Александр Богданович
Короткие смешные рассказы о жизни 3
В общем, все было спокойно, без происшествий, я уже вылез из воды и, весь фиолетовый от холода, стучал зубами, греясь под полотенцем и прижавшись к пушистому Кнопику.
И тут к нам подошел молодой мужчина в широкополой шляпе. Он вежливо поклонился бабушкам, представился художником Аркадием Лютиковым и предложил их нарисовать.
– Ой, ну что вы! – засмущалась Нинок. – Вы лучше кого помоложе найдите. Нас-то чего рисовать? Да и денег у нас нет, и тем более мы уже уходим.
– Да нет же! – не отступал незнакомец. – Я готовлюсь к выставке. Мне как раз и нужны шикарные женщины с выдержкой. Я нарисую вас бесплатно. Работу подарю вам, а себе сниму копию и потом воспроизведу ее.
По бабулиным глазам я понял, что предложение ей показалось заманчивым, но она сомневалась. А Нинок и не сомневалась вовсе, она поправила волосы под шляпой и сказала:
– Ну что ж, рисуйте!
– Ой, как хорошо, что вы согласились! – радостно воскликнул художник. – Но я боюсь, что долго придется работать, и вы сгорите на солнце. Я приглашаю вас прийти в мою мастерскую.
– Нет, давайте лучше вы к нам! – заключила бабуля и назвал адрес.
После обеда у нас в саду образовалась целая инсталляция. За празднично накрытым столом восседали две разнаряженные в бусы и помады бабули. Они изображали то ли цариц, то ли барынь – в общем, точно каких-то титулованных важных особ.
Художник сидел напротив и делал аккуратные мазки на мольберте, то и дело посматривая на застывших в позе и вспотевших от напряжения бабуль.
Я тем временем пользовался моментом беспризорничества и ковырялся без спросу в бабушкином телефоне.
Нинок все время спрашивала:
– У меня выгодный ракурс?
– Да, все хорошо, – отвечал художник, – но можно подбородочек чуть-чуть повыше.
И она старалась, вытягивала шею, как гусь.
– Попить можно? – спрашивала бабуля.
– Лучше не нужно, потеряете ракурс, и получится уже не то. Пожалуйста, потерпите немножечко ради искусства.
И бабуленька терпела ради искусства. Очень терпела. Так они просидели с Ниной часа три, обливаясь потом.
– Может, все же можно хоть немного передохнуть? Я уже не чувствую ни ног, ни рук.
– Это даже хорошо, значит, они не будут болеть. Уже немножечко осталось. Очень красиво! Да так похоже получается! Это будет одна из лучших моих работ. Возможно, даже самая выразительная картина на выставке.
На лицах бабуль промелькнула тень улыбки, и у них появились силы, чтобы просидеть, не двигаясь, еще часа два. Женщины есть женщины!
– Все! Больше не могу! – сказала бабушка и решительно встала. Она налила себе стакан воды, выпила его залпом, вытерла платочком лоб, подошла к мольберту и широко раскрыла глаза.
– Это что еще такое? – спросила она в возмущении, указывая на холст.
Нинок почуяла неладное и тоже ринулась к картине.
– Это вы! – не моргнув глазом, абсолютно спокойно ответил молодой человек, кивая на свою работу.
– А это? – спросила Нинок, тоже тыча пальцем в холст.
– Это, стало быть, вы. Видите ваш румянец?
– Я тебе сейчас покажу румянец! – угрожающе сказала Нинок. – Сейчас такой румянец покажу… – приговаривала она, целясь в бедного художника веником.
Я наблюдал за происходящим, ничего не понимая. Вернее, я понимал, что дело в картине, но подойти к ней не было никакой возможности, потому что вокруг разворачивались боевые действия. Нинок запульнула в художника веником, он ловко поймал его и кинулся к забору. Бабуля ринулась на перехват.
