Ян умер уже за Эдинбургом, когда они заночевали недалеко от скалистого пролива, на пустоши, заросшей вереском.
Утром Анна собралась вылезать из палатки, но он взял её за руку.
– Подожди… Я ухожу в пустоту. Мой срок истёк.
Анна пристроила его голову себе на колени. Спали они одетыми, лишь снимали на ночь обувь и защиту с головы, поэтому макушка Яна покоилась теперь на фибре брючек Анниных ног, как на подушке. Брысь – она «спала» в углу палатки – скромно села у ног Яна.
Он сжал руку девочки:
– Хорошо, что ты остаёшься не одна… Анна, мы с тобой лишь строчки кода, но нам выпала великая честь произвести ребут. Марк говорил, что в Эмбанке должна сработать автоматика, но, видимо, какая-то из систем отказала…
Голос его слабел, снизившись до шёпота. Он закрыл глаза.
– Девочка моя, восстанови систему… Восстанови всю Систему. Я верю, ты сможешь…
Его последнее дыхание долетело до ушей Анны, словно отзвук затухающей передачи с грузовоза, разорванного тварями Туннелей:
– Я люблю тебя…
И Ян перестал дышать.
Через час терпеть стало невозможно. Анна надела защиту и сбегала в кустики. Затем она сдула палатку, и стянула её с тела Яна. Сунула невесомый свёрток в рюкзак, надела на Яна защиту: маску, шапку, шарф и ботинки, и улеглась рядом, положив голову ему на грудь.
– Анна, – позвала Брысь.
Девочка повернула к ней голову, и кошка привычно увидела своё отражение в маске.
– Поешь.
– Не хочу, – сказала Анна. – Мы сегодня никуда не идём и ничего не делаем.
Тогда кошка сама залезла в рюкзак, с помощью манипуляторов разогрела концентрат и принесла Анне миску.
– Надо поесть.
– Отстань.
– Анна, Ян не хотел бы, чтобы ты ослабела от голода. Ты ещё растёшь, и тебе надо есть.
Девочка вскочила и выбила миску из кошкиных лап. Брысь испуганно шарахнулась в сторону.
– Я сказала, отвали от меня! Пошла вон! Какого ты к нам прицепилась! Кыш отсюда! Брысь! Проваливай!
Он схватила с земли камень и швырнула в Брысь:
– Убирайся!
Кошка стремглав умчалась в кусты, а девочка снова упала на грудь Яна.
Через несколько часов Анна поднялась, нашла валяющуюся миску и снова погрела концентрат.
– Рысь! – крикнула она. – Рысечка! Прости меня! Иди сюда?
Кошка молча следила за ней из зарослей вереска.
– Прости меня, пожалуйста, – повторила Анна. – Я была не в себе.
Она сполоснула миску, и начала собираться. Из рюкзака Яна Анна переложила в свой всё необходимое, и закинула его за спину. Потом, приноровившись, она ухватила тело Яна под мышками и попробовала тащить его к дороге. Процесс давался Анне трудно – Ян для нее был слишком тяжел.
– Что ты делаешь? – спросила кошка из-за кустов.
– Как-то Ян сказал мне, что хотел бы быть упокоен в море, – пропыхтела Анна. – Я хочу дотащить его до пролива.
– Дотуда километров пять тащить! – Брысь вышла из кустов, и стояла, помахивая хвостом. – Ты надорвёшься.
– Ничего, – сказала Анна, отдуваясь. – Дотащу.
– Ладно, стой, – кошка медленно подошла к девочке. – Камнями больше не швыряться, обидными словами не обзываться. Дай слово.
– Больше не буду, честное слово. – Анна отпустила тело Яна и выпрямилась.
– Извинения приняты. Смотри.
Из плеча кошки вырос манипулятор другого типа, чем видела Анна – с вогнутой пластиной на конце. Брысь завела его под Яна, и он воспарил сантиметрах в двадцати над землей.
– Чёрт возьми, – сказала Анна, – это что за штука?
– Функция сервировки столов. Могу нести до четырёх блюд, в том числе жареного вепря.
