Алексей Андреевич Лагутин
Последний из Первых Миров. Эпоха Тишины. Том 2
Глава 6: Треск соборных стен
Кайла не двигалась, лишь с ужасом наблюдая, как с шепотом и треском Черного Пламени поднимается во весь рост убийца ее семьи, замороженная его замораживающим кровь взглядом, скованная по рукам и ногам страхом. Тиадрам продолжал трясти девушку за плечо, пытаясь привести ее в чувства, и сам уже напуганный видом грозно давящего на него злобным взглядом Думы. Враг резко перехватил меч обеими руками, занеся его справа, со взмахом поглотив часть пола под собой рядом Черным Пламенем. Он не мешкал, и вот-вот собирался броситься в атаку. До казни оставались лишь считанные секунды.
– Кайла! – почти в самое ухо девушки отчаянно крикнул Тиадрам, в оборонительной стойке поднимая перед собой мечи, закрывая собой девушку.
Но взгляд Кайлы был прикован к глазам убийцы. Теперь она только всхлипнула.
Не моргнув и глазом, со звоном металла монстр бросился в атаку, в рывке разломав уже потрескавшийся под собой пол, занося меч справа для удара. Тиадрам рванул ему навстречу, зарядив тяжелые мечи мощным слоем Красного Пламени, встречая ими заряженный Черным Пламенем длинный меч Думы. Он ударил двумя мечами одновременно, и Дума ударил ему навстречу, озаряя весь зал собора взрывом двух огней, оглушая своих врагов грохотом и треском, одной ударной волной отталкивая героев назад, еще сидящую Кайлу и вовсе отбрасывая на пару метров. В пыли разрушенного ударом пола Тиадрам с криком собрал новые силы в своем оружии, и, оттолкнувшись обеими ногами от пола в рывке, ворвался в пылевую завесу новым ударом сначала левого меча, затем догнав его правым, используя инерцию тяжелого оружия для разгона замахов. Дума отскочил от первого удара, а во второй подскочил над самым мечом юноши, вращаясь уже в воздухе, завершая вращение ударом при приземлении, разворачивая противника при блоке лишь правым мечом, тут же подскакивая к нему в полуприсяде справа, продолжая атаку. Отброшенная в сторону Кайла с усилием оторвалась от пола, на который была отправлена ударной волной первой атаки врага, но так и не нашла в себе решимости вступить в бой, лишь наблюдая за ним со стороны, пронизанная будто иглами страха, уже буквально прибившими ее к полу. Полыхая Синим Пламенем, глаза Думы бешено дергались под шлемом, сопровождая острым словно бритва взглядом каждое движение противника, сбивая каждую его атаку, ловко сокращая дистанцию, позволяя ему даже перехватывать мечи юноши под самую рукоять гардой своего меча в форме черепа, буквально отталкивая противника назад, проводя атаки с максимальной для своего длинного меча дистанции для большей эффективности. Его удары были чудовищно сильны, и Тиадрам едва ли мог полностью блокировать их мощь. Он едва ли успевал даже уклоняться от тех атак, и тем более не находил времени для контратаки. Дума был минимум на три головы выше своего противника, и втрое его шире из-за толстого доспеха. Даже ранить нечто столь огромное было тяжело, и Тиадрам никак не думал, что подобная туша может быть настолько проворной и подвижной в бою. С каждой секундой он терял все больше сил на использование Красного Пламени, чтобы защищаться от Черного Пламени Думы, и с тем сдерживать ударную силу подкрепленных тем Пламенем атак. С каждой секундой его шансы на победу не таяли, а становились очевиднее, ведь он с самого начала не имел шансов на победу в столь неравной и яростной битве.
Со звоном металла как собственных мечей, так и Красного Пламени, схватка продолжалась всего с десяток секунд, и Тиадрам несколько раз громко повторил имя напарницы, все еще не способной прийти в себя даже при лицезрении подобной звенящей пляски Пламени и искр перед самыми своими глазами. Дума стремительно бросался в атаку, смертоносный и искусный воин, страх всей ее жизни, теперь желающий убить даже ее возлюбленного. Он пытался уничтожить все, что она любила. Даже Тиадрам не мог совладать со шквалом атак этого монстра, сопровождаемых его ледяным тяжелым взглядом, тисками давящим на самое сердце. Юноша буквально не мог коснуться даже его черного доспеха. Даже он горел неуязвимым Пламенем.
