Александр Михайлович Кротов
Венхра. Книга первая. О плохих людях и странных обстоятельствах

Глава 7

Первые сутки на свободе у Тихона прошли в поисках ночлега. Нормально поспать в тепле удалось только следующим днём, когда получилось проскользнуть незамеченным в один не запертый подъезд. Вечером оттуда выгнали жильцы. Пришлось идти на железнодорожный вокзал, больше никаких идей не было.

Там Тихон купил себе два пирога и чекушку водки. Ночь не за горами и о ночлеге нужно было подумать сейчас. Представители полиции и так уже косо на него смотрели, один раз даже проверили документы. Поэтому ночевать на вокзале ему уже не хотелось.

Куда податься? Была одна мысль. Тоже из разряда «милосердие».

Он поел, сделал несколько глотков из бутылки. Было горько. Мимо прошёл полицейский с собакой. Пришлось быстро спрятать чекушку за пазухой.

Тринадцать лет назад у него были и родня, и друзья. Всё шло по плану. Сходил в армию, поступил в техникум, окончил его, устроился на работу.

Особенно крепко он дружил со своим бывшим сослуживцем. Сыном попа. Звали его Захар, и жил он в деревне. Не раз Тихон приезжал к нему погостить: на рыбалку, на шашлыки, в поход. В его же деревне он познакомился с девушкой, в которую влюбился до беспамятства.

Но в одну ночь его жизнь резко сломалась. Он тогда в очередной раз приехал в гости к Захару, заодно с девушкой повидаться. Ей было только семнадцать лет, и её родители строго следили за тем, с кем она гуляет. Не нравился им Тихон. Городской гуляка. И запретили они ей ехать с ним, Захаром, и его друзьями на речку с ночевой. Тихон поехал без неё. Стояло жаркое лето.

А в то время характер у него весёлый был, не то, что сейчас. Молодой, наглый. Он совершенно не оправдывал свою погремуху, данную ему после, на зоне. В общем, напились они там. Спать легли: кто в палатке, кто в машине. А Тихону не спалось. Его душу терзала обида на родителей его девушки. Ещё настроение портило то, что успел он с другими туристами поругаться. С теми, что по соседству отдыхали. Они не понравились ему, он не понравился им. Не помнил Тихон из-за чего конфликт начался. Но не остыл, горячим был парнем, глупым.

Решил пойти с ними разбираться. Точнее, лишь поговорить хотел.

И не помнил он, как двоих людей топором-то зарубил.

Помнил, что защищаться пришлось, и что их было очень много. Помнил уродов страшных.

А как людей рубил – не помнил.

Итого два трупа, ещё одного парня и вовсе не нашли. Долгим было дело, но вердикт оказался достаточно мягким, как посчитали родственники убитых и пропавшего без вести.

Дали ему срок, а он и не помнил ничего. За что столько отсидел. Помнил только, как в ту роковую ночь после всего случившегося к друзьям побежал испуганный. Уроды страшные ему везде мерещились…

Не любил Тихон вспоминать эту историю. Но кроме воспоминаний у него ничего не осталось. Теперь и крыши над головой нет, даже неба в клеточку.

Он сделал ещё несколько глотков из бутылки. На мгновение стало очень хорошо. Но совсем ненадолго. Похолодало. Ещё и дождь пошёл, стуча в стекло большого окна вокзала.

Сидоров посмотрел расписание пригородных поездов. И ещё раз пристально рассмотрел бумажку с номером телефона из одиннадцати цифр – ту самую, что сунул ему Борзой.

Нет, не хотелось ему больше в тюрьму. Тихой жизни ему хотелось. Теперь он другой человек и знает цену любому благу, любому поступку.

Положив бумажку в карман, Тихон захотел закурить, но вовремя понял, что находится в помещении. Вышел на улицу. Закурил под дождём. За пару минут промок, вернулся опять к кассам.

Он прекрасно помнил, как добраться до того места, где жил Захар. И пусть они прекратили любое общение после того инцидента тринадцатилетней давности, больше ему не к кому было обратиться. А та девушка, с которой у него не сложились отношения, вряд ли хоть когда-нибудь вспоминала его добрым словом.

