Александр Александрович Мишкин
Время
«Цифры ничего не значат. Не беспокойся ты так. Всё в порядке. Это ведь учёный сказал, им виднее. Видимо побочки какие-то. А может галюны. Всё хорошо. Не переживай.» – думал Гена. Но где-то далеко, в глубине души, противный и холодный голос повторял два ужасных и страшных слова.
«Две недели… Две недели…»
Проснулся Гена только в шесть часов вечера. Чувствовал он себя отвратительно. Настроения совершенно не было, шея болела, спина ныла, в голове компот. Катя лежала рядом пытаясь «словить» интернет, но ничего не получалось. Заметив, как Гена начала выползать из берлоги, Катя отвлеклась от телефона и ласково спросила:
– Ну как ты? Хорошо поспал?
– Отвратительно.
– Ну ничего, ещё две ночки и потом поспишь нормально, – сказала Катя и повернулась на бок. Отложила телефон, засунула ладони под щёку и с нежностью посмотрела на Гену.
– Интернета нет? – спросил он.
– Не-а, – сказала она.
– А по телевизору?
– Тоже молчат.
– Чтоб их всех!
– Ну… не ругайся, Савку разбудишь.
– Давно уложила?
– Не давно.
– Тогда не буду. Иди ко мне, – Гена подполз ближе к жене. Обнял. Поцеловал. Стал поглаживать бёдра. Плохое настроение сменилось другим, более живым и игривым.
– Ну… Чего удумал? – улыбаясь сказал Катя.
– Пока спит, можем пошалить не много.
– Пошалить? Это теперь так называется?
– Ну да, – не отрываясь от губ Кати пробубнил Гена. – Давай ещё одного Савку тебе сделаю.
– Даже не думай! Дурак, – захихикала Катя.
– Ну так что? Того или не того?
– Давай, только тихо…
– Ты же меня знаешь, – улыбнулся Гена и впился в губы жены ещё сильнее.
Поздним вечером Гена готовился к ночной смене. По телевизору за весь день ничего сказано не было. По государственным каналам шла та же белиберда, про невероятные достижения их величайшей страны, всякие ток-шоу и сериалы. По остальным каналам так же ничего не говорили. Единственное, что заметил Гена, так это то, что отсутствует два европейских канала. На их месте были серые мушки.
На кухне, Гена собирал собойку. Катя возилась с Савой. Он накладывал котлеты и думал: «Что если цифры не врут и ему осталось жить две недели?» От этих мыслей по спине пробежала не хорошая дрожь. «Что если это так, чем ему тогда заниматься? Как быть?» С каждой новой мыслью Гена испытывал сильнейший дискомфорт. «Катя, Савка, у них ведь никого нет. А у меня нет никого, кроме них. Катюша, милая моя, совсем без родителей, а моим плевать на меня и внука. Что с ними будет? А что мне делать? Как жить?.. Цифры ничего не значат. Цифры. Ничего. Не. Значат.» – пытался успокоить себя Гена. Но у него ничего не получалось. Ему было страшно, до ужаса, противный голос внутри продолжал укреплять в нём страх.
«Ты даже не пожил толком, тебе всего двадцать восемь лет и через две недели ты умрёшь!»
«Умрёшь!»
«Нет!»
«Они останутся одни!»
«Нет! Да заткнись ты!»
Гена махнул буйной головой. Сердце колотилось, как отбойник. От страха потемнело в глазах. У голоса получилось, блок был сломан, плотина рухнула и поток начал выносить плохие мысли. Гена запаниковал. Как в детстве, когда он пришёл поздно со школы и отец сказал, что выпорет его за это. Папа шёл на него с зажатым в руке ремнём. Маленький Гена чувствовал ещё не причинённую боль, некуда было бежать, некуда спрятаться. Вот он, ремень, сейчас Гену ударят, он навис над ним, зажатым в угол между диваном и столом. Всё что осталось у него это крик и слёзы. Гена плачет и кричит, он не хочет получать ремня, он хочет, чтобы папа не бил его. Но папа бьёт, и в этот момент мозг взрывается миллиардом ярких искр. Удар за ударом. Ремень касается его спины, оставляет жгучий след боли. Нет ей конца и нет конца наказанию. Гена чувствует, как смерть, будто его отец, надвигается. Неизбежная, как удар ремня.
