Александр Николаевич Афанасьев
Народные русские сказки
ОХОТНИК И ЕГО ЖЕНА
Жил-был охотник, и было у него две собаки. Раз как-то бродил он с ними по лугам, по лесам, разыскивал дичи, долго бродил – ничего не видал, а как стало дело к вечеру, набрел на такое диво: горит пень, а в огне змея сидит. И говорит ему змея: «Изыми, мужичок, меня из огня, из полымя; я тебя счастливым сделаю: будешь знать все, что на свете есть, и как зверь говорит, и что птица поет!» – «Рад тебе помочь, да как?» – спрашивает змею охотник. «Вложи только в огонь конец палки, я по ней и вылезу». Охотник так и сделал. Выползла змея: «Спасибо, мужичок! Будешь разуметь теперь, что всякая тварь говорит; только никому про то не сказывай, а если скажешь – смертью помрешь!»
Опять охотник пошел искать дичь, ходил-ходил, и пристигла его ночь темная. «Домой далеко, – подумал он, – останусь-ка здесь ночевать». Развел костер и улегся возле вместе с собаками и слышит, что собаки завели промеж себя разговор и называют друг друга братом. «Ну, брат, – говорит одна, – ночуй ты с хозяином, а я домой побегу, стану двор караулить. Не ровен час: воры пожалуют!» – «Ступай, брат, с богом!» – отвечает другая. Поутру рано воротилась из дому собака и говорит той, что в лесу ночевала: «Здравствуй, брат!» – «Здорово!» – «Хорошо ли ночь у вас прошла?» – «Ничего, слава богу! А тебе, брат, как дома поспалось?» – «Ох, плохо! Прибежал я домой, а хозяйка говорит: „Вот черт принес без хозяина!“ и бросила мне горелую корку хлеба. Я понюхал, понюхал, а есть не стал; тут она схватила кочергу и давай меня потчевать, все ребра пересчитала! А ночью, брат, приходили на двор воры, хотели к амбарам да клетям подобраться, так я такой лай поднял, так зло на них накинулся, что куда уж было думать о чужом добре, только б самим уйти подобру-поздорову! Так всю ночь и провозился!» Слышит охотник, что собака собаке сказывает, и держит у себя на уме: «Погоди, жена! Приду домой – уж я те задам жару!»
Вот пришел в избу: «Здорово, хозяйка!» – «Здорово, хозяин!» – «Приходила вчера домой собака?» – «Приходила». – «Что ж, ты ее накормила?» – «Накормила, родимый! Дала ей целую крынку молока и хлеба покрошила». – «Врешь, старая ведьма! Ты дала ей горелую корку да кочергой прибила». Жена повинилась и пристала к мужу, скажи да и скажи, как ты про все узнал. «Не могу, – отвечает муж, – не велено сказывать». – «Скажи, миленький!» – «Право слово, не могу!» – «Скажи, голубчик!» – «Если скажу, так смертью помру». – «Ничего, только скажи, дружок!» Что станешь с бабой делать? Хоть умри, да признайся! «Ну, давай белую рубаху», – говорит муж.
Надел белую рубаху, лег в переднем углу под образа, совсем умирать приготовился, и собирается рассказать хозяйке всю правду истинную. На ту пору вбежали в избу куры, а за ними петух и стал гвоздить[175] то ту, то другую, а сам приговаривает: «Вот я с вами разделаюсь! Ведь я не такой дурак, как наш хозяин, что с одной женой не справится! У меня вас тридцать и больше того, а захочу – до всех доберусь!» Как услыхал эти речи охотник, не захотел быть в дураках, вскочил с лавки и давай учить жену плеткою. Присмирела она: полно приставать да спрашивать!