Вся надежда была на бывшего сослуживца. Захар всегда был добрым человеком, несмотря на то, что не пошёл по стопам своего отца – не стал священником. Да и велика вероятность, что переехал он из деревни в город. Даже в те времена это была глушь.

Но Тихон купил себе билет. До деревни Ближняя Топь. Он надеялся, что местность не вымерла. Всё-таки это конечная остановка.

Он сел в почти пустую электричку и задремал.

* * *

Было уже темно, когда Тихон приехал на конечную остановку. Вышел на пустой перрон. Никто никого не встречал. Да и вообще он ехал всю дорогу практически в пустом вагоне и до конечной доехал в одиночестве. Дождь перестал лить, но теплее не стало. Дул холодный ветер. Тихон решил переночевать здесь на маленьком вокзале, если не сможет договориться о ночлеге с Захаром. Если вообще Захар с семьёй остался тут жить.

Тихон шёл по грязи мимо старых, покосившихся домов. Мало где горел свет. Один или два. Новых или аккуратно отремонтированных домов здесь почти не было. Видимо, не в почёте была эта местность у дачников.

Дом Захара был в самом конце деревни. На отшибе. Ещё рядом располагалось старинное кладбище с руинами когда-то сгоревшей церкви. Судя по смутным очертаниям погоста, новую церковь тут так и не построили. Может, и построили, но чуть подальше. Отсюда не видно.

В доме Захара горел свет. Строение выглядело опрятно, лучше многих домов в округе. Хороший, большой, уютный дом. О таком можно даже мечтать.

И зачем только Тихон сюда приехал? Кому он тут нужен?

Сидоров долго стоял в темноте, подальше от уличного фонаря, не рискуя приблизиться к дому. Курил. В конце концов, он решился. Даже если Захар прогонит его, то ничего он от этого не потеряет.

Территория до крыльца не была огорожена забором, злых собак поблизости не предвиделось. Тихон уверенно поднялся по ступенькам к входной двери, нашёл звонок и позвонил. Два раза. Вскоре дверь открыли. На пороге стоял крепкий мужчина, с небольшой, но густой бородой и ясным взглядом. По сравнению с Тихоном мужчина выглядел свежо и опрятно, но его трудно было сразу узнать. Зато у того с памятью всё было отлично.

– Тихон? Ты? – без радости и особого удивления спросил крепкий мужчина.

– Я тебя не узнал сначала, по глазам только, – сказал Сидоров.

– Ты в бегах или тебя раньше времени выпустили? – напрямую спросил хозяин дома, не пуская гостя на порог.

– Выпустили, второй день на воле, я не от хорошей жизни к тебе приехал, – начал было Тихон, но Захар его перебил.

– От плохой что ли? – но в его голосе не было злобы. Была усмешка, был упрёк. Но не злость.

– Дай работу, если сможешь. Не сможешь – прогони. Только не надо нравоучений. Оставь для проповедей.

– Я не священнослужитель, – сказал Захар Петров. – Я кузнец. Говорить не привык. Работу найду, если работать умеешь. На порог не пущу. И к семье моей не подходи. Узнаю – не убью, но плохо тебе будет точно.

– Я сюда не со злым умыслом приехал, – попытался оправдаться Тихон. – Я новую жизнь начать хочу. Некуда мне пойти. Не хочешь помочь – не помогай, бог не обидится.

Захар посмотрел на него своим грозным взглядом и немного смягчился. Но повёл его в сторону кладбища. В дороге рассказал:

– Здесь остался старый дом моего деда. Он батюшкой был, как и мой отец. Дом небольшой, старый, но в нормальном состоянии. Изба. И пить тут не вздумай – выгоню.

Они подошли вплотную к кладбищу, немного прошли вдоль его ограды и направились к лесу. Перешли через небольшую реку по бревенчатому мосту, прошли ещё немного вглубь и вышли на опушку, где стояла небольшая изба.

Было холодно, Тихон в своей куртке весь продрог, а Захар шёл в рубашке с длинным рукавом и лишь слегка ёжился от холода. Несмотря на сумрак, он очень хорошо ориентировался, а где-то Сидоров чиркал зажигалкой, чтобы лучше рассмотреть тропу.

