Алексей Андреевич Лагутин
Последний из Первых Миров. Эпоха Тишины. Том 2
Не без причины она была правда красива, и ее тело имело идеальные, по последним меркам людей, пропорции. Невысокая, с милым лицом под лисьими ушами и послушными волосами средней длины, с пушистым хвостом, выходящим прямо из-под самого свитера. Создатель Хемир, Хемирнир, ничем не уступал в хитрости своему брату Совенрару, и достаточно хорошо знал людей, чтобы с годами находить все новые и новые способы контроля их чувств и эмоций, так легче их контролируя, и тем пользуясь для свершения своих не самых добрых дел с ними. Создаваемые им монстроподобные арды выглядели вполне жутко и устрашающе, чтобы переломить волю воинов людей, вселить страх в их сердца, так упрощая своим детям охоту. Хемиры, создаваемые им на основе людей, выглядели наоборот максимально привлекательно, чтобы завлекать восхищенных ими людей в свои сети, стимулируя их размножение, или просто красотой сбивая агрессию людей к ним. У него всегда были долгоиграющие планы, и повышение популяции так или иначе ментально связанных с ними созданий было ему очень на руку. Жаль только, что Френтосу на внешность Лисицы все равно было плевать – он уже привык к тому, что его отвергают даже проклятые Богами каракатицы, и уже давно перестал обращать внимание на внешность людей вокруг хотя бы принятия различных решений в ответственную минуту. Пусть враг перед ним будет хоть трижды заоблачно красив – для него враг был только врагом, и никак иначе.
– Ты просто отсрочиваешь неизбежное. – вздохнул Френтос, так же, но уже спокойнее, продолжая свой путь по следам девушки через те же светящиеся пещеры вперед в неизвестном направлении.
«Может быть ты и прав.» – грустно подумала про себя Лисица, даже своими звериными ушами едва уловив голос врага из пещеры, откуда она уже вышла в пещеру покрупнее, и уже ждала его на крыше ее единственного здания. – «Но неизбежно это не только для меня.»
Она смотрела вниз, на сам проход, из которого она только что вышла. Медленным и спокойным шагом оттуда вышел Френтос, почти с ходу разглядев высоко впереди, на верхушке, пожалуй, единственного здания всей пещеры, своего противника. Она больше не скрывалась от его взора, и на то тоже были свои причины. Ей было просто некуда теперь бежать.
Понимая, что единственный путь отступления девушки теперь остается у него за спиной, Френтос даже подумал обрушить тот ход, тем более что потом все равно смог бы его разобрать и уйти туда, откуда он пришел. Но в случае, если враг окажется сильнее его, Соккон не сможет до него добраться и вовремя помочь, что противоречило его первостепенному плану. Как и противоречило ему то, что кто-либо теперь вообще сможет его обуздать в бою. Теперь он думал не только о себе, и не мог действовать опрометчиво. Он должен был учитывать любые вероятности.
– «Мне больше некуда бежать, как видишь. Сама загнала себя в ловушку. Как обычно.» – грустной телепатией вздохнула она, от расстояния все еще не способная говорить устами так, чтобы Френтос ее услышал. Уста те, как и само ее лицо в целом, выглядели грустно, и ее слова вовсе не были похожи на сарказм. Это Френтоса уже немного успокаивало.
– Можешь не переживать. Больше это не повторится. – с серьезным видом уже чуть быстрее пошел в сторону того здания Френтос.
Назначение этой пещеры было ему еще не понятно, как, в целом, оно осталось таковым и для меня. Широкий дом с полукруглой верхушкой по центру крыши, со шпилем, похожий в целом на церковь, но точно не являющийся ей ввиду специфики времени, в которое он был возведен. Свод пещеры по самому центру, уходящему конусом чуть ввысь, закрывал огромный слой мелких кристаллов Зоота, будто налипших друг на друга, и так же усеявших собой некоторые части потолка поодаль, делая саму пещеру вокруг страшно яркой и белоснежной. Покрытые кристаллами стены, кое-где пол, и даже само здание здесь будто заросло в некоторых местах теми же голубоватыми кристаллами. Да, именно кристальным гротом были родные земли людей, которые они покинули уже столетия назад, но вид которых все еще восторгал их дальних потомков вроде Френтоса, на что он еще старался не обращал внимания, пытаясь сосредоточиться на противнике выше. Наверняка, где-то в этих местах и был рожден на свет его почти 500-летний отец, Дума. И в этих же землях он еще был героем людей, их предводителем и величайшим воином, по стопам которого, в каком-то смысле, шел теперь и его сын.
