Александр Александрович Куриленко
«Сон Водолея… наивная история»
на расстоянии, и ясновидение, и телекинез, и даже левитация. На самом деле все просто и рядом, стоит только протянуть руку. Но абсолютное количество людей этого не делают, они заняты телесной жизнью, это проще и зримо, а о душе вспоминают лишь на смертном одре, когда тело угасает, и связь с ним слабеет.
– Мы вот, Марк Александрович, все говорим о Боге, о тонком плане, а вот что же всё-таки Сатана, реальность или вымысел, страшилка для набожных старушек? – Апранин умышленно вернул профессора к теме о союзе бога с чёртом, помня это открытие, изумившее его полтора года назад.
– Конечно реальность. Это тоже сторона тонкого плана, но действующая исключительно на живого человека и только через его тело. Вообще тело человека это главный и единственный инструмент в работе. А работа Сатаны, этой тайной канцелярии Бога, заключается в том, чтобы после смерти человека, вместе с его первозданной душой, эрзац тонкой энергии не попал в тонкий мир и не ослабил его, как ослабляют бетонный фундамент включения голого песка без цемента.
– Но ведь Сатану любая церковь считает прародителем Зла, абсолютным Злом, какая же это тайная канцелярия Создателя? – развивал тему ученик.
– На то и щука в пруду, Юрий, чтобы карась не дремал! Животные страсти, распаляемые в человеке теневой стороной тонкого мира, побуждают его к действиям и выявляют перед Богом энергетическую фальшь в его душе, которая после смерти ни коим образом не должна попасть в этот тонкий мир. Помните у Гёте в «Фаусте»: «я часть той силы, которая вечно хочет зла и вечно совершает благо!» Качество материала залог прочности конструкции, вот в чём дело! Поэтому во всех религиях смертным грехом является попытка человека попасть на Небо через «черный ход», не благочестивыми делами и совершенствованием души по заповедям пророков (не укради, не убий…), а через колдовство, магию и прочие низкопробные энергетические манипуляции «услужливо предлагаемые искусителями тайного ведомства». Что ж, противоречивость человека задумана изначально. Именно через его метания между высоким и низменным, а главное, через преодоление в себе этого низменного, и куется пополнение тонкого мира.
– Получается, что Сатана тайный союзник Бога, почему тот умышленно и закрыл глаза на то, как Змий искушает глупых Еву и Адама в Эдемском саду? А где же тогда Ад? И если там нет самого хозяина, то что такое Ад? Может его вовсе не существует? – Апранин с недоумением и растерянностью смотрел на Склярова.
– Сколько вопросов и снова об одном и том же? Видимо Преисподняя того стоит, – профессор слегка приподнялся на подлокотниках, снова сел, сменив позу, и повернулся к Юрию. – Поскольку мы выяснили, что власть Сатаны – это власть над человеческим телом, а традиционно умерших хоронили в земле, то и Ад, по мифологии, расположили под землей. В реальности же все проще и органичнее. Мы ведь уже говорили об этом в прошлый раз. Если человек попался на соблазн Сатаны, а именно, пошел на поводу телесных страстей и тем самым свел к нулю положительную тонкую энергетику, приобретенную душой в процессе жизни, следующее его воплощение произойдет совсем не на такой планете как Земля и не в таких условиях. Каменный век и общество каннибалов либо циничная, прогнившая, и пресыщенная развратом цивилизация, необратимо идущая к своему закату, может стать «общественным окружением» несчастного. Это ли не Ад?! Подсознательно, где-то в глубине души, человек будет понимать чудовищность этих отношений, он наверняка не сможет по ним жить, поскольку туманная память из прошлой его жизни будет подсознательно терзать «интеллигента в набедренной шкуре». Избавление приносит смерть и протестно-просветительская участь местного Иисуса Христа вполне реальна. Такой исход дела, скорее всего, принесет солидное прибавление душе блудного, но теперь уже бывшего грешника, возвращающегося после смерти в Божественное лоно тонкого мира, и переход его в следующем воплощении на более приличную планету гарантирован. Вот вам и Рай! Все относительно в Мироздании.
– А как же целая армия нечистой силы? Ну не может же быть это абсолютной выдумкой и беспочвенными суевериями, ведь не бывает дыма без огня! – не унимался Апранин.
