Александр Витальевич Лоза
Флотская Юность
…Ласкающие и вызывающие легкие мурашки волны обволакивают мое «северное» тело, стосковавшееся по солнцу и морю. Наслаждаясь теплой водой и распахнувшейся ширью морского горизонта, медленно плыву навстречу солнцу. И – раз, и – раз… Гребок за гребком рассекаю воду…
Через неделю ко мне в гости в Дом отдыха приехал Студент с компанией.
Нужно сказать, что проблем с деньгами у меня не было. На Севере, с учетом северной надбавки и «вредных» за работу с ядерными энергетическими установками, я получал вполне прилично. Поэтому в отпуске можно было особо не задумываться о деньгах. Мы от души, дружной компанией, отужинали во всех известных шалманах этого городка, в том числе посетили ресторан на борту шхуны, установленной на берегу у самой кромки воды. Шхуна эта снималась в нескольких фильмах, в том числе в пиратском «Острове сокровищ».
Расположились мы за столиком на верхней палубе. Солнце садилось в море, был чудесный южный вечер. Нам подали жареную утку в яблоках, по рюмке коньяку с запивочкой. Обстановка пиратской шхуны навеяла пиратское настроение. Я поднялся, встал к штурвалу и скомандовал:
– Свистать всех наверх! Паруса ставить!
Затем крутанул штурвал. Наша компания подхватила мою шутку и все затянули пиратскую песню…
Память провернулась на несколько лет назад в 1971 год, когда я бывал на этой шхуне, пришвартованной у берега напротив «Системы». Тогда я стоял у этого штурвала со своей избранницей, надеясь с честью преодолеть все бури и невзгоды семейной жизни. Но наш семейный корабль быстро налетел на острые скалы измены и разлетелся вдребезги.
Пиратская песня продолжалась…
В отпуске смотрел по телевизору летние Олимпийские игры, проходившие в Монреале в Канаде. Первые два места заняли наша страна и ГДР, опередив США. Кстати, Олимпиаду бойкотировали африканские страны, а хозяева – канадцы – не завоевали ни одной золотой медали. Вот такой он – профессиональный спорт. Очень «болел» за нашу сборную. И они не подвели – взяли олимпийское золото!
Почти два месяца длинного северного отпуска промелькнули, как мелькают окна проходящего мимо поезда… Продолжительность моего отпуска складывалась из 30 суток самого отпуска, 12 суток – за работы с «радиоактивными веществами» или 15 суток – за службу в «отдаленной местности», плюс четверо суток – дорога. В советское время льготы не суммировались, а по желанию, из них выбиралась большая льгота. Я выбирал 15 суток за службу на Севере, хотя и работал с радиоактивными веществами. Конечно, это было несправедливо, но таково было законодательство.
Вернулся на Север. В поселке появились молодые лейтенанты – значит, лето кончилось и наступила осень. Промозглый осенний мрак нависал над скалистыми берегами. Из-за дальних сопок поздно вставало бледное стылое солнце. Временами густым туманом закутывало и залив, и сопки вокруг.
Осенью этого года, в октябре, Центральный Комитет партии издал постановление о введении по стране «рыбного дня», а Министерству рыбного хозяйства поручили создать сеть фирменных рыбных магазинов «Океан». За «рыбным днем» закрепили четверг. Все предприятия общественного питания в этот день включали в меню рыбу, а мясо – исключали. Впредь по четвергам нам предстояло в столовой нашей войсковой части питаться мороженым минтаем и хеком.
Быстро промелькнула осень. На Севере всегда так. Кажется, только вчера собирали по сопкам грибы, вдруг задул леденящий душу северный ветер и все скалы и сопки в белой ледяной поземке… А там, и снег ложится – уже зима.
И опять служба, служба, служба…
Глухая полярная ночь стояла над сопками и тундрой – беспробудно, беспроглядно. Метель косо стегала в лицо колючим снегом. Снег, снег, снег….
