Диана Давыдова
Волость Баглачево
Сочинения Федора Ивановича Сперанского
Девишник у крестьян Подольской волости, Владимирского уезда[275]
Пение на Руси набрачных песен обязано своим происхождением древности. Так, Владимир Мономах просит Олега Святославовича возвратить ему жену убитого сына его Изяслава, чтобы оплакать его вместе с нею и тем заменить свадебные песни, потому что Мономах не присутствовал на ее браке: «да бых обуим оплакал мужа ея и оны свадбы ею, в песний место: ни видех бо ею первее радости, ни венчанья ею, за грехи своя». (Полн. Собр. Русск. лит. т. 1, стр. 106). Отсюда видно и значение в древности свадебных песен.
Время, которое обнимает собою пение эпиталам – так как в нем главную роль, не допускающую исключений, играют девицы, подруги невесты – называется у крестьян «девишником».
Когда со стороны родителей невесты, или, если она их лишилась, со стороны родственников ее бывает все приготовлено к свадьбе, тогда назначается ими день девишника. Приготовления к свадьбе, большею частью, бывают следующие: за отсутствием в деревнях торговых лавок ездят во Владимир для покупки пшеничной муки, чая, сахара и пр.; варят брагу, моют посуду, полы, стены и потолок в избе, назначенной для отправления девишника и свадьбы, если же изба слишком грязна, почернела, тогда не ограничиваются одним мытьем ее, а первоначально скоблют ее косырями, скобелью и выстругивают рубанком; колют свинью, или борова; голову которого-нибудь из них, не раздробленную, опаливши первоначально, варят в горшке, после чего кладут ее на большую тарелку и убирают лентами и разноцветной бумагой. В таком виде она ставится на стол пирующих и стоит до следующего за свадьбой дня, и, таким образом, ей приходится играть роль немой свидетельницы почти что всего брачного пира со всеми бахусовыми возлияниями и излияниями. За несколько дней до девишника, девицы – подруги невесты – приглашаются шить белье и пр. для нее и ее жениха.
В день девишника, часа в 3 или 4 по полудню, девицы – подруги невесты – вместе с ней отправляются в топленную баню мыться, куда приносят нарочно присланные для девишника женихом невесты, если он из зажиточного дома, вина, кислые щи, мед и закуски. В бане происходит обряд «величания жениха». Невеста ложится на полок; подруги ее берут в руки веники, мочалки и жгуты, и начинают бить ими невесту, приговаривая «величай жениха»! невеста, не смотря на то, что ее бьют, должна, по принятому обычаю, не называть несколько времени жениха, а вместо его кого-либо другого. По окончании мытья, одевшись, все расходятся по своим домам, чтобы «принарядиться» в самое лучшее платье для девишника. Принарядившись, девицы, подруги невесты, приходят к ней в дом, где уже бывает приготовлен для них самовар, а на столе, покрытом скатертью – лакомства различных сортов. Первым делом подруг невесты, по приходе их в ее убранный дом, бывает ей плетение, в последний раз, «одной» косы и заплетение в нее ленты[276]. Отсюда и начинается девишник – опера-драма в 4-х актах. Героиня ее, главное лицо, царица торжественного обряда – это невеста, к которой и обращена большая часть эпиталам; герой – жених; второстепенные роли разыгрывают: матери невесты и жениха, свахынька, сватушка и дружинька; зрители – всякий, кто только успеет забраться в избу, где происходит девишник. а так как желающих быть зрителями на девишник бывает слишком много, особенно если он происходит в многолюдней деревне, по этому-то они принуждены, по своей доброй воле, тесниться не только на полу дома, где девишник, но, на печке, полатях и в сенях и даже около дома.
Первый акт оперы-драмы происходит таким образом: невеста, перекрестившись несколько раз, садится на стул, поставленный посреди дома; девицы – подруги ее начинают у ней расчесывать волосы, плетут косу и заплетают в нее ленту. В это время невеста поет:
Коса ль моя, косынька.
По окончании этой песни, невеста садится за стол, в передний угол под иконы; по обеим сторонам ее – подруги и начинают пить чай.
По окончании чаепития снова начинается пение.
Потом девицы начинают «корить» жениха, сваху, свата и дружку, т. е. бесчестить их, насмехаться над ними с целью получить от них денег.
