Александра Фартушная
Черная плакальщица
В гостиной Генри успел ознакомиться с немногочисленными портретами семьи и сделать несколько набросков для будущей картины. Мужчина намеривался показать их миссис Монтгомери, но женщина не хотела разговаривать. По словам Деборы, она всё чаще и чаще проваливалась в забытье, лишь изредка приходя в себя. Что же, придётся в другой раз.
После вчерашнего ливня стояла изумительная погода: чистейшее лазурное небо и ласковый тёплый ветерок выманили его на улицу. Генри прогуливался по саду и делал небольшие зарисовки карандашом. Ровными линиями он очерчивал строгий фасад здания, арочные окна и острые шпили башен, сглаживая их недостатки. Вскоре на листке бумаги был изображён прекрасный дом – именно таким он и был ещё каких-то сто лет назад. На рисунке даже нашлось место устрашающим горгульям – по две на каждой из башен и еще две над входом.
Генри сосредоточенно трудился над эскизом, как вдруг его внимание привлек странный шорох. Кусты справа яростно тряслись – уж точно не от ветра. Мужчина остановился, надеясь увидеть птицу или животное. Но растительность продолжала содрогаться, пока оттуда не показался женский силуэт.
– Ай! – послышался недовольный вскрик девушки. В рыжих волосах застрял репей, а сама она тащила старенький велосипед, увязающий в раскисшей после ливня земле. Лондонские дамы посмеялись бы, завидев девушку в таком расхлёстанном виде.
– Кто вы? – нахмурившись, спросил Генри.
– А вы кто? – вопросом на вопрос ответила девушка и прищурилась. На её носу и щеках была россыпь задорных веснушек.
– Я Генри Блейк, гость миссис Монтгомери. И вы явно не живете здесь, юная леди.
– Гость? А я смотрю, вы не из пугливых… – задумчиво произнесла она, высвобождая колючки из пышной шевелюры.
– Что вы имеете в виду? – Генри совсем не понравились её слова.
– Вы не первый, кто приезжал сюда. Сначала всё хорошо, но потом… – Девушка понизила голос и оглянулась.
– Что потом? – поёжился Генри. Воспоминания ужасной ночи сами собой всплыли в памяти.
– Говорят, в доме водятся призраки. Но страшнее всего один – дух женщины, заточенной в этих стенах… Вроде бы её кличут чёрной плакальщицей.
Сердце Генри пропустило удар. Не может быть! Это место проклято! Но, несмотря на сотни роившихся в голове мыслей, вслух мужчина ничего не мог сказать. Паника сжала его горло в крепких тисках, и он то открывал, то закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег.
Внезапно девушка громко расхохоталась. Она смеялась до колик в животе и слёз, блестевших в её ореховых глазах.
– Поверили, да? Я вас разыграла! Видели бы вы своё лицо! – Она попыталась изобразить мимику Генри, и у неё это хорошо удалось.
– Весьма глупая шутка, юная леди! – в сердцах ответил мужчина и развернулся.
– Ну, простите, не сдержалась. Меня, кстати, Энни зовут. Вы просто не представляете, какая здесь скукота. А про «Стенхоуп» только ленивый не слышал. Якобы здесь водятся призраки. Но, знаете, что, – девушка обошла его, а затем остановилась, опершись о велосипед. – Это всё чушь и враки! Нет здесь никаких призраков, только чокнутая старуха Монтгомери с её бреднями.
Сказав последние слова, она ойкнула и прикрыла рот рукой. Генри ведь представился гостем той самой «чокнутой старухи» и мог донести последней нелестные высказывания.
Мужчина осуждающе посмотрел на девушку и покачал головой. Юная и взбалмошная. Но как ни странно, слова Энни успокоили его.
– А что это у вас? – Девушка увидела в руках лист с рисунком и вытянула шею, пытаясь разглядеть. – Как красиво! Вы художник? А зачем приехали? А меня нарисуете?
Вопросы сыпались как из рога изобилия, и голова Генри принялась болеть. Он не привык к такому назойливому вниманию.
– Да, художник. Приехал по просьбе миссис Монтгомери. Нет, не могу вас нарисовать, – отчеканил он ответ на каждый вопрос.
