Александр Евгеньевич Чигаев
«Волково поле»
Александр вырос и пора ему в полк, засиделся в имении. Он получил прекрасное образование, благодаря Кошта, он знал многие европейские языки и крепко держал шпагу в руках. Из седла его вышибить было невозможно. Хорошо стрелял и бил в туза. И на других учителей потратился его отец, так что он прекрасно играл на фортепиано и хорошо разбирался в музыке. Очень любил оперу. Так что, он был разносторонне развит и не был солдафоном. Все прекрасное не было ему безразлично. Вот с таким багажом знаний и умений отец его повез в Петербург, на представление полковому командиру. Все, что с ним произошло в начале его службы, вы уже знаете. Оставив сына на попечение полкового командира, Семен отправился на один прием, он хотел проведать своего фронтового друга. Он был в хорошем расположении духа, сегодня первый день службы сына, можно и выпить, можно и вспомнить старое. Все произошло случайно и неожиданно, когда он появился в доме своего товарища. Они обнялись, давно не виделись.
– Проходи, проходи, Семен Андреевич, начал его друг. Позволь тебя познакомить с одним интересным человеком. Это князь Болховской, он сто лет не был в Петербурге.
Его друг не знал о давнишней ссоре Волкова и Болховского, его в то время не было в Петербурге, он служил в другом полку. А так как его ни когда не интересовали сплетни, вот он ничего и не знал. Болховской и Волков посмотрели друг другу в глаза. Первым протянул руку Болховской.
– Я рад знакомству с вами князь Семен Андреевич.
– И я очень рад знакомству с вами князь Сергей Михайлович.
Семен протянул ему свою руку. Мужчины обменялись рукопожатием. Прошло много лет, Семен не держал зла на Болховского, тот был еще юнцом, когда повздорил с ним. Раз руку протянул, значит, жизнь его чему-то и научила. Как и бывает у мужчин. Сидели, выпивали, вспоминали прожитое и пережитое. Уже собирались расходиться, тут Болховской и спросил Семена.
– Какими судьбами в Петербурге? Я уже год тут нахожусь, а о вас ни чего не слышал толком. Я приезжал в ваш дом, но мне ответили, что вы очень редко бываете в столице. Живете затворником в своем имении.
– Так и есть. А в Петербурге не случайно. Сына в армию проводил. Теперь он вместо отца в лейб-гвардии гусарском полку службу начал. Я не стал генералом, хочу, что бы он им стал. Два старших сына во флоте служат. Дочка замужем. Что мне тут делать. Мирская суета мало меня интересует нынче, пора о душе думать.
– Ну, да, какой же вы старик. Хорошо выглядите. И рука у вас крепкая. Жениться вам надо и еще поживете на этом свете. Жизнь только начинается. Ни о чем заботиться не надо. Все налажено и идет своим чередом.
– На старой жениться не хочу, что мне с ней делать. У меня и своих болячек хватает. Побаливают старые раны перед ненастьем, а молодую не потяну. Рогатым не ходил ни когда.
– Хотел бы я видеть такого, кто бы решился ухаживать за вашей женой. Не думаю, что такие смельчаки найдутся.
– Сучка не схочет, кобель не вскочет. Мы себе охотой занимаемся. Зайчишек травим, иногда и по волку работаем, вот и все наши радости.
– Да, слышал я о ваших борзых. Злыдарь-то ваш на всю Россию знаменит. Говорят, что такого злобача отродясь на Руси не было. Любого матерого волка в одиночку берет. Когда князь Гагарин рассказывал, как работает ваша собака, у него глаза горели огнем. Не продадите Злыдаря ненароком? Я хорошую цену дам. Сам борзыми увлекаюсь, а вот по волку у меня собаки работают плохо. Нет злобы у них совсем. Большой сворой навалиться могут, а вот в одиночку, да, хотя бы парой, не идут. Бояться.
– Да полно князь, мне деньги не к чему. Мне уже и деревеньку, и имение за Злыдаря давали. Не имеет эта собака цены. Это дар Божий.
– А не хотите ли Семен Андреевич принять мое приглашение и поехать ко мне в имение? Да, именно в те земли, которые ваш предок с Александр Даниловичем Меньшиковым у шведа воевали. Нам есть что вспомнить и поговорить есть о чем. Время лечит.