– Что касается чертей с рогами и хвостом, и прочей «лубочной нечисти», то они так же реальны, как и Бог в образе дедушки в ночной сорочке и с нимбом над головой, который сидит на облаке. Впрочем, не исключено, что под влиянием Сатаны, как теневой части тонкого мира, некоторые биологические особи из населения планеты или их астральные фантомы вполне могут выполнять провокационные, искусительские, предупреждающие или устрашающие функции в отношении человека. Все зависит от духовной зрелости, и от ситуации, в которой он оказался. Зачем тратить энергию впустую, если человек духовно глубок, честен и великодушен. Если ясно, что его не пробьешь и не сломаешь, ну «поискушают», так, на всякий пожарный случай, и отстанут. Ну, а если внутри гниль и пауки, то всё это вылезет не тут, так там, как не скрывай. Спасёт только одно: честная духовная работа, без дураков. Это кстати о практической стороне знания, применение которого в отношении живого, обычного человека, в противовес его «массовой теоретической вере», вызвало у вас, Юрий, некоторое недоумение в начале разговора, когда вы вспомнили даже Остапа Бендера! – профессор засмеялся.
– Да, вспомнил, а вот теперь вспомнил ещё одного от Ильфа и Петрова – Кису Воробьянинова. Кстати, Марк Александрович, в Новосибирске есть очень уютный и недорогой ресторанчик с роялем, живым тапёром и певицей. Этот ресторан называется совершенно замечательно – «Киса и Ося»! Я вспомнил притчу о сеятеле и почему-то Кису Воробьянинова, который после ресторана «Прага» пьяный ночью на базаре сеял баранки! В общем, да простит меня Создатель, сеятель сеет, бросает зёрна во все концы Вселенной, а что вырастет неизвестно…
– Чтобы пополнить тонкий план энергией, увы, другого пути к сожалению нет. Но притча Иисуса о сеятеле и о пшеничном зерне, на самом деле, говорит немного о другом, точнее будет сказать, она имеет ещё один смысл, нежели задача взращивания веры в Бога на различной человеческой почве. А именно, если зерно осталось целым, то есть, попав в землю не проросло и бесполезно истлело, значит, человек не жил, а прятался от жизни, не совершал поступки, не ошибался, не грешил и не каялся, а когда умер, то не принес плода в тонкий мир. Если же зерно проросло, дало побег и само возродилось в новых зернах, хотя и погибло в грубом мире, значит, человек не просто биологически умер от времени. Он умер, реализовавшись, истратив на жизнь весь свой потенциал, все силы, максимум прошел и испытал, приобрел опыт раскаянья за причиненную боль ближнему и за лживые ценности, и, принеся в тонкий мир плод великодушия, приобретенный в земной жизни, в большинстве случаев, воплотится в новой биологической жизни с той же задачей. Конечно возможны и другие задания Создателя, но, как уже было сказано, все зависит от степени совершенства души.
Собеседник Апранина снова умолк и, откинув кресло, с нескрываемым удовольствием вытянул ноги и запрокинул руки за голову.
– Это непостижимо! Человек пополняет тонкий мир (!), это же Божественная прерогатива, Всемирный разум! С ума сойти! – Юрий только сейчас, по тяжелеющим векам, почувствовал, что почти не спал сегодня.
– Давайте об этом в другой раз, друг мой! – остановил разговор Марк Александрович, – предыдущая ночь была без сна, я вижу, не только у меня, – и он с улыбкой посмотрел на зевнувшего в кулак Юрия, – хочется подремать, глаза закрываются, а что пополняет, так это точно!
Они умолкли, полулёжа в откинутых креслах и закрыв глаза. В салоне по-прежнему было тихо, некоторые иллюминаторы были прикрыты, горел дежурный свет и одни лишь бесстрастные мониторы, висящие под потолком салона, изображали хоть какое-то движение, наглядно и беззвучно прокладывая курс самолёта.
Москва встретила их дождём и прохладной погодой. Ночные собеседники попрощались и Апранин, сев в экспресс, отправился на Белорусский вокзал. По совершенно понимаемой нами, дорогой читатель, причине он рвался домой.
Точки над «i»
Трёхнедельное отсутствие Апранина наложило отпечаток и на жизнь Инны Валерьевны. Отставленный, но до конца «не отшитый» любовник в очередной раз предложил ей услуги по перевозке домой, и она противилась не долго, а когда вернулся Юрий, то Инне Валерьевне пришлось врать уже на два фронта.