Бабушкин телефон запиликал. Это звонили мои родители. Они спросили, как у нас дела и чем мы занимаемся. Я абсолютно честно ответил, что у нас все хорошо, что сейчас бабушка пытается догнать дядю, в которого Нина Павловна кинула веником. Родители очень удивились и попросили, чтобы бабушка перезвонила, как только освободится.
В этот момент окно второго этажа соседского дома открылось, и оттуда послышался громкий смех. А потом появился сам Глеб Борисович. Он высунул голову в окно и закричал художнику, словно тот был его хорошим знакомым:
– Аркаша, перескакивай через забор, а то эти две натурщицы еще прибьют тебя!
– Ах вот оно что! – кричала на бегу бабушка. – Так это сообщник Бабочкина! А мы-то уши развесили, позируем, стараемся!
Тем временем я подошел к мольберту и увидел рисунок. Эти был обычный натюрморт уровня второклассника. Я бы точно нарисовал лучше. На белоснежном блюде красовались две кривоватые груши. Одна из них – поменьше – видимо, обозначала мою бабушку, а вторую – с розовым бочком и покрупнее – вероятно, рисовали с Нины Павловны.
Бабочкин, свесившись по пояс из окна, продолжал заливаться смехом, наблюдая, как бабули носятся по двору за бедным художником.
– Ха-ха-ха! Аркаша, подари мне этот натюрморт. Я повешу его у себя на кухне для поднятия настроения!
Натурщицы и художник изрядно вымотались от погони. Обессиленные, они уселись у порога и, тяжело дыша, обмахивались платками.
Бабочкин продолжал висеть на окне.
– В честь своей победы предлагаю устроить чаепитие. С меня малиновый пирог. Попьем чаю? – примирительно спросил он.
– Тащи! – махнула рукой Нинок.
Через пару минут все вместе – Бабочкин, художник, бабули и мы с Кнопиком – дружно пили чай у нас в саду. Все громко смеялись, вспоминая подробности сегодняшней истории. На прощание бабушка сказала Глебу Борисовичу, что они этот его розыгрыш просто так не оставят, и ответочка таки будет.
– Хорошо-хорошо! За мной тоже не заржавеет! – подмигнул Глеб Борисович.
Вечером бабули ломали голову над тем, как же разыграть Бабочкина в ответ.
– Нужно что-то придумать, – говорила Нинок, – а то Бабочкин нам удар за ударом, а мы ему только на рояле сыграли, и все. Кстати, нужно завтра утром повторить концерт.
– Глебушка подготовился, он даже не дает нам времени на ответный удар. Не умеет проигрывать. Ладно, завтра мы его с утра пораньше музыкой поднимем. Он любит поспать подольше, а мы этим и воспользуемся.
Только наутро бабуля придумала чего похлеще рояля. Сперва они с Ниной Павловной пробрались к Бабочкину во двор и зашили ему проемы в штанинах брюк, висевших на бельевых веревках. Но этим не ограничились. Взяли из сарая старую дудку, которая очень громко и противно дудела, подставили к открытому окошку соседского дома высокую лестницу, и бабушка тихонечко карабкалась по ступенькам, держа в зубах эту дуду.
– Видели бы сейчас меня мои дети! – шепотом прошипела бабушка.
– Ничего, внук им все расскажет! – ответила Нинок. – Давай-давай, смотри под ноги. Кровать должна стоять прям у окна. Как только залезешь наверх, сразу дуди что есть мочи, чтоб Бабочка со страху подскочил.
Бабушка залезла на самый верх лестницы, взяла в руки дуду, сосредоточилась и только собралась в нее как следует дунуть, как из окна резко появилась чья-то лохматая голова и сказала:
– Бу!
– А! – закричала бабушка и начала съезжать по стене вместе с лестницей.
– Ах! – ахала Нинок, пытаясь удержать бабулю.
Кнопик лаял, я испуганно таращил глаза.
А лохматая голова (это был невыспавшийся Бабочкин) сказала:
– Не стыдно ли вам, Галина Ивановна, в соседские окна лазить? Да еще и с сообщниками. Что люди подумают?
