Александр Харламов
Литерный особой важности
21
станция Чуйка
Я очнулся на чем-то жутко неудобном. Пружина старого матраца впивалась мне куда-то в бок, доставляя жуткую боль, от которой я, собственно, и проснулся. Голова была, словно залита до самого верха свинцом, а посеченные руки мелко зудели, затягиваясь.
Медленно открыл глаза и осмотрелся по сторонам, чтобы определить свое местонахождение. Такое ощущение, что я был с жуткого похмелья, случавшегося со мной почти так же редко, как в июне месяце выпадал в Чуйке снег.
Палата был рассчитана на несколько коек, но находился я в ней один. Следов пребывания остальных пациентов заметно не было. Пустые тумбочки настежь открыты, шесть кроватей, расставленных по периметру аккуратно заправлены. Видимо, расстаралось родное ведомство, уделив внимание невезучему коменданту Чуйки и договорившись с местными докторами. На ВИП я, конечно же, не заработал своим дурацким поступком, но вот для одиночной палаты вполне себе сойдет.
Заглянул под верблюжье одеяло, колко впивающееся в голые ноги. Я был в коротких шортах и футболке, вполне кем-то переодетые в вещи, явно новые, еще пахнущие целлофановой упаковкой. Это либо Иван, либо…
Мне пришлось осторожно, чтобы зазря не шелохнуть гудящую, как трансформаторная будка, голову повернуться к окну, слепящему блеском резвящегося во всю летнего солнца. На подоконнике белела бумажка серого цвета, что-то вроде забытого рецепта.
Ну-ка…Я все-таки встал и потянулся за ней. Что тут у нас? Крупным округлым почерком, чуть торопливым на, действительно, бумажке из-под рецепта мне было оставлено послание.
Товарищ капитан…Саш…Так вышло, что мы толком не успели попрощаться. Моя миссия в вашем городе закончена, меня отзывают в Москву в Центральный аппарат, чтобы отправить в очередную командировку. Поезд идет сегодня, и времени ждать, когда ты очнешься – нет. Прости меня за это!
Мы сумели выполнить задание! Ты нашел террористов, я отыскала убийцу капитана Лужина. Мы большие молодцы! Теперь литерный может спокойно следовать к месту своего назначения, а станции будет в безопасности! Белянкин передал приказ для тебя на присвоение внеочередного звания. Выздоравливай поскорей!
Старший прапорщик Лавоченко
Далее текст был зачеркнут ручкой, многократно переписан, пока в конце не появилась приписка, которая в одно мгновение перевернуло все мое нутро с ног на голову. До этого момента, я никогда в жизни не думал, что ничем не обременительная фраза «я буду скучать» заставит мое сердце колотиться, словно сумасшедшее.
– Я буду скучать…– произнес вслух я, смакуя и пробуя на вкус эти такие простые и одновременно родные слова.– Скучать…
Сколько всего я не успел ей сказать! Сколько необоснованно ворчал, иногда грубил…Как же так? Почему мир настолько несправедлив! Она ведь сейчас уедет! Уедет навсегда! И я никогда уже не увижу ее звонкий смех, чуть прищуренный хитрый и проницательный взгляд, не почувствую запах ее волос! Она исчезнет из моей жизни, как тень, будто бы ее и не было вовсе! И мне Юльку не найти никогда! Даже если я попаду в Центральный аппарат, то, что я там спрошу? Дайте, мне номер старшего прапорщика Лавоченко? Да меня поднимут на смех там…Потому что совсем не факт, что Лавоченко ее настоящая фамилия! Бежать! Надо бежать…Куда? На вокзал и как можно скорее! Чтобы сказать ей такую же простую и избитую фразу, что без нее и жизнь не жизнь, а так…Глупое существование! Ну почему? Почему я не сказал ей этого раньше?
Я поискал глазами свои наручные часы. Сколько сейчас времени? Во сколько у нас отходит пассажирский на Москву? Черт…Голова болела и отказывалась соображать.
Телефон и часы лежали на тумбочке рядом с кроватью, аккуратно разложенные на какой-то полотняной салфетке. Я быстро набрал номер начальника станции.