Наконец, спровоцировав откровенный разговор и добившись от возлюбленной вымученной правды о событиях в его отсутствие, Апранин сказал, что пора бы ей уже со всеми объясниться и не мучить ни бывших, ни настоящих. Услышав от, мгновенно вставшей «в третью позицию», Инны Валерьевны, в ответ возражения, как попытку уйти от честного решения проблемы, он со свойственной ему прямотой сказал, что она ведёт себя как большая сволочь, на что Инна Валерьевна с великим облегчением обиделась, и, гордо подняв голову, строевым шагом покинула переговорное поле.
А на следующий день со своей малой родины Юрий получил сообщение, что умер его брат. Конечно, он уже давно тяжело болел и, в известной степени, событие это было ожидаемым, но разве можно к такому привыкнуть!
Убитый известием, Юрий пошёл к ней, потому что нести эту боль больше было некуда.
Придя в банк, вызвав Инну Валерьевну в зал и сообщив о случившемся, Апранин не на шутку напугал её одним только своим появлением. Проговорив что-то невнятное, вроде соболезнования, она, сославшись на большое количество клиентов, поспешно проводила его на выход, тревожно посмотрела на уходящую наверх лестницу и закрыла за ним стеклянную дверь вестибюля. Постояв в некотором замешательстве, оставленный один на один со своим несчастьем, Юрий всё же взял себя в руки, а ещё через полчаса его машина покинула город, увозя своего удручённого хозяина на похороны.
Вернувшись через три дня, он сам позвонил своей единственной и любимой, найдя для себя, как всегда тысячу оправданий женскому могильному холоду перед его отъездом, и стал ждать её после работы. Сев в машину, Инна Валерьевна потупила глазки и, сообщив Апранину ангельским голосом, что любит его, попросила не сердиться на неё и заранее всё простить. Разумеется, ответ был положительный, и в знак примирения, поцеловав возлюбленную, ошарашенный, он тут же узнал, что оба вечера, пока его не было, она провела со своим прежним любовником, в его квартире, где они пили «Амаретто» и, так сказать, «навсегда прощались». Пытаясь выяснить подробности, напрочь сражённый этим сообщением, Апранин узнал только, что «ничего не было» и они просто целовались, вернее «он её», целомудренно и гордо заключила Инна Валерьевна.
Что тут можно сказать, дорогой читатель, если реально поставить себя на место нашего героя и представить, что, в то время, когда вы хороните родного человека, ваша любовь в объятиях другого, и у него же дома, пьёт хмельной раскрепощающий итальянский напиток!
От этой истории на душе у Юрия было мерзко и он исчез на несколько дней.
Инна Валерьевна хоть и была «махровой пофигисткой», но совесть в ней, тем не менее, время от времени просыпалась, правда не сразу.
Прошла неделя, Апранин по-прежнему не подавал признаков жизни и любимая засела за телефон. В конце концов разговор состоялся, объяснения и раскаяния были приняты, чувства в очередной раз посмеялись над разумом и садомазохист Апранин Юрий Константинович снова вернулся в камеру пыток, сотворённую собственными руками.
Он к ней вернулся, но подходить близко к её дому было нельзя, потому что мог увидеть муж, да и семейный статус в глазах соседей пошатнулся бы.
Нельзя было, однако же, показываться и в банке, потому что там работал бывший любовник, который ещё не знал, что он «бывший», и который не мог взять в толк, почему любовная связь вдруг снова прекратилась. Объяснения этому от Инны Валерьевны никакого не было, кроме прежнего детсадовского лепета, что «она его любит, но не так, как раньше», и что она «по женской части приболела», а потом ещё устала, ну и дальше в том же духе.
Надо ли говорить, что в результате такой трусливой двойственности и стремлении усидеть на нескольких стульях, терпение у всех сторон заканчивалось и ситуация накалялась.
Прошло ещё полгода и наступил февраль.