Перед самым Новым годом мне удалось вырваться на несколько дней с Севера в наш приморский город. Добирались до аэропорта в пургу. Автобус несколько раз останавливался, съезжая с заметенной дороги, и мы его откапывали.
В салоне автобуса было несколько мужчин, остальные – женщины с детьми. Работали мы, мужчины, по очереди, так как лопат было всего две. Работали в метель, до пота, разгребая снег до асфальта, иначе автобус скользил и не мог выехать на дорогу. Пока ожидал в теплом салоне автобуса очереди к лопатам, одежда, засыпанная снегом, отсыревала, становилась мокрой и на ветру и морозе еще быстрее схватывалась. Мое белье и обувь промокли насквозь… Приходилось не только расчищать дорогу, но и толкать огромный междугородний автобус… Поездка эта запомнилась мне надолго. Наконец, добрались до аэропорта.
Сев в самолет, расстегнул шинель и, по привычке натянув козырек фуражки на нос, намаявшись в дороге, сразу уснул. Проснулся от того, что пассажиры занимали свои места. Оказывается, я проспал больше двух часов. За это время наш рейс отменили, пассажиры покинули самолет, но сердобольные стюардессы решили не будить уставшего старшего лейтенанта, и я проспал до новой посадки. Слава богу! Взлетели!
И еще об авиации: В декабре уходящего 1976 года в небо поднялся наш первый широкофюзеляжный самолет Ил-86. Гигантский четырехмоторный реактивный самолет0«аэробус», в салоне которого по ширине размещались 9 кресел, разделенные двумя проходами, перевозивший 350 человек. На борту самолета действовала уникальная система «багаж с собой», позволявшая проносить на борт вещи, оставляя их на нижней палубе, что давало возможность быстро покинуть здание аэровокзала по прибытию, не тратя много время на ожидание выгрузки багажа и его получение.
Фантастика! И об этом времени сейчас пишут «застой». Грустно.
Вообще, гражданская авиация была настоящей гордостью страны – все лайнеры компании «Аэрофлот» были только отечественного производства.
Новый, 1977, год встретил в моем приморском городе. Радости не было предела!
На Новый год лил дождь. Большой фанерный Дед Мороз на площади мок под его струями, но Новый год, есть Новый год! На экране телевизора пел, шутил и смеялся «Новогодний огонек», вился серпантин и сыпалось конфетти… Под звон Кремлевских курантов подняв бокал с шампанским, я загадал, чтобы наступивший год был счастливым, пожелал близким здоровья и благополучия!
…Возвращаюсь на Север. Из самолета вышел прямо в черную полярную ночь, хотя по часам было пять часов дня. Под ногами скрипел снег. Часов в одиннадцать добрался до города дизелистов-подводников. Друзья предлагали остаться ночевать у них на плавказарме, но я отказался. Очень хотелось домой. Стояла звездная морозная погода – градусов пятнадцать. Кругом снег… Шел пешком. В полной тишине слышно было, как снег скрипит под ногами.
Я заметил – глубокие снега рождают глубокую тишину… В руках портфель – «дипломат». На мне шинель, фуражка, тонкие перчатки и модельные туфли, одним словом, пижон с юга!
В «дипломате» палка колбасы твердого копчения, бутылка марочного «Муската». Неожиданно в районе карьера на меня напала стая одичавших собак. Охватывали кольцом, а нападали те, которые были сзади. Еле отбился, отмахиваясь «дипломатом». Думаю, их привлек запах колбасы в портфеле.
Через час ходьбы проголосовал грузовик. Ехал в кузове на брезенте, под которым были уложены мороженые свиные туши. Дорогой до костного мозга пробирал холод. Из глаз катились морозные слезы. Ветер в лицо казался теплым по сравнению с «могильным» холодом снизу. Скрюченный, едва разогнувшись, вылез из кузова машины… Ура! Лифт работал. Дома наполнил ванну горячей водой – выпил стакан разведенного спирта и в ванну – оттаял. Все обошлось, не заболел.