От мысли, что ей не придётся тащить Яна пять километров до залива, Анна заметно повеселела.
– Ян полегче жареного вепря, это точно. Тогда пошли?
– Подожди, – сказала кошка. – Рюкзак стал тяжеловат?
– H-генератор тяжелый, – пожаловалась девочка.
– Тогда клади сюда, – и кошка вытянула вторую пластину.
По пластобетону скотландской дороги шагала Анна, рядом с ней семенила Брысь, а справа от кошки над шоссе плавно плыл Ян. Рюкзак покоился в его ногах.
– Ты тоже меня прости, – сказала кошка.
– За что?
– Я тогда в Ландне вам соврала. Сразу было понятно, что это не вы собор взорвали. Я же видела чинжа, как он сверзился и грянулся. А потом появились вы и я так обрадовалась! Я же домашняя кошка…
– Проехали, – сказала Анна. – Ты мне вот что тогда скажи. Мне раньше неудобно вроде было спрашивать, но раз уж пошёл такой разговор: что стало с твоим хозяином?
– Сошёл с ума и самоубился, – ответила Брысь. – Крушил всё вокруг, меня чуть не сжёг, а потом подорвал себя.
– Он что, чинж был?
– Да, энергетик. Очень сложный. Поэтому критические ошибки накопились довольно быстро, – сказала кошка. – Я вот простая система, искин без выкрутасов, у меня запас прочности огромный.
– А остальные бесмы?
– Да такая же история. Не кто-то один сошел с ума. Они все свихнулись, кто раньше, кто позже. Рехнулись, поубивали друг друга, покончили с собой. Погрузились в себя – и погибли, кто от истощения, кто от нехватки энергии. Анна, представь себе: прогресс остановился, потому что все стали бесмами. Науки нет, культуры нет, каждый сам по себе. Можно жить в свое удовольствие, всё есть и всегда будет. Твори, что хочешь, развлекайся. Зачем ещё что-то делать?
– Но ведь были учёные, научники же всякие раньше. Разве они не чистили код, не видели проблем? Как же они всё это проморгали?
– Анна, люди стареют. Ты думаешь, если они стали бесмами в двадцать семь лет, они не старели? Тела – может быть, но мозги? А теперь представь себе власть вечных стариков, постепенно впадающих в маразм. Власть машин, накапливающих ошибки. Корпорации в итоге передрались и развалились, хорошо хоть, планету не уничтожили.
– Стоп, – сказала Анна, – но ведь были большие искины.
– Были. На них и спихнули всю рутину. Кто захочет морочиться энергосетью или динамикой Кольца, когда есть занятия поинтересней? Вот всё и накрылось медным тазом.
– Как? Куда же искины делись?
– А ты у них спроси. Куда делся Бог после Прыжка? Раздал счастья задаром и свалил. А кто были искины? Большие и очень умные дети. Вот они подросли, и им тоже надоело играться с куклами-людьми и фонариками-звёздами. Свалили делать взрослые дела, так же как и Господь из сингулярности.
– Долбанные ямайские крысы, дьявол их забери! – басом сказала Анна, и оглянулась на Яна. – Хотя я их понимаю. А мы с Яном всё гадали: почему же так пусто? Где все? Марк так и не докопался до причин коллапса.
– Когда тут господствовала смерть, повсюду кипела жизнь, – сказала кошка.
– А когда люди получили бессмертие, значит…
– Да. Это не мост во вселенную и не прыжок в вечность. Это тупик, Анна. Мёртвый тупик. Пришлый бог принес отравленный дар.
– Да и бог ли это был, – пробормотала Анна, – большой вопрос. А вот и мост.
Перед ними действительно высился обычный древний мост между берегами пролива. На вид вполне крепкий.
– Давай Яна на мост, – сказала девочка.
Они дошли до середины. Стальные когда-то перила сильно проржавели, но ещё держались. Их край был выше головы Анны.
– Вот сюда, – и она показала на широкий верх перил. Кошка аккуратно уложила Яна, ловко забралась наверх сама и помогла залезть Анне. Над проливом дул сильный ветер.