Тихон поблагодарил:

– Спасибо тебе, Захар…

– Рано благодаришь. Посмотрим ещё на тебя. Не забоишься жить рядом с лесом дремучим, да покойниками, значит, поживёшь ещё под крышей. Мать, сестра не пустили тебя чей?

– Мать умерла. Давно. Она бы пустила. Думаю. А сестра прогнала. Знать меня не хочет. Денег немного дала и на том спасибо.

– Вот как бывает, – подытожил Захар. – В этом доме иногда охотники останавливались, знакомые мои. Нечасто. Уголь остался. На дрова можешь взять хоть табурет. Воды, если надо, в колодце у моего дома возьмёшь. Вёдра есть. Чашки, ложки тоже есть. Электричества, газа – нет. Удобства во дворе. Керосинка была, если не найдёшь, то в столе свечи лежат. Много их в доме должно быть. Зажигалка у тебя есть. Голодный?

Захар открыл большой висячий замок ключом, который нащупал под ступенькой крыльца. Они зашли в помещение.

– С огнём не пропаду, – сказал Тихон и зажёг свою дешёвую зажигалку.

Захар сразу же приставил к её пламени фитиль толстой восковой свечи, которую сумел найти ещё в полной темноте. Стало светлее.

По короткому коридору они вошли через дверь в комнату. А комната в избе была одна, зато с русской печью и столом, на котором стояла треснувшая керосиновая лампа. У стола располагались две лавочки. На печи лежали звериные шкуры и пахло сыростью. У самой печки стоял табурет, а возле него несколько вёдер: в одном из них лежал уголь, старые газеты и несколько коробков спичек. Ещё Захар показал, что находится в другом конце коридора. Там были сени, в которых стояла большая, но отсыревшая кровать, и небольшой двор, в котором было отхожее место. Здесь же располагалась лестница на чердак.

– Нравятся апартаменты? – шутливо спросил Захар. Послышался звук снова начавшегося дождя.

– Нравятся. Я тебе честно говорю, – сказал Тихон.

– Есть-то будешь?

– Нет, благодарю от души, – Тихону не хотелось напрягать Захара своим голодом. Утро вечера мудренее, чёрт бы побрал весь этот фольклор.

– Я пошёл. Утром зайду, – сказал Захар, сунув ему в руки массивную белую свечу.

Хлопнул дверью. Послышались удаляющиеся шаги и писк мобильного телефона. Захар ответил на звонок: кто-то из близких забеспокоился его отсутствием. Шаги стихли, а дождь становился всё сильнее.

Тихон снял навесной замок с двери, перевесил вовнутрь и запер его на ключ, который Петров в этом замке и оставил. Незваных гостей ждать не приходилось, но так было спокойнее. Он ещё раз осмотрел свою комнату, нашёл нож с погнутым лезвием. Нож был достаточно острым и им раньше часто пользовались в быту. Эта находка Тихона порадовала. Ещё он был благодарен Захару за то, что тот подсказал, как растопить печь. С одним углём у него этого точно бы не получилось, а сломав сухой, не прочный табурет и сложив его в печь, вместе с подожжённой газетой, он получил хороший источник тепла. Потом сел на лавочку и закурил. За окном была абсолютная тьма. Так он и просидел некоторое время. Докурил, зевнул, немного проветрил избу и опять сел на лавочку.

Вдруг кто-то сильно начал дёргать за дверь. Тихон схватил нож и осторожно подошёл к запертой им двери.

– Ты чего заперся-то, покойников боишься? – закричал за дверью Захар.

Тихон спокойно выдохнул, спрятал нож и открыл замок, впустив товарища в жилище. Тот уже был в куртке, с небольшим пакетом в руках.

– Мне так спокойнее просто, – Тихону стало неловко.

– Ну, дело твоё. Закрывайся. Тут и звери дикие бывают. И ещё… кое-что… бывает… фу, накурил уже, не продохнуть!

– Теперь буду на улице курить.

– Если надумаешь спалить дом, то гори лучше вместе с ним, – шутливо, но грозно сказал Захар. – Я тебе поесть принёс.

Он раскрыл пакет, а там была литровая банка молока и половина батона. Тихон поблагодарил и принялся с жадностью есть.

