Александр Евгеньевич Никифоров
Вот был слуЧай 2. Сборник рассказов
– Да мы с этим понимаем и сочувствием, скоро до нищеты дойдем, – возразил коллега капитана, колыхая от возмущения огромным, нажитым на тяжелой непосильной работе животом,
– Сегодня он мужика на перине везет, а завтра бабу в ванне с шампунем. А послезавтра…
Не подобрав слов, он закрутил над головой полосатым жезлом, как пропеллером, словно собираясь улететь подальше от такого вопиющего безобразия. Но подъемная сила оказалась маловата, и тогда он, окинув нас всех убийственным взглядом, и постукивая, по сапогу жезлом удалился в сторону поста.
– Теперь,– сказал нам капитан, – только коротко, разборчиво и понятно. Начинайте излагать причины, приведшие вас к перевозке пассажира столь нестандартным способом.
Мы с Клавдией заговорили разом. Даже Матвей ногами шевельнул, вроде как вылезать из – под одеяло собрался в помощь нам.
– Так, граждане дело не пойдет, – по привычке махнул жезлом, останавливая поток слов, капитан,
–говорите по одному. Кто за рулем был?
–Я, – отвечаю, принимая по привычке перед звездными погонами, стойку «смирно». Правая рука сразу к виску потянулась, так я ее поглубже в карман сунул. Живот, как положено, втянул и начинаю преданно смотреть на офицера, готовясь доложить о причинах такой перевозки, уповая внутри себя о впервые услышанных словах Президента о сочувствии. У нас – то разве есть время его слушать? Раз я его и слышал всего. Там где он про продуктовую зависимость от буржуев говорил, да еще про то, что времени на раскачку нет, и надо немедленно приступать к преодолению этой зависимости. Наказ к сведению приняли, и с тех пор с лопатой в одной руке, а лейкой в другой, не разгибаясь на своих участках преодолеваем. И надо сказать, на садах у себя, почти преодолели, ешки – матрешки, в магазин только за солью и сахаром ходим.
В таком плане, с заворотом в историю, и доложил я стражу дорог, какая такая нужда, заставила нас Матвея в прицепе вести. По ходу доклада моего, тут надо спасибо сказать Президенту, слушал меня капитан, внимательно не перебивая и сочувственно при этом постоянно вздыхая. К прицепу с Матвеем подошел. На животе лежащего, марш какой-то, видно полицейский, стал пальцами выбивать, задумался, значит.
Мы рядом стоим. Я чуть поодаль, а Клавдия с капитаном, так «ноздря в ноздрю». В глаза капитану заглядывает, пальцем вверх тычет, про президента напоминает.
– Да тебе, Егорыч, сказки писать надо, – прервал его Сашка, – заливаешь так, что заслушаешься.
–Вот Фома не верующий, – отвечает Егорыч, – по теплу с больницы выйду, так приезжай ко мне на сады, я тебя с Матвеем познакомлю.
–А может, и приеду, – соглашается Сашка, – так ты его довез?
–А то, раз говорю, – отвечает Егорыч, – нас капитан, верховным правителем к сочувствию призванный, на казенной машине, прямо до больницы сопроводил, чтоб никто больше никаких препятствий чинить не смел. Как приехали, Клавдия благодарить его бросилась. Минут пять у себя под кофтой по пазухам шарила, но так ничего и не обнаружила. То ли по пути обронила, то ли забыла, что брала и куда положила. Капитан в ожидании благодарности, стоял молча, терпением обязанный. А уж когда, руку – то она вытащила, и вздохнула виновато – покаянно, только тогда и попросил он ее, чтоб хотя бы она, начальнику его, про поступок его благородный рассказала.
Клавдия на эти слова, в чувствах перед ним рассыпалась.
–Я, говорит, не то, что начальству вашему, я до самого верха дойду. Пускай вам, за сочувствие такое к простым гражданам, к героизму приравненное, орден выделят.
9
Ну как, такому доброму человеку и без ордена? Всяким чиновникам, да скоморохам, поминутно чего ни будь, вешают, а уж такому орлу, стоять на посту жезлом помахивая, да орденом сверкая, по должности положено. Неужто, им, для такого человечного человека, ордена жалко? В жизнь не поверю!