Одна неудачная атака за другой, и руки юноши заметно ослабли от блокирования атак противника, с чем скорость его реакции на новые атаки падала, а в глазах место рядом с Красным Пламенем все больше разделяли страх и отчаяние. Мощный толчок закованного в броню плеча Думы сбил последнюю атаку Тиадрама, как раз поднявшего в рывке мечи над собой, открывая всю его грудь для новой атаки врага, которую тот тут же обрушил на юношу ногой с разворота, оттолкнув его еще дальше, отчего тот едва не потерял равновесие. Не теряя концентрации, он успел поднять мечи в обороне, и так заблокировал последующий колющий удар меча Думы в самое свое лицо, тут же оттолкнув оружие врага в сторону, с замаха на развороте желая не только ударить того мечами, но и залить его мощным слоем Красного Пламени, дабы прожечь защиту врага под удар самих мечей. Маневр юноши не удался, ибо первым свою атаку закончил куда более проворный и сосредоточенный Дума. Воспользовавшись инерцией своего оттолкнувшегося от оружия Тиадрама меча, он скакнул к тому вперед, в окончании поворота острия меча назад атаковав вперед лишь рукоятью, как следует прицелившись при этом в лицо на секунду открывшегося юноши.
С отвратительным хрустом из вспышки Черного Пламени раздался резкий крик боли, и заливая собственную одежду и лицо кровью Тиадрам отскочил назад. В его глазах заиграли зайчики, а от боли трещали зубы, с чем сердце его забилось в разы быстрее, и выдохнуть он смог лишь ртом, ибо носом дышать больше не мог. Всего одного ловкого удара Думы хватило, чтобы вдребезги разломать переносицу юноши, сломав ему нос, и едва ли не пробить сам череп. Теперь он был в ярости, и проскользнувшая под веки от разбитого носа кровь окончательно залила его глаза.
– Чтоб ты сдох! – в гневе злобно скрипя зубами, хрипло от сломанного носа, вытер с лица текущую из раны кровь Тиадрам.
Дума продолжал наступать, и время даже на пару слов юноши использовал для новой атаки в прыжке, ударив того со всей силы сверху. Силы Тиадрама таяли, но враг ни на секунду не останавливался для передышки. С хрустом и вспышкой Черного Пламени меч Думы ударился о поставленные в защите крестом над головой юноши мечи, заливая воздух вокруг него жутким шепотом будто самой смерти, топя Пламя врага будто в самой Бездне. Разница в силах между ними была слишком велика, и, тем более будучи настолько высоким, сверху мечом Дума давил на мечи Тиадрама обеими руками с невероятной силой, и мечи его врага постепенно и быстро опускались, занося меч Клинка Бездна, как топор палача, над самой чернявой головой его жертвы. С тяжелейшим дыханием и дрожью, краснея от напряжения, всей силой своих мускулов юноша давил снизу мечами на горящий тьмой меч врага, с тем заливая всю свою куртку, как и весь рот, кровью из перенапряженного носа. Он понимал, что ему не выдержать подобного напора, и бесчеловечный взгляд Думы висел уже в сантиметрах над самой его головой, давя еще сильнее, разжигая в юноше все больший ужас.
– «Н-нет…» – через стиснутые до предела зубы разносился тихий и злобный крик никак не сдающегося юноши. – «Только не так!»