Развязка грянула как всегда внезапно, когда Апранин поздно вечером всё-таки зашёл к Инне Валерьевне. В зале перед закрытием никого кроме охранника у входа не было и молодая женщина вышла к Юрию, а он её обнял и поцеловал! Изумлённый любовник, решивший докопаться до истины, и наблюдавший эту сцену с высоты птичьего полёта, не решился спуститься вниз на разборку, но когда Апранин вышел на улицу дожидаться возлюбленную в машине, тот в бешенстве, как коршун, слетел по лестнице вниз, вызвал изменницу в вестибюль и потребовал объяснений. Инна Валерьевна, применив излюбленную «тартюфовскую» тактику, в очередной раз попыталась сочинить приемлемую абракадабру, но ни в какой степени обманутого ревнивца ею не удовлетворила. Тот понял всё! Отправив в её адрес непечатный эпитет женского рода и собачьего свойства, оскорблённый женским вероломством пылкий молодой человек, повергнув охрану в шок, хлопнул дверью, рискуя развалить финансовую цитадель, и умчался пить водку.
А через некоторое время уже Апранин ставил вопрос ребром и пробивался в дом Инны Валерьевны с целью поговорить с ней и её мужем, расставив все точки над «i». Он, дурак, как ни парадоксально, любил эту глупую, заносчивую, трусливую женщину и хотел видеть её своей женой.
Но он не только не знал, а даже и не представлял цену того, что он задумал…
А слезы капали дождем
Из-под ресниц осенней ночи…
Он сам все это напророчил,
И небо плакало о нем.
А он спокойный и немой,
Сидел на краешке Вселенной,
Своей любви военнопленный,
В войне, затеянной тобой.
Сидел у ног чужой жены,
Взирающей холодным взглядом
На умерщвленную награду
В любви проигранной войны.
И мир не полыхнул огнем,
Не стал ни темен и ни светел.
Никто ведь даже не заметил,
Что что-то изменилось в нем.
И, получилось, воевал
Напрасно и потратил силы
На то, что изначально было
Судьбой назначено в отвал.
А слезы капали дождем
Из-под ресниц осенней ночи.
Он сам все это напророчил,
И небо плакало о нем,
Ведь что-то изменилось в нем.
В конце концов, полумужу-полуквартиранту всё надоело, и, не желая участвовать в новой, тем более приобретающей военную окраску, эпопее своей придурковатой полужены с новым любовником, он залез в долги и купил полдома на выселках. В один прекрасный день, собрав чемодан и, перекрестившись, он убрался из злосчастной квартиры, чтобы забыть сюда дорогу навсегда, а потом, через два месяца ещё и женился.
Надо сказать, положа руку на сердце, что эти двое мужчин, должны по гроб жизни быть благодарны Апранину за определённость, которую он внёс в их дальнейшее существование, приняв на себя роковой удар судьбы.
Казалось бы возникла конкретика в отношениях, что должно подвигнуть любую женщину к единственному, оставшемуся рядом мужчине. Но не тут-то было. Любое проявление активности Юрия принималось как поползновение на свободу и независимость красавицы, как попытка её переделать, что вызывало воинственный отпор, не предполагающий избирательность в средствах и сопутствующую мозговую работу. Временами ему казалось, что он имеет дело с глупой, капризной и избалованной двенадцатилетней девчонкой, а не имеющей жизненную мудрость и опыт женщиной.
Апранин предпринимал попытку за попыткой наладить отношения, но ничего не получалось. Они как одноимённые электрические заряды отталкивались, не принимая никакого доминирования извне, и, пообщавшись не более двух дней, со скандалом расставались на неделю. Единственно, что могло бы помочь несчастным, это любовь, но, похоже, она была только у него.
Да, это горькая правда, дорогие друзья, к которой наш герой вынужденно пришёл спустя больше года отчаянных попыток приручить дикую кошку.
Инна Валерьевна никогда не любила его и в поисках новизны просто клюнула на подвернувшуюся новую этикетку.
Самое печальное, что подсознательно она не могла простить Апранину, факта, что тот оставил её рядом с ним одним, лишив жизненного манёвра, лишив её игры между мужчинами, её выбора!
Инна Валерьевна в принципе не могла принадлежать кому-то одному и любые попытки втиснуть её в «прокрустово ложе» обычной семейной жизни, а тем более такие активные действия со стороны Юрия, воспринимались ею как объявление войны, и паника захлёстывала всё. В такие минуты разум ей отказывал, в голове происходило замыкание, и пока боезапас не заканчивался и «пар полностью не выпускался», об отношениях говорить было глупо. Поле боя остывало несколько дней, потом совести дозволялось робко подать тихий писк, а через некоторое время, по мере накопления критической массы «праведного гнева», всё повторялось.