– Приглашение принимаю князь Сергей.
Семен специально назвал Болховского по имени и не сказал отчество.
– Вот вам моя рука еще раз. Поехали. Через пару дней я к вашим услугам.
Семен управился со своими делами и с князем Болховским они отправились в его имение. Они ехали в одной карете и вели беседы. Начал Семен.
– А где жена ваша, она же с вами в Петербурге была?
– Жену я отправил в имение, пусть готовится к нашему прибытию. Я вас хорошо встретить хочу, вы много для меня сделали в этой жизни. Сейчас объясню. После нашей с вами дуэли много воды утекло. Сначала я был страшно зол. Шутка ли, Болховского на колено поставили. Я не мог заснуть от такого унижения, волком выл. Какие только я планы мщения не придумывал. Бросил службу, уехал за границу. Тренировался не щадя ни сил, ни учителей. Со шпагой спал и мечтал возобновить дуэль. Тут и турецкая война началась. Попросился в армию. Конечно, в кавалергарды не пошел, драгуном стал в простом полку. Постоянно делал вылазки в турецкий тыл, досталось туркам от меня достаточно. Скорее всего, за смертью я гонялся и героя из себя не строил. Вот в одной такой вылазке и подстрелили моего коня. Упал он на бок и подмял меня под себя. Вылезти ни как не могу, все думаю, попаду в турецкий плен. А каково в плену у турок сами знаете, лучше смерть принять. Они уже совсем близко были, когда мне на помощь кинулся прапорщик. Совсем молоденький мальчишка. Вытащил меня из-под лошади. Вот тут турки в спину ему пулей и попали. На его же лошади я его и вывез к нашему расположению. До лазарета я его не донес, умер он на моих руках. Конечно, я отписал его матери, как было дело, но его родителям от этого легче не стало. Вот тогда-то я и понял все ваши слова князь. Не тот друг, кто пьет с тобой, а тот друг, кто свое плечо подставит. Нужно уметь выбирать друзей. Прозрел. Мальчишка тот мог жить и жить, а он поскакал меня спасать. Кто я был для него? Ни кто не пошел, а этот пришел на помощь. При Рябой Могиле вы отличились, я поехал к вам в лазарет, что бы принести свои извинения. Не прав я был тогда. Хоть и выпивши, был, а все помню, как мои тогдашние дружки меня на все это и подбили. Сами-то они боялись к вашей Ольге подойти, вот меня и настропалили. Посмеяться хотели. Знали же подлецы, что вы спуску ни кому не дадите. Вот и вышло такое безобразие. Я, гораздо позже узнал от вашего тестя, какой у него с вами разговор вышел, перед нашей дуэлью. А то, я ни как в толк взять не мог, почему вы меня в живых оставили. Оскорбил я вас сильно. Жаль Ольге Шереметьевой, царствие ей небесное в ноги поклониться не могу. Вот такая штука любовь. Что такое любовь, это я потом узнал. Но вы князь в беспамятстве были, потом я на Кагул пошел со своим полком, там и Георгия получил. Самое интересное, я уже не проявлял такого геройства. Выполнил все указания командира, а награда сама меня нашла. Правда, воевал я за двоих, за себя и за того мальчишку прапорщика. Из-за меня он смерть принял. Война окончилась, мы домой вернулись и я тут же в отставку опять ушел. Поехал в имение, жизнь Петербурга меня больше не интересовала. Маменька моя, все меня женить хотела, что бы я поостепенился. Рассуждала, как и все женщины. Женюсь, появятся дети, вот и успокоюсь, а я и так уже успокоился. Потом и о моих безрассудных подвигах на войне, ей кто-то доложил, совсем проходу не давала. Женись и женись. Вот я ей и сказам. Матушка, найдите невесту, и я подчинюсь вашей воли. Вот она и начала хлопотать. Нам же Болховским подавайте великую княжну, на худой конец и княжна с графиней подойдет. Но не отдали своих дочерей ни великие князья, ни князи с графами. Видать обо мне не хорошая слава была. Мама и успокоилась, видя, что я совершенно стал другим человеком. Да, бывал и на балах и на приемах, но это было все в Варшаве, Риге или Вильно. Все тихо было, потанцевал и домой в имение. Охотой занялся, с ружьем ходил, с борзыми зайцев ловил. Чинно и благородно. Вот я и заехал к мелкопоместному помещику в гости. Там и познакомился со своей будущей женой. Долго не