Александр Богданович
Короткие смешные рассказы о жизни 3
– Все пропало. Все, что нажито бессонными ночами. Финансовые отчеты, дебиты, кредиты, переписка. Все пропало…
«Это они погорячились. Надо было аккуратней, – подумал Николай Иванович о двух практикантах из школы милиции, которым было поручено ограбление. – Я им в характеристике так и напишу: склонны к излишней инициативе».
Боб Полански достал из кармана куртки огромную лупу и принялся исследовать помещение.
– Все ясно, – закончив осмотр, изрек американский коп, – работали профессионалы. По всей видимости, маскировались под сотрудников МВД. Вот тут следы от форменных ботинок и ворсинки от бушлатов. Окурки от сигарет «Донской табак». Отпечатков пальцев не оставили. Кстати, как у вас с чистотой рядов?
К вечеру преступников взяли на окраине города. Разомлев от выпитого пива и тропической жары в комнате, бедные стажеры даже не почувствовали, как защелкнулись наручники на их запястьях. Впрочем, об одном парни могли не беспокоиться – зачет за практику они уже получили. Лейтенанта Полански в этот же вечер «развязали». Окрыленный успехом первого дня командировки, он даже не заметил, как за ужином выпил свой первый стакан водки. И начались суровые российские будни…
Надо отметить, что население Сергеевска обладало наивысшей формой сознательности. Со дня приезда американца каждый горожанин знал, что в доме у него находится притон и хранится незарегистрированное оружие. Любая добропорядочная домохозяйка была готова заявить, что она путана, но обязательно скоро «завяжет». Через неделю склад в РОВД был завален «конфискованными» самогонными аппаратами и охотничьими ружьями. В камерах предварительного заключения под видом преступников томились студенты, приехавшие на каникулы домой, пенсионеры, изображающие воров в законе, и небритые отпускники из РОВД. Последних под покровом ночи отпускали на побывку домой – помыться, проверить уроки у детей и выполнить супружеский долг. Всего за две недели Сергеевск из благополучного и тихого российского городка превратился в столицу преступного мира. Ежечасно здесь грабили, убивали и поджигали. ОМОН «разгонял» несанкционированные митинги, опера из уголовного розыска «освобождали» заложников, а сотрудники патрульно-постовой службы каждого третьего прохожего задерживали за мелкое хулиганство или хранение наркотиков.
Спустя две недели, исследуя место очередного «кровавого преступления» с помощью своей волшебной лупы, Боб Полански пожаловался, что на российской преступности он заработал конъюнктивит. На что кто-то из уголовного розыска ответил, что надо больше пить. Сию рекомендацию иноземный сыщик выполнил незамедлительно. Впрочем, жаловался он зря. Его послужной список пополнился тремя десятками раскрытых дел: пять ограблений, восемь разбоев, карманные и квартирные кражи и даже одно заказное убийство. Редактора местных теленовостей спустя три дня после его отъезда в отпуск «застрелили» в подъезде собственного дома. После известия о своей трагической кончине «жертва» преступления долго и странно улыбался в баре московского ресторана «Пекин», жадно хлебая холодное пиво. Апофеозом сыскной деятельности американца стал захват бандитской группировки в полуразрушенном здании сергеевской бани. Боба снабдили бронежилетом, сферой и давно желаемым им автоматом Калашникова калибра 7,62. Разрядив три магазина в крепкие дореволюционные стены бани, лейтенант добился «сдачи» банды в руки правоохранительных органов. Двенадцать воспитанников местной школы самбо, из которых двое были чемпионами Европы, а четверо – призерами первенства России, сдались группе захвата без боя. На допросе третьей степени преступники признались, что зверский вид маленького милиционера их просто парализовал. Они честно рассказали обо всех своих «злодеяниях» и раскаялись…
Прощальный и уже предновогодний ужин прошел в теплой атмосфере. Дружелюбно улыбался со стола жареный поросенок, зернилась чернотой осетровая икра, обжигала сознание и согревала душу местная настойка «Поланский».