Командир дорожный, выслушал ее, но от ордена скромненько отказался.
–Не за награды мы, днем и ночью, в снег и дождь, службу несем, а для того, чтоб такие как вы простые труженики, не чувствовали себя обделёнными внимания на дорогах. Достаточно того, что начальство мое в известность поставите. У нас ведь сейчас декада идет, после послания президента организованная. Под девизом – к простому водителю не задним, а передним бампером! Что означает внимание, сочувствие, помощь на дорогах. Так уж вы, просигнализируйте, начальству, не забудьте.
Сказав это, сел капитан в свою казенную машину, включил все мигающее, и звуки издающее оборудование в ней, и поехал продолжать свою службу.
– Прям на перине, затащили мы Матвея в приемное отделение. А там как раз, Анна Ивановна, на дежурстве и оказалась. Сразу она его к себе, ешки-матрешки, в родильное отделение и оформила. Через три дня, он уже и домой вернулся.
– Рассказал он, как ему в родильном-то было, – поинтересовался Сашка.
–А чего? Военная тайна, что ли? Конечно, поделился, – Егорыч, пошевелился, скрипнув пружинами койки, – поначалу струхнул он маленько. Это когда его в процедурный кабинет привезли, и в позу, наподобие Витькиной, согнули. Удачная поза – то. Наверное, в древности еще ее оценили, и при многих обстоятельствах применяли. В кино даже постоянно в исторических фильмах показывают, как царь выходит, или фараон там какой, египетский, все разом в эту самую позу встают. Может только клоп, да поза эта, и дошли до нас в первозданном виде.
Анна Ивановна, ешки – матрешки, Витька не даст соврать, если по причине, что вытащить из организма, мастерица непревзойденная, не зря родильным отделением заведует. Матвея, одной секундой, от яблока освободила. Упустила она правда, тут одно обстоятельство. Не подумала, куда газ от яблок, деваться будет. Мы – то люди служивые, по команде «газы», брык и мордой в пол, нос и рот зажавши. А бабы – то о команде той не ведают, а при испуге, только ойкают, и совсем не рот ладошкой прикрывают.
Стало задыхаться от Выпущенных с Матвея газов, население родильного отделения. Зажались по углам, рты пора скрывали, ладошки на том месте сжали, куда вероятней всего опасность метит.
Забегала по палатам Анна Ивановна. Окна нараспашку отворила, а кто уж совсем к газам неравнодушный, тем кислородные подушки вручила.
Так, что друг мой Витька, не первый бы ты в родильное попал, не первый, – посочувствовал Егорыч, – А соседу – то надо про премию рассказать. Нет, лучше не ему, лучше я Клавдии скажу. Она баба, слезливая, настырная, может чего и выклянчит…
А семнадцатого числа, в пятницу, пришел на осмотр, наш лечащий врач. Встал посреди палаты.
–Господа, – громко так, весело объявляет, – поздравляю вас всех с нетерпеньем ожидаемой вами, выпиской с нашей больницы, славной своими традициями качественного лечения.
Мы заохали сразу, как будто старые раны, враз у всех открылись, заворчали возмущенно. Мол, как это так, совсем больных, не до леченных выписывают.
Витька рот свой открыл, в язык распухший, пальцем тыкает. Сашка, рукой своей, до африканского загара, фейерверком поджаренной, махает. Серега глазом усиленно хлопает, куда ему сюрприз из хлопушки угодил, кость игральная. А я… Я, смотря, на них завидую. Мне своей травмой не помахать, не поморгать, но чувствую, как заныло между ног, куда мне пробка от шампанского угодила. Только Егорыч молчит, вроде как не касается его. Накрылся возвращенной Витькой, «Кама Сутрой», и прикидывается, что задремал.