– Ты оставил мне путь к отступлению. Я могу в любой момент сбежать. – заметила Лисица, но говоря уже устами. Френтос подошел достаточно близко, и стоял уже как раз перед зданием под ней. Ничто не перебивало их речи, и всю пещеру вокруг них с головой поглотила болезненная звенящая тишина.
– Хочешь бежать – милости просим. Но я все равно тебя догоню. – уверенным прищуром смотрел в глаза Хемиры снизу Френтос.
– Не в этот раз. Хорошо, что я ничего не успела пообещать Сестрам. Я смогу умереть со спокойной душой, но и тебя заберу с собой в могилу.
Ракурс снизу для Френтоса был не слишком удобен, и он на мгновение, все-таки, покраснел, поняв, что свитер был вообще единственной одеждой Хемиры. Его реакция была довольно заметна ей самой, но она заранее неправильно ее расценила. Ей показалось, что ее последние слова как-то его задели, и, возможно, у нее даже получится этим воспользоваться, немного сломив так волю к сопротивлению противника. Это, конечно, было ошибкой, но она уже слишком отчаялась сама по себе, и ее мозг сам додумывал за нее некоторые вещи, хотя бы так стараясь спасти ее от волнения и страха. Как бы она не убеждала себя в обратном, она не могла не бояться смерти. И вовсе не от холода вокруг, все же ее подмораживающего, у нее так дрожали руки.
– Все, хватит болтать. – все еще смотря в пол, уверенно махнул рукой Френтос. – Из-за вас, уважаемых сучек, Соккон стал похож не на благородного пижона как обычно, а на оборванца с улицы. Хоть так ему идет больше, так быть не должно, и в этом виноваты вы. Иными словами… – с головой поднял кулаки Френтос, и тут же начал их разнимать перед грудью, уже злым огнем своих глаз сверкнув на Лисицу. – …вам за это не жить.
Свод пещеры был слаб, что было очевидно для острого глаза Лисицы. Всего немного усилий, и он обрушится, а с тем похоронит под собой и ее, и ее противника. Она была пессимистична все время, сколько себя помнила, и немного изменилась только после встречи с Бризом и Сестрами несколько лет назад. Все равно, пессимисты, как и люди от природы депрессивные, часто глушат свои печали и переживания в себе самих, не пуская их наружу, при близких людях совсем о них забывая, тут же начиная сверкать счастьем даже ярче, чем вечные оптимисты. Можно ли это отнести к правилу «Чем ярче свет, тем гуще тень»? Пожалуй. И то же можно было сказать о Лисице. Ее жизнь была слишком ужасна до появления в ней существ, которые и теперь, ввиду существования подобного Френтосу монстра, находились в опасности, и которых она сама когда-то клялась защищать хоть ценой собственной жизни. Она не могла допустить, чтобы, после нее, он добрался и до них, и вполне была готова пожертвовать ради этого собой. Именно об этом она говорила Френтосу недавно – она загнала себя в ловушку не в тупиковой пещере, и не тем была тогда опечалена, ведь все равно еще могла от него улизнуть. Она просто не оставила себе иного выбора, как сыграть в «дурака» с самой смертью, и сама выбросила из колоды все свои козыри, и только неизбежным проигрышем была теперь напугана.