…За окнами контрольно-пропускного пункта зоны радиационной безопасности слышался вой ветра, стекла вибрировали и, казалось, вот-вот лопнут. Пурга бесновалась. Я вышел из проходной КПП и ждал попутной машины. Добираться до Городка в такую пургу пешком и думать было нечего. Жесткий ветер буквально валил с ног. Приходилось прятаться от ветра за будкой КПП, но это мало помогало… Повезло. Через полчаса пошла машина в Городок.
Еженедельно, по понедельникам, в нашей части, как и во всех других, проводились политические занятия. Проводил их замполит. Чтобы не ходить на эти политзанятия и не слушать его «устного народного творчества», я поступил в Университет марксизма-ленинизма, занятия которого проходили вечером, а по понедельникам – с утра и до обеда, в помещениях Дома офицеров флота. Походив немного на лекции, я понял, что развить свой духовный потенциал и вооружить себя самой передовой идеологией не придется, поэтому экстерном сдал экзамены по научному коммунизму, философии, политической экономии и другим предметам, что позволило мне не ходить по понедельникам на лекции, а значит, получить возможность поспать в понедельник на пару часов больше. Вот благодать-то!
В университете в разговорах между офицерами упоминалась фамилия высланного из страны Солженицына, шли разговоры о его романе «Архипелаг ГУЛаг». Я Солженицына не читал, да как-то особенно и не интересовался. Все это было очень далеко от моей повседневной службы – там на Большой земле.
Прошел срок, и я получил диплом – красную корочку с надписью УМЛ – «университет миллионов», как шутили флотские остряки. Вот так лафа по понедельникам закончилась.
За прошедшее время я крепко сдружился с отличным парнем, служившим на нашей флотилии в лаборатории «шумности». Они замеряли шумы работающих механизмов атомоходов, находили пути снижения шумности, а значит, повышали скрытность лодок. Он был на год младше меня по выпуску из училища, а его отец много лет заведовал кафедрой высшей математики в «Системе» – замечательный педагог, умнейший человек, проработавший на кафедре более 20 лет.
Третьим в нашей компании был лейтенант – один из моих подчиненных. Высокий, спортивный парень, имевший кулаки «с голову пионера». Он тоже был выпускником «Системы», но моложе нас на несколько выпусков. Он немного заикался, что для офицера довольно странно, но это вносило в его жизнь много веселых минут. Частенько одной компанией мы дружно отмечали красные дни календаря.
…За окном серел рассвет. Заканчивалась полярная ночь, и днем часа на два светлело.
На вершинах сопок снег съежился и посерел. Постепенно солнечные лучи растапливали его, и сначала робкие, потом бурные ручьи, подпрыгивая на камнях, стремительно ринулись вниз с вершин сопок. Наконец-то пришла весна с капелью и ручьями, с цветением цветов и трав по вершинам сопок. Накатившая весна тревожила душу…
Через друзей из «Военторга» купил новейший стационарный катушечный стереофонический магнитофон «Маяк», несколько штук которых поступили на склад магазина «Промтовары». Это был первый магнитофон с вертикальным расположением катушек и двумя отдельно стоящими колонками для стереофонического звучания. Как говорится: «Нам песня строить и жить помогает!» Действительно, западная рок- и поп-музыка: «Смоки», «Слэйд», «Би Джиз», «Назарет», «Бони М», «АББА» вносили оживление в мою жизнь, заряжали энергией и придавали бодрости духа… Музыка помогала выживать на Крайнем Севере, особенно длинными – по четыре месяца – полярными ночами…
Честно скажу, купил я этот магнитофон по блату. Было тогда в ходу такое, почти забытое теперь, слово «блат», использующееся в тех случаях, когда речь шла о покупке товаров посредством неформальных связей, знакомств. На иврите слово «балат» означает «тайно, скрытно». В русском языке этот «балат» трансформировался в «блат», вошел в нашу повседневную жизнь и стал подразумевать знакомства, связи, которые можно использовать в личных интересах. В то время у каждой приобретенной по блату вещи была не только своя цена, но и своя история. «Ух, ты! Где достал?» – «О, это целая история. Могу рассказать». Могу рассказать и я, но не буду тратить на это время.