ДИВО
Жил-был рыбак. Раз поехал он на озеро, закинул сеть и вытащил щуку; вылез на берег, развел огонек и начал эту щуку поджаривать; один бок поджарил, поворотил на другой. Вот и совсем готово – только бы съесть, а щука как прыгнет с огня, да прямо в озеро. «Вот диво, – говорит рыбак, – жареная рыба опять в воду ушла…» – «Нет, мужичок, – отзывается ему щука человечьим голосом, – это что за диво! Вот в этакой-то деревне живет охотник, так с ним точно было диво: сходи к нему, он сам тебе скажет».
Рыбак пошел в деревню, разыскал охотника, поклонился ему: «Здравствуй, добрый человек!» – «Здравствуй, земляк! Зачем пришел?» – «Да вот так и этак, расскажи: какое с тобой диво было?» – «Слушай, земляк! Было у меня три сына, и ходил я с ними на охоту. Раз мы целый день охотились и убили три утки; ввечеру пришли в лес, развели огонь, ощипали уток и стали варить их к ужину; сварили и уселись было за трапезу. Вдруг старик идет: „Хлеб-соль, молодцы!“ – „Милости просим, старичок!“ Старик подсел, всех уток съел да на закуску старшего сына моего проглотил. Остался я с двумя сыновьями. На другой день встали мы поутру и пошли на охоту; целый день исходили, трех уток убили, а ввечеру развели в лесу огонек и готовим ужин. Опять старик идет: „Хлеб-соль, молодцы!“ – „Милости просим, старичок!“ Он сел, всех уток съел да середним сыном закусил. Остался я с одним сыном; вернулись домой, переспали ночь, а утром опять на охоту. Убили мы трех уток, развели огонек, живо сварили их и только было ужинать собрались, как тот же самый старик идет: „Хлеб-соль, молодцы!“ – „Милости просим, старичок!“ Он сел, всех уток съел да меньшим сыном закусил.
Остался я один как перст; переночевал ночь в лесу, на другой день стал охотиться и столько настрелял птицы, что едва домой дотащил. Прихожу в избу, а сыновья мои лежат на полатях – все трое живы и здоровы!» Рыбак выслушал и говорит: «Вот это диво, так диво!» – «Нет, земляк, – отвечает охотник, – это что за диво! Вот в таком-то селе у такого-то мужика так подлинно диво сотворилося; пойди к нему, сам узнаешь».
Рыбак пошел в село, разыскал этого мужика, поклонился ему: «Здравствуй, дяденька!» – «Здравствуй, земляк! Зачем пришел?» – «Так и так, расскажи, какое с тобой диво приключилося?» – «Слушай! – говорит. – С молодых лет моих жил я с женою, и что же? Завела она полюбовника. Мне-то самому и невдомек это, да люди сказали. Вот один раз собрался я в лес за дровами, запряг лошадь, выехал за околицу; постоял с полчаса времени, вернулся потихоньку и спрятался на дворе. Как стемнело, слышу я, что моя хозяйка с своим другом в избе гуляет; побежал в избу и только было хотел проучить жену маленько, а она ухватила палку, ударила меня по спине и сказала: „Доселева был ты мужик, а теперь стань черным кобелем!“ В ту ж минуту обернулся я собакою; взяла она ухват и давай меня возить по бокам: била-била и выгнала вон.
Выбежал я на улицу, сел на завалинку и думаю: авось жена опомнится да сделает меня по-старому человеком. Куда тебе! Сколько ни терся я около избы, не мог дождаться от злой бабы милости. Бывало – откроет окно да горячим кипятком так и обдаст всего, да все норовит, как бы в глаза попасть! А кормить совсем не кормит, хоть с голоду околевай! Нечего делать, побежал я в чистое поле; вижу – мужик стадо быков пасет. Пристал я к этому стаду, начал за быками ходить: который от стада отобьется – я сейчас пригоню; а волкам от меня просто житья не стало – ни одного не подпущу.