Но и Френтос все еще метался в выборе. Тот же принцип, описанный мною ранее, лишь отчасти действовал на него, уже слишком хорошо знакомого с Хемирами в принципе, но оттого заранее только снисходительнее к ним относившегося. Характер девушки выдавали ее слова, и она правда не могла быть так уж для него опасна. Он думал, что, возможно, из встреченных им трех Хемир конкретно она и не причиняла его брату вреда, и она сама говорила, что не хотела ни с кем сражаться, да и у нее никогда бы не хватило сил, что причинить Соккону вред в открытом бою. Все равно, ее глаза горели слишком ярким светом решимости, и это вряд ли были блики света Зоота на зверином зрачке ее белых глаз. Что-то во взгляде всех животных выдавало их настроение и мысли, и Френтос не раз замечал это раньше даже у обычных дворняг. Лисица правда собиралась его убить, и Френтос, коли умирать не собирался, должен был убить ее первой, или же хотя бы обездвижить в успокоение, что вполне позволяло его окто. Нужно было лишь разрушить внутреннюю ауру противника, и он как раз думал, может ли сделать так, и не убивать противника на месте, решиться на что даже ему, на самом деле, было все еще весьма тяжело.
– Все-таки, расскажи ты мне напоследок, чего хочет от Соккона Геллар? Про Душу кого-то там я уже слышал, как и про то, что Геллар решил ничего Дорану не приносить. Если это так – чего еще он может от нас хотеть?
– Это…их планы. Мы лишь следуем их указаниям, не больше. – покачала головой Лисица.
– Так вам ничего не рассказывают, а вы слепо за ними идете?
– Я следую за теми, кто мне дорог. За своей семьей.
Френтос промолчал, только едва заметно прикусив губу.
– Дедушка просил нас привести Соккона к Геллару в Синокин. Мы пытались довольно долго, но он постоянно уходил от нас. Мы думали, что он трус, и просто боится нас, пока не разделились. Он поймал меня как ребенка, и сразу прижал меч к горлу. Но…не стал убивать. Я говорила с ним, и поняла, что нам не зачем враждовать… – задумалась Лисица.
– О чем вы говорили? – задумался уже Френтос. Даже ему было очевидно, что у Соккона были свои планы на эту ситуацию, и он даже пытался что-то об этом рассказать брату. Если бы только Френтос не был таким своевольным и вспыльчивым, может быть, ему бы и не пришлось теперь гоняться не весть где за изначально не слишком враждебной Лисицей, тем более если бы оказалось, что они изначально с Сокконом не были врагами. И, зная альфонса Соккона с хорошей стороны, они и вовсе могли успеть при одной подобной встрече, и с мечом у горла, потом немало сблизиться. Теория обычная, но, увы, после возвращения Лилики, не слишком правдоподобная.
– Он просил держать это в тайне. И теперь я понимаю, почему. – увереннее подняла голову она, крепко сжимая кулаки, каким-то чудом не ранившие ладони когтями, пропустив их будто между пальцев. – Монстр с Синим Пламенем. Я не скажу тебе ни слова!
Она рванула в его сторону так резко и неожиданно, что Френтос едва не поскользнулся на льду под собой, лишь в последний момент сдержав одной левой рукой правую руку девушки у самого своего уха. Его уже коснулись ее когти, но они не могли пробить его внутреннюю силу, обволакивающую тело постоянно, и всегда готовую к материализации. На мгновение она остановилась перед ним, и он легко разглядел выражение ее лица – она была почти в отчаянии, и над крепко сжатыми в злой гримасе клыками почти так же ярко, как и ранее у того же загнанного в угол Серпиона, отчаянной злобой горели влажные и дрожащие глаза. Она не рассчитала сил, погорячилась, и нанесла удар не вовремя. Даже с ней такое случалось очень редко. Теперь она была полностью открыта для удара противника, и, зная его силу, буквально на месте попрощалась с жизнью. Ее тело оцепенело, и его уже железной хваткой обволакивала внутренняя сила противника. Она не могла уклониться, и даже об этом не думала.