– Я хочу, чтобы ты знал, – жевал и говорил Тихон. – Та история…

– А я хочу, чтобы ты заткнулся, и эту тему больше никогда не поднимал. Всем местным расскажу, что ты просто бомж, который попросил работы. Никому про своё прошлое не рассказывай. И семью мою этими баснями не докучай. Сейчас уже неважно, что там было. Важно, чтобы ты сейчас тварью не оказался.

– Я тебя услышал, – угрюмо сказал Тихон и продолжил трапезу.

– Дров не будет хватать, бери у меня из поленницы. У меня много заготовлено. Но это завтра. Сегодня уж переживёшь. Вижу, с огнём ты справился, а вот заслон сверху отодвигать надо, а то задохнёшься, сволочь такая, а я виноват буду! И с поддона не забывай мусор выгребать, но это утром, когда всё остынет.

Захар отодвинул на себя заслон, находящийся вверху конструкции печи, и направился к выходу.

– От души, – в очередной раз поблагодарил Тихон.

– Ну, иди, запирайся.

Захар ушёл, Тихон вновь закрылся на замок. Подбросил угля и залез на печь. Та уже была тёплой. Не раздеваясь и не разуваясь, он задремал, укутавшись в вонючие звериные шкуры.

Ночью он вставал в туалет, очень болел живот после молока, и он еле добежал до отхожего места. По крыше барабанил дождь, а вокруг дома кто-то ходил, хлюпая ногами по лужам. Было жутко, но Тихон успокоил себя тем, что даже несмотря на то, что он обрёл временное пристанище, терять ему было абсолютно нечего. Что такое жизнь? Он знал, как легко многие убийцы, с которыми он сидел, назначают ей цену. И она была невысокой.

Утром в избе стало очень холодно. Тихон проснулся и сразу начал разжигать остывшую печь. Каким-то чудом у него это очень быстро получилось. В комнате чувствовалась сильная сырость. За окном уже было светло, но узнать сколько сейчас времени не представлялось возможным.

Прошло ещё немного времени. Небольшая комната наполнилась теплом и сигаретным дымом: Тихон курил и думал о том, что сегодня он купит себе чай и займёт немного керосина у Захара, потому что свечи быстро плавились и не давали такого яркого освещения, как керосиновая горелка.

В дверь постучали. Пришёл Захар.

– Не спишь? Ну, как ночь прошла? – спросил он.

– На воле любая ночь в радость, – ответил Тихон. По голосу чувствовалось, что он немного простыл.

Захар принёс ему старый чайник, в котором плескалась ещё горячей кипячёная вода. Ещё он принёс поесть: бутерброды из белого хлеба и докторской колбасы. В небольшом пакетике у него с собой был чай. Железную кружку Тихон нашёл ещё вчера. Он позавтракал, поблагодарив в очередной раз своего спасителя.

Потом они пошли на кузницу, хозяином и единственным главным мастером которой был Захар. Иногда ему помогал местный мужичёк по имени Клим – небольшого роста, крепкий, старше бывших сослуживцев лет на шесть-восемь.

Клим с недоверием отнёсся к новому помощнику Захара, но обрадовался тому, что ему меньше придётся выполнять грязной работы. Он работал в кузнице не на постоянной основе, у него были и другие источники доходов. А Захар целиком и полностью владел этой ремесленной мастерской, где проводили сварные работы и изготавливали изделия из металла. Для Тихона должность подсобного рабочего была в радость и не вызывала особого физического дискомфорта, несмотря на то, что здоровье его оставляло желать лучшего, чего не скажешь про Захара. В свои тридцать восемь с небольшим лет он выглядел ещё крепче, чем раньше.

В этот же день они принялись за работу. Работали они втроём с утра до четырёх часов дня: нужно было по заказу доделать ограду для могилы, вечером уже должны были приехать заказчики. Захар не преминул похвастаться тем, что к нему поступают заказы со всего района. На что Клим посетовал, что денег всё равно не хватает на нормальную жизнь, и что численность населения за пределами больших городов стремительно сокращается, и существование здесь совсем не сахар. Но Тихон понимал, что ему очень повезло оказаться здесь, и ему было неприятно, если своим появлением он отнимал у кого-то лишний заработок. Об этом позже он сказал Захару, на что тот ответил, что всё будет хорошо, если Тихон будет честно трудиться. И пообещал ему ещё одну работу в скором времени. Тихон Сидоров был доволен таким развитием событий.