ухаживал, по сердцу она мне пришлась. Милая, тихая, спокойная девушка и красотой Бог не обидел. Я и сделал ей предложения, отказа не было. Перед самой свадьбой вопрос ей задал. А не зазорно и не страшно за такого как я замуж идти, или вы на титул позарились. Прошу ответить откровенно, все равно от вас не откажусь. Люблю я вас сильно, и свобода будет за вами. Ох, князь, ответила она мне, да знаю я все про вас. Мир слухами полнится, да и дядя мой в почтовом департаменте в Петербурге служит. Я не за князя выхожу замуж и не за ваши деньги, на что они мне, я выхожу замуж за любимого мной человека, которому хочу всю себя отдать. Одарить его своей любовью и жить с ним рядом всю свою жизнь. Детей я хочу от вас князь, а не ваших денег. Вот тогда-то я и понял, что за штука эта любовь. Если раньше я к ней относился, просто, хорошо. Красивая девушка, вот и женюсь. Какая там к черту любовь и с чем ее есть я и не знал, а тут такие слова и не просто слова, а именно ее чувства. После свадьбы я ее забрал к себе в имение, а вот матушку отправил в Петербург, а то она ворчала все время, что не по чину женился. А почему не по чину. Она дворянка, значит, и выйти замуж за меня ей по полному чину не воспрещается. После отъезда матери, какая любовь у нас началась. Женщин-то я знавал много, но им и рядом делать нечего с моей Натальей. По сей день, душа в душу живем. Что еще человеку в жизни надо? Я в Петербург больше ни ногой, баловство одно, да и только. Вот так и жил много лет в имении. У меня два сына и дочка. Сыновьям скоро на службу, а вот куда отдать их, я не знаю, не хочу, что бы повторили глупости отца. Характеры у них, ох, как горячи. Воспитывал в строгости, а они все в меня, ну прямо как в те годы. Шпагой владеют, хорошо стреляют.
– А ты не бойся князь. Ваш род всегда в кавалергардах ходил, вот и отдавай их на службу туда же. Скажи отцовское слово и пусть идут служить родине. Мой, то же не подарок. И дуэли будут и скандалы, дело молодое. Весь вопрос, что бы это по уму было, по совести. Поймут, значит, ты не зря прожил жизнь, и любовь твоя была не напрасной, раз дети родились. Другого совета я тебе дать не могу. Я и сам хорошо грешен. Это и есть жизнь. Другую не понимаю и не принимаю. Ты же сам видишь, Сергей Михайлович, стоит задуматься в правильном направлении, не местью жить, а по совести и кривая жизни сама тебя приведет к счастью. Так, что мы с тобой правильную жизнь живем, чуть не сказал, прожили. Поживем еще дружище.
Теперь, Семен Болховского, другом назвал и в который раз протянул ему свою руку.
– Так, что будем дружить и не тужить с тобой князь ты мой Болховской. Бог даст, и наши дети дружны будут. Хотя, если они будут вместе, боюсь, что Петербург этого не выдержит.
Семен засмеялся, его в этом поддержал и Болховской. Вот так они в хорошем расположении духа, смеясь и теперь выпивая в каждом трактире и постоялом дворе, добрались до имения князя. Кавалергард и гусар, когда дружны и пьют вместе, это страшная сила, и упаси бог, что бы кто-то встал на их пути. К счастью их вояж прошел без приключений. Они приехали к Болховскому хорошо выпившие и в прекрасном настроении. Жена Болховского, Наталья ни когда в своей жизни не видела таким своего мужа. Вы знаете, она не пришла в ужас. Наталья знала за кого выходит замуж, за гуляку и дуэлянта, бабника и пьяницу. Но за все годы ее супружества не было выхода энергии, у ее мужа, а тут она увидела его во всей красе. Он, даже, впервые хлопнул ее по попке и со словами, иди моя радость ко мне, я одарю тебя любовью, поцеловал свою жену в губы. Потом сказал ей на ушко, такую прелестную гадость, что Наталья вся зарделась, но ей тут же захотелось услужить мужу, а вот Семен и помешал всему этому. В общем, всё, как и положено. Ты меня уважаешь? Это звучало часто. Семена уложили спать в гостевую комнату, а Болховской, так и сделал то, что пообещал жене. Утром Наталья проснулась в превосходном настроении, не смотря на попойку мужа с Волковым. Волков был смущен, когда повторно Болховской представил ему свою жену.