– Друшья мои, – подвыпив, шепелявил американец, – я выполнил швой план по рашкрытию прештуплений и по приезде домой, наверное, уйду на пенсию. Вы молодцы. Жить в таком преступном мире – само по себе является подвигом. А еще я признаюсь, что меня обманула моя жена: когда я ехал в Россию, она сказала, что это очень бедная и голодная страна. Она положила в мою сумку три банки с арахисовым маслом, чтобы я не умер от голода. За три недели я поправился на пять килограммов. Эти банки я хочу подарить моему наставнику, подполковнику Петрову. А теперь давайте выпьем на посошок!
…Прошло полгода. Теплым июньским вечером Николай Иванович Петров сидел в кабинете и с грустью смотрел на министерский диплом на стене. «За мужество при выполнении служебного долга».
«Хм… Формулировку-то какую сочинили забавную», – подумал начальник РОВД. Впрочем, от чувства долга, все же выполненного, на душе было спокойно. Многие горожане получили грамоты и ценные подарки, местному театральному коллективу присвоили звание «Народный», молодежь опять же оперативную практику получила. Замполита в Москву перевели. Все замечательно. От раздумий Петрова отвлек телефонный звонок.
– Не спишь, Иваныч? Это начальник пожарной части. Помнишь, я тебя зимой с оркестром выручил? Понимаешь, какое дело – завтра пожарный из Канады по обмену опытом приезжает. Поможешь?..
Александр Бабин. Мужики
Витька Муравьев женился стремительно. И все было прекрасно. Все было как полагается.
Сначала молодожены зашли в ЗАГС и расписались в собственном бессилии перед мощью настоящей любви.
Затем выпили шампанского и сходили к «Арке счастья», где повесили замок, ключ от которого выбросили далеко в кусты.
Потом закатили пир, спонсором которого стал кредитный отдел ПАО «Сбербанк».
А через месяц развелись.
И вот лежит Витька один в постели, крутится, вертится… Ему душно, одиноко и очень-очень обидно. Глупо все получилось! Глупо. Расстались врагами на всю жизнь.
А замок до сих пор в парке – на этой долбаной арке висит.
Любви нет, жены нет, а замок – есть.
Эта мысль не давала Витьке покоя.
Даже долг перед банком за свадьбу расстраивал Витьку не так сильно, как этот проклятый замок.
Наконец он не вытерпел, встал и вышел в одних трусах на балкон, где его обняла влажная июльская ночь.
Закурил.
Легче не стало.
«А, к черту!» – подумал он, швырнул окурок вниз и пошел одеваться.
Вскоре он шел в городской парк, сжимая в руке монтировку. В голове было пусто. Ночь лежала на плечах тяжелым одеялом, футболка сразу промокла. Витька шел энергично – он хотел быстренько сбить замок и скорее вернуться обратно в постель, потому что с утра на работу.
«Хорошо, хоть комаров немного», – подумал Витька, свернул на нужную аллею и остановился, пораженный.
Возле арки копошились злые мужики. Свет телефонов и налобных фонариков прыгал по арке, ближайшим кустам и деревьям. Слышался металлический лязг.
Матерились.
Витька никак не ожидал такого поворота. Он осторожно подошел поближе и прислушался.
– Да где он, паскуда? – спрашивал некто, обшаривая арку лучом фонарика.
– Тише ты со своими руками, – раздраженно буркнул другой. Он ожесточенно орудовал коротким ломиком, а первый, с фонариком, стоял впритирку и явно мешал.
– Вот бы болгарочкой, а? – весело спросил третий, стоявший тут же плечом к плечу. Только в руках у него вместо ломика была маленькая, почти игрушечная фомка и плоскогубцы.
Арка была довольно узкой и невысокой, а свадебные замки нанизаны тесно-тесно.
«Как баранки», – подумал Витька и подошел к столпившимся у замков мужикам. В эту странную ночь у арки собралось человек десять.
– Парни, мне бы тоже свой найти.
– Да ищи, кто же мешает? – сказал один, уступая Витьке место у «станка». – А я покурю пока. У тебя какой?
– Замок? – спросил Витька. – Да обычный… Китайский. С узкой дужкой.
– А у меня «Палладиум», – произнес мужик, закуривая. – Угораздило же… Я ведь тогда не поскупился. Считай, один из самых прочных замков.
– «Палладиум»! – проворчал кто-то из соседей. – Попробовал бы вскрыть «Абус Гранит», я вот уже второй час над ним торчу. Тоже, знаешь, не в «Тысяче мелочей» брал.