Блат в армии в те годы характеризовался таким анекдотом:
«Внучек генерала спрашивает:
– Дедушка, а я буду генералом?
– Будешь, – отвечает генерал.
– А маршалом?
– Нет. У маршалов свои внуки».
Служил я, что называется «не за страх, а за совесть» и досрочно получил очередное звание, истинно морское – капитан- лейтенант.
Поздравляя меня, друзья шутили: «Звание уже капитанское, а душа еще лейтенантская».
Наш Шеф любил повторять:
«Лейтенант – должен все знать и хотеть работать;
– старший лейтенант – должен уметь работать самостоятельно;
– капитан-лейтенант – должен уметь организовывать работу;
– капитан 3-го ранга – должен знать, где и что делается;
– капитан 2-го ранга – должен уметь доложить, что и где делается;
– капитан 1-го ранга – должен самостоятельно находить то место в бумагах, где ему необходимо расписаться; а адмиралы – должны самостоятельно расписываться там, где им укажут».
Меня с Шефом связывали не только служебные, но и чисто человеческие отношения. Хотя на службе я никогда не смешивал эти два понятия и никогда не использовал эти дружеские отношения в служебных делах.
Шеф частенько бывал у меня в гостях. Однажды мы поспорили, что я наведу в квартире абсолютный «флотский порядок», и если Шеф найдет хоть один недостаток, я должен буду выставить на стол бутылку коньяка, если не найдет – то он. Каждый вечер после службы я занимался приборкой. Вывернул и протер даже лампочки в люстре… Одним словом, навел флотский шик и блеск!
В назначенный вечер я ждал Шефа с проверкой. Шеф спросил, готов ли я к проверке. Стоя с влажной тряпкой в руке, я ответил: «Да, готов». Тогда Шеф достал из кармана отвертку, отвернул крепящий винт крышки розетки – внутри розетки находился засохший таракан!
– Вопросы есть? – спросил Шеф. У меня вопросов не было. Я проиграл. Век живи, век учись, капитан-лейтенант!
…Наступило лето. Небо стало голубым, вода в заливе синей и ласковые юго-западные ветра доносили до нашего сурового северного края рожденное где-нибудь у Азорских островов тепло.
Потепление происходило и во внешней политике. В 1977 году все складывалось более-менее спокойно. Л.И. Брежнев встретился в Париже с президентом Франции Жискар д′ Эстеном, укрепляя советско-французские отношения.
Свободными вечерами зачитывался «толстым» журналом «Иностранная литература». Даже находясь на Крайнем Севере, старался быть в курсе новинок литературы, получалось не всегда, но выручал этот журнал. Особенно на меня произвела впечатление повесть-притча, написанная Ричардом Бахом, «Чайка по имени Джонатан Ливингстон», о чайке, учившейся жизни и искусству полета. Повесть о самосовершенствовании и самопожертвовании, безграничной духовной свободе. Эта небольшая повесть вместила в себя конфликт между серой массой людей (Стая) и личностью (Джонатан). Стая считала, что нет смысла постигать смысл жизни, что наш мир создан только для того, чтобы есть, бороться за пропитание, пока хватит сил. Джонатан считал, что жизнь дана, чтобы познавать, открывать новое, быть свободным. Вообще, повесть читалась очень легко, но за каждой ее строчкой скрывался глубокий смысл: «Для нас не должно существовать никаких пределов – не бойся быть собой, и все получится».
…Люблю, забравшись с ногами на тахту, поставив на журнальный столик стакан с вином, читать в неярком свете настенного бра, погружаясь в тонкую, эфемерную ткань повествования, в мир героев книги.
