Диана Давыдова
Волость Баглачево
«Крикуны» эти каждый год считают своей непременной обязанностью набивать погреб священника снегом без всякой платы, если не считать выпивки, которая предлагается им после окончания работы.
Из свадебных обрядов и обычаев замечательны следующие. Когда соберется свадебный поезд, то все участвующие в нем, исключая жениха и невесты, берут с собой ложки и потом отправляются в церковь. Но с середины дороги они ворочаются назад «лапшу дохлебывать». Похлебают немного лапши – и опять отправляются в путь дорогу; на этот раз уже доезжают до погоста. Здесь свадебный поезд останавливается сперва у дома священника; дружка со стороны жениха и другие мужчины, сопровождающие поезд, входят в дом священника, чтобы доложить ему, что «свадьба», дескать, приехала» и чтобы расписаться под брачным «обыском». Туда же после всех, входит и жених с невестой. Но вот формальности все кончены и жениха с невестой ведут в церковь перед ними идет «дружка» и разметает новым платком дорогу до самой до церкви. Я воздерживаюсь от всякого объяснения этих обычаев, потому что решительно не могу придумать какого-нибудь мало-мальски удовлетворительного объяснения; а между тем очень и очень любопытно знать, что они означают. По приезде из церкви от венца, молодых кладут на печку с различными песнями и прибаутками, чтобы им жилось на свете так же хорошо, как хорошо лежать на печи.
Н. Добротворский[243].
Клад в Баглачеве[244]
Под именем Баглачева разумеется не одно какое-нибудь селение, а целая «сторона», на запад от Владимира, за рекой Клязьмой, вдоль по правому берегу ее. Здесь тянется отдельная горная цепь, по-видимому, не соединенная ни с какой общей горной системой. Горы эти настолько высоки, что мы видели их отмеченными в одной «карте Российской Империи», изданной в конце сороковых или в начале пятидесятых годов настоящего столетия. Эти то горы, тянущиеся от северо-запада к юго-востоку, собственно говоря, и называются Баглачевым. Название это имеет историческую подкладку. Рассказывают, что во времена татарщины здесь укрывались многие жители г. Владимира. Место для укрывательства было в высшей степени удобно: горы были покрыты густым, непроходимым лесом и изрезаны глубочайшими, неприступными оврагами, в которых и в настоящее время можно целую армию спрятать. От этих вот «беглецов» Владимирских будто бы и получила свое название здешняя местность. Корни слов «Баглачево» и «беглецы», положим, сходство имеют, но я не знаю, можно ли на основании этого сходства заключать об их тождественности… Во всяком случае представляю судить об этом самому читателю. Есть, впрочем, еще и другое предание, касающееся названия Баглачева: говорят, будто в прежние времена, когда Баглачевские горы покрыты были сплошь дремучим лесом, жили здесь разбойники, которые почему-то назывались баглачами. Они обитали в глубоких лесистых оврагах, а по ночам выходили на большую Касимовскую дорогу, пролегающую через горы, и разбивали здесь купеческие обозы и грабили барские повозки; не брезговали, впрочем, и мужицкой телегой. Некоторые полагают, что от этих то «баглачей» здешняя местность и получила свое название…
В полуверсте от с. Борисоглебского, «что в Баглачеве», в глубоком овраге, пересекающем дорогу из Баглачева на Колокшанскую станцию железной дороги, зарыт, по преданию, богатый клад. Кем он положен здесь – неизвестно. Одни говорят, что зарыли его те самые «баглачи», которые дали свое название здешней местности; другие же утверждают, что здесь после баглачей жил один богатырь Иван, который также занимался «разбойным делом» и выходил в темную ночку с булатным ножом «под большую дорогу»… И положен будто бы тот клад на срок известный «с зароком большим», а «зарок» тот – «на человеческую голову». Срок ему давно вышел, но он и до сих пор не выходит и никому не дается, потому что «зарок очень силен», как передают крестьяне «никому тоже души христианской загубить не захочется, а без этого не дается». По временам он показывается наружу – днем в виде петуха красного: «бегает тут возле мостику, гогочет что-то, «словно по-человечески говорит – а что говорит, не разберешь хорошенько»; ночью же он «огоньком красным» бегает по оврагу и пугает запоздавших путников.
Любопытно знать, откуда взялось это жестокое верование в «зарок на-человечьи головы»; в преданиях о кладах оно фигурирует очень часто. Я записывал эти предания в разных концах России: в Перми, на Вятке, в Харьковской губ. и, наконец, здесь, во Владимирской – и оно попадалось мне решительно везде. Чем объяснить это? Где корень этого бесчеловечного, негуманного поверья?
