– А ваша дочь станет грязнее?
– Нет – истинную чистоту нельзя замарать ничем.
– Я вас всё равно не понимаю.
– Скоро поймёте.
– Что вы имеете в виду?
– Вы будете после неё.
– Нет!
– Да! И, прошу вас, не кричите, а то я буду вынужден вставить вам кляп!
– Кто? Кто ты? Поэт оригинального жанра? Ха-ха-ха! Да не смеши ты меня! Вы настолько уже настоебенили со своей оригинальностью, что аж плюнуть некуда – попадёшь в какого-нибудь оригинала! Вы ведь даже не замечаете этого! Вы настолько сильно хотите быть оригинальными, что стали абсолютно одинаковыми в своей оригинальности! Да вас, блядь, не отличишь друг от друга! Оригиналы! Ха-ха-ха! Иди лучше рыбу почисти, оригинал…
– А давайте её съедим! – радостно воскликнула лохматая девушка с лисьим хвостом, торчащим из раздолбанного весельем и приятностями ануса.
Кроме хвоста, на лохматой девушке не было ничего.
– А что, можно и съесть, – прошепелявил толстенными губищами, напоминающими внешние половые органы жирной коровы, здоровый пельменеобразный мужик, тоже абсолютно голый и блестевший в свете свечей, словно начищенный и намазанный салом бронзовый шар.
– Ой-ей-ей!!! – взвизгнул бородатый карлик в костюме садового гнома. – Давайте лучше её высушим и сохраним на память!
– Какую память, чучелка? – твоя память не способна сохранить ничего дольше пары дней! Мы с тобой каждые два дня заново знакомимся.
Голос звучал из мрака, поэтому сейчас я не могу вам сказать, как выглядел говоривший, да и голос у него был так себе: наглый, надменный, словно все вокруг ему обязаны и денег должны.
Карлик почесал промежность лохматой девушке, от чего та закатила глаза и пустила изо рта тонкую струйку мутной слюны, подозрительно похожей на сперму. Лисий хвост задрожал от удовольствия.
– А, может, всё-таки съедим? – простонала она, задыхаясь.
– Да что ж вы за люди такие! – отчаянно вскрикнул карлик, выдёргивая руку из лохматой девушки.
Вытерев пальцы о губы, он, не обращая внимания на надувную все губы лохматую девушку, пошёл в тёмный угол, где скрывался неизвестный.
– Зря он так, – промямлил пельменеобразный мужик.
– Угу, – кивнула лохматая девушка.
Из тёмного угла послышалось бормотание, потом долгий, протяжный визг, словно там без наркоза кастрировали кота.
– Хе, – хмыкнул пельменеобразный мужик.
– Ха, – тявкнула лохматая девушка.
Прихрамывая, карлик вышел из тёмного угла и сел у костра, рядом с которым грелась толстокожая оранжевая тыква.
На месте левого глаза карлика была бордово-чёрная дыра.
– Он сказал съесть, – мрачно буркнул карлик.
– Ура! – лохматая девушка подпрыгнула и захлопала в ладоши.
– Хорошо, – пельменеобразный мужик подошёл к костру и взял тыкву толстыми пальцами.
– Только, чур, семечки мне, – весело прощебетала лохматая девушка.
– Не вопрос, – ответил пельменеобразный мужик, разрывая тыкву.
Треск!
– Ешьте, ешьте, – прошептал невидимый из тёмного угла.
– Спасибо, хозяин, – с набитым ртом поблагодарила лохматая девушка.
Карлик и пельменеобразный мужик молча поклонились.
И, кстати, карлик совсем не обижался за глаз, ведь он у него вырастет и будет как новенький, даже лучше, а память отшибёт в любом случае.
Бледно-лиловые кишки бесформенной кучей лежали у ног, жемчужно переливаясь в свете бледной Луны; кровь тонкими струйками стекала из распоротого живота по костлявым ногам, в которых, казалось, совсем не было мышц; измождённое лицо, наклонившись, смотрело, как, отталкивая друг друга, белоснежные кролики, с сияющими рубиновыми глазами и перепачканными кровью мордочками, торопливо пожирают его плоть. Время от времени один из кроликов запрыгивал на другого, удовлетворяя неукротимую похоть. Никогда в жизни лицу не было так восхитительно хорошо.
– Сладко. Дайте ещё, – шептали тонкие губы. – Ещё немного.
Кролики, словно понимая, чего просят губы, чавкали ещё жаднее, торопливее, вырывали друг у друга самые лакомые и жирные куски кишок и губы расплывались в улыбке, натягивая тонкую кожу лица до предела, так, что казалось, ткни иголкой в костлявый затылок, тот в то же мгновение лопнет, как обожравшийся клещ и из него потечёт студенистый гной вперемешку с кровавым желе.