За спиной врага мелькнуло Зеленое Пламя. Реакция Тиадрама выдала всевидящему взору врага появление второго его противника позади себя, и он лишь чуть наклонил голову, зажигая в глазах будто новую злобу и ненависть, даже сильнее таковых в бою с одним Тиадрамом, ей подкрепляя желание убить всех, кто посмел бросить вызов его террору. Но и в глазах Кайлы за его спиной отчетливо полыхала злоба. Вид ее друга был слишком ужасен, и картина его окровавленного лица плотно засела в ее голове, что и смогло вырвать ее из лап страха, бросая само ее тело с дрожью в бой. В Лесу они с Тиадрамом уже бывали в подобной ситуации, и знали, что нужно было сделать. Единственное «но» – их врагом был уже не глупый ард, а совсем другой, куда более подготовленный к бою монстр, и их маневры заранее продумывались им на несколько шагов вперед.
Одним мощным движением своего оружия Дума окончательно пробил защиту мечей Тиадрама, рубанув вниз, вместе с мечами оттолкнув и его попавшую под удар голову, тут же разрубленную мечом на пару сантиметров. Толчок мечем вниз Дума сопроводил и движением вниз всего своего тела, так подстроившись под высоту направившей свой удар ровно в спину чуть выше пояса врага Кайлы, чуть отскочив назад под самую грудь девушки, одной только оторванной от меча рукой перехватывая удар под правую руку противника. Железная хватка Думы на мгновение парализовала обозленную Кайлу, в злости потерявшую важную миллисекунду своей реакции, теперь совсем бессильную против новых действий врага. Резко разгибаясь во весь рост, он рванул ее за руку вверх, поднимая ее в воздух словно перышко, затем с грохотом ударив ее всем телом о пол впереди.
Вскрикнув от боли, ударившаяся от пол спиной плашмя Кайла приземлилась частично на Тиадрама, той прибитого самым сломанным носом снова к земле, в боли от того едва, на мгновение, не потеряв все тело в болевом шоке и анемии. Глаза Кайлы мелькнули Зеленым Пламенем на тут же поднявшийся над ними обоими меч Думы, готовый вот-вот пригвоздить их вместе одним ударом к земле. Тиадрам резко толкнулся руками назад о пол перед собой, выскакивая из-под уже приподнявшейся на месте Кайлы, избегая атаки врага. Но удар все равно был нанесен, и зал вибрирующим на стенах эхом залил душераздирающий крик Кайлы, даже извиваясь в уклонение получившей удар меча в плечо рядом с горлом, куда изначально целился Дума, пропуская в собственное тело холодную сталь оружия и холод Черного Пламени врага.
– Кайла!
Забыв в ярости боль и упадок сил, Тиадрам рванул на помощь подруге, из плеча которой Дума уже достал свой жуткий меч, тут же занесенный над головой девушки снова, уже готовясь пробить ее прямо между яростных изумрудных глаз.
Тиадрам ударил Пламенем вперед, понимая, что не успевает сбить атаку врага собственными мечами, растворяя на секунду неподвижного Думу в яркой алой вспышке, готовясь уже из последних сил атаковать его теперь, защищая Кайлу хоть ценой собственной жизни от страшной судьбы. В рывке он нанес мощный удар по только проявившимся в Черном Пламени на фоне алой вспышки доспехам врага справа, вложив в один удар все свои силы, будто добавив им сил из собственной злобы. И, коли он ударил по Думе через собственное Пламя чистой злобой, он тут же оказался ей ослеплен, и не успел понять, почему враг не отразил его атаку, ведь наверняка прекрасно ее видел даже через Пламя юноши. Красное Пламя было в миг поглощено Черным только в доспехах самого Думы, и новая атака мечами Тиадрама слишком растворилась в его собственной прошлой атаке, чем и воспользовался Дума. В мгновение ока он резким рывком подскочил под правый бок противника, сверкнув на того Синим Пламенем своих глаз, мгновенно одолевая в сердце юноши злобу, на мгновение пронзая его испугом, от которого тот и попытался тут же уйти новой атакой. Оба его меча были слева, и он был растерян, в то время, как враг его был до предела сосредоточен, и его непоколебимо безжалостный взгляд сопровождал всю новую атаку противника от момента удара одного меча в голову врага, до момента, который хотел использовать себе во благо сам Дума. Тиадрам использовал в бою тяжелые мечи, но с текущим уровнем сил, подкрепленным кровопотерей, не мог быстро бить сразу двумя мечами без использования инерции от их массы. Удар левым мечом мог только сопровождать удар правым. Едва правый меч прошел над головой Думы, и за ним юноша увидел его глаза, его сердце остановилось. Меч монстра уже был занесен снизу, удерживаемый обеими руками, на мгновение останавливая время, позволяя юноше самому осознать свою судьбу во взгляде врага. И через это же мгновение зал залил отвратительный визг боли.
