Александр Николаевич Лекомцев
Неолит – не заграница
Всех приведёт к одному Земная Смерть! Но к одному ли? Тот, кто жил неправедно, пройдёт весь свой путь через множество не самых приятных обителей Мироздания, начиная с «нуля». И это справедливо, ибо Всевышний совершенствует энергию Мироздания и ничему не позволит… умереть.
Но стоило, не теряя драгоценного времени, перейти к делу, которое, на первый взгляд, казалось не совсем обычным. Зуранов даже не отметал в сторону тот вариант, что, возможно криминала в смерти Воротова не существовало. Несчастный случай. Он теперь, совершенно кстати, вспомнил, что во многих местных газетах и в некоторых центральных был напечатан некролог и сдержанно-тёплые слова о талантливом и, пожалуй, «очень заметном для своего времени» скульпторе Воротове.
Он – автор нескольких известных монументов, даже за рубежом, и не только вождю мирового пролетариата, но и видным тамошним политическим деятелям. Василий Абрамович – член Академии художеств… лауреат… заслуженный… удостоенный и прочее. Изрядно обласканный официальными и не очень кругами мафии, так называемой элитой. Личность, практически, не прикосновенная.
Кто, за что и почему его посмели убить? Ко всему прочему, авторитет Воротова подняли на довольно высокий уровень перед самым уходом его на заслуженных отдых (уйти стоило вовремя, ещё двенадцать лет тому назад). Но он не успокоился, свято поверив в свою гениальность, и продолжал, даже после бесспорного важного события, преподавать несколько специальных предметов по вопросам профессионального мастерства будущих ваятелей в местном высшем учебном заведении, занятом подготовкой художников разного уровня и пошиба.
Как утверждала Козицкая при встрече с Зурановым, скульптор совсем не так и давно занимался поисками какой-нибудь замечательной, пусть полулегальной финансовой организации или коммерческого банка, где его сбережения были бы надёжно пристроены и давали бы значительные дивиденды, то есть приносили ощутимый доход. Василий Абрамович, не имеющих очень близких родственников и возомнивший себя Кощеем Бессмертным, решил обогатиться… ещё на триста лет вперёд.
Об этом факте знала только Лилия Максимовна, ведь Козицкая всю сознательную жизнь находилась со скульптором на дружеской ноге. Ещё бы! Два гения.
Благодаря одному из них, на свет появлялись, как цыплята из-под наседки, каменные, гипсовые, бронзовые, чугунные мужики в кепке. Другая же, Козицкая, с огромной страстью в кино и на сцене играла, изображала правильных женщин: передовиц производства, ударниц труда, отважных разведчиц и т. д. «Играла сносно, – подумал Зуранов, вспоминая случайно им просмотренные киноленты в период детства,– местами даже упоённо и залихватски».
Художественный фильм «Привет от Фроси!», где она играла главную роль, ничем по уровню не отличался от нынешних крутых российских боевиков, юмористических и других сериалов, содранных, в основе своей, а зачастую, и один к одному, борзыми сценаристами и, как бы, романистами, с многочисленных американо-голливудских сказок, типа «Рэмбо».
Даже самые незначительные факты могли привести к истине в расследовании сложного и необычного дела – гибели скульптора. Прежде всего, потому Козицкая желала докапаться до истины, что с молодых лет была знакома с Воротовым. Сначала, не так долго, между ними установилась самая тривиальная плотская связь. Но скоро они поднадоели в этом плане друг к другу, и любовь их стала платонической. Подобные случаи встречались не так уж редко между представителями противоположных полов из среды творческой интеллигенции советского периода.
Да и сейчас, в период «культурного декаданса» происходят подобные явления. Старушка Козицкая явно гордилась давним и близким знакомством с Воротовым. Ведь она с большим удовольствием в разговоре с сыщиком «уплывала» в светлые дни своей яркой и неповторимой молодости.