Иногда жених, по дальности своего местожительства от деревни, где происходит девишник, или по какой-либо другой причине, не может присутствовать на нем. Девицы-подруги невесты его, для получения от него денег, поступают следующим образом: по совершении брака, вечером, прячут невесту в «клеть» и жених должен идти туда – «выкупать невесту» (местное выражение). С этой целью он подходит к двери в клеть и хочет взойти в нее. Девицы не впускают его, удерживают дверь, потом бросаются от нее к невесте и окружают ее; жених быстро входит в клеть и выхватывает из круга девиц невесту, после чего награждает их деньгами. Очевидно, эта сцена напоминает собою обычай, существовавший еще в доисторическую эпоху России и долгое время при христианстве, «умычку девиц» (См. Полн. Собр. Р. Лет. т. I стр. 6; Перца: Script. IX. Pag 39; дополн. к акт. истор. т. 1 № 22) и, наконец, может быть «вено», если оно обозначало куплю невесты женихом, как доказывали Карамзин, Погодин, Кранихфельд и Рейц, а не обеспечение невесты со стороны ее отца. Во время пения корительных песен одна из девиц – подруг невесты, берет в руки тарелку, которую, по пропетии нескольких стихов песни (только не всей), подносит к тому лицу, которого «корили», чтобы получить от него денег. Коримое лицо кладет на тарелку грош, полушку; тогда девицы начинают опять корить это лицо, доканчивая песню; после этого девица снова подходит к нему и принимает уже достаточное количество денег. Деньги, впоследствии времени, делятся девицами поровну; это-как бы возмездие им за шитье белья и пр. жениху и невесте.
По окончании песен, назначенных для бесчестия жениха, свахи и пр., девицы начинают их, в песнях же, хвалить; затем девицы, подруги невесты, вместе с нею унижают и остаются ночевать.
На следующий день, за несколько минут до отправления невесты к венцу, после того как невеста будет совсем готова покрытая платком, чтобы не можно было видеть ее лицо, она садится за стол. К ней подходит сваха, с дерзостью срывает с нее платок и выплетает из косы ленту…. Эти самые важные, трагические минуты для невесты: она теперь навек лишается возможности носить одну косу и украшать ее лентою – «красотою ее девичей» … Потом с тарелкой в руках, подходит к невесте ее подруга. Сваха бросает на тарелку ленту, со словами: «прими девичью красоту!»
Во время пения последней песни невестой, все присутствующие при этом печальном обряде вполне проникают в чувства ее, сочувствуют ей и плачут – так что посторонний, не знакомый с крестьянской духовной жизнью, с ее обрядами – если бы ему привелось нечаянно услыхать пение «навзрыд» этих песен невесты и плач присутствующих при ней, он подумал-бы, что здесь мертвого оплакивают…. И здесь действительно – смерть…. В городе женщина, по выходе за муж, не теряет возможности посещать и участвовать в вечерах и др. собраниях; – для крестьянских же девиц, по выходе их замуж, умирают рощи, леса, луга и поймы, на которых они гуляют, поют песни, водят хороводы, играют, одним словом веселятся, живут духовную жизнью…. Умирают для них девишники, посиделки, вечеринки, одним словом весь девический мир, своеобразный, веселый… Девица становится «бабой»… и на долю ее остается только одно воспоминание о лучших днях своей молодости, остается только, по выражению одной народной песни «веселить себя вспоминаючи младость, на детей глядя» – веселиться чужим весельем…
Когда невеста окончит пение песен, сваха заплетает ей две косы… Затем ее благословляют и отправляют в храм венчаться, после чего надевают на нее повойник – бабий атрибут.
Федор Сперанский
Погост Борисоглебский, в Баглачеве.
Песни на девишник у крестьян Подольской волости, Владимирского уезда[277]
№ 1
Коса ль моя, косынька,
Русая коса!
Красота-ль моя девичья,
Ненаглядная!
В последний раз, косынька,
Я тебя плету,
В последний раз в русую
Ленточку ввяжу
Не долго-же косынька
Красоватися,
Не долго же ленточке
В косынке цвести,
Не долго на ленточку
Любоватися.
Не долго мне в девушках
Красоватися:
Последний раз девушек
К себе приведу,
В последний раз девушкой
Я с ними цвету.
Ах! Недолго ж (имя невесты в дательном падеже)
В девушках сидеть,
Не долго…(отчество невесты в том-же падеже)
В красныих сидеть
№ 2
Ах, кто у нас холост,
Ах, кто у нас неженат?
Ай лей, ай лели[278]!
Ах, кто у нас неженат?