Какой-то парень, отчаявшись перекусить дужку плоскогубцами, нырнул в кусты и принялся ползать там с зажигалкой.
– Ты чего, Валера? – хохотнул кто-то басом.
– Куда-то же сюда кинул… – ответил Валера, вспоминая свою свадьбу двухнедельной давности. – Да, точно куда-то в эту сторону.
«Интересно, это старые друзья или только что познакомились? – подумал Витька, примериваясь к своему замку. – Только о таком знакомстве хрен расскажешь. Спросят, где да как, а что ответить? Подружились ночью возле “Арки счастья”? Звучит сомнительно…»
Витька сунул монтировку в дужку замка и дернул вверх.
Замок не поддался.
«А ведь китаёза!» – хмыкнул Витька и поднажал.
Замок продолжал висеть.
«Ладно», – подумал Витька, принимаясь за дело всерьез.
И закипела работа, зазвенела на все лады.
Пот разъедал глаза, капал с кончика носа, но Витька этого уже не замечал – он был охвачен злым азартом, в огне которого сгорели и горечь, и апатия. Он чувствовал жесткие плечи товарищей, и на душе у него было легко и спокойно.
Ночь подходила к концу. Взмокшие мужики яростно работали ломами…
Павел Гушинец. Студенческие истории
В медицинском университете на одном потоке со мной учился Гриша. Такие Гриши – наборы стереотипов про сельских жителей – есть, наверное, в каждом ВУЗе страны. Мой однокурсник был медлителен, обманчиво туповат и прост, как кирпич. Прибавьте к этому 190 сантиметров роста и центнер веса – и это будет Гриша.
Поступил он по облегченному сельскому конкурсу и мечтал уехать обратно в свой глухой угол, чтобы там лечить людей. Учиться ему было мучительно трудно, но Гриша не сдавался. И от простоты его случались с Гришей всевозможные казусы.
Курс лекций по физиологии вел у нас вредный и очень принципиальный профессор. Больше всего на свете этот профессор не любил, когда на его лекции опаздывают. Поэтому, заходя в аудиторию, он запирал за собой дверь и оставлял «опаздунов» томиться в коридоре. В конце лекции он дотошно переписывал отсутствующих и опоздавших, а потом на экзамене донимал их дополнительными вопросами.
Всего этого Гриша не знал. На втором курсе со студенческой голодухи он устроился подрабатывать на стройку, и первые лекции по физиологии пропустил.
И вот – раннее осеннее утро. В огромную аудиторию на триста человек с грохотом вбегает табун студентов. Шум, гам, хихиканье девчонок. Раздается звонок, и в аудиторию, как Штирлиц, входит вредный профессор. Окидывает взглядом притихшую толпу и аккуратно запирает дверь изнутри.
– Итак, коллеги. Тема сегодняшнего занятия…
Тут дверь со скрипом прогибается внутрь. Очевидно, что кто-то опоздал на минуту и пытается запрыгнуть в последний вагон.
– О, опаздун. – На лице профессора появляется ехидная улыбка. – А что я говорил вам на первой лекции…
Дверь трещит снова.
– Упорный какой, – удивляется профессор.
Мы переглядываемся. Весь поток, кажется, на месте. Точно! Не хватает Гриши. Мы же не предупредили его о пунктике препода насчет опоздавших!
Дверь стонет.
– Можешь не стараться, не получится, – ехидничает препод.
И тут раздается глухой удар. Хлипкий замок двери не выдерживает, створка распахивается и с грохотом бьет о стену. В проеме появляется заспанный Гриша.
– Извините, – густым басом говорит он. – Дверь, наверное, рассохлась, плохо открывается.
Гриша прошел мимо оторопевшего профессора и невозмутимо сел на первый ряд.
От такой наглости препод слегка ошалел. Посмотрел на выломанную дверь, на Гришу, снова на дверь.
– Да вы продолжайте, продолжайте, – милостиво разрешил Гриша.
Профессор кашлянул и начал лекцию. И дверь после этого случая больше не запирал.
Вторая история случилась, когда мы окончили первые курсы и перешли к практике в многочисленных клиниках города.
Однажды к нам на лекцию по педиатрии пришла симпатичная молодая преподавательница, откашлялась в микрофон и представилась:
– Самохвал Светлана Викторовна. Ассистент кафедры.