Алексей был терпелив и, собрав всю силу воли, старался переработать в своём головном мозгу даже, на первый взгляд, ненужную информацию. Тут, для начала, сгодится и сумбурная исповедь кокетливой старушки. Но «лайф стори» Козицкой, по его глубокому убеждению, к делу отношения, всё же, не имела. А если посмотреть на произошедшее с другой стороны, исключая какие-либо отношения скульптора с актрисой? Ведь существовали же и другие женщины, и они могли бы стать причиной трагедии (если здесь убийство).
Кое-какие справки о личности Воротова Алексей навёл. Для него уже не являлось тайной то, что Василий Абрамович слыл старым ловеласом и при этом до самых последних минут жизни оставался убеждённым холостяком. Именно, его привычное поведение в быту и своеобразное отношение к дамам тоже могло стать причиной его смерти… Об его каменный характер-натуру разбивалась ни одна женская душа: художницы, поэтессы, малярши, буфетчицы… Не только в молодости, но и в довольно зрелом возрасте он был крепким стариком.
Он очень себя любил, ценил и понимал. Не желал смотреть правде в глаза и признавать то, что «до последнего вздоха» создавал уродливых идолов, которые, как личности, очень быстро уходили в небытие. «Отвратительное получается зрелище, когда рюмка, безобразно слепленная из обычного «бутылочного» стекла, – с сарказмом подумал детектив, – считает себя хрустальной вазой».
Вот таким был гений, абсолютно признанный и громогласно поднятый на щит после вручения ему определённых наград на государственном уровне… по «воле» и «от имени» народа. Иначе пока не происходило. Но, возможно, ветер перемен не за горами, и, возможно, мощный воздушный, живительный поток скоро порадует Россию.
Зуранову ещё предстояло узнать, что перед своей смертью, которую скульптор, скорей всего, не планировал, Воротов почти все свои сбережения обратил в доллары. Он поступил так, не взирая на то, что курс данной валюты, как бы, падает. Парадокс! Бумажка, «обеспеченная» десятикратным государственным долгом, идёт ещё по миру с «гордо поднятой головой». Как уже давно, что называется, нищий с сумой сошёл с ума, вообразив себя владельцем чужих богатств, к примеру, российских.
Здесь уже даже не двойные или тройные стандарты закордонных проходимцев, а синдром обогащения любым способом на базе колониализма, пока ещё существующего, но замаскированного и неумело заретушированного.
После ухода в мир иной пенсионера и скульптора Воротова даже самые натасканные «следаки» и «опера» не обнаружили ни на банковских счетах, ни в сейфе и в шкафчиках ваятеля ни одного цента, ни единой копейки. В общем, официальным ищейкам, которые и не очень-то старались, оставалось только развести руками. Нет – так нет! На нет и суда нет. Как знать, возможно, беден был художник, потому что подарил при жизни все свои сбережения какой-нибудь очень «левой» партии или очередной девочке-хохотушке.
Но вот, как раз, в том Лилия Максимовна глубоко и категорически сомневалась. Скульптор был, образно говоря, бережлив, как тысяча гоголевских Плюшкиных. И если у него где-то и что-то ценное ещё лежит, то теперь отыскать это очень и очень трудно. Пожалуй, невозможно. Наверняка, имеется (или имелся) на данный счёт определённый юридический документ, законный или… липовый.
Кроме того, Воротов был очень скрытен, на столько, что даже своему верному другу и товарищу, Козицкой, не доверял никаких секретов, касающихся его финансовых операций. Но она, как и некоторые, возможно, заинтересованные господа примерно знали, какие денежные суммы проходят через руки «скромного пенсионера». Даже, по грубым и приблизительным подсчётам, довольно не малые.
В раздумьях по поводу трагической смерти Воротова Алексей так и встретил утро. Домой ехать уже не имело никакого смысла. Следовало отрабатывать и в срочном порядке аванс, выданный ему Козицкой. Зуранов, наконец-то, снял с себя шкуру-накидку и набедренную повязку. Спрятал всё это вместе с дротиком в закрывающийся платяной шкаф в соседней комнате, в которую, вообще, редко заходил. Потом тщательно помылся и побрился в ванной комнате, надел байковую рубашку, чёрный джинсовый костюм и кроссовки.