Холост у нас (имя жениха)
Неженат (отчество жениха)
Он ходит невесело,
Гуляет нерадошно.
Связал свою голову
Тафтою зеленою,
Еще увил голову
Лентою лиловою.
Увидала матушка,
Усмотрела родная.
«Ах, ты, мило дититко[279],
Хорошо, умильное!
Что ходишь невесело,
Гуляешь нерадошно?
К чому связал голову
Тафтою зеленою[280],
Еще увил голову
Лентаю лиловою?»
«Родимая матушка!
К чому веселитися?
Все мои товарищи
Да все перженилися.
Один у вас, матушка,
Холост – не женат хожу».
«Женись, женись, дитятко,
Женись мое милое!
Возьми, возьми, дитятко,
Не княжну, ни барышню,
А… (имя и отчество невесты в винительном падеже)»
«Весел, весел, матушка,
Ни с княжной, ни с барышней,
А… (имя и отчество невесты в винительном падеже)»
№ 3
Звонок колокол в Нове-городе,
Но звончей тово во… (родина невесты)
Звонила звоны свет N-нька (имя невесты)
Звонила звоны свет… (отчество невесты).
Мимо ехал (имя жениха) свет,
Мимо ехал (отчество жениха),
Звону ее (ея)заслушался,
Красоты ее (ея) засмотрелся,
Приехал домой – похваляется:
Уж, вы – батюшко с матушкай!
Уж и видел и свою суженую,
Уж и видел и свою ряженую:
Ростом она, ростом она да пониже меня,
Лицом она и бела-румяна,
Очи у ней яснава сокола,
Брови у ней чернова соболи».
№ 4
При вечере, вечере, вечере,
При девишничке при…[281],
Прилетал же млад ясен сокол,
Он садился на окошечко.
На точеную прибоинку;
Прибоинка отломилася,
Окошечко отворилося.
Увидала ее (ея) матушка….
«Ах, ты, мило дитятко!
Приголубь ты яснова сокола,
Ясна сокола, залетнова».
«Ах, ты родима моя матушка!
Я бы рада приголубила….
Мое сердце не воротится,
С плеч головушка долой катится,
Резвы ноги подкосилися,
Белы руки опустилися
№ 5
Уж не ветры-ль, ветры взвеяли.
Невзначай гости на двор взъехали,
Подломили сени новые —
Сени новые с переходами,
Раздавили чашу золоту,
Чашу золоту с офинистами[282],
Как расплакалась свет… (ласкат. имя невесты),
Как расплакалась… (отчество невесты):
Подломили у меня сени новые,
Сени новые с переходами,
Раздавили мою чашу золоту,
Чашу золоту с офинистами,
Испугали соловья в саду.
Уж и кто меня утешать будет?
Как возговорит (имя жениха) – свет.
Как возговорит (отчество жениха):
Ты не плач, не плач, (имя невесты)
Ты не плач, (отчество невесты):
Я сострою тебе сени новые,
Сени новые с переходами,
Я солью тебе чашу золоту.
Чашу золоту с офинистами,
Уж и буду я соловьем в саду,
Уж и буду я утешать тебя».
№ 6
Со двора, двора широкова,
Со двора, двора… (местоим. прит. от им. жениха)
Собиралась свадьба с поездом
Со убраной с поневесною[283].
Они все селы проехали,
В… (родина невесты) село заехали;
Они все дворы проехали,
К… (имя и отчество отца невесты) на двор заехали.
Увидала же свет (имя невесты).
Увидала свет (отчество невесты).
Закидалася, забросалася
Из новых сеней во горницу,
За подружек коронилася.
Вы, подруженьки-голубушки,
Скороните меня молоду,
Притулите[284] мою голову:
Вон он едет разоритель мой.
Вон он едет погубитель мой,
Вон он едет расплети-коса,
Вон он едет потеряй-краса».
Как воскрикнул тут… (имя жениха) свет,
Как воскрикнул тут… (отчество жениха) свет,
Уж, не я же разоритель твой:
Разоритель – родной твой батюшка;
Уж не я же – погубитель твой:
Погубительница – твоя матушка;
Уж не я же – расплети-коса:
Расплети-коса – свахынька;
Уж не я же – потеряй красота:
Потерей красота – дружинька.
№ 7
Летело лебедей стадо,
А друго стадо – серых гусей.
Отставала же лебедушка
Прочь от стада лебединава,
Приставала же лебедушка
К тому стаду, к серым гусям.