Мало того, авантюра Жица не прошла бесследно и нанесла-таки Апранину вдогонку ещё один косвенный, но решающий удар. Фирма обанкротилась, и Юрий потерял работу. Пришлось продать всё ценное, в том числе и машину.
В доме оставались только он сам и его друг чёрный кот Принц.
Весна не могла оставить хвостатого приятеля равнодушным к силам природы и он стал уходил гулять по нескольку дней подряд. Но однажды кот, шатаясь, пришёл домой с разбитой головой и весь в крови.
Апранин лечил его почти месяц, ежедневно делая уколы и меняя повязки, изрезав на них все имеющиеся в доме носки. Наконец раны затянулись, но Принц еле ходил: его мотало из стороны в сторону и заносило, как пьяного. Он хоть и выходил на улицу, но теперь уже только просто подолгу сидел, греясь и щурясь на яркое майское солнышко.
Потеряв работу, Юрий стал вдвойне неинтересен Инне Валерьевне и раздоры стали принимать затяжной характер, сопровождаясь взаимными упрёками, оскорблениями и откровенным хамством любимой! Было ясно, что всё идёт к концу, но он не хотел в это верить.
После очередной «разборки», проведя в четырёх стенах около недели, чтобы не сойти с ума, Апранин поехал к Инне Валерьевне мириться. Выйдя из маршрутного такси, он не поверил своим глазам. Под козырьком остановки, на лавочке, ночью, пьяная и в обнимку с мужиком перед ним сидела его любимая кареглазая «дюймовочка» и таращилась на остолбеневшего Апранина стеклянным взглядом. На естественный вопрос, «что она здесь делает ночью, обнимаясь с чужим мужчиной», заплетающимся языком был озвучен ответ, что «просто это её друг детства, они просто выпили у неё дома, а теперь просто здесь отдыхают». На этих словах «друг детства», медленно сняв объятие с плеч Инны Валерьевны, встал и, назвав Юрия «козлом», предложил ему убираться «на три буквы».
Он был почти на голову выше ростом и крупнее нашего героя, но, дорогой читатель хорошо знает, что подобное не всегда аргумент для превосходства, и, действительно, это не помешало «другу детства» Инны Валерьевны через секунду лежать, уткнувшись физиономией в асфальт тротуара, тщетно пытаясь оторваться от матушки земли. После чего Апранин посмотрел на свою одеревеневшую любовь, видимо ожидавшую нечто подобное в отношении себя, зло плюнул и пошёл прочь.
Больше часа он бродил по ночным улицам, пока ноги сами собой снова не привели его под окна квартиры Инны Валерьевны. А дальше всё продолжалось, как в кошмарном сне!
Когда он позвонил по телефону, то трубку взял тот же самый мужик. Апранин влетел в подъезд и позвонил в квартиру, но из-за двери пьяный голос Инны Валерьевны с издёвкой сообщил, что она ложится спать. Юрий звонил и звонил, пока хмельная парочка не отключила звонок. В бешенстве он стал стучать в дверь. Было два часа ночи и удары гремели в пустом подъезде как разрывы снарядов. После чего из-за двери он услышал визгливый женский крик, вперемешку с матом, который недвусмысленно сообщал ему, чтобы он убирался вон!
Как поражённый громом Юрий постоял ещё с минуту, не зная верить произошедшему или нет, наконец повернулся, бесстрастно почему-то посмотрел на часы, не соображая сколько времени и, как в прострации, вышел на улицу.
Где провёл оставшееся время ночи, Апранин не помнил. Вернувшись домой мокрый и грязный от дождя, слёз и обиды, он, не раздеваясь, упал на постель и пришёл в себя только к вечеру.
А ещё через несколько дней умер Принц.
Юрий похоронил своего хвостатого друга в саду, в самом укромном и тихом месте, между кустом крыжовника и огромной старой яблоней.
Он сидел теперь совершенно один в пустом полутёмном доме, не зажигая света. Он пил водку, почти не закусывая открытыми, их с Принцем любимыми, одесскими бычками в томате, и думал, думал теперь только об одном, чтобы, не дай Бог, не сделать то, что никогда нельзя, и что больше всего сейчас ему хотелось сделать…
Думал он ещё и о том, что, видимо, поступил очень глупо и неосмотрительно, окунувшись в запылавшую любовь так слепо, с головой, отдавшись ей безоглядно.