Немало времени ушло на то, чтобы убрать остатки закуски и выпивки после пиршества в его отсутствие, помыть посуду… «Змея распутная, нагадила и… слиняла». Снова он закурил, садясь в кресло. Находясь ещё под впечатлением недавних событий у Чёрных Камней и встречи с Лики-Ти, он решал, с чего начать своё расследование.
В офис позвонили, потом и постучали в дверь. Он с удивлением глянул на настенные часы. Чуть больше семи утра. Посетитель? В такую рань! Наверняка заявилась, как бы, раскаявшаяся Жанна, пришла за своей одеждой. Алексей ухмыльнулся и направился к входной двери. Отворил её.
Но он ошибся. В проёме двери нарисовалась не она. На пороге стоял, совершенно один, без личной охраны известный предприниматель, директор и совладелец открытого акционерного общества «Кабельный завод. Отечественные технологии» Михаил Арнольдович Шнорре. Невероятно, но он был один. Утренний визитёр с волнением сообщил, что приехал сюда без охраны и не на своём чёрном «Ланд Крузере».
Можно сказать, что вид у этого крупного предпринимателя и промышленника был жалок. Растерянный и озабоченный седой мужчина пожилого возраста, местами заметно лысый, маленький, небритый, в расстегнутой одежде, причём, явно, под хорошей мухой. Он внешне совсем не походил на магната большого уровня.
– Проходите, Михаил Арнольдович! – предложил нежданному посетителю Зуранов. – Понимаю, что такие люди, как Шнорре, просто так частные детективные агентства не посещают. За вами кто-то гонится?
– Пока нет. Но в дальнейшем – не исключено, – Шнорре бесцеремонно прошёл в главную комнату офиса и сел кресло. – Мне приятно, что вы знаете, господин Зуранов, кто я такой. Но мне от этого не легче.
– Вы тоже без грамматических ошибок назвали мою фамилию, – ответил Алексей, присаживаясь напротив. – Значит, вам, по сути, некуда идти. Или я не прав?
– Почти так и есть, э-э, Алексей Владимирович. Я нахожусь в очень сложном положении, даже в трагическом.
– Честно говоря, у меня с каждой минутой возникает к вам, Михаил Арнольдович, всё больше и больше вопросов. Но одно я понял. Вы не в себе. Мне кажется, вы пришли ко мне, к совсем не знакомому сыщику, не для того, чтобы пригласить меня на банкет или чаепитие.
– Абсолютно верно, – пьяно мотнул головой Шнорре, и на глазах у него появились слёзы. – Мне не сейчас не светских бесед за чашкой чая.
Разумеется, Зуранова сама жизнь заставила и, можно сказать, уполномочила и благословила на то, чтобы никогда и ничему не удивляться. Он мыслил, опираясь на строгие законы формальной логики, всегда, везде и всюду, но старался не бежать впереди паровоза. Потому и сейчас слушал всё то, что сообщал ему Шнорре.
Даже на то, что казалось ему полным сумбуром, сыщик обращал внимание. Иногда переспрашивал, перебивал рассказчика. Во всём ведь есть рациональное зерно. Только надо его увидеть, по-возможности, «переварить».
– К большому сожалению, люди существуют не только для того, чтобы радовать друг другу, но и огорочать, – заметил Зуранов. – Вас ко мне мог направить только мой однокашник, начинающий адвокат, крутящийся среди таких, как вы, не страдающих…
– Ещё как страдающих! – Шнорре встал и заходил по комнате, руки у него тряслись.– Вы даже не представляете, в каком я положении! Всё правильно! Вас мне рекомендовал ваш бывший однокашник, адвокат, Денис Григорьевич Гранкин. Дениска, блин! Я знаю Дениску с тех пор, когда он на горшок ходил… А сейчас… он ничем мне не может помочь. Он всё знает, но в полицию мне советует… не обращаться.
– Да! Богатым, прошу прощения, в России быть опасно. Надо вовремя… делиться… с кем положено… по неписаной инструкции.