Начали ее гуси щипати,
Начала лебедушка кликати:
«Не щиплите вы, серы гуси:
Не сама я к вам залетела,
Занесло меня погодою,
Что погодою невзгодою».
Отставала же свет… (имя невесты),
Отставала свет… (отчество невесты)
От свово[285] ли роду племени,
От свово[286] ли отца с матерью,
От своих ли от подруженек;
Приставала же свет… (имя невесты),
Приставала свет… (отчество невесты),
Приставала же лебедушка
Ко чужому роду-племени,
Ко чужому отцу с матерью,
Ко чужому… (имя и отчество жениха).
Начали ее люди журити.
«Не журити меня люди добрые:
Не сама я к вам заехала,
Завезли меня добры кони,
Добры кони…(мест. прит. от им. жен).
№ 8
Как у..(имя невесты) была матушка,
Ни добра была, ни ласкава.
Посылала ее матушка
Во сырой-ат бор поягоды:
«Выбирай-ко, мое дитятко,
Ты из ягод любую ягодку,
Из малины ты – малинушку.
Из калины ты – калинушку,
Из брусниги ты – бруснижинку,
Из вишенки ты – вишинку,
Из чорных ягод – чернижинку».
«Не нашла я лутче, матушка,
Лутче ягодки малинушки»
Как у…(имя невесты) матушка
И добра была, и ласкава.
Посылала ее матушка
Из новых сеней во горницу:
«Выбирай-ко, мое дитятко,
Из чинов-то ты чиновника,
Из бояр-то ты боярина,
Из приказных-то приказнава,
Из купцов-то ты купчика,
Из хресьян[287] то ты хресьянина».
«Не нашла я лутче, матушка,
Лутче чину-то хресьянскава,
Лутче… (имя и отчество жениха).
№ 9
Как во поле лебедушка кликала,
А в терем свет… (ласк. имя невесты) плакала,
В высоким (отчество невесты) плакала:
«Уж Бог суди родимаго батюшку,
Уж Бог суди родимую матушку:
Отдают меня молоду в чуже люди жить,
Останется зеленый сад без меня,
Повянут же три цветика во саду:
Аленькой мой миленькай цветочик,
А другой голубинькай цветочик,
Третий – ат лазоревай василечик.
Вставай, вставай, моя матушка, раненько.
Поливай ты те три цветика частенько,
И утренней, и вечернею росою,
А сверх тово горючими слезами.
№ 10
Ах, вы, сборы, сборы девичьи.
Ах, вы, сборы… (местоим. прит. от имени невесты)!
Собирала свет… (имя невесты),
Собирала свет… (отчество невесты),
Собирала девушек к себе за стол,
А сама садилася выше всех,
Склонила голову ниже всех,
Задумала думушку крепче всех:
«Ах, как мне придти в чужой дом?
Ах, как мне назвать свекра батюшкою,
А свекровушку – матушкой,
Деверьев-то всех – по имени,
А золовушек – по отчеству?!
Спеси-гордости я убавлю,
А ума-разума прибавлю,
Назову-то я свекора батюшкой,
А, свекровушку – матушкой,
Деверьев-то всех по имени,
А золовушек – по отчеству.
№ 11
Ах, кто у нас хорош,
Ах, кто у нас пригож?
(имя жениха) – ат хороший,
(отчество жениха) пригожий.
На кони садится,
А конь веселится;
Он плеточкой машет,
А конь под ним пляшет;
К полям подъезжает,
Поля-то белеют;
К лугам подъезжает,
Луга зеленеют;
К рощам подъезжает,
Пташки запевают;
К садам подъезжает,
Сады расцветают;
К двору подъезжает,
А теща встречает;
К крыльцу подъезжает,
(ласк. имя невесты) встречает.
За ручку примает,
На стулик сажает:
Прошу покорно, (имя жениха),
Прошу покорно, (отчество жениха),
Давно тебя ждали,
Давно поджидали,
Столы накрывали,
Ковры растилали,
Девиц созывали.
Девки песни пели,
Тебя величали.
№ 12
Разлилась-разлелеялась,
По лугам, лугам, вода полая;
Унесло – улелеяло
Со двора три кораблика:
Уж как первый – ат корабличик,
Со перинами с пуховыми,
А другой – ат корабличик,
С сундуками со дубовыми,
А третий – ат корабличик
С душой-красной девицей,
С… (имя и отчество невесты).
Прибежала ее[288] матушка.
Прибежала… (имя и отчество матери невесты)
На тот ли на крутой берег.