– Это моя княгиня Наталья Болховская, я очень люблю свою жену, она моя прелестница. А это Наталья, князь Семен Андреевич Волков. Прошу любить его и жаловать. Нет любить не надо, люби меня, а вот жаловать надо.
Видимо Болховской еще находился в парах Бахуса, а может и похмелиться успел, кто его знает. Потом он серьезно заговорил.
– Помнишь, радость моя, как я тебе рассказывал про свою дуэль, так вот это и есть тот человек, который проткнул мне бедро и высек меня шпагой. Я ему благодарен за это. Если бы не он, не было бы у меня тебя и моего счастья. Скорее всего, и меня бы уже давно не было, а так я жив. Семен мой друг и завтра мы едем с ним на охоту. Можно мы еще немного выпьем, ну самую малость, а то так голова раскалывается, что, прямо сил нет. Я же за все годы с тобой ни разу и не напился, а тут повод есть. Потом буду паинькой до конца дней своих.
– Сереженька, милый, да разве я против. Гуляйте. Сколько той жизни. Ты у меня умный и знаешь, что делать.
– Вот видишь Семен, какая у меня жена хорошая. Давай там, прикажи, что бы стол накрывали. Гулять будем тихо, не мальчики уже.
XXV
Вот так эти два человека и перешли на «ты». Сегодня сильной попойки не было, так сидели, выпивали, каждый рассказывал о прожитых годах. Днем спали, вечером парились в бане, день клонился к завершению. Ужинали легкими закусками, пили чай, говорили мало, все уже было рассказано. И тут Семен увидел девушку, скорее не девушку, а взрослую женщину. Ей было лет тридцать, может тридцать пять, не более. Красивое лицо, хорошая фигура, но ни это удивило Семена. Удивили ее большие зеленые глаза с огромной грустью. Давно он не испытывал такого чувства, чувство волнения всего тела и огромного влечения к этой женщине. Он отогнал эту мысль, скорее всего у него не было женщины давно, это и привело к такому эффекту, это мужская похоть в нем заговорила, а не сокровенное чувство любви. О любви он уже и забыл давно. Женщина прибралась со стола и удалилась. Болховской в углу курил свою трубку, периодически прихлебывая чай, потом, что-то стал рассказывать Семену, но он не слушал его. Он все время гнал от себя мысль об этой женщине. Вот привиделось. Надо спать ложится скорее, подумал он. Повернул голову и встретился глазами с этой женщиной. Она внимательно смотрела на него. Так они долго смотрели друг на друга, почти не мигая. Семен не выдержал этого взгляда раньше, чем она. Он впервые опустил глаза, глядя на женщину. Она сильно отличалась от Ольги и Дагу. Те были тонкокостными, хрупкими. Лица их были нежны. Они были изящны. Эта женщина не была полной, но была полногрудой, тонкая талия была перевязана передником, бедра широкие и крепкие. А вот глаза, глаза были бездонные, только зеленые. У Ольги они были бездонно голубыми, у Дагу бездонно черными, как пропасть, а тут зеленые и без дна. Опять, что-то зашевелилось в груди, что-то сильно погрызло его душу. Вот так сразу захотелось обнять эту женщину и поцеловать, ощутить в руках ее грудь, уткнутся новом в ее грудь и вдыхать воздух любви. Прижаться к ней всем телом и заснуть с ней рядом. Не нужно близости, просто хочется быть с ней рядом. Семен давно так крепко не спал. Он вспомнил свою Дагу, когда он сразу усыпал, прижавшись к ней. Он спал крепко и без сновидений. После ее смерти он спал чутко, как волк, чуть, что и уши уже навострил. И сны ему снились в последнее время и все с нервами. Он специально на ночь выпивал рюмку водки. Сначала это помогало, а потом перестало помогать, скорее всего, понадобилась бы уже вторая рюмка, а вот этого Семен и не хотел. Он вовсе перестал пить водку. Расслабился он, только в поездке с Болховским, а так он уже несколько лет не пил, разве что, с полем, когда Аким наливал, но это было три-четыре рюмки за сезон. Он не захотел смотреть, есть ли эта женщина в комнате или нет. Он испугался своего чувства. Впервые в своей жизни он испугался чувства любви. Он откланялся и пошел спать. Сна и не было. Он лежал с открытыми глазами и старался ни о чем не думать. Забылся в тяжелом