–Понимаю ваши чувства, – продолжает доктор, – но обстановка, просто вынуждает наше руководство освобождать места в палатах. Вот, вчера, вся страна отмечала день Трубопроводных войск. Сантехники приплывают в приемное отделение в больших количествах. А завтра, как вы знаете, сочельник. До Крещения, остается, рукой подать. А на него, люди в прорубь сигают. Некоторые, это я по своему опыту, говорю, промахиваются. Ну не можем же мы, положить вас, вторым ярусом? Войдите в наше положение. Отобедайте, и будьте любезны, по домам…
ЭКСКУРСИЯ
Организованные туристы, прибывшие на автобусах, в ожидании погрузки на «Метеор», дисциплинированно стояли в очереди, перед цепью, перекрывающей вход на палубу судна. Прибывшие самостоятельно, заняв очередь, перекусывали у своих машин, стоящих невдалеке на стоянке.
– Все разведал. Через полчаса погрузка, – вернувшись с причала, доложил супруге Фадей Офинногенович, – вон видишь, с большим рюкзаком стоит? Вот за ним и занял. Чудак, правда, какой-то, сказал, что только туда едет.
–Это чего? Только на остров? От алиментов бежит, что ли? Или еще чего натворил? – удивилась Нина.
– Писатель, говорит. Кажинный год, Робинзоном прикидывается, ну вроде, как на необитаемом острове, к нему герои будущих книг приходят. Потом всю зиму бумагу марает. Сочиняет, значит,
– объяснил Фадей, жене.
– Ты смотри. Робинзон и «герои» приходящие, это уже клиника. Ему не на остров, ему в «дурку» очередь занимать надо. И нам, Фига, от него подальше держаться надо, – заключила в ответ Нина,
– Не приведи, Бог, заразу эту от него подхватим, тоже «герои» приходить начнут. Иди, очередь перезайми, чтоб за ним не стоять. Хотя в таком мужике, жена, наверное, души не чает.
–Это от того, что на все лето из дому сваливает? – удивился Офиногеннович, – вот и пойми, вас, баб. С работы задержишься, ты всю плешь проешь. А на все лето, так выходит, сплошная радость?
–Понимал бы чего. Это, смотря, как сваливать. Вот если тебя на все лето в отлучку собрать, так надо пару кораблей как этот, доверху загрузить, тут никаких средств не хватит. Так что тебе, выгодней дома сидеть. А вот ему. Собрала рюкзачок, и вперед, в Робинзоны. Забот никаких, и на мужике, сплошная экономия. А если еще и связи с ним мобильной не будет, так вообще благодать. Чего тебе объяснять? Все равно не поймешь. На эту-то экскурсию, на два дня, два месяца уговаривала. Иди, очередь занимай, я пока перекусить приготовлю.
Офиногеннович, следуя армейской привычке, пару минут подождал, но, не дождавшись отмены приказа, посмотрев, как Нина, роется в сумке с продуктами, обреченно вздохнул и пошел к очереди.
– Последний кто? – спросил он, подойдя.
–За мной, касатик, держись, – ответила ему старушка, в цветастом платке, низко надвинутом на лоб.
–Погоди бабка, он за мной занимал, – сказал стоящий впереди писатель, и спросил у Фадея, – ты чего забыл, что за мной занимал?
–Не забыл. Занимал, – подтвердил тот, – но перепускаю. Дело у нас с женой образовалось, задержаться можем.
–Приспичило, видать, – хихикнул кто-то в очереди, – не удивительно. Воздух-то какой! Песчинка на песчинку лезет.
– Смотри не увлекайся, – посоветовал другой, под сдержанные смешки в очереди,– а то вплавь догонять будете.
– Зубоскалы, – покачала головой старушка, – не сомневайся, касатик. За мной будешь. Иди, исполняй, чего задумали.
– А ну вас, – махнул на очередь Офиногеннович, развернулся, и пошел к своей машине.
Нина, сидела в ожидание, отщипывая одной рукой хлеб, а другой, отгоняя мух, от разложенных на накрытом полотенцем водительском сиденье, припасенных в дорогу бутербродов.
–Предупредил? – встретила она его вопросом, кивнув на сиденье, – перекуси.
–Конечно, предупредил, – ответил он, беря бутерброд с колбасой, – сказал, что тебе приспичило.
–Чего приспичило? – удивилась Нина, даже перестав жевать.
–Ну, мало ли чего, тебе в голову придет, – ответил он, куснув кусок колбасы, – это пусть они сами догадываются. Может в кустики захотелось, может еще чего? – игриво подмигнул он.