Н. Добротворский.
БАГЛАЧЕВО В РАБОТАХ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ ДИНАСИИ СВЯЩЕННИКА И. И. СПЕРАНСКОГО
Вклад династии Сперанских в исследование Баглачево
В России фамилия Сперанского всем известна и ассоциируется в первую очередь с видным государственным деятелем, уроженцем села Черкутино Владимирского уезда Михаилом Михайловичем Сперанским, который внес неоценимый вклад в развитие юриспруденции России. Однако, существует значительное число менее известных представителей данной фамилии, также послуживших развитию российской науки.
В рамках нашего исследования речь пойдет о баглачевской династии Сперанских. Привязка данной династии к Баглачевской местности довольно условна. Баглачево не является родовым гнездом этой династии и проживало здесь фактически только два ее поколения – Иван Иванович Сперанский и его дети. Однако мы позволим себе связать данный род именно с Баглачево, учитывая ту роль, какую сыграли Сперанские в развитии представлений об истории и культуре данной местности. Дети И. И. Сперанского, Федор и Николай, внесшие неоценимый вклад в исследование этнографии Баглачево, родились именно на этой земле.
По мнению В. В. Фарсобина, баглачевская династия Сперанских принадлежала к роду М. М. Сперанского[245]. Однако никаких свидетельств, подтверждающих данное предположение, нами не найдено.
Сама по себе фамилия Сперанских является довольно распространенной. Причем по своему происхождению она является искусственной и относится к так называемым «семинарским» фамилиям. Такими фамилиями награждали учащихся духовных училищ – обладателей «неблагозвучных» фамилий или вовсе их не имевших. Причем такие фамилии за период обучения могли несколько раз менять, учитывая прилежность и успеваемость студента, присуждая в случае нерадения ему фамилию с негативным смыслом. В этом контексте фамилия «Сперанский» – достойна, она образована от латинского слова «sperans», т. е. надеющийся[246].
Основателем баглачевской династии Сперанских в рамках данного исследования мы будем считать Ивана Ивановича Сперанского – настоятеля храма Казанской иконы Божьей Матери в селе Борисоглебе. Биографической информации о И. И. Сперанском, равно как и о многих членах его семьи, крайне мало. Часть ее хранится в семейном архиве потомка И. И. Сперанского (правнука младшего сына М. И. Сперанского) Михаила Михайловича Сперанского, проживающего в настоящее время во Франции. Основой этого архива является месяцеслов 1867 г., на полях которого И. И. Сперанский вел дневник, который постепенно дописывали остальные члены семьи. В «дневнике», в частности, упомянуты даты смерти практически всех детей И. И. Сперанского.
Иван Иванович Сперанский родился примерно в 1831 году. В 1850 году закончил Владимирскую духовную семинарию. В 1852 году назначен на служение в церковь Троицы Животворящей села Заястребье Судогодского уезда Владимирской губернии. В 1855 году переведен в погост Борисоглебский Владимирского уезда в церковь Казанской иконы Божьей Матери[247], где прослужил до самой своей смерти в 1879 г. Вполне вероятно, что перевод в Борисоглеб был каким-то образом связан с родством И. И. Сперанского со священником Борисоглебского погоста Сергеем Егоровичем Никольским (И. И. Сперанский приходился племянником его супруге).
Супругой Ивана Ивановича Сперанского была дочь священника села Арбузова Ивана Артамоновича Хваленского – Александра Ивановна (1833–1904 гг.). В совместном браке у них родилось 11 детей: Федор, Ольга, Александр, Николай, Алексей, Иван, Мария, Сергей, Анна, Василий, Михаил.[248] Никто из детей И. И. Сперанского не пошел по стопам отца: не стал священником, хотя почти все сыновья закончили Владимирское духовное училище, являвшееся в то время второй ступенью образования.
И. И. Сперанский практически всю жизнь служил в одной местности, однако, был очень деятельным, причем на самых разных поприщах, что делало его жизнь разнообразной и насыщенной.
В первую очередь, конечно же, стоит упомянуть его роль в продвижении Православной веры. Помимо служения в приходе и участия в качестве депутата в окружных епархиальных съездах, И. И. Сперанской занимался духовно-просветительской деятельностью. Так, в период с 1856 по 1862 гг. он служил в должности катехизатора, а в периоды с 1856 по 1865 гг. и с 1871 по 1872 гг. его приглашали для проповедей Слова Божия при Архиерейской кафедре во Владимире[249].
