Александр Иванович Вовк
Ледоход
Но дозвонились до МЧС, откуда пообещали принять меры. По крайней мере, место происшествия и иные сведения дотошно выясняли.
Между тем, льдина удалялась небыстрым течением еще нераскованной реки. Льдина жила своей жизнью. Она проворачивалась, ударяясь о торосы, затормаживалась или, напротив, ускорялась. Иногда ее края, пропитанные черной водой, ломались и крошились. Тогда на нее затекала вода, оттого поверхность льдины во многих местах напоминала рыхлый хрусталь, свидетельствовавший о низкой прочности. Всё это пугало ребят, не позволяя успокоиться и подумать. В итоге своих метаний они совсем потеряли надежду на спасение.
Жгучая вода журчала под льдиной. Эти звуки на лирический лад не настраивали. Вода всё чаще заливала льдину через края, которые всё больше напоминали обмылки. Льдина быстро подтаивала снизу, теряя прочность, и в какой-то миг с треском лопнула.
Опасная трещина возникла как раз между ребятами и стала быстро расширяться, что у всех, особенно, у Ленки, вызвало панику. Однако Алешка и Серега сумели собрать всех путешественников на оставшемся куске их ледяного «дома», сократившегося вдвое. И хотя приходилось ждать новых разломов, Алешка зло пригрозил сбросить в воду всякого, кто по этому поводу станет ныть, деморализуя остальных. Подчинились все – даже непрерывно хнычущая Ленка.
Всё же, когда льдина снова с треском наскочила на другую, чуть меньшую, Пашка от ужаса вскрикнул, а у Ленки повторилась истерика. Теперь от нее можно ждать любых, самых безрассудных действий, глаз нельзя спускать! Другие ребята держались тверже. Даже пытались наигранной бодростью успокаивать себя и остальных заложников, уже основательно промерзших и вымокших.
Всё чаще пиликали телефоны, разнося тревогу, участие и призывы не терять самообладание. Мол, делается всё возможное, даже вертолет вызвали, только не паникуйте! Но им уже не верилось ни в вертолет, ни в крейсер «Петр Великий», ни во что на свете.
Тем временем большая черная ворона, демонстрируя в сложной для ребят ситуации завидные способности к перемещению в пространстве, спланировала на льдину и резво поскакала по ней, не прижимая из предосторожности свои серо-черные крылья. Она нагло приблизилась и умыкнула у ребят пойманного ими рака. Ребята давно утратили к нему интерес, и потому мудрый рак, чувствуя, где его спасение, уверенно продвигался к краю льдины. Ворона прервала это бегство. Длинным клювом она долбанула удирающего рака, ловко перебросила его через себя, чтобы он, ударившись о лед, перестал щелкать опасными клешнями, перехватила пару раз и, на зависть скисающим ребятам, взмахнула своими резными крыльями, которые низко над водой понесли ее в сторону столь желанного для ребят берега. До него уж был добрый километр.
Поскольку найти подходящую лодку не удалось, Тимофей послал мальчишек за Камилем – именно его лодка покоилась на берегу, но замок и прочная цепь, приваренная к балке, исключали самовольство.
Теперь, когда быстрое спасение отпало, даже вертолет казался всем фантастикой, следовало найти иное, более реальное решение, пусть и не обещающее скорого результата. Тимофей исходил из того, что ребята, хотя они и пребывают в большой опасности и всё дальше относятся течением, смогут продержаться еще довольно долго. Если что-то не случится! Привлечение же к спасению Камиля, опытного в подобных делах, обещало небыстрый, но верный результат.
Камилем звали известного всем сварщика из ДОКа. И в этот час он, как обычно, оказался на месте, с двух слов уяснил ситуацию, обесточил сварочный аппарат и, вмиг разволновавшись, короткими перебежками устремился к берегу, что-то бормоча.
Без лишних слов организовал подготовительные работы. По его распоряжению лодка оказалась у воды. Из закрытого ранее металлического шкафа извлекли мотор и установили его на родное место. Приладили весла и уключины, хранившиеся в шкафу. Кто-то подтащил канистру с бензином, кто-то – термос с горячим чаем для ребят. Все торопились, но главную скрипку играл Камиль, который, отдавая распоряжения, пытался оживить мотор, с осени пролежавший без дела.