–Ничего толком не сделаешь, – вздохнула жена, – а если писатель чего надумает? Нафантазирует, чорте что? Опишет в красках, почему на корабль не торопились. А если еще и извращенец? Тогда распишет так, век потом не отмоешься. Опять по судам замучаемся ходить. Ты хоть фамилию – то у него спросил?
2
–Да чего он там напишет, – стал успокаивать Нину Фадей, – ты его видела? Он если чего и пишет, то точно не про эти дела.
–А ты читал, чего он пишет? – спросила жена, – может он как раз, эту эротику и сочиняет. Одному – то на острове, с Робинзонами приходящими, в голову чего только не придет.
– Ну, хочешь, сбегаю, фамилию спрошу, – отложил Фадей, недоеденный бутерброд.
– Ешь, горе мое, на экскурсии узнаем, куда он с корабля денется, – остановила его порыв жена.
Над Ладогой разгоралось солнце, заставляя переливаться разноцветными бликами озерную воду.
Чета Яблоковых, перекусив и упаковав остатки бутербродов в пакет, сидя в машине, любовались бескрайним разноцветным простором. От любования развернувшийся перед ними природной красоты, их оторвало заметное шевеление очереди. Взяв с собой, «походный» баул, они закрыли машину и двинулись к «Метеору».
Едва встали в очередь за старушкой, как из корабля, показался бравый моряк средних лет. На белой рубашке моряка красовались погоны с двумя золотистыми полосами и красивым зигзагом над ними. Моряк, откинув цепь, шагнул на причал. Окинув оценивающим взглядом, туристов на причале, громко прокашлялся и возвестил хорошо поставленным голосом,
– Господа туристы! Попрошу не создавать толчею перед трапом. Это может затруднить выход капитана, а значит и объявление посадки. Так как без капитана, докладываю вам, это не корабль, а лоханка с бантиком, не смеющая оторваться от причала. Поэтому давайте освободим проход и спокойно, желательно в тишине, подождем капитана.
– А по времени, так уже посадка должна быть, – раздался женский голос, – вы то сами, неужели не можете объявить посадку?
– Без капитана никак, – отрезал бравый моряк, – журнал у него, надо же понимать. Беспокоиться, доложу я вам, не о чем, все будут приняты на борт, и доставлены согласно маршруту.
Не дожидаясь следующих вопросов, он прошел через образованный туристами проход, подошел к краю причала. Достав сигарету, прикурил, выпустив облако дыма в сторону туристов.
Не успело это облако развеяться, как из «Метеора» вышел другой моряк, постарше. У него на погонах красовались три полосы увенчанные зигзагом. Моряк медленно достал из наружного кармана рубашки очки, неторопливо водрузил их на нос. Сквозь стекла очков, оглядел, притихшую, выжидательно смотрящую на него толпу туристов. Убедившись, что все взгляды обращены на него, он вытащил из – под ремня толстую тетрадку, открыл ее на странице, заложенной ручкой и снова, поднял глаза на очередь.
– Я, капитан корабля. Альбатросов, фамилия моя, – представился он, – а теперь переходим к делу. По очереди подходите ко мне, называете фамилию, – ровным без интонаций голосом продолжил он, видно такая речь, была визитной карточкой, командования «Метеора».
– У меня экскурсия от бюро. Все участники экскурсии записаны. Вот списки, – вышла из очереди женщина, и протянула капитану, два листка бумаги.
–Вы там у себя, можете писать что хотите, хоть отходную, – не принимая бумаг, ответил ей моряк,
–у меня, – он потряс своей тетрадкой, – должны быть переписаны все пассажиры и точка. Понятно?
–капитан поднес к глазу свернутую в трубочку тетрадь и через нее, как в подзорную трубу взглянул на женщину.
– Извините, – пискнула она, прячась от капитанского окуляра в очереди.
Офиногеннович, со своего места, наблюдал за медленно продвигающимся к капитану писателем, в надежде услышать и запомнить его фамилию.
–Толстой, – услышал он, подошедшего к капитану писателя.