Сильные эмоции оставил роман британского писателя Сомерсета Моэма «Луна и грош». Потрясающая история художника, бросившего все ради своей мечты…
Хочу сказать, что чтение книг на Севере было психологической отдушиной, разрядкой и эмоциональной поддержкой.
Планировал убыть в отпуск в начале лета, но лето проходило, а отпуск мой все откладывался. Я не находил себе места и проклинал Север, службу и самого себя, что не могу уехать.
22 июня неожиданно резко понизилась температура, разразилась пурга. Верхние вахтенные на подводных лодках несли вахту в тулупах… Здесь хоть и южный берег, но другого моря.
Ураганный ветер повалил высоковольтную опору, как потом выяснилось, стоявшую на островке одного из тундровых озер. Городок и база атомоходов остались без света, а значит без отопления, воды, связи. Питьевую воду развозили пожарными машинами, морякам готовили пищу в армейских передвижных полевых кухнях, на дровах. Телефонную связь обеспечили от электрогенератора автомобильного подъемного крана. Жители поселка, у кого был газ, готовили и обогревались им, поэтому газ быстро кончился. Перешли на сухое питание.
Пробовали подать электропитание на берег с борта подводной лодки. Запустили реактор, но кабели питания перегревались и горели. Подать электроэнергию с атомохода не удалось. Аварийная ситуация продолжалась неделю.
Выпавший так неожиданно снег стаял, и солнце вновь сияло, вроде ничего и не было. Такое оно – северное лето…
Солнечной полярной ночью в окно светил солнечный зайчик. Оранжевое солнце безостановочно кружило по небу. Не было никакого спасения от круглосуточного полярного дня. Я завесил окна в квартире черным шинельным сукном, что давало возможность нормально спать ночью.
Однажды, идя утром на службу, я поразился не узнав поселок: за одну ночь, правда эта ночь была полярным днем, как в сказке, наш Городок преобразился. Все здания были свежевыкрашены, площадь перед Домом офицеров заасфальтирована, газоны выложены свежим дерном с зеленой травой. Стройбат постарался. Ожидался приезд в базу генерального секретаря партии дорогого Леонида Ильича. Пройдя пару сотен метров, я понял, что у зданий были покрашены только те стены, которые были видны с маршрута проезда высокого гостя. То есть были дома, у которых были покрашены две-три стены, у некоторых – только одна. А асфальт, оказывается, положили только в пределах видимости сидящего в легковом автомобиле человека. То есть на середине площади, где новый асфальт заканчивался, получилась ступенька и еще несколько лет парадные строи, проходящие чеканным шагом по площади 1 мая и 7 ноября, спотыкались на этой ступеньке.
Да, это была даже не показуха, а настоящие «Потемкинские деревни»! Ну, а то, что Брежнев не приехал, может быть, и к лучшему. Его предшественник Хрущев, посетив Север летом, когда было солнечно и жарко, сделал свой вывод, лишив северян денежных надбавок за суровые условия жизни и за отдаленность, что, понятное дело, вызвало недовольство и отток людей с Севера…
События, происходившие в стране, суета обычной жизни были отдалены от нас расстоянием, и чувствовали мы их только в отпуске, но восторги по случаю выхода книги «Малая земля» дорогого и любимого Леонида Ильича Брежнева через газеты и телевидение докатились и до нас. Литературное чтение книги, организованное на Центральном телевидении и радио, было поручено народному артисту Вячеславу Тихонову.
Вся шумиха, а иначе и не скажешь, вокруг этой книги раздражала, но от нее можно было отмахнуться. Скажу честно, «Малую землю» я так и не прочитал.
Шефа выдернули в Техническое управление флота. Меня он взял для научного усиления. Я получил в строевой части командировочное предписание и другие документы на себя и шефа. Начальник строевой части низенький круглолицый мичман, которого матросы почему-то прозвали Калабаха, отсутствовал, поэтому документы мне выдал его помощник – высокий худущий старшина 1-й статьи с понятным прозвищем Калабашонок.