Глеб Борисович покачал головой и как-то очень церемонно закрыл окно.
Бабушка с Нинком потащили лестницу в сарай.
За завтраком Нина Павловна сказала моей бабушке:
– Галенька, у меня есть такой козырь, который я готовила напоследок, но, видимо, его придется применить сейчас. – И она с торжественным видом вытянула из кармана ключ.
Встретив вопросительный взгляд бабушки, она пояснила:
– Это ключ от дома, где проживает Глеб Борисович. Соседка – хозяйка дома – на всякий случай оставила мне его.
– Нет, Ниночка, это уже никуда не годится. На нас с тобой уже организация подпольного казино висит, а тут еще будет кража со взломом.
– А мы воровать ничего и не будем. И пальцем даже ничего не тронем. Просто посмотрим, разведаем, что да как. Кто владеет информацией, Галенька, владеет ситуацией.
– Не нравится мне эта идея, Ниночка, – сказала моя законопослушная бабушка. – А вдруг нас засекут?
– А Митенька твой на карауле постоит. Я уже все придумала. – Понизив голос, Нинок сказала: – Ну Галь, давай залезем в этот дом. Один раз живем. Будет что вспомнить!
И вместо послеобеденного сна я не отходил от трещины в заборе и следил, когда же Глеб Борисович отправится на пляж. Он неспешно вышел со своего двора с полотенцем на плече и проследовал в сторону моря. Я подал бабулям сигнал. Они отложили свое рукоделие в сторону и тихонечко прокрались в соседский двор. Кнопик увязался следом.
Мне было велено наблюдать за дорогой и в случае возвращения Глеба Борисовича дунуть в дудку. Но Бабочкин в этот день, видимо, решил побыть на пляже подольше. Поэтому операция со взломом прошла как по маслу.
Через некоторое время вернулись бабули. Взволнованные, румяные и хохочущие над своим смелым поступком.
Подруги принялись готовить ужин. Разложив продукты на кухонном столе, они весело переговаривались, а я сидел рядом и рисовал.
Бабушка, вздохнув, сказала:
– Эх, Нина Павловна, уговорила ты меня на преступление. Кто узнает – прославимся на весь поселок. Так и напишут в газетах: «Бабки – взломщицы».
– Не переживай, Галенька, никто ничего никогда и не узнает. Зато такой адреналинчик получили! Теперь мы выяснили, на какое число у Бабочкина обратный билет, и подготовимся к его отъезду.
– Эх, до его отъезда бы еще продержаться, – взбивая тесто на оладьи, отвечала бабуля. – Вот видишь, мы с тобой так увлеклись боевыми действиями, что пропустили послеобеденный сон.
– Ой, а я и Кнопика-то покормить забыла, – начала оглядываться по сторонам Нинок в поисках пса. – Странно, а он и не напомнил о себе. Спит где-то… Кнопик! Кнопик!
– Ниночка! – испуганно сказала побледневшая бабушка. – Боюсь, что наш Кнопик спит в доме у Бабочкина. Мы его там забыли. В дом заходили с ним, а обратно – одни.
Нинок лихорадочно нащупала в кармане фартука ключ от соседского дома. Она ринулась к воротам, но было уже поздно: Глеб Борисович подходил к своему дому.
– Нам конец! – произнесла бабуля, вытирая платком лоб.
– Сейчас он зайдет в дом, и мы будем раскрыты.
– Давай скажем, что Кнопик сам проник в его дом, а мы вообще ничего не знаем.
– Ты же знаешь Бабочку! Его не проведешь. Нужно как-то срочно вызволить Кнопика, пока Глеб Борисович не открыл дом.
Я был достаточно взрослым, чтоб понять, что оладушки на ужин мне сегодня не светят.