Вполне закономерно участие И. И. Сперанского в обучении приходских детей в Борисоглебском училище, где он преподавал Закон Божий. Причем, его работа на этом поприще не была постоянной. Например, в семейном дневнике сохранилась запись об учительной службе с 1861 по 1868 г.
Запись из семейного «дневника» Сперанских: «С 30-го сентября 1861 года состоял я наставником и Законоучителем в Сельском приходском училище по 31-е января 1868 г…»
Православное служение Ивана Ивановича Сперанского неоднократно высоко оценивалось Епархиальным начальством. Так в 1858 г. И. И. Сперанский был награжден набедренником «за благоразумное и успешное расположение убийцы к сознанию своего преступления». В 1859 году в память Крымской войны 1853–1856 гг. ему вручили бронзовый наперстный крест на Владимирской ленте. В 1870 г. И. И. Сперанский был награжден бархатной фиолетовой скуфьею. В 1872 году Епархиальное начальство выразило ему благодарность за ревность к проповедованию слова Божия[250], а за несколько дней до смерти за отлично-усердную службу Епархиальное ведомство наградило его камилавкой.
При этом следует подчеркнуть, что в своей работе настоятель Борисоглебского храма Сперанский не стремился к наградам, радея в первую очередь духовным окормлением общины. Известно, что во время эпидемии холеры в 1870 году И. И. Сперанский, без разрешения Епархиального начальства брал особо чтимую икону Николая Чудотворца из Николопольского погоста Судогодского уезда, с которой объезжал соседние села, по поводу чего даже возбуждалось дело на основании анонимного обращения[251].
Как истинный православный И. И. Сперанский уделял большое внимание благотворительности. Так во Владимирских губернских ведомостях за 1876 год содержатся сведения о жертвовании им 13 рублей раненым и больным воинам[252].
Необходимо также отметить острый ум, человеколюбие и довольно либеральные взгляды Сперанского, чему есть немало свидетельств. Одним из них является его публикация во Владимирских епархиальных ведомостях (1874 г.), в которой он описывает случай мертворождения сиамских близнецов в сельце Кадыеве. Обращает на себя внимание, что И. И. Сперанский воспринимает каждого из близнецов, как самостоятельную личность, требующую индивидуального подхода[253].
Интерес представляет и описание обстановки дома И. И. Сперанского, данное Н. Н. Златовратским в «Деревенских буднях»: «…По стенам медленно двигающие маятник старые шипящие часы, два портрета архипастырей, несколько фотографических карточек. Все это известное, старое. Но вот и нечто новое, незаурядное: на передней стене ряд налепленных на большой картон фотографий знаменитых людей: тут и Дарвин и Бокль, Шекспир и Гете, Прудон и Лассаль, Гоголь и Тургенев, Добролюбов и Белинский. Как-то весело оживляют эти строгие фигуры бедную комнату деревенского попа…». И конечно же Н. Н. Златовратский был прав, предположив, что у него есть дети-студенты (в момент сбора материалов для «Деревенских будней» таковым был Николай Сперанский). Но, очевидно, важно подчеркнуть, что висящие на стене портреты говорят о широте взглядов И. И. Сперанского.
Полагаем, что личные качества И. И. Сперанского, его ум и пример способствовали воспитанию в его детях стремления к познанию мира, которое в нашем случае, вылилось в замечательные этнографические исследования.
Первым подобное исследование провел старший сын И. И. Сперанского – Федор. Родился Федор Иванович Сперанский в 1853 году. В 1871 году он поступил во Владимирскую духовную семинарию, которую закончил в 1874 году[254]. Будучи еще студентом семинарии в возрасте 20 лет, он опубликовал в Неофициальной части Владимирских губернских ведомостей (1873 г. № 40–42) три статьи, посвященные особенностям проведения девичника у крестьян Подольской волости Владимирского уезда.
К сожалению, это единственное этнографическое исследование Ф. И. Сперанского. Дальнейшие его изыскания были прерваны учебой. В 1874 году он уехал в Харьков для поступления в ветеринарный институт, о чем имеется запись в семейном дневнике. По каким причинам Ф. И. Сперанский изменил жизненные ориентиры, неизвестно, но образование в Харьковском университете он получил совсем по другой специальности, связав судьбу с юриспруденцией[255].