Увидал мужик мое старание, начал меня кормить и поить, и так он на меня положился, что не стал и за стадом ходить: заберется, бывало, в деревню и гуляет себе сколько хочется. Говорит ему как-то барин: „Послушай, пастух! Ты все гуляешь, а скот один в поле ходит; этак не годится! Пожалуй, вор придет, быков уведет“. – „Нет, барин! Я на своего пса крепко надеюсь; никого не подпустит“. – „Рассказывай! Хочешь, я сейчас любого быка уведу?“ – „Нет, не уведешь!“ Поспорили они, ударились об заклад о трех стах рублях и отдали деньги за руки. Барин пошел в поле и только за быка – как я кинулся, всю одежу на нем в клочки изорвал, так-таки и не допустил его. Мой хозяин получил заклад, и с той поры возлюбил меня пуще прежнего: иной раз сам не доест, а меня непременно накормит.
Прожил я у него целое лето и захотел домой побывать: „Посмотрю, – думаю себе, – не смилуется ли жена, не сделает ли опять человеком?“ Прибежал к избе, начал в дверь царапаться; выходит жена с палкою, ударила меня по спине и говорит: „Ну, бегал ты черным кобелем, а теперь полети дятлом“. Обернулся я дятлом и полетел по лесам, по рощам. Пристигла холодная зима; есть крепко хочется, а корму нету и достать негде. Забрался я в один сад, вижу – стоит на дереве птичья принада.[176] „Дай полечу в эту принаду; пусть меня ребятишки поймают, авось кормить станут, да в избе и теплей зимовать будет!“ Вскочил в западню, дверцы захлопнуло: взяли меня ребятишки, принесли к отцу: „Посмотри, тятя, какого мы дятла поймали!“
А ихний отец сам был знахарь; тотчас узнал, что я человек, не птица; вынул меня из клетки, посадил на ладонь, дунул на меня – и обернулся я по-прежнему мужиком. Дает он мне зеленый прутик и сказывает: „Дождись, брат, вечера и ступай домой, да как войдешь в избу – ударь свою жену этим прутиком и скажи: 'Была ты, жена, бабою, а теперь будь козою! “ Взял я зеленый прутик, прихожу домой вечером, по-тихохоньку подкрался к своей хозяйке, ударил ее прутиком и говорю: „Была ты, жена, бабою, а теперь будь козою!“ В ту ж минуту сделалась она козою; скрутил я ее за рога веревкою, привязал в сарае и стал кормить ржаною соломою. Так целый год и держал ее на соломе; а потом пошел к знахарю: „Научи, земляк, как обернуть мою козу бабою“.
Он дал мне другой прутик: „На, брат! Ударь ее этим прутиком и скажи: 'Была ты козою, а теперь стань бабою! “ Я воротился домой, ударил мою козу прутиком: „Была ты, говорю, козою, а теперь стань бабою!“ Обернулась коза бабою; тут хозяйка моя бросилась мне в ноги, стала плакать, просить прощения, заклялась-забожилась жить со мною по-божьему. С тех пор живем мы с ней благополучно в любви и согласии». – «Спасибо, – сказал рыбак, – это подлинно диво дивное!»
* * *
В некотором царстве, не в нашем государстве, жила-была старуха; у нее был сын, занимался охотою, бродил по разным местам да стрелял разных птиц и зверей – тем и себя и мать кормил. В одно время взял он ружье, надел сумку и пошел в поле. Недолго ходил, застрелил зайца, содрал с него шкурку и принес матери. Старуха разрубила зайца пополам, задок зажарила да на столе поставила, а передок под лавку припрятала. Вот пока они ели задок, передок-то заячий выскочил вон из избы да ну улепетывать! «Матушка, посмотри-ка, – говорит мужик, – экое чудо: мы с тобой задок едим, а передок в поле ушел!» – «Эх, дитятко! Такое ли чудо бывает? Ты поди-ка на село да спроси мужика Арефия, вот с ним было чудо, так чудо!»