– Толстой, – хмыкнул капитан, – не Лев Николаевич часом? В прошлой навигации вы вроде под другой фамилией присутствовали. Вот у меня записано, – полистал капитан тетрадь, – точно, вот.
Дымокуров. Ведь вы же?
– Толстой это мой творческий псевдоним, – гордо сказал писатель.
–Понимаем, понимаем, – ответил капитан, – это вроде как Шаляпин. Ну, тот, который не поет, а все больше по девкам богатым спец, ну вы- то конечно, не по этой части.
–Я, писатель, – отозвался Дымокуров – Толстой, – во мне, как у Льва Николаевича, бурлят творческие позывы. Меня, как и его, тянет на природу, в заповедные места.
3
–Заповедные, это точно, а то, что кроме творческих, другими позывами не страдаете, уже хорошо. Прошу в салон, – ответил моряк, пропуская на корабль творческую личность.
–Книжку мне обещал подарить, с автографом, – поделился капитан со следующим туристом, крепким мужиком с отвислыми усами, который еле сдерживал равновесие, стараясь не завалиться назад из-за огромного, туго набитого рюкзака, – но все как – то забывает.
– Моя фамилия Детскосельский, – еле дыша, сказал мужик, – со мной еще пятеро, все Детскосельские, – повел мужик глазами, показывая капитану за спину.
– Попрошу в сторону, – крепкая рука моряка, отодвинула мужчину, который едва не упал, успев вцепиться в поручень трапа.
– Это чего все ваши, все Детскосельские? – с уважением поинтересовался капитан у мужика, увидев четверых погодков, а за ними невысокую женщину с коляской, – Детскосельские?
–Да, – синхронно качнулись головенки четверых ребятишек и женщины, чуть погодя согласно качнулась коляска, подтверждая наличие еще одного представителя фамилии.
– Дочурка, не говорит еще, – расцвела в улыбке женщина.
–Старпом, – капитан подозвал бравого моряка, – детишек сельских к иллюминатам посади, пусть озером – океаном любуются. Но до этого, папаше заслуженному помоги комингс перешагнуть, а то свалиться в воду с припасом, а нам ставь ребятишек на довольствие, – даже не улыбнувшись, ровным голосом приказал старпому капитан.
Проследив, за Детскосельскими, которые, держась цепочкой, вместе со старпомом, скрылись в салоне корабля, капитан продолжил посадку.
– Яблоковы, двое, – сказал, подойдя к моряку Офиногеннович, – это жена моя, – кивнул он на рядом стоящую Нину.
– Жена. Понятно, – посмотрев на женщину, согласился с ним капитан, – а по какой причине предупреждаете? Вроде вы первый раз у нас в пассажирах.
– Да я без причины. Просто так сказал, – смутился Фадей.
– Что жена, я и так вижу, – показал моряк на увесистый баул у его ног, – вы чего тоже в один конец, за впечатлениями?
– Нет, нет. Что вы. С вами обратно, – заверила его Нина, – а это так, на всякий случай.
– Что запасливые, это хорошо. А то они случаи – то разные бывают, – согласился с ней капитан,
– В прошлой навигации молодожены у нас на борту образовались. Такие, ну ангелы прямо. Весь рейс тихонько так между собой ворковали, на причале за ручки взялись и ванькой звали. Обратно идти, а их нет. Два часа их искали. Кричали, орали. Ревун включали, а он у нас с ракетного катера, взвоет, волосы дыбом, держать приходиться, чтоб не улетели. Через три часа ушли, а их МЧС, через четыре дня на другом конце острова обнаружила. Оказалось, первенца на острове зачать задумали, первых признаков ждали. Спасатели их назад тащат, а они ни в какую.
Пока говорят, не убедимся, что зачали, ни шагу с земли этой. А у спасателей приказ, вернуть их на материк и точка. Переглянулись они и на приступ, тут у них не отнимешь, ребята они решительные. Не учли они только, что на женскую мечту покушаются. Тут их уже не женщина встретила – тигрица. Троим по лицам, как бороной, своими когтями прошлась, четвертому причинное место отбила. Вместе с ней они его к кораблю и несли. Ее, по рукам и ногам связанной, а его на носилках, в скрюченном виде. Муж, тигрицы этой, в человеческом обличье, тоже в битве отличился. Двух собак специальных, на поиски дрессированных так покусал, что собак, на корабль еле затащили, так они боялись вместе с ним обратно возвращаться. МЧС с этой парой, до сих пор еще судятся, компенсацию за лечение сотрудников и собак с них выбивая. Так, что случаи разные бывают. Но за вас, я спокоен. Вас таким «тревожным» баулом, месяц можно не искать.