Вместо этого мне было велено снова следить за соседским двором сквозь дырку в заборе. План был таков. Нинок бежит к Бабочкину, пока он не успел зайти в дом, где заперт Кнопик, по пути что-то придумывает, чтобы увести Глеба Борисовича в сторону. Моя бабуля забежит тихонько в его двор, откроет дверь и выведет пса. А я должен дунуть в дудку, когда бабушка с Кнопиком вернутся домой, дабы Нина поняла, что операция сворачивается.
– Надеюсь, мой пес там ничего не успел съесть, – сказала на ходу Нинок, передала бабушке ключ и побежала к Бабочкину.
Пока я стоял на посту, Нина наговорила Бабочкину, что в его сарае лежит ее топор, который хозяйка дома забыла ей вернуть.
– Очень срочно нужен! – тараторила Нина Павловна. – Вопрос жизни и смерти, Глеб Борисович.
– Дрова, что ли, рубить собрались? – с недоверием спросил Бабочкин. – Так лето же!
– А мы шашлыки хотим сделать, – выкрутилась Нинок.
– Ох, как хорошо. Спасибо за приглашение. Сегодня обязательно к вам зайдем с художником Аркадием. Принесем что-нибудь вкусное на десерт! – сказал Бабочкин и направился к сараю. Нина бежала за ним.
Они открыли сарай и долго копались в нем.
– Вот же топор, Нина Павловна! – слышался голос Глеба Борисовича.
– Это не мой топор, а мне нужен мой!
Тем временем моя бабушка, как партизан, короткими перебежками добралась до заветной двери. Она долго и нервно ковырялась ключом в замке, потом дверь поддалась, и бабушка скрылась в доме.
Снова послышался голос Бабочкина:
– Нина Павловна, ну нет в этом сарае еще одного топора. Возьмите пока этот.
– Нет, это не мой топор. А мне нужен мой.
– Тогда я не знаю, чем вам и помочь, – вздохнул Глеб Борисович. И добавил: – Пожалуй, я пойду домой, посмотрю в кладовке.
И далее послышался такой невероятный грохот, что я подумал – сарай рушится.
Тишина.
– Нина Павловна, вы целы? – послышался голос Бабочкина.
– Да, почти.
– А зачем вы опрокинули эту полку?
– Нет, вам показалось. Я увидела, что полка падает, и решила ее придержать, но не успела.
– Ха-ха, Нина Павловна, а зеленый вам к лицу!
Тем временем я увидел, как бабушка, держа за ошейник виляющего хвостом Кнопика, покидает соседский двор.
Я что было сил победно дунул в дудку.
Нина Павловна вернулась домой вся с головы до ног в зеленой краске. Оказывается, ей пришлось опрокинуть полку, чтобы задержать Бабочкина в сарае.
Бабушка поджидала сообщницу в кресле и пила отвар пустырника. Я все еще надеялся на оладушки.
– Ну и денек! – сказала бабушка, окинув взглядом зеленую Нину Павловну.
– Да уж! – подтвердила Нинок и села на ступеньку порога.
– Ты случайно не смотрела мультфильм про Шрека? Это такой зеленый человечек, который живет на болотце со своим осликом.
– А почему ты спрашиваешь? – уставшим голосом спросила Нина Павловна.
– А так, просто вспомнила! – ответила бабушка своей зеленой подруге.
– Нужно готовить ужин, – еле шевеля уставшими губами, произнесла Нинок.
– У меня нет сил, – сказала бабушка.
– А нам еще нужно замариновать шашлыки.
– Какие еще шашлыки?
– Обычные. Само собой как-то получилось, что у нас сегодня шашлыки, и Глеб Борисович с художником придут.
– Нина! Я сегодня с утра летела с лестницы, как торпеда, мы не отдыхали днем, у нас было два проникновения со взломом, оладушки не пожарены, внук и пес голодные, ты зеленая, у меня нет сил. Какие могут быть шашлыки?
В общем, скажу вам, я не знаю, откуда русские женщины любых возрастов берут силы, но в этот вечер мне все-таки довелось покушать пышные оладушки. Бабули накрыли стол, и Нина предстала перед гостями лишь с легким зеленым румянцем на лице.