Две недели… Боже… Я не хочу умирать! Не хочу! Боже! Нет!
Гена стоял, трясясь над пластиковым контейнером, и из глаз падали слёзы, прямо в еду. Стало трудно дышать. Гена отошёл от кухни и сел на табуретку. Положил локоть на стол, провёл рукой по волосам. Слёзы перестали идти, но следы от них остались. Катя застала его в таком положении, подошла, нежно провела по волосам ладонью.
– Милый, ты чего?
Она была так близко, растерянная, маленькая и такая хрупка, такая родная, такая любимая…
Гена, схватил медвежьими лапами Катю, прижал к себе, спрятал лицо в животе. Катя стояла ошеломлённая, смотрела на макушку мужа, гладила по волосам.
– Зайчик, что случилось? – спросила Катя.
– Цифры, Кать, цифры, они…
– Они ничего не значат! Ты же слышал. Это просто галлюцинации, нас отравили, милый, ну ты чего?
– А вдруг это всё правда? Вдруг цифры значат? Что тогда? Ты же их видела, мне совсем не много осталось!
– Не говори глупости. Ничего тебе не немного осталось. Ещё меня переживёшь!
– Не говори так!
– Это ты не говори глупости! Ничего с тобой не случится! Всё будет хорошо.
Катя слегка успокоила Гену. Он отпустил и посмотрел снизу. Сказал:
– Я вас очень люблю, Кать, я не знаю… если это всё правда, как вы без меня?
– Замолчи! – сказала Катя. Глаза заслезились. – Не говори так! Ничего с нами не случиться! Ты будешь жить! Цифры ничего не значат!
Гена молчал. Катя заплакала. В голове у Гены рождались и умирали многие мысли, но одна, самая гадкая, не желающая умирать, крепла и набирала силу. А что, если значат?..
Поцеловав жену в живот Гена поднялся. Чмокнул Катю в щёку. Через силу улыбнулся. Жена, с мокрыми глазами, будто маленькая девочка, которой папа не купил мороженное, молча наблюдала за передвижениями мужа. Гена сложил собойку. Упаковал всё в рюкзак. Вышел в прихожую. Катя осталась на кухне.
– Всё хорошо, Кать, – сказал Гена обуваясь. – Ты права. Цифры ничего не значат. Не скучай. Ещё две ночки и буду весь твой.
Катя шмыгнула носом, улыбнулась. Вышла из кухни и подошла к мужу, который уже накидывал здоровенную чёрную куртку, будто медвежью шкуру. Погладила великана по бородатой щеке, поднялась на цыпочки, чмокнула.
– Удачи, солнце, – сказала Катя.
– Я люблю тебя, поцелуй Савку, – сказал Гена.
– Обязательно.
Гена на секунду задержался в проёме. Посмотрел в лицо Кати. Маленькое, с еле заметными веснушками.
– Я люблю тебя… – сказал Гена.
– И я тебя люблю, – сказала Катя.
Гена шёл на работу. Снег хрустел под подошвой. Холодный ветер пытался заморозить лицо. Гена думал. Мысль, уже окрепшая и набравшая силы, заставила принять решение. Он не желал проверять, значат ли что-нибудь цифры или нет. Если ему осталось две недели… если через две недели он умрёт, то эти последние дни он проведёт с семьёй.
Отработав ночную смену, Гена переоделся, но завод покидать не спешил. Он поднимался на второй этаж к начальнику, чтобы обсудить с ним одно дело. Александрович был нормальным мужиком и всегда хорошо отзывался о нем, так что Гена был уверен, что он войдёт в его положение.