– Алексей Владимирович, привет! Это Вишневский…Подскажи-ка мне во сколько у нас пассажирский на Москву уходит?
– …
– Что? Через полчаса…
– …
– Да нет…Ничего!– ужас от того, что я не увижу Юльку, дам ей вот так вот легко испарится из моей жизни, потряс меня сильнее, чем взрыв гранату, Слава Богу, что не отнял способность принимать решения…
Я встал, слегка пошатываясь с кровати, и двинулся к выходу, накрепко сжав в своем кулаке заветную записку. Ноги повиноваться отказывались, но я упрямо двигался вперед, стремясь успеть к отходу поезда. Знать бы в каком она вагоне…Было бы легче…
Дверь скрипнула, и я оказался в длинном больничном коридоре, выкрашенном в коричневый цвет.
– Молодой человек, вы куда?– юная медсестра выглянула из-за своего стола, встревоженно хлопая приклеенными ресницами. Такое у нас время настало…Ногти искусственные, ресницы наклеенные, губы на силиконе…
Я решил не отвечать. Молча, двинулся по коридору, преодолевая боль в поврежденном бедре. Где-то тут должен быть лифт…
– Молодой человек!– что-то на ее посту загремело, затарахтело, зазвенели разбитые склянки.– Я сейчас врача позову!
А вот и лифт…Я шел на автомате, забыв о боли в бедре. Единственное, что меня волновало сейчас, это блестящие глаза бывшей помощницы , которые я мог так и не увидеть больше никогда в жизни.
– Олег Александрович…Он вышел, как зомби! Я ничего не могла сделать…Побрел к лифту.
Кнопка засветилась красным. Значит сейчас будет…
– Александр Сергеевич, голубчик…– позади меня стоял раскрасневшийся и запыхавшийся доктор в идеально белом накрахмаленном халате с узкой чеховской бородкой и жиденькими усами под крупным носом.– Куда же вы? Вы контужены…У вас тяжелая форма сотрясения черепа…Нам еще анализы надо сдать…– со мной медик говорил ласковым, почти отеческим голосом, словно сумасшедшим. Может я и действительно сошел с ума, только причина тут не во взрыве.
– Док…– выдохнул я.– Мне очень нужно идти…правда…– слова мне давались с трудом. Дыхание сбивалось, а давление подскочило, наверное, просто до заоблачных высот. Жених, твою мать!
– Голубчик, а если вы по дороге туда куда вам надо, не дай Бог, помрете? Тогда что?– хитро прищурился он.– Кто тогда отвечать за вас будет? Никаких «надо» немедленно возвращайтесь в палату и прекращайте этот цирк!
– Она уедет! Слышите! Она уедет…
– Ничего вернется…Идемте!– он попытался взять меня за руку, но я лихо оттолкнул ее в сторону. От своего резкого движения покачнулся, словно пьяный, чуть не снеся фикус у подоконника.– Вы даже драться не можете толком!– укоризненно посмотрел на меня врач, а куда-то собираетесь идти…Не стыдно ли?
– Мне надо, док…Прошу! Очень надо к московскому поезду…– последний раз я плакал очень давно. Жизнь научила меня тому, что слезами горю не поможешь, но тут, что-то в моем организме сломалось.– Очень надо, док…Очень…Вопрос жизни и смерти!
Он замялся, будто раздумывая над моими словами. Бросил короткий взгляд на настенные часы и покачал головой.
– Настасья!– позвал он дежурную медсестру чуть осипшим от криков голосом.
Та, видимо, стояла за углом, наблюдая за бурной сценой моего неудачного побега, ожидая, чем все закончится, потому как появилась мгновенно.
– Олег Александрович…
– Я отъеду с пациентом ненадолго…Вы прикройте меня, если что!
– Конечно-конечно!– замахала руками девчушка.– Езжайте, хоть до завтра!
– До завтра, боюсь, этот герой любовник не протянет,– оценивающе посмотрел на меня из-под очков врач,– но до московского поезда…Может быть!
Как же я ему был благодарен в этот момент! Аккуратно по стеночке, я побрел к лифту. Закачался, ослабший после контузии, но крепкая рука доктора тут же подхватила меня за плечо.