Вечером было вкусно, шумно и смешно.
Гости ни на минуту не замолкали. Я слушал, молчал, смеялся, где нужно, и ел.
На следующее утро после зарядки Нинок вспомнила, что давно не играла на пианино. Она, по-деловому вытирая фартуком руки, подошла к инструменту, села, открыла крышку и уверенно взяла первые ноты. Но вместо расстроенного корявого квакания в воздухе раздался красивый, стройный, звучный аккорд. Она не поверила своим ушам. Взяла другой аккорд – и тут было все порядке. Нина заиграла гамму – фортепиано было идеально настроено.
– Галенька! – смеялась она, не отрывая рук от клавиш. – Ты посмотри, какое чудо! Послушай, какая прелесть.
Бабушка застыла от удивления, а Нина Павловна заиграла Венский вальс.
Было солнечное утро, и соседи один за одним открывали окна, выглядывали и одобрительно кивали в такт музыке, которая летела над домами до самого моря.
Окно Бабочкина тоже открылось, он молча выглянул, приветственно кивнул и скрылся.
– Это когда же Глебушка нам умудрился починить пианино? – удивлялась за завтраком бабушка.
– Наверное, в один из дней, пока мы были на море.
– Это, конечно, очень хорошо. Но теперь нам нечем щекотать нервы Бабочкину. Нужно что-то новое придумывать, – посмеялась бабуля.
– Бабушка, может, вы уже окончите эту войну с Глебом Борисовичем? Неужели вам его не жалко? – спросил я.
– Да он, Митенька, только благодаря нам и держится. Пока он продумывает для нас очередной розыгрыш – забывает о своем ревматизме. Помнишь, только приехал, зашел во двор и хромал на левую ногу? А теперь хромает на правую.
– Так он на правую хромает, потому что упал, запутавшись в штанах, которые вы ему зашили.
– Это уже другое дело.
В суете дня бабули так ничего и не придумали нового, зато они довязали на пляже огромный плед, и я еле дотащил его домой.
Остаток лета прошел так же весело. Между походами на пляж, стряпней и рукоделием бабушки потихоньку продолжали вести боевые действия с Глебом Борисовичем.
Перед самым своим отъездом он зашел к нам попрощаться. Нина Павловна пригласила его в дом, чтобы показать несколько старых студенческих фотоальбомов. Бабочкин согласился. Он снял шляпу, прошел в гостиную. И в следующую минуту моя любимая бабуля тихонечко утянула его чемодан, который остался всего на несколько минут без присмотра в прихожей, и так же незаметно вернула его на место.
Распрощались, раскланялись, и Бабочкин уехал.
А вечером за ужином бабушки хохотали.
– Ты хоть билеты его в чемодане оставила? – спросила Нинок.
– Я вытащила только одежду. Но мы ее завтра посылкой Бабочкину отправим. А пока пусть кутается в плед, который положила ему вместо одежды.
– Да уж, напоследок довольно сокрушительный удар получился.
По возвращении домой на имя бабушки пришла посылка. В ней была картина, обернутая тканью. Бабушка развернула подарок и ахнула. Это был прекрасный портрет маслом. На нем красовалась моя любимая бабуля в компании с Нинком за летним столиком в саду. Это была именно та картина, которую ожидали от художника Аркаши вместо детского натюрморта с грушами, в правом нижнем углу даже значилась его подпись: «Аркадий Лютиков».
На обратной стороне подпись: «На лучшую память от вечного друга! Г.Б. Бабочкин».
А ниже карандашом подпись: «Спасибо за теплый плед. А свою одежду я так и не получил – потеряли на почте».
Лицо бабули расплылось в широкой улыбке. Счастливой, задорной, ребяческой.
Человек вообще никогда не стареет, если душа его молода. И он баснословно богат, если нажил за свою жизнь хороших друзей.