Левый меч Тиадрама упал на пол чуть приглушенным на рукояти звоном металла, а из самой левой руки юноши фонтаном ударила кровь. Всего в одно мгновение подловленная на атаке мечом Думы кисть левой руки его жертвы была отсечена по самое запястье вместе с удерживаемым ей мечом. Заливаясь раздирающим уши криком нестерпимой боли, едва не теряя сознания в агонии, он упал на колени, бросив меч из правой руки рядом, самой рукой хватаясь за левую руку, в напряжении всего тела крепко ее пережимая. Его в миг потухшие угольные глаза бешено бегали в орбитах от боли, и, с тем, под слоем крови из носа хрустели от боли его раньше белоснежные, теперь залитые кровью зубы. Кровь уже не так струилась из руки, как в мгновения после удара, но поток ее все равно был очень силен, и от ее потери юноша лишь чудом не терял сознание, пускай и было оно уже окончательно ей поглощено. Потерянным в пропасти ужаса взглядом он взглянул вперед, над собой, под самой луной окна далеко позади, встречая хладнокровный и расчетливый взгляд Думы, потопая в ледяном море его вечной жажды крови. Все тело бедолаги было парализовано, сковано отчаянием, без проблем читаемым в дрожащем взгляде его совсем пропавших в крови глаз, уже не способных больше излучать Красное Пламя. Меч Думы, как настоящего инквизитора Бездны, мгновенно поднялся над его врагом, и он явно не собирался ждать с исполнением своего приговора. У Тиадрама больше не было сил сражаться, и воля его была уничтожена. В жизни у него было невероятно много желаний, и только одно из них сбылось, когда он встретил еще тихо лежащую на полу рядом Кайлу. Но он так и не узнал, кем был, пока не потерял память. Теперь это было не важно, тем более, что в смерти, как говорят, все мы равны. Его звенящее в ушах дыхание остановилось, как и его сердце, принимая свою судьбу. Его ждала смерть.
Потонувшей во тьме вспышкой Пламени зал залил гул эха всего одного мощного удара, с чем по полу его разлилась кровь, ударами ее капель нарушая покрывшую его теперь глухую тишину. Но кровь не только капала на пол, но и кипела внутри того, кто ее терял. Вовсе не свет в конце туннеля осветил глаза Тиадрама, возвращая им собственный едва заметный свет. Лишь через пару секунд он разобрал в звуке треска металла и ударов капель крови совсем перед собой злобное шипение будто дикого зверя, чувствуя и прикосновение к своей груди чьей-то спины. Он тут же потряс головой, воспаленным от страха мозгом понимая, что еще жив, и удар меча Думы вовсе не причинил ему вреду. Все еще остекленевшими глазами он смотрел вверх, на застывший в воздухе над ним меч Думы, дрожащий на месте с напряжением от давления вниз, сдерживаемый мечом его врага. Кайла смогла сдержать его атаку секунды назад, пускай и не смогла ее отразить. Черное Пламя проскользнуло вниз при столкновении их мечей, и девушка никак не смогла от него защититься. Кровь стекала от самой ее груди к полам формы, там же капая на пол.