Погода была сносная – летняя. На рейсовой «Ракете» мы достаточно быстро добрались. Выполнив все служебные дела, на такси приехали в столицу Севера. Ресторан «Арктика» слыл тогда главным пристанищем всех плавающих. Свободных мест не было. Мы стояли возле оркестра, не слыша друг друга от его громких звуков, и я в очередной раз удивился пробивным способностям Шефа. Шеф ненадолго отлучился – потом вернулся. Через пару минут к нам подошла вылощенная, как призовая лошадка, женщина-администратор. Почему-то в советское время именно администраторши ресторанов выглядели как с обложки журнала мод. Она провела нас в небольшой зал, прохладный и тихий. Там сидело несколько человек в тужурках капитанов гражданского флота.
Мы поздоровались, они кивнули в ответ. Через полчаса мы уже сидели вместе и пили «За тех, кто в море!», «За флот!», «За жен и подруг!»…
Изрядно нагрузившись и наевшись соленого палтуса, которым нас от души угостили капитаны, мы, расплатившись, душевно распрощались со своими новыми знакомыми. Пройдя шумным, душным, гремящим музыкой рестораном, вышли. У входа швейцар держал такси. Мы сели и поехали в межрейсовый дом отдыха «Атомфлота», где, благодаря связям Шефа, в этот раз остановились. Наутро погода резко ухудшилась. Рейс судна на подводных крыльях отменили, и мы добирались обратно обычным катером от пирса Морвокзала. Вокруг теснились огромные торговые суда, острые форштевни и высокие мачты которых образовывали железный лес. Слева, в порту, что-то громко ухало, по заливу шныряли буксиры и катера. Вдали виднелось огромное здание Рыбокомбината.
Порт жил своей напряженной круглосуточной жизнью…
Летом этого года громким звоном раззвонились газеты, радио и телевидение о том, что американские атомщики придумали нейтронную бомбу, которая взрывается одной радиацией, убивая все живое вокруг и ничего не разрушая. Не хотелось верить, но, похоже, так разрекламированная разрядка, дала первую трещину. Между собой мы обсудили возможную конструкцию нейтронной бомбы, пришло понимание, что это не газетная «утка».
В начале октября произошло событие, вдохнувшее жизнь в работу политработников армии и флота. В стране была принята новая Конституция, заменившая Конституцию 1936 года. Непочатый край для обсуждения на политзанятиях и для конспектирования… Эта конституция вошла в историю как «конституция развитого социализма».
В 1977 году наша страна – страна развитого социализма – имела второй в мире валовой внутренний продукт и занимала лидирующие позиции в области авиационно-космической промышленности, энергетики, металлургии, в производстве цемента. Наш автопром выпускал более 2 миллионов автомобилей, значительная часть которых шла на экспорт в десятки стран мира, но, увы, в этой сфере нам так и не удалось подняться выше 5-го места в мире. Но, главное, «автомобиль пошел в народ». Мечта советского человека, автомобиль «Москвич» стал обычным на наших дорогах и выпускался в течение десяти лет, а начавший выпускаться внедорожник «Нива» стал откровением даже для Западной Европы и Японии.
Наконец, в середине октября 1977 года вырвался в отпуск. Радость била через край. В аэропорту привлек внимание новейший огромный лайнер «Ту-154», перевозящий разом полторы сотни пассажиров. Из динамиков под сводами аэропортовских залов гремели песни страшно популярного и уже порядком надоевшего Тухманова о «бедном студенте, уезжавшем учиться за границу…»
К середине семидесятых годов белые нейлоновые рубашки вышли из моды. Их заменили рубашки из натурального волокна. В моде были хлопковые однотонные и в мелкую полосочку мужские рубашки. Купил несколько таких рубашек. Надо соответствовать. В дамской моде царили мягкие приталенные силуэты. Актуальная длина – макси. Рукав – реглан, крупные пуговицы и яркие расцветки.