Сын встал из-за стола и пошел искать мужика Арефия. Идет по дороге и видит – седой старик землю пашет. «Бог помочь, старичок!» – «Спасибо! Куда идешь, добрый человек?» – «Ищу мужика Арефия; с ним, сказывают, чудо было». – «Правда, добрый человек! Был я женат; была у меня баба собой красивая, да зато гульливая. Как-то я застал ее с милым дружком; а он был большой колдун, ухватил плеть, стегнул меня и говорит: „Был ты мужик, а будь пес поганый!“ Обернул меня псом и выгнал на двор; наутро, слышу я, колдун сказывает моей жене: „Знаешь что, Аксинья? Зачем нам пса кормить? Лучше удушить его“. – „И то правда!“ – говорит баба. А у меня хоть вид собачий, да ум человечий; как почуял беду, сейчас улизнул со двора, и давай бог ноги!
Пристал я к одному барину, долго служил ему верою-правдою, всячески ему угождал и разные штуки выкидывал.
Заставит, бывало, меня барин гостей вином угощать; а у меня хоть вид собачий, да ум человечий, – стану я на задние лапы, а в передние возьму поднос с чарками и стану гостей обносить, а сам-то кланяюсь. Что тут смеху было! И любил же меня хозяин; завсегда в холе держал и с своего стола кормил. А все соскучилось. Вздумал на жену посмотреть. Убежал от барина и пустился в деревню. Три дня не ел, не пил – все домой спешил, и пришло мне невмоготу: так на еду и позывает. Глядь – а на кусте черный ворон сидит. Вот я подкрался, да и сцапал его. Говорит мне ворон человечьим голосом: „Не ешь меня, отпусти на волю; я сам тебе пригожуся!“ Пожалел я ворона, пустил его на волю и побежал дальше.
Кое-как добрался до деревни, прихожу на свой двор, смотрю в избу: жена возле печки стоит да блины печет, а колдун на лавке сидит да так-то их уписывает. Увидал он меня, ухватил плеть. „Ишь, – говорит, – опять проклятый пес воротился; а уж я чаял – ты совсем пропал!“ Да как стеганет меня плетью. „Был ты, – говорит, – псом, теперь стань черным вороном!“ Обернулся я черным вороном, взвился и полетел в темный лес. „Ну, – думаю, – пришла на меня беда хуже первой; жил я собакою, завсегда сыт был; а теперь еще как-то бог пошлет! Чего доброго, еще охотник из ружья пристрелит!“ Вдруг прилетел ко мне ворон и кричит: „Кар-кар! Ты меня пожалел, а я тебя добру научу: полетай назад в свою избу, заберись потихоньку под лавку и перекинь плеть через себя – опять человеком сделаешься; тогда возьми эту плеть и проучи колдуна и свою жену вот так-то и этак-то“.
Тотчас снялся я с дерева и полетел в деревню; прилетел, ударился со всего размаху в окно, стекло разбилось, а я поскорей в избу. Время было послеобеденное, колдун с моею хозяйкою ушли в клеть и легли спать; вижу я – в избе пусто, залез под лавку, отыскал плеть, ухватил ее клювом за один конец и насилу-насилу через себя перекинул; в ту ж минуту обернулся я по-прежнему человеком. Взял плеть в руки и пошел расправляться. Колдун спит, жена храпит; вот я ударил сперва его и говорю: „Был ты добрый молодец, а теперь стань вороной жеребец!“ Как сказал, так и сделалось. После того ударил бабу: „Была ты, – говорю, – молодицею, а теперь стань кобылицею!“ Глядь – стоит передо мной славная пара лошадей: жеребец хорош, а кобыла и того лучше!.. С тех пор на этой паре я и землю пашу и в извоз хожу. Вот оно какое чудо-то бывает!»
ДИВО ДИВНОЕ, ЧУДО ЧУДНОЕ
Жил-был богатый купец с купчихою; торговал дорогими и знатными товарами и кажный год ездил с ними по чужим государствам. В некое время снарядил он корабль; стал собираться в дорогу и спрашивает жену: «Скажи, радость моя, что тебе из иных земель в гостинец привезти?» Отвечает купчиха: «Я у тебя всем довольна; всего у меня много! А коли угодить да потешить хочешь, купи мне диво дивное, чудо чудное». – «Хорошо; коли найду – куплю».