Едва заметный от сил врага свет Зеленого Пламени еще сопротивлялся непроглядной тьме Черного Пламени Думы, рождая в его глазах удивление, пусть и не развеивая в них тьму. Удар врага был принят девушкой в присяде на меч, удерживаемый справа за рукоять, а слева рукой толкаемый в кромку клинка. Ее сил было недостаточно, чтобы отразить всю его мощь, и инерция бросила ее на колени, с чем сами их мечи застыли в воздухе под давлением рук своих хозяев. Лицо девушки выглядело ужасно, будто сама она была уже не человеком, а настоящим монстром, до жара во всем теле кипящим от злобы и ненависти, чуть приоткрыв рот, открывая своему врагу злобный оскал. Кровь покрывало все ее тело от груди до живота, неумолимым потоком бегущая из будто разлома своего тела под формой, вызванного прикосновением к ней плотных сгустков пропущенного при ударе вниз Черного Пламени. Ранение лишь выглядело страшно, но в действительности было не слишком серьезно, пусть и при ранении плеча грозило Кайле возможной смертью от кровопотери. Нечто белое под кровью краешком выпирало из левой части ее груди, где и собрал большую свою мощь удар Думы. Внутренние органы и важные кровеносные сосуды, в отличии от того ребра, были не задеты. Если бы она могла быстро перевязать себя, остановить кровь и обработать рану…Но она не могла. У нее просто не было времени, и уже почти не было сил.
Хватка меча Думы крепла с каждой секундой, пускай само оружие его еще не двигалось, тем более не способное быть отброшенным назад даже всей силой Кайлы. Силы покидали руки Кайлы, и оружие ее врага постепенно приближалось к ее голове, взор злобных глаз которой еще был устремлен только в глаза ее врага, все еще больше всего на свете желая его смерти, но уже не способный даже сопротивляться его силе. Дума не боялся злобы Кайлы. В нем уже не было ничего от человека, и его взгляд точно человеку не принадлежал. Это был одержимый злобой монстр, желающий убивать, ломать судьбы, весь мир скрывая под пеленой своей ненависти к нему, отвергнувшему бывшего героя людей, сделавшего из него врага собственного рода. Он был слишком расчетлив, чтобы мучать своих жертв, и всегда наносил удары мечом лишь с целью убить врага. Даже теперь он жал на оружие со всей своей силой, возвышаясь над Кайлой с и без того немалым преимуществом, постепенно со звоном сдвигая ее меч вниз, готовясь в любой момент нанести ей последний удар. Заливая плечо девушки кровью, поврежденная рука Тиадрама прижала ее к груди юноши, и с тем, ударом будто новой надежды, вспышкой Красного Пламени меч из его правой руки ударил по мечу Думы снизу, останавливая его движение. Его глаза уже не горели никаким Пламенем, и даже злоба Кайлы быстро испарялась вместе с ее силами. Ее все больше поглощали печаль и боль, а с тем на глаза ее медленно наворачивались слезы отчаяния. Она больше не видела надежды на спасение, и только печальнее был в ее размывающихся слезами глазах образ Пламени ее друга.
– Прости, любимый. – тихо шептала она, опустив глаза, теперь не выдерживая взора смерти сверху Синего Пламени глаз своего палача.
Слезы бежали по ее щеке, и руки ее уже начали медленно опускаться.
– Ты не должен был…умереть здесь из-за меня.
– Время умирать еще не пришло. Не этого я тебе обещал…
С хрипом он дышал совершенно сбито и тяжело, с каждой секундой только сильнее нажимая на оружие, сдерживая натиск Думы, левой рукой крепко обнимая Кайлу между раненным плечом и грудью, лишь бы не нажимать на ее раны. Недавно он думал, что может позволить умереть себе. Пускай так, но он не мог позволить умереть Кайле, и вовсе не для того он ее встретил, чтобы так просто все потерять. Красное Пламя на его мече гасло, с чем гасло и сознание. Лишь крохотная часть его сил уцелела, и он с самого начала боя ждал момента, когда сможет использовать их с максимальной выгодой. Так, как его учил Серпион. Он чувствовал жар, что все время приближался к месту схватки откуда-то издали, подкрепляя его последней надеждой. Он был уже совсем рядом. Перед самыми дверьми собора.
– …Давай, чтоб тебя! – со всей своей злобой мелькнул остатки Красного Пламени в глаза юноша, с криком окончательно теряя сознание.