Человек в плаще некоторое время разглядывал висящую фигуру, словно пытаясь понять, кем был этот счастливец до того, как сюда попал, пока, наконец, висящий не заметил его и, подняв голову и взглянув на него пустыми глазами, не прошептал:
– Никем.
После этого он снова обратил свой взгляд на кроликов, и уже никто и ничто в этом мире не смогло бы его отвлечь от столь желанного и блаженного созерцания.
Счастливец, бывший никем, не обратил внимания даже на прилетевшего из мглы окутанного чёрным туманом угольного ворона с железным клювом, когда тот, сев ему на плечо, деловито принялся ковырять ухо, пытаясь добраться до мозга.
Человек в плаще не стал ждать, удастся ли ворону его затея и пошёл дальше.
Он медленно шёл вдоль обгаженной стены, думая о чём-то таком, о чём все мы иногда думаем, а потом сами стыдимся собственных мыслей, настолько они были омерзительно-порочны и вместе с тем пленительно-пьянящими, так что даже на языке становится сладко от предвкушения.
Впрочем, воплотить подобные мысли в жизнь решаются весьма и весьма немногие а, если и решаются, то попадают под общественное осуждение и порицание, а иногда и не только.
Швирк! Швирк!
Человек в плаще обернулся на звук и увидел гигантскую многоножку, выползшую из трещины и глядящую на него умными глазами.
Швирк! Швирк!
Многоножка пошевелила жвалами и усиками, словно приветствовала незнакомца.
Человек в плаще протянул к насекомому ладонь, одетую в плотную кожаную перчатку и ласково погладил шевелящиеся усики.
Уррр! Уррр!
Многоножка склонила голову, ожидая продолжения ласки, но Человеку в плаще было не до неё – он и так опаздывал.
– Всё, милая, – глухим бархатным голосом сказал он и пошёл дальше.
– Швирк! Швирк! – раздалось вслед обиженное швирканье многоножки.
Человек в плаще свернул в небольшой тупичок, в конце которого, в углу, стоял огромный деревянный короб с копошащимися бледно-желтыми хищными личинками, каждая из которых была размером с палец. Рядом с коробом валялись добела обглоданные кости разных существ.
Человек в плаще подошёл к небольшой деревянной двери и постучал.
– Кто там? – практически сразу спросил из-за двери дребезжащий голос.
– Я, – ответил Человек в плаще.
Раздался звук отодвигаемого засова и дверь со скрипом открылась.
И тут, по классике жанра, Человек в плаще, неожиданно для самого себя и меня, получил топором промеж глаз и, скосив глаза на лезвие, кучей грязного тряпья упал на колени, немного постоял так и завалился набок.
Теперь он никуда не спешил.
Вообще никуда.
А вы как думали?
– Мне иногда кажется, что вся моя жизнь это какая-то бесконечная пошлость и мерзость, боль и удовольствия, от которых стыдно перед самой собой.
– А ты не думала никогда о том, что просто позволяешь себе то, о чём втайне думают все, но бояться сделать, опасаясь общественного осуждения?
– Думала, конечно и даже представляла, что бы творилось в мире, если бы все тайные желания, постыдные мысли всех на свете, всех абсолютно, сбылись.
– Это был бы трэш!
– Да не то слово! Слова, чтобы описать то, что будет твориться, нет ни в одном языке. Сама подумай – кто-то хочет просто секса, неважно, с кем, хоть со свиньёй, а кто-то хочет убивать, мучить других и начнет это делать.
– Да, психопатов на свете хватает.
– Вот-вот, так что лучше, чтобы этого не происходило.
– Конечно. Кстати, почему здесь пахнет розами? Я только сейчас почувствовала.
– Там букет в мусорке валяется.
– Зачем?
– А зачем?
– Кто подарил?
– Неважно.
– Красивый?
– Очень. Так, хватит о розах, пошли.
– Ты хочешь сделать это сейчас?
– Да, допивай и пошли.
– Жаль, что я не увижу, как ты будешь это делать.
– Если душа есть, то увидишь.
Она взяла со столика бритву.
– Пошли, мне пора умываться.
– Пошли.
– Черт! Черт! Сука, блядь! Да когда же это всё кончиться!
– Не ругайтесь, прошу вас, не ругайтесь! Это кончиться очень скоро. А сейчас, будьте любезны, раздвиньте ноги в стороны – мне так будет удобнее прикрепить клеммы к вашим гениталиям.
– Хорошо. С удовольствием, доктор.
– Так. Так. Вот и всё. Вам удобно?
– Очень.
– Сейчас вы почувствуете небольшое покалывание покалывание. Раз. Два. Три.
Тело выгнулась дугой.
– Ххххоооррррррошшшшооооо....
– Я очень рад, что вам нравится. Очень.
А девушка, что бежала по бесконечному хую, остановилась.
Аромат роз, смешанный с запахом собственной крови, окутал её чарующим розовым облаком.
Девушка улыбнулась и вошла в это облако.