На советской эстраде блистала певица Эдита Пьеха, а телеэкраны собирали зрителей на премьеры «Собака на сене» производства «Ленфильм» и «Мимино» – «Мосфильм».
В отпуске, традиционно, в компании Студента и его друзей попутешествовали по Южному берегу. В этом походе, недалеко от круч Кара-Дага мы столкнулись с запретной зоной у берега моря. Местные говорили, что это секретный океанариум – питомник, где тренируют дельфинов для военно-морского флота. Тогда о дельфинах много писали и научные и популярные издания. Писали об их уме, сообразительности, об их ультразвуковой «речи». Дельфинов представляли как некую подводную цивилизацию… Но настоящая информация была засекречена.
Через много лет часть информации о боевых дельфинах рассекретили. Оказывается, в те годы дельфинов учили патрулировать государственную границу, выявлять и уничтожать вражеских боевых пловцов, находить мины и торпеды.
Интересно, что в России еще в годы Первой мировой войны, в 1915 году, Морской генеральный штаб предложил дрессировщику Дурову работать с дельфинами, для их применения против минных полей, кораблей и подводных лодок противника. Испытательным полигоном стала Балаклавская бухта. Дуров использовал не дельфинов, а тюленей, которые после соответствующей тренировки находили мины и размещали возле них сигнальные буи.
В советское время при входе в наши базы скрытно установили специальные сетчатые вольеры, из которых дельфины отправлялись на боевое дежурство. Когда дельфин с помощью своего «сонара» засекал в море чужака, он носом нажимал на специальную педаль, ворота вольера открывались, и дельфин стремительно мчался на задержание нарушителя. Одновременно в воздух автоматически выстреливалась сигнальная ракета, и пограничники знали, где им вылавливать нарушителя границы. Дельфин догонял диверсанта, срывал с него маску с дыхательной трубкой акваланга и караулил до подхода катера с пограничниками.
Начиная с 1975 года каждые четыре часа на боевую вахту выходил новый отряд дельфинов. В то время специальные дельфинарии появились на Севере и Дальнем Востоке.
Вот такие, прямо фантастические, дела, оказывается, происходили в период «застоя», а мы ничего не знали об этом, кроме нескольких заметок о замечательных способностях дельфинов в журнале «Техника молодежи».
Наш интересный поход закончился. Незаметно пролетел отпуск, и вот я собираю чемодан и снова лечу на Север.
С севера с сопок неотвратимо и беззвучно наползали черные снежные тучи…
По-северному быстро осень сменилась долгой полярной зимой. За окном снова шуршал снег, струи которого, при порыве ветра, с шорохом скользили по оконному стеклу.
Наступил 1978 год…
За окнами стояла глухая полярная ночь. Жутко завывал ветер, мела поземка. Понятия «день» – «ночь» перемешались. Все время горело освещение.
В этом году елку не ставил. Несколько веток елового лапника поместил в банку с водой, украсил игрушками и блестками. Запах ели растекался по комнате, напоминая о празднике.
Новый год проскочил незаметно. Было много работы… Череда незапоминающихся зимних дней: уходишь на службу – ночь, на службе – ночь, уходишь со службы – ночь, и так сутки за сутками – однообразно, меняя друг друга, проходили недели и месяцы. Конечно, были служебные командировки на судоремонтные заводы, где находились лодки нашей флотилии и где требовалось провести физпуски реакторов после ремонта лодки. Были совещания в Техническом управлении флотом, были симпозиумы физиков-ядерщиков в столице Севера. Но, главное, что поддерживало силы зимой, – это ожидание отпуска, мечты об отпуске, планы на отпуск…
На окружающие Городок заснеженные сопки лег влажный, пронизанный туманом воздух. Временами, когда переставал идти снег, над сопками на горизонте синела полоска неба. О том, что наступила весна, напомнил настенный календарь – «красным днем» – праздником Международный женский день 8 марта.
Шеф приказал достать цветы к женскому празднику. Я собрал подчиненных. Поразмыслив, стали решать, кто поедет в столицу Севера за цветами. Тут кто-то вспомнил, что цветы на тамошнем рынке очень дорогие.