Медики всегда отличались специфическим чувством юмора. Девушка была маленькая, хрупкая. Конечно же, вскоре мы переименовали ее в Самосвал.
Гриша на педиатрию забил. В конце концов, педиатром он быть не хотел. На лекции не ходил вообще, практикумы пропускал. А так как занятия вели разные преподаватели, Светлану Викторовну он ни разу в глаза не видел. И вот таким макаром дотянул Гриша до сессии с неподписанной зачеткой. Сунулся к заведующему кафедры – тот в отпуске, оставил после себя Светлану Викторовну зачеты ставить и улетел в теплые края. А сессия все ближе. Гриша рвет на себе волосы, в глазах – паника. Наша староста ему и говорит:
– Экзамен завтра, вали к Самосвалу, она тебе зачет подпишет, она добрая.
Гриша про прозвище преподавательницы ни сном ни духом. Решил, что если Самосвал – то что-то грозное, предпенсионного возраста. Заходит в ординаторскую, и тут его клемануло: напрочь забыл, как преподшу зовут. А как она выглядит, он и не знал никогда. Увидел симпатичную девушку в белом халатике – решил, медсестра, наверное.
И говорит:
– Слушай, мне преподшу найти надо. У нее еще фамилия такая странная – то ли Грузовик, то ли Камаз.
Зачет Гриша подписал только через полчаса, когда Светлана Викторовна перестала кататься по полу от смеха.
К нашему удивлению, университет Гриша закончил. И сейчас с успехом трудится травматологом в районной больнице своего родного края. Ценится как хороший специалист.
Людмила Ткаченко. Домашнее, без химикатов!
Помнится, когда-то давно чисто вымытые руки перед едой были залогом здоровья. А потом настало время, когда оказалось, что грязные руки – это не самое страшное в теме питания.
Потому что из магазинов вдруг исчезли съедобные продукты, их место заняли продукты околосъедобные. И каждый из них таил в себе опасность: в безобидных куриных яйцах завелась неведомая сальмонелла, фрукты-овощи покрылись таинственными пестицидами, а творог, сметана и молоко вообще перестали быть похожими на себя. Продукты стали считаться условно съедобными. В общем, как говорится, покурить было безопаснее, чем отведать яишенку или, еще хуже, попить молочка.
Поэтому, когда моя соседка Тамара угостила нас «домашним» творожком, сметаной и яйцами с огурцами, мы страшно обрадовались.
– Наконец-то можно поесть с удовольствием, без оглядки на пестициды! – радовались мы с подругой Наташкой.
– Кушайте, девочки, домашнее, без химикатов, – приговаривала Томочка, выставляя на стол дары.
И девочки скушали! В рекордно короткий срок! Когда через полчаса добрая соседка зашла за пустыми плошками, мы рассы́пались в благодарностях и дифирамбах, а заодно поинтересовались «откуда дровишки».
– Так мама из деревни приехала, – охотно пояснила Тамарка, – у нее там целое хозяйство – корова, куры, огород опять же!
– Молодец мама, – восторженно заахали мы, – с таким хозяйством еще выбрала время приехать!
– Так а что делать? – грустно вздохнула Тома. – Я-то к ней уже лет восемь не езжу…
За ее вздохом явно скрывалась какая-то трагедия, поэтому не спросить: «А что случилось?» – было просто невозможно.
– Боюсь! – честно ответила Тамара, – деревня-то …
И она назвала район, наиболее пострадавший во время чернобыльской аварии.
– Мама наотрез отказалась оттуда уезжать, – бесхитростно продолжала рассказ Тома, не замечая наших вытянутых физиономий, – а я жутко радиации боюсь!
– Логично! – только и смогла выдавить я, а оптимистка Наташка «утешила»:
– Зато, даже если мы теперь будем светиться в темноте, у нас точно не будет сальмонеллеза!
– Девочки, да вы что?! – искренне удивилась Тамара. – Какой сальмонеллез?! Это ж все домашнее! Без химикатов!
К слову, сейчас возраст той доброй мамы приближается к девяноста. И у нее по-прежнему целое хозяйство – курочки и огородик. А потому что питание правильное – домашнее. «Без химикатов»!