Френтос оттолкнул ее назад, но не слишком сильно, пускай девушка и потеряла равновесие, поскользнувшись в последний момент, и со скрежетом когтей ног о лед упав на спину. Она чуть откатилась назад, сделала неловкий кувырок, и резко подпрыгнула, встав на ноги уже чуть дальше и в полуприсяде, теперь крепко вцепившись когтями в лед под собой, будто готовясь к рывку с опорой на землю. Френтос мешкал, сам теперь ожидая реакции врага, правильно ли она поймет его действия, и станет ли атаковать снова. Он уже понял, что хотел сделать, и что на самом деле происходило в канализации все последнее время. Он понимал даже истинную цель Лисицы, которую самой ей так и не объяснили, и что он хотел сделать сам, когда та успокоится – сейчас она точно не была готова его слушать, и эта ситуация только больше напоминала ему его недавний бой с Серпионом на арене цирка Дафара. Отчаяние было слишком страшной силой для него, и он не понаслышке знал, на что способны познавшие его люди и Хемиры. И, к сожалению, способ вернуть девушке разум он тоже знал только один, и было бы хорошо ему не облажаться в его исполнении – с его силой ошибок противник мог просто не пережить.
Крепко сжав зубы от злости, Лисица только подтвердила истину своих мыслей. Дело было не в том, что Френтос не пытался причинить ей вреда, а в том, что он, чувствуя свое превосходство, игрался с ней, как с жертвой, и потому не пытался теперь бить ее всерьез. Она подумала именно так, и оттого только сильнее пламенем ненависти разгорелось в ее груди звериное сердце, и только большими, более частыми валами изо рта ее меж скрипящих друг об друга клыков валил едва заметный на фоне ее белой кожи пар. Пускай она и понимала, что в открытом бою ей не победить Френтоса, способ более рискованный, даже смертельный для них обоих, был все еще ей доступен, и она уже почти смогла на него решиться. Другого выхода не было, она не могла убегать, не могла победить, и уж точно не собиралась с ним больше говорить. Ради всех, кто был ей дорог, и для кого этот монстр был все еще опасен – она должна была это сделать. Таков был ее выбор. Она должна была пожертвовать собой.
– Будь ты проклят!
Резкая вспышка света пронзила глаза Френтоса, уже и самого забывшего про способности иллюзий Лисицы, и теперь только резко и в удивлении прикрыв глаза перед собой левой рукой, также оглушенный внезапным металлическим лязгом и свистом, теперь надеясь только на зрение и ощущение внутренней силы противника впереди. За вспышкой света Лисица снова рванула к нему, нанеся удар по открой груди Френтоса, но лицом почему-то выражая спокойствие, которого точно не должны было на нем быть, что Френтос и сам быстро заметил, как всегда в разы повысив свою наблюдательность в бою, будто битва и вправду была у него в крови. Он не остановил ту атаку – внутренняя аура Лисицы перед ним была слишком слаба. Как бы она не старалась покрыть его окружение своей внутренней силой, Френтос все еще слишком превосходил ее по силам, и его внутренняя аура пробивалась через иллюзии, самым краем своего восприятия задевая источник той внутренней силы куда сильнее, наверняка и являвшийся ее настоящим телом. Это было странно – Френтос чувствовал ее передвижение впереди, по расстоянию будто в самом здании около второго этажа, все время продолжающую подъем наверх. Скорее всего, она поднималась прыжками по стенам, и собиралась для чего-то забраться наверх. Он должен был убедиться во всем собственными глазами, но в них было уже слишком темно от недавней вспышки света, а все пространство перед ним до сих пор занимали размножившиеся иллюзорные копии врага.
– Ты что задумала? – тихо, и явно про себя, напряженно напряг кулак закрывавшей лицо левой руки Френтос, чуть поднимая глаза над ним, смотря вперед и наверх.
Взрыв треска разбиваемого льда эхом залил пещеру вокруг него, когда он, пытаясь так разогнать вокруг себя иллюзии и вражескую внутреннюю силу, ударил по земле ногой, одной только ударной волной от своего окто будто искажая пространство вокруг себя на добрые три метра, вместе с тем искажая под собой пол. Иллюзии правда исчезли, и он мог снова полагаться на глаза, хоть и видел ими уже хуже. Впереди, уже у самой крыши, легко различимая на фоне серых стен белая Лисица продолжала подъем к верхушке здания, и только посмотрев выше, как от одного эха удара Френтоса закачались на своде пещеры огромные кристаллы, понял, чего та хотела, и для чего поднималась повыше.