Зуранов встал с кресла пошёл в кухонную комнату, к холодильнику, достал из него бутылку с водкой и тарелку с нарезанной колбасой и сыром, из шкафа – две вилки… Подошёл к журнальному столику, откупорил её, разлил спиртное по рюмкам, которые принёс из кухни…
Они выпили. Шнорре жадно, с «тряской» и дрожью в руках проглотил свою порцию водки, Зуранов поступил так же.
– Теперь успокойтесь и говорите! – Зуранов налил ещё по рюмке. – Поверьте, Михаил Арнольдович, меня удивить чем-либо очень трудно. Но должен предупредить вас, что одно дело, и не слабое, на меня уже навесили. После того, как я разберусь с ним, то, непременно, я займусь и вашим…
– Но то, что расскажу вам я, то, что я пережил и переживаю, – Шнорре был беспредельно импульсивен, – не сможет оставить вас равнодушным. Даже с учётом того, что моя трагедия касается только меня. Но я вам заплачу. Я пока ещё не совсем нищий!
И Шнорре поведал о том, что, в немалой степени, поразило Зуранова. Михаил Арнольдович жил со своей женой, в прошлом, адвокатом Зинаидой Марковной в обычной трёхкомнатной квартире, почти, в центре города. Охрану они дома не держали, не считали нужным, полагали, что врагов у них нет и быть не может.
Кабельный завод – другое дело. Там у Шнорре имелась охрана, по долгу службы, и личный шофёр. Тут от установленных правил он не отступал. Если надо жить, как все, то уж, бог с ним. Жена его, по совету мужа, оставила адвокатскую практику и ушла на пенсию. Да и жили, одним словом, не бедно. Ещё очень даже серьёзно в материальном плане помогали своим сыновьям, простым инженерам, их семьям.
Накануне вечером, точнее, двое суток тому назад, его жена уехала на их личном джипе «Ланд Крузер» к подруге, в пригород, в село Матвеевка. Решила навестить школьную подругу, некую Эльвиру Николаевну Вдовину, бывшего учителя истории, которая сменила городскую суету на деревенский быт. А что еще можно придумать более лучшее и приемлемое для одинокой женщины в пенсионном возрасте?
Михаил Арнольдович позволял своей супруге, старушке, как он её называл, немного путешествовать по родному краю. Он знал, что скоро и он оставит свой не очень удачный бизнес и посвятит остатки своей жизни жене.
Дела, действительно, на кабельном заводе складывались неважно. Постоянно что-то мешало предприятию выйти в число тех, чья продукция пользовалась бы повышенным спросом. Пусть в регионах России, о зарубежных партнёрах речи не велось… Но конкуренты давили всеми законными и не очень способами на их завод. Дело дошло до того, что даже заработная плата рабочим, не очень высокая, задерживалась. Почти не существовало должного выхода продукции на потребителя, значит, и доход составлял минимум. Одним словом, имелся целый ряд причин и проблем, которые не давали возможности подняться его предприятию на должный уровень…
И вот сегодня, рано утром, кто-то поставил перед дверью квартиры Михаила Арнольдовича картонную коробку. Позвонили. Шнорре открыл… Никого и ничего не увидел, кроме картонной коробки почти у своих ног за порогом. Сначала он подумал, что это, может быть, взрывное устройство. Но через несколько мгновений такая мысль показалась ему нелепой и смешной. Кому он нужен со своим убыточным предприятием и личными, не такими уж крутыми, прибылями?
Ясно, что пошутили хулиганистые дети и принесли к его обители какой-то хлам. Но любопытство старика Шнорре не знало границ, поэтому он решил внести коробку в квартиру. Если там окажется какой-нибудь хлам, то завра его унесёт в мусорный ящик домработница Марта Анджеловна Бозявина – и все проблемы.
Он занёс коробку в квартиру, отрыл её прямо в коридоре. И в ней оказалась, завёрнутая в большой целлофановый пакет… отрубленная голова его жены, Зинаиды Марковны. То, что испытал в доли секунды Шнорре, описать трудно. В единый момент он лишился всего того, что являлось для него самым… дорогим. Он выронил голову из рук и упал, схватившись за сердце, прямо тут, в прихожей.