сне Семен не скоро. Светало. На улице свежо, но мороза нет. Семен вышел на двор и увидел новое чудо природы. Перед ним были русские борзые, таких собак он ни когда в своей жизни не видел. Моментально прошли все думы о женщине с зелеными глазами, когда Семен видел борзых, он забывал обо всем на свете. Эти собаки здорово отличались от его собак, и можно было подумать, что это другая порода. Нет, перед ним были русские борзые, но они были сделаны из другого теста. На длинных тонких ногах стояли прекрасные фарфоровые игрушки. Великолепные головочки, глаз на выкате со слезой. Окрас у всех, почти, был полово пегий, такое впечатление, что всех их делал один мастер, под определенный шаблон. Он подозвал одну из них к себе. Это была сука и начал ощупывать ее. Псовина, как шелк, ласкает руку. Его собаки так же обладали мягкой и шелковистой псовиной, но тут она была нежнее, как и сама собака. Его собаки шире и намного шире, грудь ниже локтей, а у этих и до локотков не доходила и в черном мясе эти собаки сильно проигрывали его собакам, но они были обворожительно прекрасны. Аким бы всех этих собак в момент бы отправил, как он выражается за мост или за реку. Но такое чудо природы невозможно убивать, такой красотой нужно наслаждаться, как самой любимой женщиной. Это венец природы. В это время вышел и Болховской.
– Ну как мои собачины, Семен Андреевич? У меня маленькая свора. Голов двадцать, не больше. Я слышал, у тебя их гораздо больше.
– Собаки у тебя князь безумно красивые, но я не могу понять, хорошо это или плохо. Для глаза человеческого, это великолепно. Красивая картина на холсте. Шедевр. А вот, для охоты и не знаю, что сказать.
– Так сейчас и поедем, тут недалече. Вот и лошадь твоя. Садись в седло, и поехали. Или сначала по рюмочке, на дорожку?
– Нет, пить не хочу, поехали в поле.
– Да, нет у меня полей, луга небольшие, но зайца достаточно. Собак много брать не будем. Шестерых возьмем. Три своры достаточно. Одну тебе, одну мне и в резерве одну оставим.
Они сели на коней и поскакали. Вокруг небольшие хвойные острова с такими же небольшими лугами. Скорей всего, траву на них скосили месяц, два тому назад. Интересная и охота была. Подъем зайца и тут же пуск собак. Собаки не скакали, они летели, потом резкий бросок и заяц взят. Так было несколько раз в течение получаса. Собаки и нагрузку не успевали получить. Дыхание у них было ровным и спокойным. Вот уже и шестой заяц пойман. Даже не интересно, словно из ружья бьешь. Но вот поднялся русак в метрах пятидесяти. Семен тут же пустил собак. Подошли быстро, последовал бросок, мимо, вторая собака, тут же метнулась к зайцу, вроде и в зубы взяла его, но пошла кубарем и выпустила зверя. Потом началась гонка, собаки преследовали русака, а тот бил их угонками, так замотал, что одна остановилась вовсе, другая медленно тянулась за зайчиной, но заяц все время отрастал и отрастал, что его уже и видно не было. Собак приняли на свору. Они тяжело дышали, казалось, что сейчас и вовсе Богу душу отдадут. Семену подали резервную свору, но он потерял уже интерес к травле зайца. Не хотелось прерывать охоту, Болховской был на взводе и глаза у него горели. До обеда поймали с дюжину зайцев. Болховской сам решил прекратить охоту. Они сели на полянке у дерева. Там им накрыли походный стол с разносолами. Все как на охоте. Икорка черная и красная. Семга тонко нарезана. Колбасы домашние, кровяная и печеночная. Огурчики соленые, квашеная капуста с клюквою. И, конечно же, графинчик с водкой. Тост с полем, это для каждого русского человека понятно. Потом и по крови выпили, тут для охотников понятнее, потом и третий тост был. У офицеров он понятен. За дам-с. Больше Семен пить не хотел. Он растянулся на траве во весь рост и смотрел в голубое облачное небо. Жизнь прекрасна, а если ты охотился с борзыми, то это прекраснее вдвое, трое и так далее, пока не надоест говорить, во сколько крат. Потом он закрыл глаза и просто наслаждался жизнью, вдыхая аромат разнотравья. Его умиленье перебил Болховской.