– Стой, дура! – резко и прикусив язык от страха махнул он рукой, рванув в ее сторону всем телом, одним прыжком с земли пытаясь побыстрее запрыгнуть на самую крышу здания.
Лисица поняла, что противник раскрыл ее план, но даже не дрогнула от этого, уже заняв нужную позицию, и прыгнув напрямую с крыши в сторону кристаллов. Молясь про себя за спасение Сестер, уже окончательно забыв про себя саму, она почти в ужасе осознавала то, что собиралась сделать сама, напуганным мозгом буквально чувствуя, как враг хватает ее за ногу, уже и без того ее преследуя, и мешает ей закончить начатое, после того наверняка возжелав ее жестокой гибели. Она тянулась к тем кристаллам обеими руками как к спасению, светло-голубому свету надежды, ибо только так могла спасти всех от монстра позади нее. Лишь в паре метров у тех кристаллов и остановились ее руки, и ощущения испуганного мозга мгновенно превратились в реальность, на мгновение остановив для девушки время вокруг, сковав ее последним и самым страшным в ее жизни страхом. Горящие Синим Пламенем глаза были уже совсем рядом, а ее левую ногу железной хваткой держала холодная рука его владельца.
В один бросок тело Лисицы отправилось в полет, с ужасным хрустом и криком боли ударившись о лед внизу, пролетев около двадцати метров почти с самого потолка, и так же брошенная оттуда одной рукой с немалой силой. Уголки ее губ едва не треснули от резкого вопля, ее тело задрожало в агонии, и от спины по нему во все стороны, будто расплавленным металлом, сковавшим движения, разлилась жгучая и острая поверхностная боль. Теперь она могла лишь лежать там, бессильно извиваясь на полу, одним сдавленным дыханием от удара спиной будто выпустив из легких весь воздух, теперь никак не способная отдышаться, просовывая руки под собой за спину и крепко ее сжимая. Все же, по какой-то причине даже в таком падении она не повредила никаких глубоких внутренних тканей, и вся сила удара пришлась будто на ее кожу, хоть то и было все так же невероятно больно. Даже ее свитер не смог смягчить того удара – он был именно настолько силен, как того пожелал Френтос, и на пути его воли не смогли встать никакие материальные силы. Как и всегда.
Френтос с грохотом приземлился рядом, так же использовав окто в падении, что сделал и для девушки во время ее приземления, хотя и не сразу на это решился, все же решив так провести ей сеанс «болевой терапии», который должен был ее как следует успокоить. Смотреть на ее страдания теперь, на самом деле, даже для него было неприятно. Как я уже говорил, пусть он и был часто груб с людьми в общении, и с легкость рвался в драки, он был вовсе не жесток, и причинение кому-либо боли, тем более если тот ее, на самом деле, не заслуживал, давалось ему весьма тяжело. Одно дело бить тех, к кому он не испытывал и капли уважения, даже своих братьев или друзей, что можно было обратить в шутку, а совсем другое…
«Все-таки я переборщил. По крайней мере, теперь она должна меня выслушать. Даже если так я нарушу планы Соккона.» – прикрыв глаза, сглотнул он, поочередно сам вынимая ноги из оставленной им же в земле небольшой трещины.
– Я…не могу… – крепко сжимая зубы от боли, испуганно плача все-таки еще пыталась подняться на ноги девушка.
В ее глазах уже бегали «зайчики», но даже так, с залитыми слезами глазами, она уже видела перед собой образ того монстра с глазами, горящими Синим Пламенем, который наверняка собирался теперь убить ее и ее Сестер, и просто не могла поддаваться боли теперь. Она должна была во что бы то ни стало закончить свой план, и выполнить просьбу дедушки, спасти…
– А этот твой дедушка не сказал тебе, как зовут монстра с Синим Пламенем из глаз? – все-таки спросил Френтос.