–Страсти – то какие, мама моя, – охнула восклицательно – радостно Нина, – тридцать лет в браке. Было, по молодости всякое, но чтоб так. Завидно даже, – мечтательно закатив глаза, прошептала она, но через секунду, словно очнувшись, твердо заявила, – нет, нет. Мы с вами обратно. Да и возраст, знаете уже не тот, чтоб всякой там блажи потворствовать.
–Возраст тут не причем, – возразил ей моряк, – тут от волны все зависит. Вот разбушуется в голове шторм, и накроет девятым валом, – задорно подмигнул он, – волны – то они, разной высоты бывают. А тех, кто постарше, они чаще накрывают.
4
По возрасту вроде и остановиться пора, но тут волна шибанет, навеет. А с ней волной ведь не поспоришь, стихия, она ведь не спрашивает. Ее, как не жди, а она всегда неожиданно, как шторм.
– Нам шторма ни чему, правда Фига? – сказала Нина.
Тот согласно кивнул головой.
– Мы не за штормами мы на экскурсию, – пояснила она моряку.
–Это дело хорошее, – согласился с ней капитан, – пощупать, посмотреть, полюбоваться. Проходите.
Яблоковы прошли внутрь «Метеора». Не найдя свободных мест у окон, заняли два места к проходу, рядом с сидевшей у окна молодой женщиной, с грустным, отреченным выражением лица.
–Карты Карелии, Ладожского озера, – раздалось у входа, и в проходе между кресел показался молодой парень, со стопкой буклетов в руках, он пошел по проходу, на ходу объявляя, – за сотню, подробная карта, двести рублей карта с достопримечательностями.
– Нинок, может, карту купим? – предложил Фадей, – пригодиться, как ни как в первый раз в этих местах.
–Чего нам деньги переводить? – ответила жена, – да и потом, я атлас в баул сунула, барометр, что тебе на юбилей подарили, компас, будильник, ну и еще чего – то, так по мелочи, на всякий случай.
– Молодец, – боясь сорваться на крик, прошипел Офиногеннович, ощущая еще не прошедшую в руках, усталость от переноски баула, – будильник – то зачем положила, часы же есть, и в телефоне и на руке.
– А вдруг батарейки в часах сядут или отсыреют? – пояснила жена, – а будильник никогда не подведет. Да и звонок у него, что звон колокольный, за три километра услышат. Как прибудем, ты время отправления на нем выставь, не молодожены, чтоб на острове оставаться, – хихикнула она, игриво толкнув Фадея в бок.
– А я думаю, чего это сумка, как станина от станка моего токарного весит, – не поддерживая игривого настроения жены, хмуро отозвался он, – а там оказывается атлас, который килограмм на двадцать тянет, да еще и барометр с компасом.
–Зато не заблудимся, – заверила его Нина, – а атласом, если что, костер развести можно, там страниц столько, что неделю о дровах думать не надо.
– Это да, – согласился с ней Фадей, – не атлас, а «видал, сосут» какой-то, три в одном. География, дрова, и на охоту сгодиться. Им медведя прихлопнуть, как комара ладошкой.
– Тут медведей не водится, – поправила его жена, – и не «сосут» а «сассун», уж это – то знать надо.
– Мне то зачем? Штучки ваши бабские? – удивился Офиногеннович, – медведей, говоришь, нет. Но это ничего, кого прихлопнуть всегда найдется, – и с таким хитрым прищуром взглянул на жену.
В корме корабля раздался рокот, стало слышно, как от работы двигателей заплескалась вода.
В салоне стало тихо, пассажиры прекратили разговоры, прислушиваясь к работе моторов.