Закричала ее матушка,
Своим громким голосом:
«Воротись ты, мое дитятко!
Позабыла трои ключи,
Трои-то ключи золоты,
На шолковыем на поясе»
«Ах, родима моя матушка!
Не забыла я те трои ключи.
Те трои ключи, золоты….
Ах! Забыла же я, матушка,
Забыла я волю батюшкину,
Позабыла я негу матушкину,
Позабыла я еще, матушка,
Что-свою-то ещо негу девичью».
№ 13
Ах, цветы ли мои, цветики,
Голубы цветы, лазоревы!
Много было вас посеяно,
Да немного уродилося.
Ах, вы, девицы, вы, красныя!
Много было вас во тереме,
Да не много вас осталося.
У нас не было изменщицы…
Проявилася изменщица,
Изменщица красна девица.
Ты злодей, злодей – изменщица,
Изменщица красна девица,
Красна девица… (ласк. имя невесты)!
Говорила, что за муж не иду,
Говорила: «не подумаю» …
А тепериче за муж идешь.
На чово ты так прельстилася?
На орешки, иль на прянички,
На изюм-ли-сладки ягодки?
На какова ты прельстилася!
На дурнова, не хорошава,
На сутулова, горбатаво,
На носастова, глазастова!
На горбу-то птицы гнезды вьют,
На носу-то грибы выросли,
И на саму горьку пьяницу.
№ 14
Ты, злодей-злодей-свахынька!
Ты ходила почастехыньку,
Говорила потихохыньку,
Ты хвалила чужу сторону,
Что чужая-то сторонушка
Она сахаром усеяна,
А сытою-то поливана,
Виноградом огорожена:
– У… (имя жениха) двор на семи верстах.
На семи верстах на питерских;
– Посреди двора стоит горница,
А во горнице (имя жениха) сидит.
А чужая-то сторонушка
Она горюшком посыпана,
А слезами-то поливана,
А кручинай-то обсажена;
У… (имя жениха) двор на семи шагах,
На семи шагах на куричьих;
Среди двора шалаш стоит,
А в шалаше-то (имя жениха) сидит
№ 15
Свахынька не хорошинька!
Свахынька не пригожинька[289]!
У нас сваха-то прядлива,
В час по ниточке водила,
Что денек, то простенек[290],
А в неделю навиток[291]:
Что годок, то моток,
Мутовильцо с локоток,
У нас сваха рукодельна
И поставила красна[292];
Им девятая весна,
Вот девятая пошла.
На коколюшках[293], на подножках
Трава выросла;
На просести-то[294] наседка
Цыплят высидела
Семьдесят молодок,
Да девяносто кочетов.
Один кочет был башмашник,
А другой-то – чеботарь.
Чеботарь мой, чеботарь,
Башмачки ей счеботай,
Из полукозла-сапожки,
Из другова – исподки.
Козелка сколько не станет,
Чеботарь зубом натянет.
Как на свадьбу-то спешила,
Рубашонку стирала,
На полу она стирала,
А в лохани полоскала,
На заслон колотила,
На мутовке сушила!
№ 16
Дружинька нехорошенькай,
Дружинька не пригожинькай[295]!
Как на дружке-то шапенка
После дедушки-чертенка.
Как у дружки кудри,
На четыре грани,
За них черти драли,
По сеням таскали,
Своим называли.
Как на дружке-то кафтан,
Ровно бабий сарафан.
У нас дружка изнемог:
Десять кошек приволок.
У нас дружка-то пивал,
На поварне бывал,
Мочалки сосал
И мутовки лизал.
Как на полку-то взглянул,
Пирога конец стянул.
На полати взглянул,
Трои лапти стянул
Да и те потерял;
Сам и стал ковырать[296]:
Ковырял, ковырял.
Кочедык потерял, (2-жды)
Вертеном ковырял.
Он по улицам ходил,
В подворотни глядел, (2-жды)
И собак он дразнил[297].
Сказали нам про дружку,
Что богат, да богат.
Дружинька, подари!
Не хорошенькай подари!
Он слепых-то водил,
Да полушек напросил.
Дружинька, разступись!
Не хорошенькай, разступись!
Он полушек напросил,
Да нас, девушек, дарил.
Уж как дружка разтакой.
К нам приехал, чорт, скупой
Как у дружки-то в кармане
Сидит вошь на аркане,
А в другом-то кармане
– Блоха на цепи.
Уж мы дружиньку потешим:
Середь горницы повесим, —
Пусть – качается,
Величается!