Во взгляде Думы мелькнуло удивление. Пламя его врага разожглось с новой силой, взрывом развеивая Черное Пламя, с хрустом отбрасывая меч Думы назад, на мгновение поднимая его с руками в воздух, скрывая его целиком за алым светом. Руки Кайлы с мечом упали, и в след за ними на землю упал меч Тиадрама, тут же с закатившимися без сознания глазами скатившегося по спине девушки на пол, издавая свой последний затерявшийся глубоко в черепной коробке сдавленный вздох. Громом сотрясая еще разносящий эхом на все свое протяжение крик юноши зал, двери собора взорвались новым светом, и Дума едва успел бросить напряженный взгляд в ту сторону, как за еще не выгоревшей вспышкой Красного Пламени Тиадрама под самыми его ногами огромный меч проскочил к его голове, только в последний момент остановленный оружием убийцы. Удар того меча был настолько чудовищен, что одной ударной волны его удара хватило, чтобы вдребезги разорвать пол вокруг, грохотом взрыва, будто ударом молнии, вибрациями треснув и лопнув все окружающие его в десятке метров поодаль на стенах стекла окон. Силой удара отброшенный назад, Дума, отбивая искры, прокатился металлическими сапогами по полу, оставляя за собой черный шлейф, уже останавливаясь в ударе спиной о постамент огромной статуи позади себя, на секунду скрывая глаза за удерживающими меч руками. Он поднял голову, опуская и махая в сторону мечом, встречая еще более сосредоточенные, пламенеющие злобой в Красном Пламени, обращенные к нему под золотистым шлемом феникса глаза нового врага. И он был в бешенстве.
– Ребята! – раздался уже от самых дверей собора быстро приближающийся к Кайле и Тиадраму, взволнованный и испуганный мягкий женский голос.
Но ребята уже не могли ответить на тот зов. Их состояние было ужасно, и со стороны совсем не было ясно, были ли они вообще еще живы. Кайла сидела на коленях, еще капая кровью с живота на пол, лишь бессильно дрожа, глаза опущенной к полу головы поднимая на колыхаемый сквозняком снаружи алый плащ своего спасителя, даже его уже видя совсем размыто от слез. Тиадрам лежал левее, и из-за спины девушки его глаза также смотрели в ту сторону, пускай и совсем не шевелясь. Они ничего не видели, ибо юношу уже окончательно покинуло сознание.
– Филони, займись Кайлой и Тиадрамом. – уже быстро приближающейся к друзьям девушке, не отрывая глаз от врага, серьезным басом скомандовал Корть.
С хрустом наплечника закинув свой меч из драконьей кости на плечо, он сосредоточился на восприятии родного ему Красного Пламени, из которого состоял весь материальный мир вокруг него, через эту связь быстро проверяя весь собор вокруг себя во избежание новых сюрпризов, тем более заранее им ожидаемых. Дума стоял неподвижно, также сверля брата злым взглядом, ясно давая понять, что уже давно не воспринимает его как союзника. То было справедливо и для самого Кортя по отношению к Думе. Их предыдущая встреча за две недели перед Шегральминни едва не закончилась для Кортя смертью, и, пусть он сам еще не до конца понимал, как выжил, с тех пор ему было очевидно, что с Думой ему никак не договориться, и о прежних братских узах он уже не думает. Теперь в дело вступали другие узы, за защитой которых Корть и Филони прибыли в город на самом деле. Как и говорилось раньше, только одно живое существо во всем мире могло бы так замедлить путь героев от ворот до собора, из-за чего те едва не позволили умереть своим друзьям. Только от этой силы у Филони по пути шла кровь из носа. И, пока обладатель этой силы не появился рядом, коли Корть его присутствия не чувствовал, они должны были решить все насущные проблемы с Думой раньше, чем произойдет неизбежное.
– У Кайлы есть целебное зелье. – вдруг заявил он, удивляя уже остановившуюся на одном колене перед друзьями Филони. – Помоги ей его выпить.