Закончив работу, Клим ушёл домой, а Захар повёл Тихона к себе, знакомить с семьёй. В очередной раз он пригрозил не рассказывать о своём прошлом. Однако Марта, жена Захара, его узнала. Тихон был на их свадьбе много лет назад, в прошлой счастливой жизни. Она была немного взволнована и даже напугана, но муж смог её успокоить, да и сам Тихон вёл себя очень скромно, даже пытался стесняться, долго и искренне благодарил хозяйку за вкусный ужин, которым семейство Захара поделилось с ним.

За все те годы, что прошли с момента их последней встречи, Марта практически не изменилась. Она была на пару лет младше мужа, всё такая же стройная, со строгими, но привлекательными чертами лица. Очень сдержанная на эмоции. Но по-русски она научилась говорить значительно лучше, даже вела занятия в районной школе, преподавала математику, геометрию и физику.

Они с Захаром познакомились в столице, когда простой деревенский парень поехал туда на экскурсию в первый раз в жизни, а девушка, родом из Германии, приезжала в Москву на какой-то семинар. Два совершенно разных человека связали свою жизнь узами брака и родили на свет двух милых детей. Хоть Тихон и не стал никому из них крёстным отцом, но он прекрасно помнил, как у его друга сначала родилась дочь, которую назвали Евой, а потом сын, Артур. Буквально через год после рождения Артура Тихон сел в тюрьму. Сейчас парню было четырнадцать лет, а девушке в конце года должно исполниться восемнадцать.

Семья Петровых визуально выглядела прекрасно, как с обложки какого-нибудь журнала про здоровье. Тихон завидовал, но по-доброму. Не было в нём злости и агрессии. Ему тоже хотелось начать жить по-настоящему.

* * *

Тихон быстро привык к новой жизни за работой в кузнице Захара. Клим там появлялся редко, зато часто ездил на своём отечественном внедорожнике по району и в областной центр по своим делам – в деревне он держал небольшой магазинчик и самостоятельно возил небольшие партии продуктов.

Семья Захара тоже начала постепенно привыкать к Тихону, и к тому, что он нередко помогал главе семейства по хозяйству. Марта иногда кормила Сидорова обедом, и ни разу не спросила у него про его прошлое. Была вежлива с ним, но держалась в стороне. Она хорошо делала вид, что раньше они были незнакомы. Артур никакого интереса к гостю не проявлял и всячески пытался не обращать на него внимания. Ева, наоборот, иногда задавала Тихону неудобные вопросы, на которые он, в большинстве своём, отмалчивался, либо их диалог прекращался после строгого взгляда Захара или Марты.

В один из ранних вечеров, когда работы практически не было, Захар пришёл в дом Тихона. Тот сидел на лавочке, грелся у печи и читал старый журнал, найденный им на чердаке. Захар спросил:

– Готов к ещё одной работе, или тут устаёшь?

– Конечно, готов, гражданин начальник! Если это не криминал какой! – у Тихона было хорошее настроение.

Захар сердито посмотрел на него и продолжил:

– Эта работа и будет для тебя основной. Так уж обстоятельства складываются. На кузнице работа сезонная, скоро заказы прекратятся почти до весны. Новая работа совсем не пыльная. Зато зарплата у тебя будет официальная. У местной епархии специально для тебя выделю. Пойдём, расскажу, что тебе делать нужно будет. Надеюсь, к соседству с покойниками ты привык. Одевайся.

Тихон натянул на себя бушлат и шапку. На ноги обул валенки с галошами. Такую тёплую и практичную одежду подарил ему Захар. В этом одеянии было комфортно в холодную осеннюю пору. Да и зиму этот наряд точно выдержит.

Они вышли из избы в прохладный ноябрьский воздух. Падали мягкие снежинки, которые моментально таяли. Смеркалось, совсем скоро должна наступить темнота. В этих местах она особая, беспроглядная, угольно-чёрная.