– А вот геройствовать не надо! У тебя и без того после контузии голова дурная, не хватало еще, чтобы ты ее на ступеньках отбил окончательно,– рассмеялся врач.
– Почему?– поинтересовался я, когда лифт дернулся с места, опуская нас из травматологии на первый этаж центральной районной больницы.
– Почему?– прищурился доктор, выводя меня в фойе.– Потому что, когда-то я вот так же не успел на московский поезд…
22
станция Чуйка
Юлька топталась на перроне, нервно посматривая на старинные советские часы, висевшие на здании железнодорожного вокзала Чуйки. Локомотив под состав был уже подан, посадку объявили. Пассажиры с огромными сумками топтались на перроне, перекуривая, прощаясь с провожающими, весело перешучивались с проводниками. Солнечный день, теплая по-летнему погода не могли заставить людей зайти внутрь железного вагона, в котором от царившей внутри духоты была тяжело дышать. Это еще пока поезд разгонится на своем длинном пути, пока выедет за пределы станции, мирно гремя автосцепкой на стрелочных переводах, пока наберет установленную скорость, лишь тогда этот мир заживет своей, обособленной от остальной планеты жизнью.
Лавоченко закурила, оглядываясь по сторонам в надежде, что Вишневский все же появится. Не мог он ее не проводить, будь он хоть сто раз травмирован и ранен! Не мог! Они столько времени были провели вместе, столько раз были в шаге от смертельной опасности, что разъехаться вот так, даже не попрощавшись, было бы не по-человечески. Хотя она была даже не уверена, что хотели бы видеть капитана.
– Девушка,– громко позвала ее проводница, стоявшая у дверей вагона в серой форменной одежде,– вы будете садится или нет? Поезд через пять минут отправляется…
– Так скоро?– встрепенулась Лавоченко, покусывая нервно нижнюю губу. Он все же не смог, все-таки не пришел, и они расстанутся, разъедутся, так и не успев толком поговорить.
– Стоянку поезда сократили. Следом за нами идет Литерный особой важности. Ему требуется двухминутная остановка по первому пути,– пояснила проводница, осматривая перрон в поисках своих загулявших своих пассажиров.
– Ясно, спасибо!– улыбнулась Юлька, став рыться в сумочке в поисках билета. Как только контуженный Вишневский передал сообщение о захвате террористов, Лавоченко отзвонилась Белянкину и дала «добро» на пропуск этого самого литерного. Полковник ГРУ обещал им с Сашкой все возможные награды, чуть ли не до «Героя России», но старший прапорщик достаточно давно служила в этой системе, чтобы уяснить со временем одну простую вещь, что обещать-не значит жениться. Хмуро в последний раз, осмотрев привокзальную площадь, она шагнула к вагону. По оглушительно громкой связи женский голос объявил посадку:
– Скорый поезд номер 13 сообщением Чуйка – Москва отправляется с первого пути от вокзала, пассажирам просьба занять свои места, а провожающим выйти из вагонов!
– Не пришел…– грустно проговорила Лавоченко, подавая билет проводнице, крупной полной женщине с ярко накрашенными алым тонкими губами.
– Они мужики все такие…– кивнула ободряюще она.– Ждешь их все ждешь…
– Ой, извините, пожалуйста!– сильный удар в плечо покачнул худенькую Юльку, чуть не опрокинув вместе с проводницей под состав. Темноволосый мужчина со спортивной сумкой на плече, в черных солнечных очках и надвинутой низко на глаза кепке умудрился задеть старшего прапорщика госбезопасности своим объемным чемоданом.
– Ходят тут всякие!– закричала проводница, активно размахивая руками.– Глаза разуй, куда прешь! Не видишь, люди стоят! А если бы я ногу сейчас бы сломала? Ты бы моих шестерых детей кормил?– поносила она в след парню, который кроме извинений, даже не обернулся назад. Видимо, куда-то спешил, направляясь к зданию поста дежурного по станции. Ты смотри на него! Франт выискался!
Мужчина удалялся, и в его походке Юльке показалось что-то знакомое. Она никогда не жаловалась на память, но вот, где она видела похожую, увы, вспомнить не могла.