Запись из семейного «дневника» Сперанских: «1874 г. 9-го авг. в 10 утра с Колпинской станции сын мой Федор Сперанский отправился в Харьков для поступления в Ветеринарный институт…».
С 1891 года Ф. И. Сперанский проходил службу в должности городского судьи в Екатеринославе,[256] с 1915 года работал нотариусом. На государственной службе Ф. И. Сперанский дослужился до чина коллежского советника (соотв. воен. звания полковника). Скончался Федор Иванович Сперанский в Екатеринославе примерно в 1920 году[257].
По всей видимости, Федор был примером для своего младшего брата Николая[258], который не только связал карьеру с юриспруденцией, но и продолжил его начинания в области этнографических исследований Подольского уезда.
Николай Иванович Сперанский родился в 1860 году. Дата его рождения известна точно – 16 июля (по старому стилю).
Про него можно с уверенностью сказать, что он не из тех сынков, «которые мечтают об ученых степенях с теплыми местечками и о крупных гонорарах «либеральных профессий»
С 1875 по 1879 годы Н. И. Сперанский обучался во Владимирской духовной семинарии, по окончании которой поступил в Ярославский Демидовский лицей, закончив его в 1884 году со степенью кандидата прав
.
Николай Иванович
Сперанский
Однако в отличие от брата, Н. И. Сперанский не посвятил свою жизнь праву. Его юридическая карьера продолжалась сравнительно недолго. Сначала он был кандидатом на судебную должность, потом был назначен на должность в Сибири, откуда через полтора-два года вернулся во Владимир, заняв должность судебного следователя и вновь став кандидатом на судейскую должность. Но реализовывать себя в этом направлении он не стал, «вскоре покончив карьеру» и окончательно осев в Борисоглебе, где проживал «почти безвылазно»[261]. Свою основную деятельность он связал с журналистикой, сотрудничая с Владимирскими губернскими ведомостями и изредка с Владимирской газетой. При этом, по всей видимости, он испытывал определенные материальные затруднения, что отражено в тексте его некролога.
Систематически заниматься этнографическими исследованиями Н. И. Сперанский начал сравнительно поздно, первая его публикация относится к 1897 году, когда ему было уже 37лет[262]. В этом плане он почти на двадцать лет отстал от своего однокашника и друга Н. А. Добротворского. Однако он никогда не забывал работы, посвященные Баглачеву, написанные Н. А. Добротворским и Н. Н. Златовратским, дополняя их своими исследованиями, пытаясь устранить неверные толкования или недосказанность, о чем свидетельствует его исследование местного обычая богоносцев, которое он оформил отдельной публикацией «Крикуны» (1898 г.).
Последние годы жизни Н. И. Сперанский активно изучал культуру и быт местного населения. А. Вашкинский, характеризуя подход Николая Ивановича к этнографическим исследованиям, отмечал, что тот обладает «способностью быстро улавливать явления общественной жизни, комбинировать их»[263]. Последняя этнографическая работа Н. И. Сперанского «Сельские храмовые праздники во Владимирском уезде», названная А. Вашкинским «лебединой песней» исследователя, была опубликована в 1904 г. во Владимирских губернских ведомостях за три номера до его некролога.
Скончался Николай Иванович Сперанский от крупозной пневмонии 10 ноября в селе Арбузове Владимирского уезда, куда переехал после кончины матери к своим теткам, о чем имеется запись в семейном дневнике Сперанских.
Запись из семейного «дневника» Сперанских: «1904 года, 10 ноября в селе Арбузове скончался от воспаления легких брат, действительный студент Демидовского юридического лицея Николай Сперанский».
К сожалению, скоропостижная кончина этого замечательного исследователя на долгое время оборвала предметное изучение этнографического материала Баглачева. Остальные члены семьи Сперанского нашли свое призвание в других областях.
Второй сын И. И. Сперанского – Александр (1857–1906 гг.), так же, как и Федор, поступил в Харьковский университет. По окончании медицинского факультета в 1881 году Александра Ивановича Сперанского по рекомендации профессора Харьковского университета А. И. Якобия пригласили в уездный город Уржум Вятской губернии для замещения должности санитарного врача. Там молодой врач ввязался в активную борьбу с эпидемическими заболеваниями[264]. Это назначение навсегда связало А. И. Сперанского с Вятской губернией. После сокращения должности санитарного врача в 1884 г. он стал земским врачом села Шурма Уржумского уезда. Как и отец, А. И. Сперанский активно занимался общественно полезной деятельностью. Был членом Уржумского благотворительного общества, с 1903 по 1906 годы заведовал яслями, организованными земством в деревнях[265]. Скончался в 1906 году в Москве.