Сколько минут и, может быть, часов пролежал так в коридоре, придавив отрубленную голову животом, старик Шнорре, не знал. Ему это было без разницы… Но помаленьку пришёл в себя, видимо, сердце у старого еврея было ещё крепким.
Шнорре спрятал страшную находку… «сюрприз» в морозильную камеру холодильника, стоящего в его кабинете. Совсем недавно тут лежали куски баранины, перекочевавшие совсем не давно в другой холодильник, поменьше стоящий рядом. Как будто знал, словно предвидел, что так получится…
Старый предприниматель и бизнесмен находился в шоковом состоянии, поэтому, «успокоившись», как бы, уже и не осознавал, что с ним произошло. Михаил Арнольдович достал, из холодильника початую бутылку коньяка «Камю» и прямо из горлышка выпил почти всё её содержимое. Надо было что-то предпринимать? Первым делом, вызвать полицию. Шнорре подошёл к телефону, но звонить не стал.
Интуиция подсказывала ему, что с этим торопиться не стоит. Да и он всегда, в любое время, сможет обратиться в органы правоохранительного порядка за помощью.
Влиятельных друзей у него имелось много. Но он знал, что они далеко не все из тех, кто познаётся в беде. Ситуация осложнялось ещё и тем, что он не состоял, легально и не легально, ни в каких мафиозных структурах. Но слышал, к примеру, от авторитетных людей, что там не только числится, но и даже частично заправляет генерал полиции Листрилов. Шнорре допускал, что данная информация может быть не совсем точна. Тем не менее, перестраховался. На всякий случай.
Шнорре никак не мог понять то, кому и зачем понадобилась смерть его жены. Зачем надо было отрубать ей голову и оставлять перед входной дверью его квартиры? Что происходит? Он подошёл к пустой коробке, в которой только что лежала страшная посылка. Старый предприниматель без труда нашёл в ней записку. Листок из обычной тетради в клетку, сложенный вчетверо.
Довольно грамотным языком там было написано синими чернилами, обычной шариковой авторучкой, печатными буквами: «Если ты, старый идиот, сообщишь об этом полиции, то мы отправим туда же и твоих сынков с их шлюхами и выродками! А на закуску – и тебя, гнида! Долги надо платить. Двадцать тысяч долларов. Позвоним! Жди! Дернёшься – посадишь себя на кол. Доброжелатели».
«Какая наглость! Они ничего не боятся! – подумал Шнорре. – Но почему так мало? Не два миллиона, не двести тысяч, а только… двадцать тысяч «баксов». Мелковаты бандиты? Или требование мизерного выкупа – всего лишь, некоторое прикрытие криминальной истины? Значит, у них всё схвачено. Тут просто – издевательство надо мной… с определённой целью. Но у меня и Зины не существовало никаких долгов. Зинуля ничего не скрывала. Я знал бы…».
Допив остатки коньяка, вытирая рукавом пиджака набежавшие слёзы, он, наконец-то, принял решение. Позвонил не на завод, а прямо домой, своему заместителю, человеку мутному и, что называется, с хитрой задницей, Мартемьяну Захаровичу Рыжих, сказал, что не очень себя здорово чувствует и берёт недельки на две отпуск.
«Рули там самостоятельно, Захарович, – как можно непренуждённейи веселей, сказал в телефонную трубку Шнорре. – Да, вот ещё что. Машину с охраной за мной не посылай. Всем привет!».
Почти сразу же после случившегося Шнорре, не теряя ни минуты, поехал прямо домой к своему «юному другу», новоиспечённому адвокату, к Денису Гранкину. Категорически плевать на то, что ещё очень рано! Он поймёт! «Да, я ему почти что, родной дядька». В полном одиночестве (гражданская жена Гранкина была в очередной командировке), заспанный, открыл дверь, и ничему не удивляясь, пригласил раннего гостя в дом:
– Проходи, Михаил Арнольдович! Садись и рассказывай, что произошло. Ты ведь просто так ко мне бы не пришёл.