– У вас пятое место,– подала ей обратно билет разъяренная проводница,– прошу в вагон, иначе поезд уедет без вас…
Настроение женщины было испорчено, а значит и всем пассажирам. Лавоченко вздохнула и взялась за поручень. Не пришел, так не пришел…А она-то себе намечтала, чуть Руслана своего не послала далеко и надолго из-за него…
– Юля…– крик Вишневского, такого нелепого в медицинской пижаме, хромающего, кажется, на обе ноги, бегущего к ней через всю площадь, оборвал в груди и без того стонущее от тоски сердце. – Юлька!
Она обернулась, сойдя с подножки.
– Сашка…Успел…
Я хромал навстречу ей, позабыв о всем своем головокружении, периодически припадая на правую ногу. Успел…
– Юляш…
– Саша…Товарищ капитан…
– Я…
– Как вы?– мы стояли в шаге друг от друга, не в силах сделать его и признаться самим себе, что влюбились.
– Ничего…
– Ничего, это мягко сказано,– следом за мной к нам выдвинулся доктор – мой спаситель, чуть насмешливо, по-отечески нежно поглядывая на нас,– если быть точным, то ваш ухажер еле стоит!
Лавоченко улыбнулась ему.
– Я…
– Ничего не говори,– она прижала свой тоненький пальчик к моим губам и впилась в них долгим поцелуем. В ушах зазвенело теперь не от контузии, а от этого незабываемого чувства полета, которое мне подарило мне это прикосновение.
– Молодые люди…Поезд отправляется!– повысила голоса проводница, готовая поднять подножку вагона и закрыть двери.– Девушка вы едете или нет?
– Оставайся!– горячо попросил я ее, прижимаясь к Лавоченко всем телом, утопая в ее объятиях, как последний пионер, влюбившийся в свою одноклассницу и наконец-то получивший заветный поцелуй.– На день, на два…
– Будете его в больнице проведывать каждый день…– подхватил стоявший рядом доктор.– Ибо я его с такой контузией не выпишу!
– Оставайся!– я не слышал брюзжание старика, глядя в эти карие глаза, светящиеся искренней нежностью.
– Не могу…Сашка…
– Прошу…Юлечка…
– Молодые люди!– заворчала проводница.
– Сорвете стоп-кран, если что!– рассмеялся я.– В конце концов я комендант этой станции, если что спишем все на учения…Юляш, оставайся со мной…
– Стоп-кран нельзя, позади литерный!– улыбнулась Лавоченко, целуя меня в щеку. Ее ладошки нежно холодили кожу. Кажется, у меня еще поднялась температура.– Мне пора…Спасибо тебе!
Литерный…Словно в замедленной съемке перед ее глазами мелькнул тот парень, случайно толкнувший на перроне, а затем пазл сложился. Эта картинка наложилась на другую…Гостиница Центральная насмешливый голос «молдаванина» и удар по голове. Совпадало все, голос, фигура, даже походка, чуть прихрамывающая. Вот откуда Юлька ее помнила! Это был несомненно он! Тот самый, на след которого они напали в самом начале своего расследования. И голос…
– Литерный…– упавшим голосом пробормотала она вслух, заставив меня испуганно вздрогнуть.
– Что такое, милая моя?– встревоженно спросил я, поглаживая ее по роскошным черным волосам, спадающим чуть ниже плеч.
– Литерный идет…Он нас всех сделал!– Лавоченко бросила короткий взгляд на пост ЭЦ, где было сосредоточено все управления стрелками Чуйка пассажирская.– Он всех обманул…
– Да что такое?– гудок трогающегося локомотива вывел и меня из оцепенения, в которое привело меня ошарашенное бормотание девушки. Пассажирский медленно тронулся, звякнув сцепкой.
– Вы едете или нет?– уже зло бросила проводница.
– Сашка, он нас всех сделал!– пробормотала Юлька, не обращая внимания на призывы уезжающей в своем вагоне проводнице.
– Да кто?
– «Молдованин» из гостиницы! Именно его мы и не нашли после спецоперации! Я еще решила, что он лишь организатор акции, а он просто подставил нам этих глупых молодых чеченцев, чтобы мы успокоились, а сам…Надо бежать! Иначе нам всем конец!