Поплыл купец за тридевять земель в тридесятое царство, пристал к великому, богатому городу, распродал все свои товары, а новые закупил, корабль нагрузил; идет по городу и думает: «Где бы найти диво дивное, чудо чудное?» Попался ему навстречу незнакомый старичок, спрашивает его: «Что так призадумался-раскручинился, добрый молодец?» – «Как мне не кручиниться! – отвечает купец. – Ищу я купить своей жене диво дивное, чудо чудное, да не ведаю где». – «Эх ты, давно бы мне сказал! Пойдем со мной; у меня есть диво дивное, чудо чудное – так и быть, продам».
Пошли вместе; старичок привел купца в свой дом и говорит: «Видишь ли – вон на дворе у меня гусь ходит?» – «Вижу!» – «Так смотри же, что с ним будет… Эй, гусь, подь сюды!» Гусь пришел в горницу. Старичок взял сковороду и опять приказывает: «Эй, гусь, ложись на сковороду!» Гусь лег на сковороду; старичок поставил ее в печь, изжарил гуся, вынул и поставил на стол. «Ну, купец, добрый молодец! Садись, закусим; только костей под стол не кидай, все в одну кучу собирай». Вот они за стол сели да вдвоем целого гуся и съели. Старичок взял оглоданные кости, завернул в скатерть, бросил на пол и молвил: «Гусь! Встань, встрепенись и поди на двор». Гусь встал, встрепенулся и пошел на двор, словно и в печи не бывал! «Подлинно, хозяин, у тебя диво дивное, чудо чудное!» – сказал купец, стал торговать у него гуся и сторговал за дорогие деньги. Взял с собой гуся на корабль и поплыл в свою землю.
Приехал домой, поздоровался с женой, отдает ей гуся и сказывает, что с той птицею хоть всякий день некупленное жаркое ешь! Зажарь ее – она опять оживет! На другой день купец пошел в лавки, а к купчихе полюбовник прибежал. Такому гостю, другу сердечному, она куды как рада! Вздумала угостить его жареным гусем, высунулась в окно и закричала: «Гусь, подь сюды!» Гусь пришел в горницу. «Гусь, ложись на сковороду!» Гусь не слушает, нейдет на сковороду; купчиха осердилась и ударила его сковородником – и в ту ж минуту одним концом сковородник прильнул к гусю, а другим к купцовой жене, и так плотно прильнул, что никак оторваться нельзя! «Ах, миленький дружок, – закричала купчиха, – оторви меня от сковородника, видно, этот проклятый гусь заворожен!» Полюбовник обхватил купчиху обеими руками, хотел было от сковородника оторвать, да и сам прильнул…
Гусь выбежал на двор, на улицу и потащил их к лавкам. Увидали приказчики, бросились разнимать; только кто до них ни дотронется – так и прилипнет! Сбежался народ на то диво смотреть, вышел и купец из лавки, видит – дело-то неладно: что за друзья у жены проявились? «Признавайся, – говорит, – во всем; не то навек так – сольнувшись – останешься!» Нечего делать, повинилась купчиха; купец взял тогда – рознял их, полюбовнику шею накостылял, а жену домой отвел да изрядно поучил, приговаривая: «Вот тебе диво дивное! Вот тебе чудо чудное!»