Шнорре, что называется, не стал тянуть кота за хвост и выложил всё, как на духу. Показал Гранкину записку. Денис немного подумал и сказал:
– Мне трудно представить, что тёти Зины больше нет на свете. Ведь именно она и помогла мне… пробиться в адвокаты. Всё правильно! В полицию обращаться… не стоит. По многим причинам. Одна из них заключается в том, что бандиты могут запросто реализовать свой коварный план. Скорей всего, здесь, в записке, не просто угрозы. Возможно, что там, в полиции, у них имеется свой человек и… не один.
– Ещё, Степан и Дмитрий не знают, что их матери нет в живых, – с глубокой печалью сказал Шнорре. – Они узнают… Они весь город перевернут, на уши поставят, но найдут сволочей.
– Не горячись, Михаил Арнольдович. Не всё, видимо, так просто, как ты думаешь. Мне кажется, что тебе прямо сейчас надо обратиться к моему однокашнику Зуранову. Парень он со странностями, но как сыщик… нормальный. Езжай прямо сейчас к нему в контору! Пока ты добираешься до места, и он в своём детективном агентстве появится. Моли бога, чтобы он сейчас не находился в очень дальней командировке…
Очень внимательно Зуранов выслушал сумбурную, очень схоластичную иповедь Шнорре. Он понимал, осознавал, что в данной ситуации он должен, как человек, как юрист прийти на помощь предпринимателю. Но ведь ещё на нём, Зуранове, висело и дело скульптора Воротова. Придётся разрываться на части. Делать невозможное.
Алексей несколько раз прочитал записку, присланную Шнорре в картонной коробке вместе с отрубленной головой. Странно, если директор кабельного завода, как и его покойная жена, ничего и никому не должен, то не понятно, о каких двадцати тысячах долларов идёт в дерзком и наглом послании речь. Сумма для таких людей, как Шнорре, плёвая. Не составит труда её выплатить. Но речь уже едёт не об этом. Жестокое зло содеяно, и поэтому преступник должен быть наказан.
Явно то, что бандит писал своё послание торопливо, хотя и печатными буквами, причём, явно, левой рукой. По логике, убийцы и вымогатели – одни и те же лица. А может быть, одно… лицо? Кто? Что? Зачем? Зуранов неплохо знал покойную Зинаиду Марковну. Она была хорошим адвокатом, справедливым человеком… никогда и никому не причиняла зла. Ей удалось в суде выиграть несколько очень, как говорят, провальных дел – освободить прямо из-под стражи людей, абсолютно не причастных к преступлениям.
Может быть, данный факт и стал причиной её гибели? Кто-то из настоящих преступников глубоко обиделся на неё за то, что невинные люди не только не пошли паровозом, что называется, но даже и не стали козлами отпущения.
Тут же Шнорре из офиса Зуранова позвонил школьной подруге Зинаиды Марковны, бывшему педагогу Эльвире Николаевне Вдовиной. Оказалось, что жена Шнорре так и не появлялась у неё. Значит, бандиты перехватили его супругу по дороге. Получается, что «Ланд Крузер», на котором она уехала, по сути, в угоне. Но заявлять в полицию было опасно потому, что… бандиты могли сразу же привести свои угрозы в действие.
– Постарайтесь, Михаил Арнольдович, сейчас ничего о том, что произошло, не рассказывать своим родственникам. Не усложняйте и без того не простое дело. Не надо подставлять своих сыновей… Мы ведь пока не знаем, откуда ждать удара.
– Но не по-людски ведь получается, Алексей Владимирович!
– Извините, но что вы сейчас будете хоронить? Отрубленную голову? А потом? Что остаётся потом? Ждать собственной смерти? Да и ваших родственников не пожалеют… Не помилуют! Скоей всего, иначе не произойдёт.
– А ты жесток, дружок-пирожок. Режешь матку-правду, не взирая на мои седины.
– Какая там, к чёрту, жестокость! Я просто реально смотрю на вещи, – Зуранов в сердцах бросил пустую пачку из-под сигарет на журнальный столик, достал тут же, из шкафа, новую и закурил, подошёл к телефону. – Я сейчас вызываю такси. Прямо к подъезду вашего дома подъезжать не будем. Остановимся за углом. Первым в свою квартиру пойдёте вы. А я – через пять минут. Позвоню по домофону.