– Да что случилось?– встревожился я.– Куда бежать-то? Ты можешь объяснить толком?
– Ему, девушка, бегать категорически противопоказанно!– покачал головой доктор, с открытым ртом слушавший наш разговор неподалеку.
– Этот «молдованин», он столкнулся со мной пару минут назад на перроне,– начал объяснять Юлька, оправившись от шока,– это был точно он, и направлялся он к посту дежурного по станции!
Мысль ее я ухватил почти мгновенно. Что делать террористу на посту ЭЦ? Если у него есть связи внутри, то его скорее всего спокойно пропустят внутрь, а там…Там в его распоряжении останутся все стрелочные переводы станции и право управления ими. Длинный гудок, заходящего на второй путь локомотива, тянущего цистерны с пропаном, заставил меня вздрогнуть. Если он сумеет перевести маршрут литерного на второй занятый путь, то столкновения не избежать, от удара пропан сдетонирует, а от взрыва произойдет сумасшедший выброс радиации, после которой не только в Чуйке, но и радиусе сотни километров вряд ли найдется что-то живое.
– Ты уверена?– быстро спросил я, все еще потерянно замершую помощницу.
– Я…
– Надо бежать! – принял решения я, ухватил ее за руку и двинулся к посту ЭЦ. Позади вяло попытался меня вразумить доктор, но сейчас мне было не до него. Миг от вселенского счастья, до почти такого же по масштабу ужаса был слишком короткий.
23
станция Чуйка
Семь минут до прихода Литерного
Пост ЭЦ
Жизнь напоследок подкинула удивительную штуку…На перроне, перед самым последним заключительным аккордом великолепно сыгранной пьесы, Богдан столкнулся с той самой молодой девчонкой, которая пыталась его задержать в гостинице «Центральная». Пришлось убегать от нее подальше, старательно пряча лицо под черными очками и низко надвинутой кепкой, которую раньше он терпеть не мог. Девчонка, слава Богу, его не узнала. Продолжала думать о чем-то своем, поглядывая на часы.
Гончаренко по пути на них тоже взглянул. Если литерный будет идти по расписанию, до громких фанфар останется несколько минут. Нужно было многое успеть сделать.
В дорожной сумке у него, перекинутой через плечо, лежал аккуратно сложенный ОЗК – костюм химической и радиационной защиты, приготовленный заранее и купленный у все тех же безалаберных российских военных, тянущих с базы все, что можно утянуть. Он великолепно провел эту операцию! Был, несомненно, доволен собой, но настроение портила Маринка. Как ни крути, а за это время он успел привыкнуть к ней, даже полюбить, будет грустно убивать ее. В сущности она баба неплохая…
Богдан поправил заткнутый за пояс пистолет с глушителем. Всю свою жизнь он предпочитал надежное австрийское качество. Тяжеленный «Глок» приятно холодил кожу и успокаивал.
Дверь, по идее, должная быть на магнитном кодовом замке на посту ЭЦ, распахивалась от легкого рывка. По-нашему славянскому обыкновению чинить ее было всем лениво, а открывать и закрывать каждый раз, когда кто-то хочет зайти, еще больше странно. О ней ему в прошлый его приход рассказала именно Маринка. Жаль ее…Жаль…
Легко перепрыгивая через ступеньку, Гончаренко поднялся на второй этаж. Пожарный выход, опять же по нашей всегдашней безалаберности был надежно заварен. Сквозь мутное, давно немытое окно виделся пешеходный мост, по которому сновали люди.
Перед черной металлической дверью он остановился, восстанавливая дыхание. Сверил часы и постучался.
– Кто?– из-за широкого простенка голос Маринки казался каким-то чужим, что подарило хоть мимолетное, но облегчение.
– Милая, это я…– Богдан постарался, чтобы голос его звучал, как можно беззаботнее.
– Подожди!– защелкали запоры на двери. Она скрипнула и открылась. В проеме показалась Маринка, выглядевшая еще более сексуальной в своей форменной парадной рубашке, застегнутой лишь на две средних пуговицы, не скрывавших ее прелестей, а наоборот подчеркивающих. Помимо воли Гончаренко ощутил жгучее желание, то самое, какое он испытывал всегда при виде этой женщины.