– Ну, что скажешь о моих собачках Семен Андреевич? Приглянулись ли они тебе? Каков твой приговор? Ты же у нас дока в борзых.
– А нечего мне плохого тебе сказать. Такой красоты я ни когда не видывал. Вот если скажешь, возьми себе любую сучку с кобельком на развод, то откажусь я от этого. И не по тому, что плохи твои собаки, просто, им нечего делать на моих полях, я это не сразу понял, только, когда заяц побил твоих собак угонками. И у меня частенько такое бывает, но работа моих собак другая и условия для работы совсем не похожи. У тебя лужок. Встал заяц и они как молния, скок и он у них в зубах. Прекрасная работа. У нас просторы другие. Твои собаки поймают одного зайца и им неделю отдыхать надо, не та закалка. Мои сложкой грубее твоих будут, но мои и сильнее во сто крат. Сюда пустить Отравку, так она и сук и кобелей твоих в момент съест, я уже и не говорю про своих злобачей. Это не в обиду сказано. Еще раз хочу сказать, твои собаки прекрасны и они прекрасны именно в этом месте, вот на таких лугах. Я, если честно и не знаю, поймали бы мои собаки, тут хотя бы с пяток зайцев до обеда. Думаю, что нет. Мои, сначала пристраиваются к русаку, а уж потом бросок делают, когда подгадают время для него. А тут только пристроишься, уже и сосняк рядом, могут об деревья и побиться. Теперь, что касаемо волка. Волк зверь серьезный, хоть тут он у тебя и меньше весом и росточком. Тут сила хватки у собаки должна быть, а у твоих собак голова точеная, хватки не будет. Вот они и боятся идти на волка. Укусить можно, а вот в глотку мертво взять невозможно. Волк кишки им выпустит и уйдет, вот они всем скопом на него и бросаются. Достается им сильно, но числом они, все же берут его. После этого у них память на хватку волка долго работает, потом и скопом не идут, кому охота, что бы его погрызли. Вот тебе и весь мой приговор дружище. Пусть седлают коней. Поехали к тебе домой, прохладно становится, видать дождь скоро будет, рана в ноге ныть начинает.
Они не быстро ехали назад, так, мелкой рысью, не быстрее. Болховской был поражен знаниями Волкова о борзых. Сам-то он был, просто, любитель. Он нанял специально для этого себе человека, со стороны, тот и управлял псарней. Волков не обругал его собак, а дал им полную характеристику. И красоту их отметил с большим превосходством. Пригласит, поеду к нему в гости и поохочусь с его собаками. Будет с чем сравнить, заодно и опыта наберусь. Увидев усадьбу, они поскакали быстрее. Перед входом в дом Семен увидел ту самую женщину. Потом она поливала ему на руки и шею. Он фыркал, как лошадь, от удовольствия. Холодная вода возбуждала его. Семен поднял лицо, что бы взять полотенце из рук женщины, и они встретились глазами опять. Теперь, после долгого взгляда, глаза опустила она и сильно покраснела. Семен заметил ее смущение, но он еще и почувствовал запах настоящей любви. Ноздри его расширились, и он глубоко и часто стал вдыхать в себя этот запах. Так могла пахнуть только любимая женщина. Не молодое сердце Семена сжалось. Он стал растерянным совсем. К столу, когда его пригласили, он присел, не понимая, на каком он свете находится. Потом он встал из-за стола и извинился.