Посадим ево за стол,
Пришибем ево пестом, —
Скажем: «по воду ушол»,
Скажем: «под лед ушол».
№ 17
Сватушка не хорошенькай,
Сватушка не пригожинькай.[298]
Уж как свату-то своднику,
Лихорадка ему с хворостью,
На печи лежать под шубою,
Умереть ему без ладана,
Схоронить ево без савана,
Положить ево поверх земли, —
Кто ни пройдет – запинается,
Всяк над сватом надругается.
№ 18
Ты, разумна головушка,
Ты, расчесана бородушка,
Ты, охочь по пирам ходить,
Ты охочь красных девушек дарить, —
Не рублем-ты, не полтиною,
– Золотою ты – гривною.
№ 19
Золотая трубынька трубить по зоре, —
… (ласк. имя невесты) плачет по русой косе:
«Ты, моя косынька, русая коса!..
Вечер тебя, косыньку, девушки плели,
Золотом косыньку увивали,
Жемчугом косыньку унизывали…
Суди Бог… (имя и отчество жениха):
Прислал ко мне сваху немилосливу,
Начала мою косыньку рвать-порывать,
И золото с косыньки долой сорвала,
И крупный весь жемчуг она снизала.
Ты, подружинька-голубушка,
Ты прими-ка мою красоту,
Ты носи-ка ее ненаглядную,
Ты носи-ка, не жалеючи,
По дождям ты – по мятелицам.
Уж и я ли, девка глупая,
Берегла я свою красоту,
Не дала я ветру дунути
Не дала я дождю капнути!
Федор Сперанский. Погост Борисоглебский, в Баглачеве.
Работы Николая Ивановича Сперанского
Об упадке народного песенного творчества[299]
В русской литературе давно слышатся жалобы и сожаления по поводу упадка народной песни, и этот упадок объясняют совокупностью разнообразных причин: общим изменением всего строя крестьянской жизни, как результатом реформы 19-го февраля 1861 года, развитием заводской и фабричной промышленности, отхожих промыслов и т. п.
Действительно, с упадком, если не полным исчезновением, народной песни приходится мирится, как с совершившимся фактом: прежний характер песни – по преимуществу задушевный, лирический – совершенно исчез, уступив свое место, по крайне мере в центральных губерниях России, так называемым «припевам», «куплетам», где вместо задушевности, лиризма, какое-то фабричное ухарство, грубая проза, нередко доходящая до нецензурного цинизма, полное отсутствие поэтического элемента; не только содержание этих современных «куплетов», но и сама их форма – всегда искусственная и однообразная, ничего общего не имеет с прежней песнью.
Реформа 19 февраля 1861 года делает крестьянина свободным: благодаря ей, крестьянин получает право свободного, независимого от разрешения «барина», выбора занятий даже вне района своей оседлости; с другой стороны – вследствие экономических причин, лишний член семьи ищет заработков «на стороне», так как не представляется возможным удовлетворить все более и более увеличивающиеся потребности на тот скудный дивиденд, который дает ему земля. Отсюда – развитие отхожих промыслов и тяготение крестьянина к фабрикам там, где они имеются. – Посмотрите, например, на крестьян Владимирского уезда – они преимущественно занимаются отхожими промыслами: владимирцы – подрядчики, плотники, штукатуры, каменщики, кровельщики, маляры – наполняют Москву и идут далее – вплоть до Астрахани и Архангельска, Владимирские косники известны не только всей Европейской России, но успели заявить о себе даже за Енисеем, не говоря уже о том, что на Ирбитской ярмарке они завоевали себе довольно почетное место. Ивановско-вознесенская, шуйская, ореховская, александровская и многие другие мануфактуры притягивают к себе значительную часть местного крестьянского населения.
Неудивительно после этого, что, вращаясь в «разных концах государства великого», занимались разнообразными промыслами и коммерческими предприятиями и становясь, таким образом, во всевозможные отношения с разнообразными лицами, владимирец, оторванный от деревни, volens – nolens, получает массу иных, чуждых ей (деревне) наслоений и поэтому, в конце в концов, утрачивает настоящий тип истого крестьянина-земледельца, усваивает «на стороне» недеревенские привычки, потребности и т. п., которые до некоторой степени и нашли себе выражение, между прочим, и в «припевах» или «куплетах», распеваемых парнями и девицами на гулянках обыкновенно под аккомпанемент гармоники.