Постучав в дверь кабинета начальника, Гена, не дожидаясь разрешения, вошёл. Александрович сидел за длинным лакированным столом и разговаривал по телефону:
– Да и скажи ему что бы связался с Елизаровым по поводу брака, у нас в этом месяце завал какой-то, ещё учёные эти… Кирилов? – отвлёкся начальник. – Тебе чего?
– Александрович, я к вам по серьёзному делу.
– Подожди… Люда, скажи ему что бы зашёл ко мне. Да… Потом, сейчас не могу у меня люди. Всё давай, – сказал он и положил трубку. – Жалуйся.
– У меня к вам просьба одна. У нас ведь сейчас на спинах цифры, сами знаете какие, так вот… – сказал Гена и собрался повернуться спиной к начальнику.
– Только не нужно вот этого, – остановил Гену начальник. – Мне какое дело?
– Это напрямую связано с моей просьбой, иначе вы не поймёте.
– Твою же… Ладно, показывай.
Гена повернулся спиной, и начальник увидел зелёную полоску чисел.
– Ну и чего ты от меня то хочешь? Сказано же, что цифры ничего не значат.
– В этом то и дело. Значат, не значат, у меня уверенности в этом нет никакой. Я хочу за свой счёт взять две недели.
Начальник, услышав просьбу, секунд тридцать помолчал. Затем поднял брови и опустил. Выпустил воздух. Хриплым басом сказал:
– Ох Кирилов… Сядь, – он указал рукой на расположенные вдоль стола стулья. Гена подошёл, выдвинул один. Сел. – Ладно, Ген, послушай. Цифры эти и прочее. От властей распоряжений не поступало. Единственное, что у нас есть это сообщение по телевизору и то весьма сомнительное. На данный момент нет никакой конкретной информации. Ты у меня один на фоконах. По плану завал. Ну кем я тебя заменю? Сам подумай. Бабы ваши фоконы отшлифуют?
– Но ведь я имею право… вы что хотите сказать, что не отпустите меня?
– Не торопись. Отпустить то я тебя отпущу. Но после того, как доделаешь партию.
– Да в гробу я видел эту партию! – крикнул побледневший от злости Гена. – Я что последние дни на заводе должен гнить?
– Ты успокойся. Согласен, ситуация не приятная, но и ты пойми, из-за каких-то цифр, которые могут что-то значит, я не могу остановить цех. Закончишь партию и можешь брать за свой счёт. По-другому никак.
– Да вы шутите что ли?! Я с семьёй побыть хочу! Откуда знать, вдруг это всё правда!..
– Возьми себя в руки! В конце концов ты мужик или кто? – повысил голос начальник. – Выбрось из головы эту херню, как баба, ей-богу.
– Федя доделает.
– Федя твой на кристаллах. У него своей работы хватает.
– Не отпускаете значит?
– Не могу.
– Тогда я не выйду на работу. Сами свои стекляшки шлифуйте! – сказал Гена и приподнял пятую точку со стула, но начальник попросил задержаться.
Александрович тяжело выдохнул воздух, голос сделался хриплым ещё сильнее.
– Хорошо, ты мне скажи, ты с женой где живёшь, в общежитии?
– Да, а что?
– Ну так вот, если пропустишь работу без уважительной причины – отправишься за забор. Если цифры правду показывают, в чём я сомневаюсь, то положение твоё, согласен, невесёлое. После того, как тебя не станет, ты думал о том, где твоя жена и ребёнок жить будут? Ведь после твоей смерти им чем-то платить за него нужно будет. Пособия сейчас не шипко большие. К тому же по статье пойдёшь, могут попросить из общаги, семей достаточно на очереди. Подумай, как жить после всего этого. В общем выбирай, или партию заканчиваешь и будешь полностью свободен, денег заработаешь – бухгалтерию попрошу тебя рассчитать, или оставишь жену и ребёнка на улице.
– Не имеют право! Не выселят.
– К сожалению, имеют. Решай Кирилов и лучше прямо сейчас. У меня дел навалом и совещание впереди.