Через пару минут, гул двигателей стих, и «Метеор» мягко качнувшись, отошел от причала, устремившись на просторы самого большого европейского озера, с каждой секундой увеличивая скорость.
– Ой, Фигушинька, забеспокоилась я чего-то? – заёрзала на своем кресле Нина, после того, как заглянула в окошки обеих бортов, – кругом вода, берегов уже не видно. Ты – то вон, как хорошо плаваешь. Все узнать хочу, где ты так научился?
– Да ни как я не учился. Пацаны повзрослее, меня в детстве с лав сбросили, до берега сам плыл, не тонуть же.
– Молодцы они какие, – похвалила детских друзей Офиногенновича Нина, – спасибо – то сказал?
–Да какое там спасибо. Лет пять мне было, толком еще и ругаться не умел, – вспомнив, усмехнулся Фадей.
– Ты уж, Фигушинька, меня не оставляй, если что. Я ведь плавать совсем не умею. Сразу, как топор, в глубь бездонную пойду.
– Чего же ты лодку-то не прихватила? – пошутил Фадей.
Соседка, у окна слыша их разговор, весело хмыкнула.
– Думала я, – серьезно ответила Нина, – только она зараза, в сумку ни как не лезет. Но я круг и нарукавники взяла. Может, надуешь?
5
– Погоди, дай передохнуть, – попросил Фадей, – я после этого баула, – он зло пнул стоящую у ног сумку, – не то, что круг, щеки толком не надую.
Открылась рубочная дверь, и перед пассажирами возник старпом, первым встретивший их .
Он встал у передней стенки, украшенной большим стендом с инструкциями по спасению тонущих, к исполнению которых призывала надпись поверху стенда, – Граждане пассажиры!
Ваше спасение категорически зависит от четкого выполнения инструкций по использованию спасательных средств!
Моряк стойко выдержал настороженные его появлением взгляды пассажиров. Достал из кармана платок, и тщательно вытер вспотевшее лицо.
–Граждане пассажиры! – начал он говорить ровным голосом, – команда нашего корабля приветствует вас! Вы, наверное, уже прочитали, а я надеюсь, что не все в школе из страниц букваря делали самолетики, но думаю, что большинство из вас, сумело прочитать, те шесть букв, которые обозначают название корабля. В наше время, удивляться нечему, поэтому, могу предположить, что среди пассажиров могут оказаться и неграмотные и люди с пониженным зрением, вот для таких я объявляю, что наш корабль называется «Метеор».
Для глухих и лиц иностранного производства, которые в небольшом количестве, но всё-таки находятся на борту, вот на этом стенде, – моряк, рукой показал себе за спину, намекая на название корабля, отмеченное на стенде на разных языках, вплоть до языка племени Йоруба, в надежде на то, что члены этого племени, обитающего под пальмами Нигерии, когда ни – будь, посетят салон корабля, – написано название корабля.
Старпом опять достал платок и вытер покрытое бисеринками пота лицо.
– Я по какому поводу заглянул к вам салон, уважаемые судари и сударыни,– продолжил он, упрятав платок в карман, – не всегда водные просторы спокойны, как сейчас. Частенько над ними поднимается ветер, а с ветром начинаются волнения, проще сказать, начинаются шторма. Так вот эти шторма начинают трепать корабль. Но, граждане пассажиры, эти шторма опытный моряк всегда преодолеет. Но бывают много хуже, когда с берега, от кабинетных цунами, забрасывает к нам на борт проверки и комиссии. Эти явления они страшнее шторма, они пытаются свалить корабль сразу в Овер киль. Причем с каждым годом проверок все больше, инструкции томами. Я не стану от вас скрывать, но в нашей команде два матроса, постоянно пишут объяснительные по результатам проверок, и заучивают инструкции, чтоб не обмишуриться перед внеочередной проверкой.
– Бедненькие, – всхлипнула, сидевшая перед моряком старушка, за которой Офиногеннович занимал очередь.
– Благодарю мать за сочувствие, но кто везет, на том и едут, – ответил ей старпом, – сейчас я познакомлю вас со средствами спасения, которые имеются на нашем корабле. Вы видите, что на полках над вашими креслами лежат оранжевые брикеты. Все видят? Кто не видит, тоже ничего страшного. Кроме органа зрения у человека присутствует орган осязания. Поэтому кто не видит, тот может пощупать данное средство спасения, – он снял с полки один из брикетов, развернул его и тот оказался спасательным жилетом.