Пройдя вдоль высокого ограждения кладбища, они дошли до главных ворот, которые были заперты на огромный встроенный замок. Захар открыл его ключом, и они прошли на территорию захоронений, заперев за собой ворота.

Пройдя через большую аллею, на которой были очень старые могилы, датированные семнадцатым, восемнадцатым веками, они вышли на территорию более свежих захоронений, откуда на них выпрыгнул дед с ружьём.

– Что-то ты Сан Саныч поздно реагируешь, мы уже почти всё кладбище прошли! – радостно укорил старика Захар.

Они поздоровались за руку. Тихон тоже пожал старческую, но крепкую ладонь.

Старик ответил:

– Так, я видел, что ты идёшь, поэтому следил за вами, ведь ты чужака привёл!

– Привёл я его тебе на замену, Сан Саныч. Нечего тебе на старость-то лет по кладбищам бегать ночами. Дома отдыхай, телевизор смотри! – нарочито громко говорил Захар.

– Нашёл замену, эх ты! Я незаменимый же! Да и привыкать к местности надо, скоро я тут насовсем обоснуюсь! – кривлялся дед.

– А то ты за столько лет не привык как будто! – в шутку сердился Захар. – Дольше всех тут работаешь, и всё никак не наработаешься!

– Это разве работа, сторож? Это курорт, а не работа! В охрану всегда идут лентяи. Вот и я тут лодырничаю.

– Зато нас усмотрел, молодец. Я думал ты тут и правда уже только спишь! – похвалил Захар. – Знаешь что? Я тебя тут начальником сделаю, будешь ходить с проверками по ночам, сторожей будить, да ругать их!

– Ругать-то я могу! Если зарплату сохранишь, то пойду, конечно, и в начальники. А если оклад больше станет, так не пойду, а побегу!

Они шли по мрачной аллее в сторону обгоревших руин, где когда-то стояла церковь.

Захар перестал улыбаться, сказал:

– Если серьёзно, не могу, конечно, обещать, Сан Саныч, не могу. Сам понимаешь, лишнюю копейку никто платить не будет. И не могу я тебя больше тут оставлять, возраст у тебя уже такой, что вдруг что случится, так мне как потом отвечать?

– Зато у меня есть ружьё! – привёл аргумент Сан Саныч.

– Я тебе не про это, – вздохнул Петров. – А про то, что ввиду твоего возраста не могу я больше так рисковать тобой. Сиди дома. Можешь к остальным в гости ходить сюда. Вот, Тихон будет вместо тебя. Ноябрь закончится, деньги получишь, и всё, хватит. Сиди дома. Зима холодной обещает быть.

– Жопа! – сказал Сан Саныч.

– Она самая, – согласился Захар. – Ну, что поделать…

– Ты сам-то когда сваливать надумал? – спросил Сан Саныч.

– Это тебе Клим уже растрепал? – Захару не понравился этот вопрос. – Не знаю. Как дела в порядок приведу. Короче, отстань!

Тихон насторожился: неужели Захар собирается отсюда уехать?

– Дело твоё, – с укором сказал Сан Саныч, то ли в шутку, то ли всерьёз. – Если твой товарищ хорошо себя проявит, то можешь хоть сейчас валить. Предатель.

Захар ответил серьёзно:

– Весной Ева свой аттестат с тройками получит, тогда всё и решим.

– Тогда всё твоя фрау и решит, – пошутил Саныч.

Они подошли вплотную к сгоревшей церкви. Здесь не было ничего примечательного: сырые, обгоревшие дочерна брёвна, остатки каменного фундамента. Обычное пепелище, которому уже немало лет.

Захар начал нервно оборачиваться по сторонам, но вскоре успокоился.

Развернувшись, они прошли другой дорогой, к небольшой, практически незаметной, сторожке, около которой стояла большая поленница дров. Из трубы маленькой избушки валил чёрный дым. Они зашли внутрь и втроём еле поместились в маленьком комнате. В углу располагалась печка-буржуйка, а также стоял в выключенном состоянии электрический обогреватель. Ещё в помещении был стол и скамейка. На столе лежал кнопочный мобильный телефон, электрический чайник и настольная лампа.