– Простите меня князь, я сейчас приду, мне надо переодеться.
К столу он вышел в чистой сорочке и в пиджаке, на шею он повязал платок. Болховской поначалу изумился перемене Волкова, но потом успокоился, Семену виднее, как надо быть одетым за обеденным столом. За столом разговор не сильно клеился. Когда начали прибирать со стола, что бы поставить самовар Болховской понял, в чем весь смысл рассеянности Волкова. Он буквально ел глазами его горничную Ганну. Кажется, ему Ганна приглянулась, жаль, пустой номер, эта не ляжет с ним в постель, даже если я прикажу ей, а если и ляжет, то удовольствия Семен не получит. Будет лежать как кукла и будет холодная как рыба. Но поговорю с ним, пусть жена покинет нас. После чаепития его Наталья откланялась и пошла по своим делам. Волков и Болховской остались одни. Хозяин набил свою трубку табаком, Семен, ни когда не курил, хоть был и гусаром.
– Послушай Семен Андреевич, мне кажется, что ты положил глаз на мою горничную. Так ли это? Только по совести, я прав?
– Наблюдательный ты князь. Лукавить не буду. Даже не знаю, как объяснить. Что-то есть в ней такое загадочное. Мне влюбиться сложно, а вот гляжу на нее, и сердце учащенно начинает биться.
– Я бы с удовольствием уложил бы ее в твою постель, так не пойдет, даже если прикажу. Она не в уме немного. С головой у нее все в порядке, но она немая, хоть все и слышит. А вот ее историю жизни я тебе сейчас расскажу. Сколько там, сейчас подумаю, лет десять тому назад, может год больше, я был приглашен к одному шляхтичу на охоту. Да, какая там охота, пьянка и гулянка одна. Я не по этому делу, но приглашение принял и поехал. Со мной он не сильно гулял, но это с какой стороны поглядеть. Сейчас моей горничной, что-то около тридцати, значит, тогда около двадцати было ей. Сейчас она, то же ни чего в теле, а тогда, красивая до полного умопомрачения. Грудь большая, а сама как тростиночка. Ножки, попка, ну прямо сказка. Я уже женат был, и на чужих баб меня не тянуло, но все равно загляделся на нее. Вот и спрашиваю поляка, откуда девица у тебя такая? Он как загогочет, как гусь на ярмарке. И не девица она вовсе, а моя наложница. На ночь, если не сплю с ней, а со своей женой, то на цепь ее сажаю. Иначе сбежит. Злющая курва, точно цепной пес. Если бы просто ноги раздвигала, я бы ее давно продал. А это сопротивляется каждый раз, не то, что моя жена. Возбуждаюсь так, что все жилы рвутся. Пару лет назад она замуж выходила, а я ее давно приглядел для своих утех. Вот я и приехал к ним на свадьбу и подарок богатый принес, но потребовал и свое. Право первой брачной ночи у нас ни кто не отменял. Я ее в постель, а она меня всего исцарапала сучка. Ну, я своим холопам приказал, они ее выпороли, как следует. Она немного сопротивлялась еще, но я ей силой ноги и раздвинул. Девицей оказалась. Плакала потом всю ночь. Я ее и утром оприходовал, чтобы не грустила. В общем, всунул во все дырки, куда захотел. Потом и отпустил, пусть к мужу идет. Не знаю, пошла ли она к своему мужу, но тот сволочь ночью пытался поджечь мой дом. Дом потушили быстро, сарай жаль сгорел, а муженька ее поймали. Пороли до бесчувствия, вот он под кнутом и умер. Я не хотел этого, но мои гайдуки перестарались. Бывает. Вот я ее и забрал к себе, сарай-то сгорел. Я бы ее продал, да вот покупателей нет. Хочешь, тебе продам, не дорого возьму, ей Богу. Мне бы притвориться, что ли. А я, как-то не подумавши, сказал. Так она такая красивая, зачем же дело стало. Куплю, сколько просишь? У него алчно глаза и разгорелись. Такую сумму заломил, десятка два крепостных молодых мужиков купить можно было за эти деньги. Честно тебе