Оставлять Катю на улице Гене не хотелось, Александрович был прав. Партия шла хорошо и Гена планировал закончить через пять дней, пять дней из четырнадцати оставшихся заберёт этот грёбаный завод! Желание послать начальника и весь этот цех с фоконами силой давило изнутри на Гену, но разум все же взял верх.
– Отработаю.
– Хорошо. Гена я не зверь, но и ты пойми. Моя воля, я бы с удовольствием отправил тебя домой, все мы люди, но на мне весь цех и народ у которых такие же семьи, как и у тебя. Я с этими планами уже полгода на нервах, так что ты давай, бери себя в руки и поступи как мужчина. Не время сопли размазывать. Давай, иди, мне тоже делами заниматься нужно.
– До свидания, – сказал Гена и встал. Задвигать стул обратно он не стал.
– Ага, давай, – сказал Александрович и сделав знак, чтобы Гена поторопился, другой рукой взял трубку телефона.
Гена не успел выйти, как Александрович уже давал новые распоряжения. Весь этот разговор очень расстроил Гену. Драгоценные минуты, что он хотел провести с семьёй, придётся потратить на глупую и не интересную работу.
Чтоб вас всех!..
Дома Гена провёл выходные спокойно и мирно. Старался не думать о цифрах на спине и всё время проводил с Савой. Интернета не было, а по телевизору власти хранили молчание, будто и не случилось ничего.
В середине второго дня выходных, к Гене в блок забежал товарищ Егор. Худощавый высокий молодой парень с рыжими волосами и лицом в веснушках. Он работал инженером на заводе и метил в помощники главного, живой и яркий, как его рыжая голова, человек. Умный и подающий надежды. Сын академика. Будучи человеком, представляющим средний класс, интеллигенцию, имеющий к двадцати пяти годам почти два высших образования, он был не горделив и не кичился положением. Дружил с Геной и очень того любил, за простоту и искренность. Егор не брезговал грубым словцом и больше походил на такого же работягу, как и Гена, а не на инженера. Их связывала дружба, уходящая годами в детство, когда его отец, тогда ещё тоже простой инженер, дружил с отцом Гены, инженером космических войск, пока тот не спился. Отцы часто проводили вечера за беседами в доме Гены. Отец Егора приводил его с собой и совсем мелкие, друзья баловались вместе в комнате Гены, играли в железную дорогу и собирали из алюминиевого конструктора танки и грузовики.
Егор вошёл в блок, блестел тающим на плечах снегом. От него веяло холодом и свежестью. Щёки полыхали красным. Он расстегнул куртку и вытащил из внутреннего кармана чёрный прямоугольник похожий на роутер. Гена встретил друга в одних спортивных штанах. Катя возилась с Савой в комнате, за спиной плакал Савка, ворчала Катя. Из кухни пахло варенной картошкой.
– Это ещё что за херня? – спросил Гена у друга.
– Это, друг мой, будущее! Контрабандная поставка! За неё можно в тюрьму угодить!
– В смысле? – сказал Гена
– Это спутниковый приёмник! Маск, все дела! Закончил два дня назад вывод последней партии спутников на орбиту. Спутниковый интернет, балда! Во всём мире! Даже у нас!
– И нахер ты эту штуку ко мне притащил, раз за неё в тюрягу угодить можно?! – Гена первый раз видел друга с момента, когда на спинах людей появились цифры. Товарищ передал ему роутер и продолжил раздеваться. Когда он вешал куртку, Гена успел краем глаза заметить последнюю цифру на спине товарища. Зелёная циферка, такая маленькая и такая огромная. «125!» Егорка, сопливый и рыжий Егорка, с которым они во дворе пацанами мяч гоняли, девок за косы тягали, доживёт до ста двадцати пяти лет!
– Кстати, – сказал Егор. – Показывай спину!
Гена, пытавшийся позабыть за домашними хлопотами о цифрах, почувствовал, как неприятное ощущение внизу живота дало о себе знать.
– Ничего интересного ты там не увидишь, – сказал Гена изменившись в лице. Оно сделалось серым и мрачным.