Вот с этими-то «припевами», подслушанными нами во Владимирском уезде, мы и намерены познакомить читателя, предупредить его заранее, чтобы он не искал в них поэтических образов и красот (напрасный труд!); тем не менее игнорировать эти «припевы», по нашему мнению, не приходится, так как они, и едва ли не одни лишь они, служат, так сказать, выразителями, показателями современного народного творчества – одной из важнейших сторон духовной жизни народа.
Припевы, по своему содержанию, разнообразны: иные касаются взаимных отношений молодежи, родителей к детям, рекрутского набора и т. п., а иные имеют, так сказать, общий характер – ни к чему не приурочены.
Вот как возлюбленная расхваливает своего милого:
Мой-то миленький хорош:
Он на барина похож;
Его черные усы
Придают ему красы.
Другая иронизирует:
Мой-то миленький хорош:
Нет резиновых калош,
Валены – морожены,
Стукают, как кожаны.
Третья хвастается:
У милашки фартук долог,
На фартуке сорок елок,
Сорок елок с елочкой,
Вышиты иголочкой;
Вышивала я, строчила,
Себе в приданное прочила,
А мамаша увидала,
Все придано раскидала.
Или вот какие предъявляются требования и в какой форме:
Что ты, милый, зубы лупишь,
Мне сапожечки не купишь? …
Я давно тебе сказал,
Что штиблеты заказал.
А вот и заботливость о милом:
Не играй, милый, в гармошку:
Твоим холодно рукам;
Подойди к мому окошку —
Я перчаточки подам.
* * *
У окошка стоит ива:
Мой миленький просит пива.
Нету пива, а квас кисель…
Напой холодную водой…
Спасибо, милая, тебе,
И на холодной на воде.
* * *
У меня колечко,
У милого два перстня;
У меня болит сердечко,
У милого завсегда.
* * *
Не мой, миленький, калоши:
Мы с тобой и так хороши:
Ты носи мое кольце —
Мы с тобой в одно лицо.
(т. е. похожи друг на друга).
* * *
Вася, Вася, Васенька,
Золотая башенька!
Вася бает – сахар тает,
Говорит – живот болит[300].
Не плети, мамаша, косу:
Не твоя работушка;
Приведу милого в гости —
Не твоя заботушка.
Мать дает такой совет дочке в выборе суженного:
Мне мамаша говорила;
«Не люби, доченька, Гаврила;
Полюби ты писаречка:
На нем белая сорочка,
А на Ваньке голубая.
Вся изодрана – худая.
Не любите, девки, Яшку:
Яшка кучеров сынок».
– Ах за что его любить, —
У не (у него) в кармане не гремит.
У не в кармане загремело,
По нем сердце заболело.
* * *
Я спала, ниче (ничего) не знала,
Милый славу проложил:
Мою вышиту косынку
Во трактире заложил,
Заложил недорого ее —
За бутылку – за вино.
* * *
Говорила я отцу:
Не работницей расту —
Я работница тому,
Кто мил сердцу моему.
* * *
Нынче ноченька темна:
Не пойду гулять одна —
Дайте провожатого,
Хорошего – богатого,
А богатый не поедет,
Пускай бедный проведет.
Два следующие «куплета» характеризуют отношения влюбленных. Одна говорит про своего милого:
Мил уехал во Казань,
Он мне строго приказал:
«До приезда моего
Не люби ты никого,
До приезда нашего
Живи, как монашина».
А другой оказывается снисходительнее: он говорит устами своей возлюбленной, или вернее, последняя так передает требования своего избранника:
У нас в поле
Ягод боле.
Ягоды спелее;
Мне мой милый приказал:
Гуляй веселее…
Вот чем восхищаются:
Как у наших у ребят
Сапоги новы горят;
Как на шее то платок,
Ровно аленький цветок.
Или вот как иронизируют:
Ахи, ахи, ахеньки!
Как ребята махеньки:
Пойдут по лугу гулять,
Из-за кочек не видать.
* * *
Восемь девок, восемь баб
Завели Васю в кабак,
Напоили пьяного -
Сделали румяного.
По адресу девиц:
Девушка – не травушка,
Не вырастет без славушки:
Как 16 лет пройдет,
Про нее слава пойдет,
Слава не хорошая:
Полюблена да брошена.
* * *
Подкошенная травушка
Не может расцвести,
Полюблена сударушка
Не будет во чести.
* * *
Ах, милашки, черны глазки,
Живописец буду я!
Нарисую твои глазки,
Будешь милая моя.