В сторожке было три окна, через которые просматривалась основная часть кладбища: от самых ворот до руин старой церкви. В некоторых местах удачно горели уличные фонари, в свете которых можно было рассмотреть и обугленный фундамент церкви, и некоторые могилы.

Позже Захар объяснил, что сторож здесь необходим для того, чтобы вандалы или грабители не уничтожали и не расхищали древние памятники, могилы и склепы, которые представляют собой некоторую культурную ценность. И сторожить нужно особенно тщательно, даже неприкосновенные руины церкви, ведь за всё приходилось нести большую материальную ответственность в случае пропажи, либо порчи чего-либо.

Ни ответственность, ни мрачность места не пугали Тихона. А вполне реальная зарплата и крыша над головой очень радовали недавнего заключённого.

Дед поинтересовался:

– А как там Корягины, не решились, кто на постоянную встанет?

– Корягины пока на замене, – сказал Захар. – Кто-нибудь, думаю, встанет в смену, если я уеду. Если что, Клим решит, он за главного останется. Рано пока про это говорить.

– Ладно, – согласился Сан Саныч. – Если что, то и я подсоблю.

– Не сомневаюсь, – сказал Захар. – Тебе, Саныч, ещё и выговор! Вышел из коморки, а телефон с собой не взял!

– Виноват, – сознался Саныч. – Я ещё очки дома забыл, но тебя-то разглядел, когда близко подошёл…

– У меня нет слов! – развёл руками Петров. – А ещё оставить тебя просишь! Ноябрь дорабатываешь и давай, на пенсию. Сам понимаешь, здесь всё строго. Иди за очками, мы тут посидим. Я расскажу Тихону про работу.

Санычу никуда идти не хотелось:

– Может, поработаю ночь без них?

– Иди, иди. Я всё Тихону пока объясню.

– Скотобаза, – отреагировал старик.

Ещё немного поворчав, Саныч всё-таки пошёл домой за очками.

Тогда-то Захар вновь поведал Тихону про ценность здешних руин и могил, и про строгость выполнения обязательств. Рассказал он, что график работы сутки через трое. И за время работы можно открывать ворота на кладбище лишь в определённые часы, и постоянно следить за тем, чтобы посетители не лазили на руины церкви и не оскверняли старые, да и новые могилы. Сторож должен держать в чистоте местное хозяйство: зимой чистить снег у входа и у центральной аллеи, выбрасывать мусор и старые, пришедшие в негодность, венки. Ещё бывает калым в виде копания могил, установки памятников и оград. На случай ЧП с собой всегда должен быть под рукой служебный мобильный телефон, с его помощью можно было экстренно вызвать Захара, либо Клима, а также оповестить остальных коллег по дежурствам. Ближайший опорный пункт полиции находился достаточно далеко отсюда, поэтому в любой ситуации нужно рассчитывать только на свои силы. На данный момент, помимо Сан Саныча, самого Захара и Клима, штатным сторожем тут был ещё и Витя, который работает меньше других, буквально пару лет. Были ещё два человека, которые могли выйти на подработку в случае невозможности выхода на смену основного сторожа – это Корягины, отец и сын. Ещё Захар уточнил, что пить алкоголь здесь никому не разрешено и правило это следует строго чтить. Помимо мобильного телефона, в пользование сторожа давался мощный фонарь. Эти два предмета следовало всегда носить с собой. Оружие было только у тех, у кого имелось разрешение на него: у Саныча и Клима. Впрочем, уточнил Захар, чрезвычайных происшествий здесь было мало, но службу свою следовало нести бдительно, иначе уголовная ответственность, большие штрафы и увольнение. Перед началом каждого месяца все штатные сотрудники подписывали акт о коллективной ответственности. Ну а в целом работа была вполне выполнимой.

Тихон согласился на все условия. После того, как Саныч вернулся с очками, мужчины вышли из сторожки и обошли почти всю территорию кладбища, которое было достаточно большим.

После тщательного обхода все разошлись: Саныч вернулся в сторожку разгадывать кроссворды, Захар ушёл к семье, а Тихон поспешил в свою мрачную берлогу, где, растопив печь, лёг на неё не раздевшись, сняв только обувь. Наконец-то жизнь налаживается – думалось ему перед сном.