Но Кайла и сама тянулась к полам своей формы, где и выпирало из внутреннего кармана то Зелье, для безопасности содержимого залитое в металлическую флягу. Никто не говорил девушке, что подобные вещи нельзя заливать в сосуды из подверженных коррозии материалов. Только октолиму могло быть плевать на это правило. Но октолиму явно не в текущем состоянии Кайлы, не способной теперь ни к какому метаболизму.
– Я помогу. – остановила трясущуюся руку девушки Филони, тем более что той даже не хватало сил вытянуть зелье из кармана.
– Ти…адрам. – дрожал бессильный шепот Кайлы, обращенный будто в никуда.
Филони без труда достала флягу из кармана подруги, открыв его одним движением руки, все время и сама дрожа, стараясь делать все максимально быстро, но и аккуратно. Кайла выглядела не так плохо, как могло показаться издалека, тем более учитывая, что она была еще в сознании, и даже частично могла говорить. Филони дрожала по другой причине. Два года они были почти неразрывны с Тиадрамом, вместе решая многие вопросы в Ренбире, вместе обучаясь и сражаясь с Серпионом, являясь настоящими друзьями, дорогими друг другу людьми. Она часто помогала ему с перевязками после особенно жестоких тренировок своего наставника, и не раз тогда видела его кровь. Но то, что она видела теперь в его мертвых глазах, не шло ни в какое сравнение с тем, до чего его боями доводил Бог Природы. Впервые от вида этого к горлу черствой и недружелюбной Филони, прошедшей когда-то Шеагральминни, подкатывался ком. Она была в ужасе.
– Парнишка тоже жив. – на мгновение тяжелым и не менее взволнованным голосом отвлек Филони от скованных страхом мыслей Корть. – Залей в него зелья из моей крови, которое я дал тебе перед взлетом.
Корть приготовил это зелье у самой Шеагральминни, заранее предвидя подобный исход, тем более помня, кем на самом деле является Тиадрам. Только его могла спасти от забвения кровь владельца Красного Пламени, очищенная от Проклятья Забвения. Кровь его дяди, брата его отца Мерсера, о чем тот много раз думал, но чего так и не вспомнил. Даже это должно было измениться, когда он выпьет кровь Кортя. Это понимал и все еще молча сверлящий врагов взглядом молчаливый Дума, сопровождая холодными огоньками глаз каждое движение помогающей его жертвам Филони, будто желая им препятствовать, но останавливаемый на месте раскаленным взглядом готового защищать свою возлюбленную Кортя. Так или иначе, пока все шло согласно плану, и во вмешательстве Думы не было смысла.
– Переигрываешь, братец. – сильно напрягая лицо от злости, обратился уже к Думе Корть. – Мы оба знаем, что их смерть не входит в планы Дорана. Тебе незачем было доводить их до такого состояния.
– Нам обоим нет до них дела. – пронзил разум всех своих врагов металлический и тяжелый, до боли в ушах звенящий, злой баритон Думы. – Твой брат Дума сотни лет назад погиб в Бездне, и больше тебя не слышит. Как и его армия.
– Так, значит?.. Вот уж не думал, что услышу это от тебя. – крепко сжал зубы Корть.
– Не знаю, чему ты удивляешься. В прошлый раз ты пропустил мои слова мимо ушей, и я отсек те уши вместе с одурманенной головой. – взял меч в правую руку, и со звоном воткнул его в пол, Дума.
– Я страдал от Проклятья Забвения, которое с самого начала создавала Бездна. Но по-настоящему одурманен ей был ты! – удерживая меч на плече правой руки, указательным пальцем левой руки указал на брата Корть. – Мы были одинаково почитаемы, и одинаково бравы в бою. Ты был единственным живым существом во всем мире, кто мог бы сражаться со мной на равных. Даже Мерсер и Нис мне всегда уступали.
– Бахвалишься. – холодно ответил Дума.
– И из зависти ты принял сторону Дорана!? – махнув дрожащей от злости сильной рукой, продолжал свою пламенную речь Корть. – Чтобы отомстить Лорду Винторису за то, что он одарил тебя меньше нас!? Ты предал дар Дилион, данный тебе для защиты людей!