Когда всё собралось воедино, Камиль велел спустить лодку на воду, запретив даже говорить о присоединении к нему кого-то дополнительно; лодка – не корабль, а на обратном пути в ней человек шесть окажется.
Так и не запустив мотор, Камиль приказал оставить сей балласт на берегу и взялся за весла.
Путешествие с первых метров превратилось в мучение – чистой воды, чтобы нормально плыть, еще недостаточно, но много льда, затрудняющего движение. Раздвигать льдины, особенно большие, носом лодки опасно. Весла неуклюжи – отталкиваться ими от несговорчивых льдин неловко.
Усталость и собственная безопасность беспокоили Камиля меньше всего. Поскорее бы до ребят добраться. Их следовало догнать, отыскать и ловко снять с льдины, чтобы потом не вылавливать из ледяной воды.
Скоро он ощутил свинец в мышцах рук и спины, ведь зима прошла без тренировки. Да и прошедший сезон под мотором ходил, отвыкли руки от галерной работы. Теперь надлежало рассчитать силы на весь путь, туда и обратно. Задача со многими неизвестными. Такие задачки его дочурка в школе щелкает. Отличница – каждую четверть грамоты приносит.
На берегу с волнением, подогреваемым паническими охами, следили за каждым движением удаляющегося Камиля. К этому времени только самые глазастые мальчишки различали нужную всем льдину. Они важно комментировали происходящее на ней, хотя существенных перемен давно не отмечали.
Работать веслами среди льдин, вслепую (сидеть-то, как и всякому гребцу, пришлось спиной вперед), даже Камилю оказалось тяжело и непривычно. Более часа он пробивался к середине Волги. Спина истекла потом, а голову, шею и грудь приходилось спасать от ледяного ветра. Кисти рук закоченели, ведь перчатки остались на берегу, а какая-то ветошь, намотанная на руки, не очень-то помогала.
Сосредоточившись на подготовке, еще на берегу, он забыл и телефон. Теперь пугающая мыслишка, будто среди ребят может оказаться его сын-оболтус (такое про сына Камиль выдал сгоряча, его Ильдус – отличный парень, работящий и уважительный), а также дети родственников, заставляла его не щадить последние силы.
Сил осталось немного. Напрасно он считался могучим и здоровым. Два часа на веслах, даже по течению, и для тренированного спортсмена почти подвиг! Но в свои сорок пять Камиль не блистал здоровьем настолько, как могло показаться со стороны, хотя и жалоб от него не знали. Свои заботы он не выпячивал, а от прямых вопросов всякий раз отшучивался, будто Аллах о нем позаботится.
Немало взрослых и детей продвигалось по берегу, следя за лодкой и стараясь не терять из виду сносимую течением льдину. Прошло почти два часа, как лодка отвалила от берега. Камиль приблизился к спасаемым, чему на берегу бурно радовались. Общая уверенность в благополучном исходе окрепла, и кое-кто уже предрекал, как достанется спасенным от их родителей. Женщины цыкали на нетерпеливых детей и украдкой крестились.
Между тем, Камиль завел лодку перед заветной льдиной, чтобы не отставать от неё, уплывающей, и стал по одному принимать к себе ребят. Они, промерзшие, молча дожидались своей очереди. Успокоить Ленку так и не удалось – время от времени, ее душили рыдания, пока она не перебралась в лодку.
С мальчишками было проще и быстрее, однако в лодке и они стали раскисать.
– Всех челюскинцев загрузили? На льдине ещё кто был, путешественники? – излишне бодро уточнял Камиль. – Никого? Тогда грейтесь чаем, а догуляем потом. Надеюсь, засидевшиеся без дела хлопцы нас до берега мигом домчат! Верно, говорю, Ленка? Ну, будет тебе, будет… Садись ко мне поближе – мы теперь пассажиры. А где же ваши раки?
Алешка первым пришел в норму:
– Раков отпустили – боялись, как бы они нам на дне не отомстили! Теперь придется других ловить! – он посмотрел на компаньонов и рассмеялся. – Нам ещё выдадут и на раков, и на орехи! Звоните матерям, обрадуйте их, что обошлось! Да спасибо дяде Камилю скажите!