– Вы думаете, Алексей, что они за мной следят?
– Не думаю, Михаил Арнольдович. А я уверен в этом на сто процентов.
– Знаете, на ближайшее время у нас с вами найдётся выход из создавшегося положения. У меня в гараже стоит, не очень старая, но довольно не плохая «Шкода». О ней, мало кто знает. Она на ходу. Сегодня же, оформлю на вас доверенность… Машина, по сути, ваша. Попозже всё сделаем, как надо. Я человек честный, помимо этого хорошо тебе… вам оплачу.
– Принимаю подарок… в счёт гонорара, машина нам будет необходима, – согласился с ним Зуранов, глядя в окно. – А пока выход из положения есть. Вон, на такси подъехал Гранкин. Решил… тоже поучаствовать.
Не торопясь, Зуранов зашёл в соседний кабинет и вынес оттуда пару наручников и кобуру с пистолетом системы Стечкина. «Браслеты» спрятал во внутреннем кармане. А «волыну в костюме", как выражаются «угланы», пристроил на брючном поясе, под курткой.
– Ты полагаешь, Алексей, что пистолет и наручники пригодятся? – полюбопытствовал Шнорре. – Неужели прямо стразу так далеко дело и зайдёт.
– С пистолетом любой мастер кун фу чувствует себя уверенней, – полушутя ответил Зуранов. – Пригодится! Он у меня, этот… Стечкин, нигде не числится. Оружие давних времён. Один бомж подарил мне его в молодые годы.
Не теряя времени, Алексей и Михаил Арнольдович, вышли из офиса на улицу.
Уже через полчаса они, втроём, находились в квартире Шнорре. В стенах четырёхкомнатной квартиры, в принципе, довольно скромного жилья небедствующего предпринимателя Зуранов и Гранкин прекратили разговоры, не относящиеся к делу. У пьяного и в конец расстроенного предпринимателя по щекам потекли слёзы, когда он извлёк из морозильной камеры холодильника страшную… посылку. Он вынул из целлофанового пакета голову жены, положил её на стол, потом стал гладить рукой промёрзшие волосы на голове, тихо говоря: «Я с тобой, Зинуля. Никто нас не разлучит».
Зуранов и Гранкин бесцеремонно, почти силой, посадили хозяина квартиры в кресло. Алексей достал из холодильника бутылку с минеральной водой, налил в кружку и молча подал Михаилу Арнольдовичу. Он выпил, в данном случае, живительную влагу залпом. Все трое закурили, и Гранкин сказал, рассудительно, по-житейски:
– Нет! После такого страшного зрелища во мне навеки вечные умер адвокат. Куплю пару магазинов, родичи помогут… И буду со своей Полиной заниматься торговлей. Плевать я на всё хотел! Я не желаю больше защищать… преступников. Я уже знаю, что у них там, многое схвачено.
– Всё у вас с Полиной получится, – согласился с ним Зуранов, – если у тебя будет надёжная «крыша».
– Она есть. «Крыша» – это ты, Лёха! Ты знаешь, я бережлив, – с грустью сказал Гранкин, – но, тебе буду платить… нормально.
Хозяин квартиры вышел в другую комнату. Пока молодые правоведы осматривали голову и прикидывали, что и как, с большим свёртком к ним вернулся Шнорре. Он протянул их Зуранову и сказал:
– Это доллары. Здесь двадцать три тысячи, Алексей. Моё слово такое. Или ты передашь их преступникам, чтобы они… не трогали моих детей, или возьми себе… за работу. Но бандиты должны быть наказаны.
– Гонорар, в принципе, очень солидный, – грустно улыбнулся Зуранов, – но пока пусть они полежат у тебя в сейфе, Михаил Арнольдович. Мне сейчас их некуда пристроить. А потом нам ваши «баксы» здорово пригодятся. Преступников мы посадим на кол… Одним словом, накажем… по полной программе.
– Воля твоя, сыщик. Я, почему-то, в тебя верю, – сказал Шнорре и отнёс деньги в соседнюю комнату.