– При пальпации, как говорит моя супруга, она у меня медик, определить можно все. Поэтому она каждый раз, когда я прихожу домой с зарплатой, тщательно пальпирует мои карманы, и слегка мою, многострадальную печень. Это немножко отклонился от темы, делясь с вами, секретами своего семейного быта, – вздохнул старпом, – так вот при пальпации жилета вы легко под тканью определите пенопласт. Называется это все – жилет спасательный морской, сокращено, как вы догадались, ЖСМ. ЖСМ, согласитесь, произносится быстрее. Ведь пока будешь кричать, – надеть жилет спасательный морской, уже волны четыре успеют накатить, а если надеть ЖСМ! То можно успеть, это сделать, между первой и второй.
– Между первой и второй, промежуток небольшой, – раздался возглас мужика со второго ряда с замутненным загадочным взглядом.
– Правильно, – согласился с ним старпом, – в этот промежуток надо успеть надеть на себя жилет.
– Да кому за столом твой жилет нужен? – возразил мужик, – чтобы в водке утонуть, это ж, сколько водки надо?
– Опять согласен, – кивнул головой бравый моряк, – водки много не бывает.
6
– Только я про жилет говорю, когда он нужен, когда вы тонете.
– Понял, – мотнул головой мужик, – ну нацепить мы его завсегда успеем. Привычные мы к этому делу. Нам что жилет, что хомут, было бы что нацеплять.
При этих словах он посмотрел на рядом сидящую женщину, видно, состоящую с ним в семейных отношениях и добавил, – накинем на себя необдуманно, и таскаем на себе всю жизнь. Я так во всех само доносах пишу, семейное положение – безвыходное.
–И опять я с вами соглашусь, мужской солидарностью так сказать. Только вот в отличие от брачных уз, после спасения жилет надо возвращать. Имущество – то казенное.
–Раз казенное, конечно, – ответил мужик, – если будет куда возвращать. А не подскажете, мне что-то думается, что жилет этот баба придумала, больно он на хомут похож.
– Хороший вопрос, по теме – похвалил мужика, старпом, – этот жилет придумал мужчина по фамилии Наполеон.
–Это когда на острове, его бабы до ручки довели, вот он и додумался, как от них рвануть, – высказался об изобретателе мужик с мутными глазами.
Моряк не отвечая, достал из кармана платок, который был уже мокрым до такой степени, что уже не впитывал, а просто растирал пот по лицу.
– Возьми касатик, – пожалела его старушка, протянув ему бумажные салфетки.
–Спасибо мать, – не отказался моряк, с удовольствием вытирая ими лицо, – я вам сейчас пока как надо обращаться с данными средствами спасения.
– Хочу заметить, – подскочил с кресла в середине салона мужичонка, в очках, с редкой «козлиной» бороденкой, в виде пары десяткой тщательно расчёсанных волосинок, – биографии Наполеона Бонапарте, ни слова не сказано об изобретение им жилета.
–Антилигенция, профессора, все знают, – отреагировал на его выступление «мутный глаз», – бабы достанут, так не то, что жилет, вертолет из лопаты сделаешь.
– Я, позвольте заметить, доктор наук, всю жизнь историю наполеоновских войн изучаю, – сказал мужичонка.
– И чего если доктор? Падать мне от счастья что ли? Вот знаешь, например, кто клещи изобрел?
–Конкретно, конечно не скажу, но думаю, что ремесленники, для облегчения кузнечного труда,
– выдержав небольшую паузу, ответил доктор наук.
– Да сам ты ремесленник. А еще говорит, всю жизнь изучаю, – покачал головой мужик, – клещи зубники изобрели. Чтоб значит, успеть зуб выдрать, пока клиент дуба не дал.
– Позвольте…, – у доктора наук от гнева затряслась, как в лихорадке бороденка, и он бы упал в обморок, если бы не решительная женщина, сидевшая рядом, твердой рукой усадившая его на место.