Алексей Иванович Сперанский (1862 г.р.) был четвертым сыном в династии Сперанских. Он, как и старшие братья, связал свою жизнь с юриспруденцией, поступив следом за Николаем в Демидовский лицей в Ярославле[266]. По окончании обучения с 1 апреля 1893 г. Алексей Иванович Сперанский поступил на службу в Министерство юстиции в должность судебного следователя 1-го участка Пешехонского уезда округа Ярославского окружного суда[267]. В 1895 он был назначен на должность следователя 2-го участка Рыбинского уезда округа Ярославского окружного суда[268]. В 1899 году он в звании надворного советника был откомандирован во 2-ой участок Лукояновского уезда Нижегородского окружного суда[269]. Свою жизнь Алексей Иванович Сперанский в итоге связал с Нижегородской губернией, где дослужился до члена Нижегородского окружного суда[270]. Скончался 13 октября 1924 г. в Нижнем Новгороде.
Иван Иванович Сперанский (пятый сын священника И. И. Сперанского) родился в 1864 году и связал свою жизнь с медициной. Окончив медицинский факультет в Московском университете, он остался в Москве и занимался частной практикой.[271] Умер 10 января 1931 года. Его старший сын, тоже Иван Иванович (1894–1962 гг.) пошел по стопам отца, стал врачом и известным советским ученым, членом-корреспондентом Академии медицинских наук СССР.
Шестой сын в династии – Сергей Иванович Сперанский (1868 г.р.) был самым большим бунтарем в семье. В 1884 году, «к его огромной радости», был исключен из семинарии за участие в беспорядках[272]. В отношении него был даже назначен негласный надзор сроком на четыре года[273]. Служил в 27 Витебском полку. Скончался 17 августа 1903 года.
Василий Иванович Сперанский (1872 г.р.) также связал свою жизнь с армией. Служил в 101 пехотном пермском полку. Скончался в Рижском военном госпитале. Похоронен на гарнизонном кладбище.
Младший сын И. И. Сперанского – Михаил Иванович, родился 10 сентября 1874 г. В 1895 окончил Владимирскую мужскую гимназию, затем Московский университет. По окончании обучения работал преподавателем в Новгороде. С 1908 года переехал в Вологду, где замещал должность инспектора Вологодской мужской гимназии. После революции преподавал историю в Вологодском педагогическом институте. По семейным преданиям, писал и публиковал стихи[274]. Скончался в Вологде в 1943 году.
Его правнук Михаил Михайлович, как мы уже упоминали, в настоящее время живет во Франции, куда перебрался в середине 90-х годов ХХ века после окончания обучения в институте. Супруга М. М. Сперанского – Наталия – бережно хранит память о семье, собирая домашний архив, материалы из которого были любезно представлены для создания данного сборника.
Своего сына Михаил и Наталия назвали в честь предка, основателя баглачевской династии Сперанских, священника Борисоглебского прихода Ивана Ивановича Сперанского, это превосходно отражает идею преемственности семейных традиций и уважения к своему прошлому.
К сожалению, практически ничего не известно о дочерях
И. И. Сперанского. Судьба Ольги (1858 г.р.) и Марии (1866 г.р.) неизвестна. Анна или Анюта, как ее называли в семье, родилась в 1869 г. и скончалась 30 декабря 1883 г. от тифа в больнице епархиального училища. Похоронена в Борисоглебе.
Для каждого человека история своей семьи также важна, как и история родного края. Их изучение позволяет не только понять предпосылки и особенности развития общественных отношений и их связь с историей государства и общей историей, не только осознать место конкретного человека в историческом процессе и разобраться в превратностях судьбы, влияющих на него, но и дает возможность оценить свою собственную роль в происходящем, осознать, как лучше устроить свою жизнь, чтобы оставить достойный след и заложить благоприятную основу для развития собственной семьи, своих сограждан и Отечества в целом.
Династия Сперанских в этом плане как нельзя лучше демонстрирует смысл сказанного. Современные исследователи с благодарностью отмечают вклад Федора Ивановича и Николая Ивановича в собирание бесценного этнографического материала Подольской волости Владимирского уезда. Результаты исследований Сперанских, без сомнения, могут способствовать развитию современной региональной культуры и науки, мотивируя молодых исследователей к изучению родного края, способствуя поддержанию памяти и возрождению утерянных традиций, объединяя людей вокруг общих историко-культурных скреп.