СЧАСТЛИВОЕ ДИТЯ
Жил-был именитый купец с купчихою – всякого добра много, а детей нету. Стали они богу молиться, чтобы дал им детище – в молодых летах на утеху, в старости на подмогу, а по смерти на помин души; стали они нищую братию кормить, милостыней оделять; а сверх того надумались на пользу всего люда православного построить длинный мост через топи-болота непроходимые. Много купец казны издержал, а мост построил, и как работы окончились, посылает он своего приказчика Федора: «Поди-ка, сядь под мост да послушай, что будут люди про меня сказывать: будут ли благословлять или корить станут». Федор пошел, сел под мост и слушает. Идут по мосту три святых старца и говорят промеж себя: «Чем наградить того, кто этот мост построил? Пусть у него народится счастливый сын: что ни скажет – то и сбудется, чего ни пожелает – то и даст господь!» Выслушал приказчик и вернулся домой. «Ну что, Федор, не слыхал ли чего?» – спрашивает купец. «Нет, ничего не слыхал».
В скором времени отяжелела купчиха и родила мальчика; окрестили его и положили в люльку. Приказчик позавидовал чужому счастью: в глухую полночь, как все в доме крепко заснули, поймал голубя, зарезал его и замарал кровью постель, руки и уста родильницы; а ребенка украл и отдал на сторону выкормить.
Наутро хватились отец с матерью, где их ребенок? Нет нигде, а приказчик начал доказывать: «Мать-де сама его съела: вишь, и руки и уста в крови!» Купец взял свою жену и посадил в темницу. Прошло несколько лет, сынок их подрос, стал бегать и говорить. Федор бросил купца, поселился на взморье и мальчика с собой взял; что только ему на ум взбредет, он приказывает этому мальчику: «Пожелай-де то-то и то-то», – и тотчас все готово. Говорит он однажды: «А ну, малый, проси у бога, чтоб здесь новое царство стало, чтоб от самого этого места до дворца государева хрустальный мост повис через море и чтоб царевна за меня замуж вышла». Мальчик попросил у бога – и тотчас повис через все море хрустальный мост и явился богатый, знатный город с белокаменными палатами, церквами и царскими теремами.
На другой день, проснувшись, смотрит царь из окошечка, увидал хрустальный мост и спрашивает: «Кто этакое чудо построил?» Докладывают ему, что Федор. «Коли он так хитер, – сказал царь, – то отдам за него свою царевну замуж!» Скоро дело сладилось, обвенчали Федора с царевною, и стал он в новом городе царствовать да мальчиком помыкать: держит его у себя за работника, бьет и ругается всячески, иной раз и куска хлеба пожалеет дать.
Вот как-то лежит Федор с женой на постели да промеж, себя разговаривают; а мальчик в темный угол забился и горько-горько плачет. Спрашивает царевна своего мужа: «Скажи, пожалуйста, откуда у тебя это богатство взялося? Ведь прежде ты был простым приказчиком». – «И богатство мое и сила – все от этого мальчика, что я у купца унес». – «Как так?» – «Жил я у такого-то купца в приказчиках, и было ему обещано, что народится у него сын, да не простой, а такой счастливый – что ни скажет, то и сбудется, чего ни пожелает, то и даст господь. Вот как ребенок народился, я его и скрал, а чтоб про то не проведали, наговорил на купчиху, будто сама свое детище съела».
Мальчик подслушал эти речи, вышел из угла и сказал: «По моему прошенью, по божьему изволенью будь ты, негодяй, собакою!» В ту ж минуту Федор обернулся собакою; мальчик надел ему на шею железную цепь и повел к своему отцу. Приходит и говорит ему: «Добрый человек! Дай мне горячих угольев». – «На что тебе?» – «Да вот надо пса покормить». – «Что ты? Бог с тобой! – отвечает купец. – Где это видано, чтоб собаки горячим угольем питались?» – «А где видано, чтоб мать могла съесть свое родное детище? Узнавай, батюшка, я твой сын, а вот этот пес – твой старый приказчик Федор, что меня унес да на мать наклепал». Купец расспросил про все подробно, освободил жену из темницы, и потом все они вместе переехали жить в новое царство, которое еще прежде по желанью купеческого сына явилось на взморье; царевна к своему отцу уехала, а Федор до самой смерти так и остался поганым псом.
