбери, какие хочешь, по размеру, цвету и узору. Пар десять лежит. И не в пакетиках, что подешевле, а в коробочках. Ну, там еще лахудра такая их на свою жопу натягивает. Я вот эти взяла. Хотела еще одни прихватить, он говорит, в следующий раз… Понятно, с перспективой! Да, повезло… Коньячку налил. И улыбается так, как бы застенчиво! С этой родинкой…
– Что, и родинки есть?
– Одна. Как у Соломина в «Адьютанте», только на правой щеке…
Вот тут Милу громом поразило. Не совсем уместная рифма, но иначе не скажешь… Чувства нахлынули несколько противоречивые. С одной стороны, что-то вроде гордости за любимого, можно сказать родного человека. Надо же, «обаяшка», ласковый да щедрый!
А с другой – ей-то как раз от мужниных щедрот никаких коробочек с «лахудрами» пока не перепало. И в ресторан не водил, не предлагал даже. Музыки не заказывал. Служба не позволяла!
Правда, и в казарму не приглашал, слава Богу…
Не то чтоб ей неинтересно стало, просто все уже услышала. И чего хотелось бы, и наоборот… Позвала мастерицу, сказала: торопится за дочкой в садик. При выходе мельком глянула на сидевшую перед зеркалом. Оценила. Женщине ведь для вынесения приговора полчаса не требуется, секунды вполне хватает. Ничего особенного. Блондинка, по корням заметно – крашеная. И, между прочим, довольно облезлая, хотя явно моложе. За двадцать, не более того.
Выходя, отметила проводивший ее пристально-завистливый взгляд из кресла. Ибо, разумеется, в свою очередь была оценена.
…Вадим, как всегда безупречно выбритый, слегка надушенный (туалетную воду, между прочим, Мила дарила на двадцать третье февраля), встречал гостей. Кроме приехавших издалека пригласили соседей по городку, пару той же возрастной категории. Все по плану.
Походя, как бы в оправдание отсутствия дорогого коньяка, икры с балыком и других деликатесов, хозяин непринужденно обмолвился при женщинах:
– С финансами напряженка, пайковые опять придерживают… Ничего, водочкой обойдемся, градус будет соблюден, а это главное…
Пока дамы помогали Миле накрывать «поляну», мужчины покуривали на лоджии. Костя недоумевал.
– А с чего это вам пайки зажали? У нас в провинции и то все вовремя…
– Да это я для женушек… Просто поиздержался. На днях в «Орбите» такую лялю снял! Блондиночка. Все при ней, пальчики оближешь! Уломал поехать ко мне в роту, там оборудовано по высшему разряду, и коньячок припасен. А для презентов милашкам мне Славик Хмелин – тоже наш, ты должен его по кадетке помнить – из-за бугра подбросил десяток пар колготок итальянских. Она выбрала, глаза загорелись, так что, думаю, не последний раз я на этой ниве пахал…
Позже, получив в подарок неплохой несессер, Вадим произнес тронную речь. Поблагодарив, пообещал не забыть приближающийся аналогичный праздник Надежды. Посетовал…
– Умеют у нас из ерунды проблему устроить! Развели всеобщий дефицит! Магазины завалены черт-те чем, а купить мало-мальски дельное нашим милым дамам негде, нечего, да и вообще… Может, свяжешь, мамочка, для лучшей подруги чего-нибудь? Ты же у нас умелица, ручки золотые…
Слушала Мила, слушала, да и не удержалась. Потрепала ласково благоверного за щечку с родинкой. Хотя, если честно, хотелось влепить изо всех сил…
– Да я так думаю, вязать ничего и не надо… – и обратилась к подружке: – Надь, ты не суеверная? Можно, мы тебя немножко заранее с Днем Ангела поздравим?
– Да не проблема, в срок же может не получиться…
– А у тебя итальянские колготки есть? Черные?
Та не совсем поняла, о чем речь:
– Н-нет…
– Отказалась бы?
– Ничего себе… нет, конечно!
Воздух на кухне, казалось, сгустился и заледенел.
– Вот! – и, глядя прямо в остановившиеся чайные «зеркала души», продолжила вкрадчиво: – Сейчас наш обаяшка в свою казарму сбегает, из сейфа достанет и принесет! Размер – примерно как у твоего солнышка белобрысого… Узор без разницы… Там же, надеюсь, хоть пара коробочек осталась? А, КО-ОТИК?
Нечасто бывает такое выражение лица у военного человека. Наполеон при Ватерлоо…