– Начальника совращаешь?– подмигнул он ей, справившись с собой.
– Он побежал на перрон встречать литерный вместе с ШЧ! Какой-то серьезный груз везет.
– Можно?– кивнул он ей, протискивая вместе с сумкой внутрь поста. Огромное табло светилось красными, желтыми и зелеными огнями, будто детская новогодняя игрушка. Никто не мог бы и предположить, что это сердце управления всеми перевозками по такому огромному узлу, как Чуйка.
– Ты как здесь? Что-то случилось?– Маринка бросила встревоженный взгляд на сумку, брошенную Богданом у порога. – Уезжаешь? Куда?
– Я об этом, собственно, с тобой и хотел поговорить…– замялся Гончаренко.– Но давай для начала кофе?– предложил он, вяло улыбнувшись.
Маринка кивнула, взглянула на пульт, и только убедившись, что поезд далеко, двинулась в маленький тамбурочек, гордо именуемый охраной труда комнатой приема пищи.
– Только закипел! Секунду…– прокричала она оттуда, мало обращая внимания на Гончаренко и давая ему возможность достать оружие.
– Тут вчера…– оборвала она свою речь на полуслове, уставившись на руку Богдана с направленным на нее пистолетом.– Сережа…Это шутка такая?– нерешительно спросила она, боясь сдвинуться с места.
– Боюсь, что нет!– покачала головой Гончаренко, нажимая на курок. Глухо ухнул «Глок» три раз выплевывая смерть. Тело дежурной отлетело обратно в тамбур, обрушив какую-то полку. На идеально белой рубашке расплывалось широкое алое пятно. Он не хотел ее мучить, слишком любил для этого, потому контрольный выстрел в голову был актом милосердия с его стороны.
– Прости меня…– Богдан мгновенно подобрался, лишь на долю секунды позволив себе погрустить над убитой им же любовницей.– Прости…
Время шло неумолимо. В голове настойчиво тикал бездушный хронометр, отсчитывая минуты до прихода литерного, и ему было наплевать на переживания участников этой драмы. Богдану необходимо было торопиться. Быстрыми движениями он начал облачаться в приготовленный комплект защиты. Отработанные еще в армии действия, он повторял с механической точностью, понимая, что от него зависит его жизнь и здоровье.
Когда не осталось ни одного участка неприкрытого тела, он сел за пульт, уложив перед собой пистолет. Несколько минут смотрел внимательно на табло, ища нужные кнопки.
– Так…– легким движением пальца он сумел привести огромный стрелочный комплекс станции Чуйка в движения. Где-то там, далеко внизу, на поле натужно загремели привода стрелок, застучали замыкатели, делая автоматически новый маршрут литерного. После этих манипуляций с пультом, Богдан удостоверился в том, что все сделал правильно и взял трубку поездной радиосвязи.
В ответ оттуда раздалось шипение, треск, но отдельные слова можно было разобрать. Большего ему нужно не было…
– Машинист поезда восемь четыреста четвертого следующего на станцию Чуйка у предвходного сигнала!
Сквозь непрерывные помехи машинисты, ведущие литерный особой важности через пару секунд отозвались.
– Принимаетесь на второй свободный путь с остановкой, светофор на выход Ч2 закрыт. Дежурная по станции Чуйка Семенова!– Гончаренко бросил грустный взгляд на тамбурок, из прохода которого торчали лишь ноги убитой им любовницы, мысленно попросил еще раз прощения.
– Понятно, дежурный! Принимаемся на второй свободный путь, литер Ч2 на выход закрыт! Машинист Рябчиков.
– Все верно! Выполняйте!– Богдан выдохнул и удовлетворенно откинулся в кресле. Все! Теперь задание выполнено. Дома ему заплатят огромные деньги, на которые он сможет безбедно жить несколько сотен лет. Пора…
Уже на пороге обернулся на Маринку. Немного помялся, но все же вернулся назад. Пальцами закрыл ей глаза с удивлением и укоризной смотрящие ему в след, оставляя жуткое впечатление.
– Прости…– прошептал он еще раз, рывком направляясь к двери.