– Если бы ты открыл глаза пошире, ответ бы возник перед тобой сам. – медленно поднял левую руку тыльной стороной к врагам Дума.
– Ни один ответ не оправдает того, что ты сделал.
Дума молчал.
Филони уже успела помочь Кайле, и взяла на руки Тиадрама. Левой рукой она обхватила его спину, принимая самую его голову на своем плече, с болью в сердце разглядывая страшную рану на его лице. Перелом перегородки носа был внутренним, и вызывал, также, внутреннее кровотечение, из-за чего кожа вокруг поврежденной области была уже синюшной, пусть и закрывалась кровью на поверхности. Его глаза закатились, и все его тело медленно холодело. Но Филони верила своему возлюбленному, что наверняка видел куда больше ее, говоря, что друг ее был еще жив. Она судорожными движениями, теряясь в карманах своей схожей с боевым платьем формы, вынула оттуда правой рукой маленькую стеклянную склянку с горячей светящейся жидкостью алого цвета, аккуратно заливая ее в болезненно приоткрытый и неподвижный рот Тиадрама. В тот момент на несколько секунд весь зал собора затих, и только тяжелое и злое дыхание Кортя продолжало сотрясать ту тишину, с каждой секундой приобретая нотки все большего отчаяния. Ничего не происходило уже около десяти секунд. Так не должно было быть. Кровь Кортя должна была подействовать на тело Тиадрама мгновенно, и только больше от этой мысли росло печальное понимание ситуации самим Кортем, с чем он постепенно опускал голову. Только Филони продолжала трясти тело друга, не понимая, почему он так застыл, если все-таки был еще жив. Он будто…застыл во времени.
– Не я это начал. – с хрустом латной перчатки щелкнул пальцами Дума, с еще большим холодом и злобой в глазах насупившись.
Филони тут же испуганно подняла голову, оставляя тело Тиадрама на попечение уже немного оклемавшейся Кайлы, сама вставая перед друзьями в ожидании возможной атаки врага, сделав всего пару шагов вперед, снимая со спины лук.
– И тебе это уже не остановить. – договорил Дума.
В пол рядом с Думой со звоном и треском воткнулся толстый черный палаш с длинной ручкой, объятый фиолетовым тусклым светом. Убийца и не шелохнулся, ибо именно по его команде это произошло, как задумывалось заранее. Вслед за мечом, фиолетовая вспышка, играя искрами сначала по пути откуда-то сверху до пола, а затем, разливаясь свистом и скрежетом вокруг самого оружия, засияла в паре шагов перед Думой, заливая все более ярким светом его очертания на фоне густой тени статуи сзади. Филони пока не понимала, что создавало и поддерживало те фиолетовые искры, но с каждой секундой все больше замечала в источаемой от невидимого тела, перемещавшего по воздуху вместе с искрами, нечто будто всю жизнь ей знакомое. Меч быстро поднялся в воздух, оторванный от пола едва заметной во тьме призрачной материей, окруженной светом Пурпурной Искры, постепенно принимающей образ человеческой руки. В тени статуи, как и в том кислотно-фиолетовом свете, пред глазами Кортя и Филони предстало нечто им обоим до боли в сердце знакомое, смотрящее на них через тьму аметистовыми кошачьими глазами, постепенно ветром от теперь тихо закрывшихся главных дверей колыхая длинные черные волосы, едва заметные на фоне тьмы. Искры растворялись во всем ее красивом молодом теле, черной форме с полупрозрачными кружевами на рукавах по предплечья, с прозрачной темной тканью на животе, в остальном прилегающей ко всему телу с небольшой натяжкой. Нежные черты ее девичьего лица уже не выглядели такими детскими, как в памяти ее сестры и возлюбленного, и ее прекрасные, глубокие глаза с вертикальными зрачками, смотрели на дорогих ей тогда людей совершенно иначе, буквально своим взглядом рождая в их сердцах волнение и страх, колыхая их болью. В этих глазах уже не было той живой надежды, которую в ней всеми силами поддерживали они раньше. В них легко читалась холодная печаль и отстраненность.