– А ну показывай! – сказал Егор, и в один шаг оказался возле Гены. Взял того за плечо и стал поворачивать. Широкий Гена сопротивлялся, но не особо. Ему не сложно было одолеть Егора, но глубоко внутри ему хотелось, чтобы он увидел, а сейчас просто разыгрывал комедию, поддавшись атмосфере беззаботности и ветру бури, с которым ворвался в жилище товарищ.
– Нихера! – воскликнул Егор. – Плохи твои дела, друг. Но это всё залупа, можешь не переживать.
– Почему?
– Пошли в зал, сейчас всё объясню, есть у меня одна мысль, заодно опробуем интернет.
Не дожидаясь, пока Гена проводит его в зал, Егор отобрал у друга приёмник и пошёл по коридору в комнату. По дороге он остановился возле хором Савки, поздоровался с Катей, напугав ту внезапным обращением, громким и радостным. Помахал рукой Саве. Продолжил путь и плюхнулся на широкий диван, держа перед собой прямоугольник. Начал рассматривать. Гена прошёл за другом и сел рядом.
– Короче, Генка, не очкуй ты там сильно. Мужик этот… – говорил Егор, вращая в руках роутер. – Ну тот дед, что по телеку предупреждал нас всех. Так вот этого дядьку я знаю. Вернее, мой батя знает, они учились вместе. Короче он работал над чем-то секретным, но бате кое-что рассказал. Он по выходным иногда заходит, кофиё с коньяком кушают в кабинете. Батя, как не расспрашивал, толком от него ничего не добился, но дед этот намекнул. Сказал только одно – Демон Лапласа.
– Чего?
– Падажжи ты. Ага, вроде так включается… – Егор нажал кнопку на тыльной стороне роутера и на нём, впереди, замигали красные лампочки. – Короче, Демон Лапласа – это такой мысленный эксперимент, проделанный математиком Лапласом, суть его… как бы тебе объяснить по проще. Короче, представь такую херню, которая знала бы расположение всех частиц и атомов во вселенной, знала бы куда они будут двигаться и на основании этих данных имела возможность предсказывать будущее. Теоретически она возможна, только в том случае, если вселенная не безгранична и её время существования конечно. Но коли наоборот, то эту херню построить нельзя, из-за парадокса, она должна будет собрать бесконечное количество данных, что в принципе невозможно.
– Ну и что дальше? – перебил Гена.
– Короче, кажись эти учёные придумали что-то похожее. Демон Лапласа должен знать будущее. У нас на спинах цифры, которое это будущее показывают. Дату предполагаемой смерти. Но не всё так гладко. Остаются вопросы. Почему цифры видно, зачем они, и показывают ли они именно дату смерти, или же это цифры, которые нужны машине… или что учёные там построили… в виде допущения, как конечность жизни вселенной, для демона Лапласа, чтобы он смог существовать. Короче эти цифры могут ничего не значить, как и сказал дед в телике, или быть в самом деле цифрами, обозначающими дату смерти. Только не понятно на какой хер они у нас на спине. И почему мы не можем их называть, а если и можем, то непременно должны умереть. – Егор замолчал, достал из кармана брюк смартфон. Левой рукой почесал шею за воротником вязаного серого свитера.
– Подожди. Так, а почему цифры могут ничего не значить?
– Ну неизвестно в чём суть эксперимента, – сказал Егор, гладя большим пальцем экран смартфона. – Возможно, что цифры – это просто допущение, мол допустим этот человек умрёт через год. То есть они определяют конечность данного человека. Эксперимент состоит в том, чтобы выяснить, сколько данных придётся обработать их демону, чтобы предсказать движение или будущее человека на две минуты вперёд. Понятное дело, что люди живут долго, но видимо конечность времени объекта, над которым ставят эксперимент, имеет какое-то важное значение. Скорее всего у их демона не такие уже и высокие вычислительные мощности и объем памяти.
– А почему тогда они могут что-то значить?