Девушка на секунду остановилась, а ее сердце дернулось. Теперь она смотрела на Френтоса в недоумении, от своего состояния уже готовая согласиться с любой правдой, которая избавила бы ее от мучений хотя бы духовных, пускай и уже больше думая о мучениях телесных. Только теперь ее жизнь в ее же глазах нашла для себя ценность, и, как принято, только взглянув в глаза смерти живые существа, что ее никогда не боялись, находят в ней истинный ужас. Ее дыхание участилось при мысли об этом, а от силы биения ее сердца, как и от соприкосновения со льдом, ее тело все больше тряслось. По крайней мере – теперь его уже не так колыхала боль.
– Какое имя он назвал? – спокойнее, но все еще серьезно, спрашивал Френтос.
– Я…он… – тяжело дыша, тихо хныкала бедная Лисица.
– Не бойся. Я не палач. Я тоже использую это Синее Пламя чтобы защитить тех, кто мне дорог. И за одним таким человеком я пошел сюда, даже зная, что могу умереть. – разбрасывая под собой ногами мелкую ледяную пыль, он подошел чуть ближе, и присел рядом с ней на одно колено, глядя теперь в ее напуганные глаза уже добрее, правда проведя параллель между собой и ей, сам стараясь ее хоть немного утешить. – Но мы не должны умирать за это. Они нашей жертвы точно не оценят. Если ты хочешь кого-то спасать – сражайся с ним бок-о-бок пока жив, и никогда не используй смерть для чьего-то там спасения сам. После нее ты уже никого не сможешь спасти. Поверь, я знаю, что происходит с душами тех, кто умирает в нашем прекрасном мире. После этого они для своих близких будут только опаснее.
– Хорошо сказано.
Френтос подскочил на месте от того голоса, сам чуть перепугавшись, встав в настороженную и серьезную боевую позицию, напряженными глазами тут же вцепившись в источник голоса рядом, куда так же резко повернула свою голову и Лисица, по крайней мере сразу его узнавшая.
– Забавно, но я уже видел подобную картину совсем недавно. – хрипло про себя тихо смеялся и качал головой седой старик, уже не раз описанный мной в этой книге раньше, и появлявшийся в ней последний раз, буквально, пару глав назад, и без учета того, что, как принято думать, негласно присутствовал все всех ее главах.
– Какую картину? – чуть испуганно всматривался в лицо старика, которого он уже встречал у поверхности перед входом в канализацию, Френтос.
– Сначала Ксария, потом Дева, теперь Лисица. Остается только одна.
Френтос неуверенно шагнул вперед, не сразу поняв его слов, и только через еще секунду посмотрел чуть налево под себя, на Лисицу. Равнодушным взглядом его встретил только ледяной пол с небольшими трещинками на месте, где раньше лежала девушка.
– Эй, эй! Куда она делась? – еще более настороженным прищуром пронзил старика Френтос.
– Она тебе нужна? Разве, совсем недавно, вы не пытались друг друга убить? – как всегда хитро и неприятно улыбался старик.
– Мы неправильно друг друга поняли. Она должна была… – во внезапном раздумье чуть отвел взгляд Френтос, затем уже серьезнее снова посмотрев на старика. – Погоди-ка. Это ты тот дедушка, про которого она говорила?
Негласный Правитель лишь расширил губы в улыбке.
– Ты имел ввиду не меня, так? Если бы ты хотел моей смерти, ты бы что-нибудь сделал еще на поверхности.
– Я лишь боялся, что вас опередит один мой старый друг, и просил девочку увести его подальше от…места встречи. Он довольно настырный, и не всегда понимает, в какие дела ему вмешиваться можно, а в какие нельзя.
– Доран? – сразу понял Френтос.
Старик легко кивнул.
– Значит, Геллар отказался ему помогать, и он решил все сделать сам? А что сам Геллар? Его слуги все еще ищут Соккона, чтобы привести его в этот город, значит ему от него еще что-то нужно?
– Не только от него. Он должен говорить со всеми вами.
– Со всеми? – не понял Френтос.
– Я тоже буду там. Дорогу ты сам знаешь. – кивнул старик.