– А если слетать в город на Неве? – предложил я. – Там дешевле.
Идея понравилась. На флоте так: кто выступил с инициативой, тот ее и выполняет. Полетел я. Чистый бланк отпускного билета с печатью, как и положено нормальному офицеру, у меня был. Я заполнил его на нужное число и на попутной машине добрался до аэропорта. На счастье, погода была летная – шел легкий снег, ветра почти не было. Прилетев, поймал такси и поехал на единственный знакомый мне в городе на Неве рынок – Кузнечный. Взял 50 еще не распустившихся красновато-зеленоватых тюльпанов, их привозили кооператоры из Прибалтики, и с этим огромным букетом снова в такси. Остановился на Невском проспекте у Гостиного Двора. В отделе детской игрушки мне подарили большую коробку из-под шагающей куклы «Маша». Положив цветы в коробку, вылетел обратно. С погодой в очередной раз повезло – вечером, накануне праздника, я был уже дома. Положил цветы в ванну и полил их водой.
В глазах застыла картина навсегда: белая ванна, и в ней огромный букет медленно распускающихся огненно-красных тюльпанов! Живые цветы зимой на Севере – это чудо!
Приказание Шефа было выполнено.
Кстати, праздник 8 марта был объявлен нерабочим днем в «период застоя» – в 1965 году. Самое оригинальное поздравление с этим праздником советские женщины получили в 1971 году от лунохода. Высадившись на поверхность Луны, аппарат на лунном грунте должен был написать колесами «8 марта». Но, видимо из-за нехватки энергии, луноход нарисовал лишь восьмерку. Эта цифра на Луне осталась в истории навсегда!
В один из дней апреля по плану штаба флотилии проводился строевой смотр. Когда я стою на строевом смотре, всегда вспоминаю флотскую присказку:
– Что вы видели на флоте?
– Грудь четвертого человека.
– И чем вы все время занимались?
– Устранял замечания.
Наша офицерская шеренга стояла на пронизывающем северном ветру уже час с лишним… Было нестерпимо холодно… Я понял, что пора «ставить блок», иначе не избежать простуды. Я «поставил блок»: мысленно представил, что я на жарком пляже в нашем приморском городе, на горячем песке, под палящим солнцем. Я чувствовал, как солнце жгло мое лицо, правда его обжигал леденящий ветер, но мне действительно становилось жарко внутри шинели… Ощущался кожей горячий песок…
«Блок» – великое дело! Его можно ставить в любом месте и в любое время. Можно ставить в холод на плацу, можно ставить в кабинете у начальства, когда оно, с пеной у рта, высказывает о тебе свое мнение! «Блок» сберегает здоровье и нервы, что, в конечном итоге, тоже здоровье.
Строевые смотры проводились не часто, а вот тренировки в прохождении строем, по штабным планам устраивались регулярно. Замполит любил повторять: «Красив в строю – силен в бою!»
Техническое управление флота проводило в столице Севера симпозиум физиков-ядерщиков. На симпозиум поехали Шеф и я, для обеспечения научной поддержки Шефа. В первый день симпозиума, вечером, как и положено, посидели в ресторане гостиницы «69-я параллель». После нескольких выпитых рюмок стало жарко, и я, сняв тужурку и повесив ее на спинку стула, остался в белой нейлоновой рубашке. Окна ресторана были открыты настежь с двух сторон, хотя на улице лежал снег. Сквозняк – однако…
Наутро, в гостинице, я не смог подняться с кровати. Тело пронизывала резкая боль от правого плеча, вниз в поясницу. Что делать? В номер вошел Шеф, и я объяснил, что не могу встать от боли. Шеф сходил в бар, принес коньяк и влил в меня. Прошло минут десять, и я начал потихоньку «оттаивать», появилась возможность двигаться, боль притупилась и отошла куда-то в глубину. Второй день симпозиума прошел по плану.