Зуранов и Гранкин осмотрели голову и пришли к выводу, что она была не отрублена, а отпилена обычной, но острой ножовкой. Скорей всего убивали Зинаиду Марковну страшным садистским способом двое: один сидел у неё, лежащей, на спине, завернув руки жертве назад; другой – зажал её голову между ног и пилил.
Как бы, между прочим, Алексей вспомнил, что между городом и селом Матвеевка находился леспромхоз. Там же и другое село – Большая Матвеевка. Значит, Зинаида на своей крутой иномарке проехала только половину пути, не добралась до того места, где проживала её школьная подруга на собственной даче.
– Рассуждать особо некогда, но немного стоит кое-что прикинуть, – задумчиво сказал Зуранов. – Или, в целом, кабель вашего предприятия, Михаил Арнольдович, по какой-то причине уже не нужен стране, или, как мне, кажется, ушлые ребята хотят забрать у вас всё… Вас решили крепко напугать. А выкуп взять только для тех, кто убивает… занимается грязной работой.
– Откуда такие скоропалительные выводы, молодой человек? – возмутился Шнорре. – Да у меня очень надёжные партнёры, в частности, тот же, мой заместитель и, по сути, совладелец предприятия Мартемьян… Рыжих.
– Других причин я не вижу! Их просто не существует, – решительно сказал Зуранов. – Они задумали сгнобить тебя, Арнольдович, не потому, что ты некрасиво улыбаешься или им не нравится твоя походка. А потому, что им нужны все ценные бумаги и документы акционерного общества и, получается, кабельный завод целиком. А ты, если не будешь слушать меня, умрёшь от обычного сердечного приступа. Но сначала подпишешь кое-какие бумаги…
– В принципе, скорей всего, так, а не иначе, – согласился с приятелем Гранкин.– Но стоит проработать и другие версии.
Шнорре не стал с ними спорить. До него, наконец-то, стало доходить, что он абсолютно не защищён и никому… не нужен.
Ещё раз тщательно осмотрев голову Зинаиды, они положили её в пакет и спрятали назад, в морозильную камеру. Говорил Зуранов, и они слушали. Он утверждал, что, если не существует у супругов Шнорре никаких долгов и обязательств перед кем-либо, значит, здесь обычная угроза. Можно допустить, что у пожилой красавицы Зинаиды имелся молодой любовник, что маловероятно, и он заварил всю эту «кашу», чтобы выудить только деньги. Но где логика? Зачем убивать, если можно просто взять выкуп за явное или мнимое похищение Зинаиды Марковны?
Допустимо, что действовала обычная шпана, которая при помощи «тупого» запугивания и шантажа нацелилась доить Шнорре до конца дней его. Но ведь риск! Да ещё какой. В таком случае, им никак нельзя оставлять предпринимателя живым. Но от него, от мёртвого, не было бы ни какого толку в данном случае.
– Стоп! – резко оборвал свои размышления вслух Зуранов. – Хватит заниматься болтологией! Бандиты будут с минуту на минуту здесь. На дворе стоит «Волга» ещё совдеповских времён, очень бледно-синяя, но с тонированными стёклами. Нонсенс! Чушь собачья! У вас в доме, у кого-нибудь, есть такая, Михаил Арнольдович?
– Не рационально припудривать привидение! – ухмыльнулся Шнорре. – Да ведь и не выгодно. Подобное старьё уже не котируется.
– А им выгодно. Такая машина, наверняка, не числиться ни за кем, – возразил Зуранов.
– Если и числится, то полуофициально… Допускаю, что один из её владельцев или ездок по липовой доверенности натуральный или ряженый коп.
– Зачем же развалюхе на колёсах тонированные стёкла? – Удивился Гранкин.
– В такой машине очень даже просто, имея на руках какие-нибудь, очень серьёзные документы, вывести кого угодно за город и пустить в расход, – пояснил Алексей. – Есть ли у вас здесь, в квартире, такое место, где мы могли бы спрятаться с Денисом? Думайте быстрей, Михаил Арнольдович! Надо думать, что предпринять… Они ведь вели за вами слежку. Они знают, что вы сейчас дома один. Но тут… промахнулись. Они выждали определённоё время.