Френтос задумался. Лисица увела его от прохода, ведущего, очевидно, ровно под сам Ренбир. Наверняка, именно там и был город Синокин. Он мало что понимал в подобном ориентировании на местности, но что-то в его голове делало выводы само по себе, и пусть он этого еще не понимал, они казались ему весьма логичными. Будто старик передавал ему свои знания напрямую в мозг, но делая это как-то особенно непринужденно.
– Сначала, правда, вам всем нужно поговорить между собой. – тихо ухмыльнулся старик, уже чувствуя приближающиеся к нему, из меньших пещер в стене позади него, звуки шагов наверняка трех разных человек (если их можно было назвать людьми). Тяжелые кожаные сапоги, легкие замшевые сапожки, твердые резиновые ботинки. Они приближались довольно быстро, почти бегом, и наверняка двигались именно по тому пути, который за собой, от собственных тяжелых сапог по легко крошившейся под ними ледяной корке оставлял сам Френтос. – Не опаздывайте.
Излюбленный метод общения старика, в особенности с излюбленным им завершением. Френтос смотрел, как он исчезает, и как за ним, из прохода в стене, медленно выходят они, так же медленно своим видом заводя и его сердце, растягивая по лицу к самым ушам счастливую и будто тихо смеющуюся от чего-то улыбку. Френтос специально оставлял немало следов для Соккона по пути, зная, что тот хороший следопыт, для того же оставил открытым проход в пещеру, откуда он вышел теперь, и даже специально для того оставил след своей внутренней силы на недавнем повороте в стороне «неизвестного слова», куда его заманивала Лисица. Все лицами сначала серьезные и чуть напуганные, теперь все больше на глазах успокаивающиеся, они медленно выходили оттуда, из прохода впереди и уже совсем недалеко от медленно подходящего поближе Френтоса, чуть дрожащими глазами смотря на его улыбающееся как ни в чем не бывало лицо. Лилика и Таргот шли чуть позади Соккона, и Френтосу, уже полностью вернувшему настроение для шуток видом семьи, именно это, в первую очередь, показалось забавным. В последнюю очередь его радовал внешний вид братьев и сестры. Уставшее и грязное лицо Таргота с не менее грязной одеждой, похожее состояние Лилики, но с еще заметными подтеками от явного купания в сточной воде, и уже описанное мной ранее совсем изнеможенное и жуткое состояние Соккона. Это было даже хорошо. Не он один, все-таки, за спасение Соккона ползал по канализации, по пояс в…
– Красота! И правильно, что Таргот шел последним. – весело покачал головой он. – Из-за него впереди вечно нихрена не видно.
– Ты немало здесь наследил. Мы бы все равно тебя нашли. – сам немного улыбаясь, но говоря совершенно серьезно, прошел вперед Соккон, чуть отойдя вправо и так уступая дорогу остальным.
– Сдаешь ты позиции, Соккон. За это время даже убогий инвалид бы меня нашел. – саркастично покачал головой Френтос.
– Знаешь, ты же сейчас обозвал нас всех. – также облегченно, радуясь, что с братом все в порядке, приложила маленькую ручку к груди и вздохнула Лилика.
– Надо было его бросить. – как принято притворно-серьезно скрестил руки на груди Таргот.
– Откуда вы с Лиликой взялись?
– К слову. Самое время рассказать тебе, откуда берутся дети. – с каменным лицом продолжал острить Таргот.
Лилика, все еще до предела счастливая от лицезрения всех своих братьев вместе целых и невредимых, не сдерживаясь посмеялась в кулак. Не об этом ли она мечтала все последние дни с момента исчезновения Соккона? Да, именно об этом, пускай и сама не представляла, насколько будет этому рада.
– Помнишь мост, который ты разрушил? – так же улыбаясь, но стараясь изображать серьезность, вздохнул Соккон.
– Ага. Круто было? – скорчив странную гримасу с улыбкой, кочевряжась поднял большой палец Френтос.
– Так вот, с другой стороны убежища Хемир был другой такой мост. На нем я встретил Лилику.