– Держись крепко, – сказала Брысь. Она повысила громкость голоса вдвое. Одним манипулятором кошка ухватилась за перила, а другим обвила Анну вокруг пояса. – Надо что-то сказать на прощание. Обычно из священных книг говорят и от сердца. Я могу из Библии.
– А я из «Сильмариллиона» скажу, – Анна убрала шарф с лица и перекрикивала ветер. – Давай ты первая.
Выразительным голосом Брысь начала:
– Как зеленеющие листья на густом древе – одни спадают, а другие вырастают: так и род от плоти и крови – один умирает, а другой рождается10. Покойся с миром, Ян, ты был хорошим другом, мне будет тебя не хватать.
– …Сыновья Людей умирают по-настоящему и покидают мир; потому они зовутся Гостями или Скитальцами. Смерть – их судьба, дар Илуватара, которому с течением времени позавидуют даже Стихии. Но Мелькор извратил его и смешал с мраком, и обратил добро во зло, а надежду в страх. Однако, давным-давно, в Валиноре валары открыли эльфам, что люди вступят во Второй Хор Айнуров; тогда как мыслей своих об эльфах Илуватар не являл никому, и Мелькор их не знает11, – прокричала Анна. – Так ступай же от Тьмы к Свету, милый Ян, и да встретят тебя во владениях Эру! Я люблю тебя!
И она столкнула тело с моста.
Кувыркаясь, оно пролетело несколько десятков метров до воды, вошло в неё без всплеска и исчезло в свинцовых волнах. Серое в сером.
– Прах к праху, – заключила кошка.
Они слезли с перил и ветер сразу утих. На мосту было пусто и гулко. Одновременно Анна с кошкой посмотрели в небо, где в разрывах облаков белела ровная черта Моста бессмертных.
– Может, он сейчас там, – сказала девочка. – Ну, пошли.
– Слушай, Анна, – начала Брысь, – а тебе никогда не хотелось остановиться? Остаться там, где вы проходили? Найти свой дом?
– Ха. – сказала Анна. – Ха-ха-ха. Ахахахахахах! – засмеялась она.
– Что-то не так? – прижала уши кошка.
– Остановиться, – смеялась девочка. – Свой дом найти! Ну ты дала! Остаться!
– Тысяча чертей, – отсмеявшись, уже спокойней сказала она. – Ты же ведь искин. Должна понимать. Я корпоративный клон. У меня вшитая память. И программа – искать Эмбанк. Ты вдруг решила, что я человек? Мой дом – внешняя защита и палатка. Смартфибра, – Анна потрогала серую ткань, – моет и чистит мою кожу, поэтому мы не снимаем одежду, достаточно пару раз протереть лицо под маской салфеткой. В холод греет, в жару – охлаждает. Шарф защищает лёгкие от пыли и увлажняет воздух. Палатка ночью регенерирует мои ткани. Я проживу двадцать семь циклов, и всё это время, как проклятая, я буду искать долбаное Хранилище. Вот что заложил нам с Яном Марк перед распадом. Будет Мост из Скотланда в Исланд, потом в Гринланд, потом в Винланд – и я пройду их все. Из Америки тоже есть Мосты, и я хоть всю планету облазю, но найду Эмбанк. Разбужу Хранителей, фиг ли они спят, когда такая лажа кругом.
Анна присела перед Брысь и погладила её.
– Если тебе хочется дом, заселяйся в любой, – она махнула в сторону Эдинбурга. – А если тебе нужен друг, можешь идти со мной, я буду рада. Рюкзак тяжёлый.
Кошка вытянула манипулятор и подхватила рюкзак.
– Ничего у тебя не выйдет из этой затеи, – уверенно сказала она. – Но я иду.
– Хорошо, – сказала Анна. – Надо запомнить это место. Когда мы найдём Хранилище, я вернусь.
Она поднялась и пошла к другому концу моста.
– Ведь что такое память, – размышляла идущая рядом Брысь. – Подумать, это и есть бессмертие. Смогут ли вечные долго хранить воспоминания, если перед ними всё время мира?
Она дико помахала хвостом и изрекла:
– Когда же тленное сие облечется в нетление и смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою12.