Ребята недружно повторили свои «спасибо», а Ленка поцеловала Камиля в щеку. До нее дошло, что опасное путешествие завершается.
Следующим утром Тимофей опять сидел у перевернутой лодки, сделавшей вчера своё полезное дело. Работы не было, домой не хотелось. Ветер за ночь поутих, потому солнце пригревало. Но теплее от этого не становилось. Везде было зябко и неуютно, хотя лучшего места, чтобы отсидеться, на берегу все равно не найти – не Сочи. Шезлонги здесь не водятся! Лишь мусор повсюду – полусгнившие бревна, кора, изъеденная жуком, полиэтиленовые пакеты, наполовину засыпанные грязным песком. Ни присесть, ни расслабиться, ни избежать чужих глаз и студеного ветра.
Лежа на перевернутой лодке, Тимофей как-то приспособился, хотя киль больно давил повсюду, спасу нет. Который раз Тимофей пошарил по карманам в поисках давно искуренных сигарет, вспомнил неудачное сегодняшнее утро и вечно недружелюбную жену.
– Катюша! – ласково попросил он супругу, появившуюся с ведром молока – мне бы денег… на сигареты…
А она ему с плеча:
– Для тебя, злыдень, я давно не Катюша, а … гвардейский миномет! (Придумает же, удивлялся потом Тимофей). Не отстанешь – так получишь у меня такой залп… Из этого вот ведра, да по башке твоей бестолковой!
– Ну, врежь, елка-дрын, коль уж руки чешутся – меня не убудет, сама знаешь! Только дай огня-то! Батальоны просят! Не дай зазря погибнуть. Как не понимаешь, трубы горят, елка-дрын?
– Поди-ка вон, выкуси! Чтоб я сахарные деньги тебе, а ты их в дым! Присосись к трубе тракторной и травись себе на радость, дурень старый! Все лёгкие уже выкашлял, а мозгов не нажил! Видите ли, думается ему с соской лучше! – передразнила Катерина мужа. – Ты бы о работе подумал, где деньги платят! Да сарай, который уж год ремонтируешь? Вчера куры в дыру к Дашке подались. Там и несутся, окаянные! А он всё ду-у-мает! Не мужик, а философ домашний! Только толку от того философа в хозяйстве…
Тимофей вспомнил Катерину молодой – ох, и дивчина была! Парни до костей по ней сохли, а выбрала-то она его! Стало быть, тоже не последним слыл! Да и дом от родителей Тимофею достался добротный – основа семейного счастья. Сначала жили, казалось, душа в душу. Дрова, вода из колодца, ремонт всякий по дому, продукты из города привезти, огород перекопать или навоз раскидать, да и многое другое – всё на Тимофее. Но с появлением Мишки, первенца, семейная жизнь расстроилась, будто малец тому виной. А причин-то для разлада веских вроде и не имелось, никогда слова дурного любимой супруге не сказал, не то, что руки распускать! Однако же раздражение, родившееся поначалу у супруги, понемногу копилось и у него. И Тимофей, сильно переживая об этом, понимал, казалось ему, истоки семейного яда.
Не так уж давно Катерина считалась первой красавицей в деревне. Ей бы на театральную сцену, да в артистки, а не в резиновые сапоги, без которых в деревне не прожить. Понятно, еще вчера она купалась во внимании парней, а сегодня и этого не осталось. Печь, дрова, вода с колодца, куры, хрюшки, огород да корова – никак неравнозначная замена растаявшим девичьим надеждам.
А с появлением Мишки, которому Катерина по-бабьи всё бы отдала, забот ей подвалило и днем, и ночью. И пусть Тимофей всякий раз вставал к кроватке, сам и управлялся с сыном, разве грудью не кормил, но и Катерина не спала, и к утру совершенно изматывалась, срывая досаду на муже. Очередной день и ночь походили на предыдущие.
– Быт неорганизованный! Это он жену заел, – додумался Тимофей, изо всех сил желавший разгрузить супругу от бытовой тягомотины, облегчить ее семейную долю. – Ей бы в город, где театры и кино, туфельки да горячая вода, только кто меня там ждет, с моим семейством и никакой специальностью?