– Ого…
– Оттуда мы прошли в убежище, и там встретили Таргота.
– Ничего себе…
– А вам не кажется, что…тут стало как-то теплее? – задумалась Лилика, на всякий случай осмотревшись по сторонам, и думая, не могла это, в самом деле, ее согревать искренняя радость.
– В самый раз. Не хочется обсуждать все на морозе, чтобы между словами зубы стучали. – серьезно, хоть и уже спокойнее, подошел поближе к братьям и сестре Таргот, так будто специально собирая их в круг. Или квадрат.
– Тебе тут одному не должно быть холодно. – ухмыльнулся Френтос.
– Оставим шутки на потом. У нас много важных тем для разговора. Включая обсуждения твоего поведения, на которое уже пожаловался Соккон.
Френтос хихикал уже про себя и с закрытыми глазами.
Все они, вчетвером, все-таки собрались в одном месте, как того и хотел Геллар. Теперь они знали, что он им не враг, и Соккон даже сам договорился с ним о встрече здесь, под землей, уже совсем недалеко. От него они должны были узнать правду, что годами от них скрывалась, и от которой буквально могла зависеть судьба мира, или же исход Последней Войны, что ныне для мира было одним и тем же. Как бы они ни были рады видеть друг друга теперь – они еще многого друг о друге не знали, и не понимали, кого на самом деле видел так близко, перед самыми своими глазами. Тот, кого был рад видеть один, мог оказаться совершенно новым существом для другого, и даже для них, родных душ, это многое могло изменить. Улыбки с их лиц сами постепенно исчезали, пока они думали, как они будут рассказывать друг другу правду о себе, что они узнали за Эпоху Тишины, и которая для всех них была правда неприятна, которой они во многом страшились, но которую скрывать больше были не в силах. Их уши убаюкивала лишь звенящая тишина, изредка нарушаемая звуками биения их собственных сердец, сдержанным за еще дрожащими зубами тяжелым дыханием, даже обрывками шепота, которым они проговаривали про себя самые разные вариации начала рассказов, каждый раз обрываясь на каком-нибудь особенно болезненном для них слове. Сын убийцы их семьи, одержимый духом своего оружия древний монстр, победоносное знамя разжигателя войны против самой своей семьи, и только одна среди них чистая душа, что не зря была названа получателем знания, «Sokkon», или же ученый с языка самих Правителей. Именно на его плечах была роль судьи этих созданий жестокого мира, и только он, вобравший в себя за последние дни самые разные истины, мог и рассудить, и вынести им вердикт, какой был ими заслужен. Но что он сам мог сделать с их сомнениями и страхами? Ради чего на самом деле все они шли в Синокин, и чего в нем искали? Как и предупреждал их Негласный Правитель совсем, казалось бы, недавно – их мысли поглотив внезапный страх.
Все же, я не могу рассказать всего сейчас, и мне будет проще вернуться к этой истории позже, в части, посвященной истории Соккона, что и раскроет вам остатки тайн, связанных с его приключениями, что и связывают между собой истории его братьев и сестры, и которая окончательно раскроет для вас причину его смятения, как и причину его страха перед истинными личностями своих дорогих братьев и сестры. Сейчас я бы хотел заняться другой историей, связанной с новой стороной Бездны, о которой вы наверняка уже наслышаны, и которая так же немало повлияет на судьбу Кацер в будущем, и, поверьте, сыграет в ней невероятно важную роль. Историю Кайлы и Тиадрама, переплетенную с историями героев людей, их Археями, и даже самим Графом Думой. Время событий – следующее утро после исчезновения Соккона, день начала операции людей по уничтожению ардов Леса Ренбира, и он же день начала распределения по Западу войск людей. День, когда сами Кайла и Тиадрам, первыми вызвавшиеся стать добровольцами в рядах «охотников на чудовищ» среди Демонов и их новых коллег среди современных героев людей, начали свой собственный путь к Бездне города Эмонсена, а с тем к свету, что его еще мог ту Бездну развеять, с другой стороны города отправились Герои Шеагральминни.