Нижеследующие куплеты относятся к рекрутскому набору.
Кто в гармонию играет,
Тот последний год гуляет;
Кто припевчики поет,
Во солдаты тот пойдет[301].
Поиграй, гармошка,
Времени немножко:
Как солдатство провожу,
Тебя на полку положу.
* * *
Поля, Поля, Полюшка,
Не знаешь мово горюшка,
Сухоты – заботушки —
Записан безо льготушки.
(Записан – т. е. в солдаты и не имеет льготы по семейному положению).
Посмотри, мама, в окошко —
Горький пьяница идет…
Не вино его шатает,
Его горюшко берет,
Его горюшко берет:
Во солдаты он идет.
* * *
Неужели так повянет
На углу зеленый сад…
Неужели я дождуся,
Придет милый из солдат?!
Я милого провожала[302],
День без памяти лежала;
У меня ли молодой
Сердце отлили водой.
* * *
Как сказали: «Ваню взяли»,
Из рук иголочки упали;
Шитье брошу на комод,
Пойду с Ваней во поход.
На этом мы и кончим, не приводя массу других «куплетов», которые или представляют из себя вариации приведенных выше, или же, по своему содержанию, настолько циничны, что не могут иметь места в печати.
По нашему мнению, приведенные припевы не требуют для себя комментарий: они сами за себя говорят. Скажем только, что вместо «родимой матушки», «мил – сердечного дружка», обращения к природе, излияния грусти, любовного томления, жалоб на судьбу, заставившую выйти не за «суженного» и т. п., и т. п. – чем переполнены былые народные песни – мы имеем: «мамаша», «мама», «миленький», «резиновые калоши», «фартучки с елочками», «белые сорочки», «алые платки» и т. д.
В заключение, считаем не лишним отметить то отрадное, по нашему мнению, явление, что за последнее время в деревню начали проникать песни наших передовых поэтов; так Некрасовская «Катеринушка» из «Коробейников» пользуется повсеместной популярностью; местами нам приходилось слышать «Огородники» Некрасова, «Страду» его же, «Хуторок» Кольцова и другие. Впрочем, рядом с этим, большею популярностью пользуются занесенные, несомненно, с фабрик, песни такого рода:
«Зачем ты безумная губишь…»
Или: «Над серебряной рекой,
На златом песочке
Долго девы молодой
Я искал следочков…»
Первая из них пользуется таким распространением, каким пользовалась некогда надоевшая всем, памятная и до сих пор песня:
«Я хочу вам рассказать…»
Н. Сперанский
С.Баглачево, Владимирского у., Подольской вол.
Сельские хороводные песни и игры[303]
Сельские и деревенские бытовые песни и связанные с ними игры и забавы у нас как-то очень лениво записываются своевременно: пройдет несколько десятков лет, когда эти песни и игры начнут исчезать, уступая место другим, частью видоизменяться, утрачивать свой первоначальный текст, а нередко и смысл, тогда и приступают к их собиранию и восстановлению путем, конечно, устного предания, через расспросы стариков и старушек, этих неизменных хранителей седой старины, хотя добытые таким образом данные нередко и бывают довольно сомнительны, спорны. Наши этнографы имеют обыкновение углубляться преимущественно в исследование седой старины, собирая и комментируя материал, уже давно сданный в архив, тогда как проходят молчанием, игнорируют материал, правда еще не отживший, время от времени еще предъявляющий права на свое существование, но уже видимо отживающий, готовящийся к сдаче в архив. Пройдут годы, конечно и этот материал также сделается предметом чуть не археологических исследований и изысканий, а между тем историко-бытовое значение его в жизни наших селений, несомненно, настолько серьезно, что своевременное хотя-бы только собирание его, простая регистрация, без всяких комментариев, весьма желательна: собирание этого материала по живым источникам гарантировало бы ему правдивость, реальность и исключило бы всякую гадательность. Песни и игры – этот материал вполне заслуживает в глазах серьезного исследования бытовых явлений сельской жизни внимания и внимания не поверхностного, а глубокого: песни, игры, забавы и т. п. вне всякого сомнения, отражают духовную жизнь селения, его творческую деятельность, как ее проявления, насколько они вылились в продолжение целого ряда лет в разные формы (хороводы и массу сменяющихся разнообразных игр), преемственность этих песен и игр, их изменение и, так сказать, замена одних другими, словом, этот материал, являясь показателем духовной жизни селения и в то же время имея историко-бытовое значение, повторяем, заслуживает полного внимания.