С одной стороны, ему хотелось поговорить с кем-то не из обитателей поместья, но с другой – девушка ему сильно досаждала. Генри казалось, что ей даже не нужны его ответы – Энн болтала без умолку, не давая вставить и слова.
Так, мистер Блейк узнал, что она дочь пекаря, и частенько срезает путь до мельницы через поместье «Стенхоуп». Что ей девятнадцать лет, но она до жути хочет покинуть крошечный Уитфилд и посмотреть на мир, в особенности на китов.
В ореховых глазах девушки сиял чистый огонь – она была слишком юна и хотела от жизни многого. В какой-то момент Генри поймал себя на мысли, что этот разговор ему в радость.
– Ой, мне пора! – вдруг встрепенулась Энн, и ловко подобрав юбку, взгромоздилась на велосипед. – Ещё увидимся, мистер Блейк!
– Увидимся, Энни… – тихо проговорил он, глядя вслед удаляющейся фигуре. Её радостные возгласы ещё долго стояли у Генри в ушах, перебивая неприятный осадок от ночного кошмара.
Мужчина не заметил, как из его рук выскользнул лист с набросками. Лёгкий ветерок подхватил его, и играя, уносил всё дальше и дальше по дорожке. Чертыхаясь, Генри всё же удалось поднять злосчастный лист.
– Да что же это такое?! – удивился Генри Блейк, глядя на тёмное пятно на рисунке.
Он принялся тереть его клячкой, но оно никак не хотело убираться. Грязь? Может быть. Жаль, такой набросок был загублен! И что самое странное – пятно было странной, вытянутой формы и располагалось точно в оконном проёме второго этажа.
Генри невольно поднял взгляд на дом и гулко сглотнул. Он мучительно вглядывался в темнеющее окно второго этажа. Горгульи скалились, словно насмехались над ним за трусость.
«Это всё буйная фантазия, ничего там нет» – Генри с лёгкостью убедил себя в этом.
Приосанившись, он направился в дом, уже не видя, как занавеска на втором этаже колыхнулась. За ней показался неясный, мутный силуэт и отпечаток ладони на пыльном стекле, который тотчас исчез.
Следующие несколько дней пролетели незаметно: Генри самозабвенно делал наброски будущей картины, соединяя на полотне всю семью миссис Монтгомери. Последней же стало чуточку лучше, и она даже появлялась в гостиной, подолгу наблюдая за кипевшей работой, и одобрительно кивала.
Несомненной радостью для мистера Блейка были встречи с Энни. Странная, но ему до одури хотелось говорить с ней вновь и вновь. Всё же общество старухи и молчаливой прислуги не способствовали вдохновению, а в Энни была какая-то неиссякаемая радость и детский восторг.
Они болтали обо всём на свете, как старинные друзья. Но робкие попытки Генри приблизиться к ней ближе, чем на фут, тут же пресекались.
– А вы бы хотели покинуть Уитфилд? – как-то раз, набравшись смелости, пылко спросил Генри.
– Покинуть? Какая разница, чего я желаю. Моё место здесь, мистер Блейк, – грустно отозвалась девушка, и они больше не возвращались к этому разговору.
Радостные дни сменялись кошмарными ночами. С наступлением сумерек Генри приходилось туго. Дом однозначно жил своей жизнью: полы скрипели, под обоями за стеной что-то шуршало, а в дымоходе порой слышался заунывный вой ветра, от кого шли мурашки. Из-за всего этого Генри снились странные сны.
Он видел дверь, но никак не мог дойти до неё. Мужчина бежал со всех ног, но она не приближалась. Лишь однажды он смог заглянуть в замочную скважину, но так и не смог запомнить ни единой детали. Пытаясь избавиться от мучительных сновидений, Генри из раза в раз рисовал треклятую дверь. К его облегчению, такой двери в доме не нашлось, а значит, это был всего лишь ночной кошмар. С рассветом всё проходило. Свет разгонял тьму и неприятные воспоминания.
Спустя неделю пребывания в старом доме Генри катастрофически устал от запаха сырости и пыли. Даже настежь открытые окна не могли перебить назойливый запах. Голова раскалывалась, а работа стопорилась. Сквозь развевающиеся занавески мужчина глядел на улицу, которая манила его своей лёгкость и прохладой. Решено!