скажу, Семен Андреевич, похоти у меня на нее не было. Так мелькнула мысль, только если сама захочет, ну испорченный я человек, каюсь. А так думаю, жалко девчонку, забьет он ее до смерти зверюга. Пусть в доме у меня живет, Наталье будет помогать. А дальше жизнь покажет, чего и будет. Уплатил я ему все деньги. Оформил купчую на нее, все сделал по правилу. К мировому судье съездил и печать поставил. Промолчать бы ему, а он гадость в адрес девушки сказал, когда она в мою коляску садилась. Вот я ему и по морде дал. Понятное дело дуэль. Хорошо, что это было в городе, а не у него в имении. Меня бы его гайдуки живым не выпустили. У них не знают, что такое честь. Он недолго своей шпажонкой махал, заколол я его быстро, так слизняк. И все это на глазах девушки. Сел в коляску и галопом домой, там меня не достать его холопам, дома я хозяин и у меня свое войско есть, не сунуться. По дороге объяснил, что трогать ее не буду, вот такой порыв души получился, хотя, если уж совсем честно, то в глубине души была надежда, что одарит она меня своей любовью. Домой приехал, увидел Наталью и понял, мне другая не нужна. Пусть живет себе с миром. Вот так она и живет у меня столько лет. Так я ни разу и не укусил это яблочко. Но, если хочешь, я прикажу ей, может и одарит она тебя любовью. Пусть и отплатит мне, я же ее спас от таких мук. Вот такая жизнь у нее. И не девка и не замужем. Так ласки мужской и не узнала баба. Да, забыл тебе сказать, а зовут твою красу Ганна, по-русски значит Анна.
Лучше бы Болховской не говорил, как ее зовут. У Семена, в который уже раз сжалось сердце. Анна в православии, а так Дагу. Может и судьба. Но сказал он другие слова.
– Не нужно приказывать. Последний раз у меня приказная любовь была, когда мне шестнадцать лет было. Я, хоть и не девице приказал ко мне ночью прийти, но отец когда узнал, что я по приказу бабу оформил, велел меня выпороть, правда, потом разрешил ее оставить возле себя, что бы пыл мужской поутих, но выпорол славно. На всю жизнь запомнил. Пойду на улицу, подышу свежим воздухом. Тут у вас совсем другой дух. Тут полем не пахнет. Тут хвойный воздух и звезды другие.
Семен вышел из дома. Ночь была тихой. На небе были звезды. Вот упала одна звезда. Хорошо-то как. А вот тут произошла полная неожиданность. На улицу вышла и Ганна. Сначала Семен подумал, что ее князь послал к нему, но потом он эту мысль отбросил. Женщина, просто смотрела на него. Ничего не придумывал Семен, он просто подошел к ней и спросил.
– Поедешь со мной ко мне в имение?
Он и забыл, что женщина не разговаривала. А тут и ответ услышал.
– Поеду, если барин отпустит.
– Так ты же вроде немая, а тут говорить стала.
– А чего в этой жизни говорить. Не было у меня жизни, не было и разговоров.
Говорила Ганна с польским акцентом, но Семен все понял.
– Я старше тебя на много девочка. Не убоишься?
– У мужчины возраста нет, если он мужчина. Да, и ни на много вы старше. Вам лет пятьдесят, мне тридцать, какая тут разница. В вас сила видна, хоть и голова седая.
– Ну, мне более пятидесяти, да и сила еще есть. Но ни в этом дело. Собирай вещи, завтра поедем. А за князя не волнуйся, я за тебя такую цену дам, имение купить можно. Вольную тебе оформим по дороге. Дам денег достаточно и ты можешь ехать, куда захочешь.
Не было ни поклонов в ноги, не было и слез. Семен спокойно вернулся в дом.
– Поеду я завтра домой Сергей Михайлович. Хорошо у тебя тут, но у меня и дома дел много и охота ждать не будет. Только несколько дел с тобой обговорить надо. Отдай мне Ганну, я тебе денег не предлагаю, знаю, что не возьмешь и Ганну так отдашь. Я тебе Злыдаря отдам, равноценный обмен.