Думал Апранин, что никогда и ни в коем случае нельзя свою жизнь ставить в жесткую зависимость от капризов и фантазий другого человека.
Неожиданно, к его горькому стыду, пришла страшная мысль о том, что кроме Принца в нём, видимо, нуждались и его собственный дети, о которых он в последнее время вспоминал редко, отдаваясь «строительству любовной Вавилонской башни», и жизнь которых он так легко перепоручил явно неспособной для их становления женщине. Как гром среди тишины пришло вдруг прозрение, что он, такой сильный, умный и понимающий, обрадовавшись бабьей глупости и ухватившись за неё, забыл о собственных сыновьях, которые когда-то были смыслом его жизни.
Он вспомнил, как часто рисовал в своём воображении их будущее и искренне верил, что нет для него ничего такого на свете, что бы он не мог для них сделать! А что получилось? Он отдался несбыточным фантазиям, чувственности и страсти, рассчитывая, что один, своими силами сможет сотворить любовь для двоих, и построить «новый семейный очаг» и просчитался!
Одиночество стало свершившимся фактом, но Апранин ухитрился пережить всё и не удавиться. Однако именно эта правдивая печальная история, дорогой читатель, и послужила причиной ухода нашего героя из насиженного места, из старого дома в древнем русском городе, где он прожил много лет. На самом же деле идти ему было некуда, единственно кроме тех мест, откуда он начинал свой путь в долгую взрослую жизнь.
Когда человеку больше нечего терять, он рвётся туда, где когда-то ему было хорошо, где он был нужен, где его любили, и где его может быть ещё помнят.
Прошли только первые дни лета. Вокруг буйство зелени и теплынь. Успокоились душевные вопли и стенания. Высохли слёзы и опустели глаза.
Апранин сидел под орлом на гранитной стеле, воздвигнутой над «Королевским бастионом», которая была мерзко исписана краской из баллончика «золотой продвинутой молодёжью». Сидел и понимал, что видит этот старинный красивый город, которому отдано почти четверть века его жизни, в последний раз.
Река уходила к закату, сопровождаемая бегущей цепочкой набирающего скорость поезда, спешащего в Европу.
За спиной Апранина разливалась музыка, море света и шумное веселье вечернего душистого парка. Запах сирени не оставлял никаких надежд на уныние и колесо обозрения, катившееся по кронам вековых тополей в его сторону, уносило и уносило в вечернее небо визгливый смех и щенячий восторг.
Как ни странно, Юрий был холоден и спокоен, как человек, что-то для себя решивший, но, вероятно, всё же до конца ещё не понимающий, что именно.
Происходящее вокруг его совершенно не занимало, он устало поднялся, ещё раз посмотрел на город, на догорающий горизонт, повесил на плечо дорожную сумку и, не глядя по сторонам, пошёл на вокзал.
Продолжение пути домой
С детских лет воспитанный на идеалах неизбежного светлого будущего и счастья для прогрессивного человечества, Юрий Константинович к чудесам не привык и не верил в мистику. А поэтому всему искал логическое объяснение. Произошедшее в поезде и увиденное им в окне тамбура последнего убегающего вагона, хоть и взволновало его, но, в свою очередь, вполне объяснялось истрёпанными нервами, повышенной эмоциональностью и разгулявшимся воображением.
Так он себя успокаивал, призывая на помощь весь свой прагматизм и диалектику. Но, как известно, методы вполне пригодные в политической борьбе за массы или против оных, мало чем могут помочь человеку в его обычной жизни.
Помучив свой воспаленный мозг еще некоторое время, и окончательно запутавшись, наш герой решил, что лучший способ одолеть проблему – это плюнуть на нее. Испытанный метод быстро принес результат и путь был продолжен.
Гроза почти ушла за горизонт, и над её кромкою уже появился красно-оранжевый лунный диск. Дождь принёс облегчение и свежесть. Кузнечики опомнились от стихии и с утроенной энергией принялись за дело.
Дорога стелилась ровная, погода великолепная, а сумка легкая. Вскоре, стали вполне различимы очертания не только вековых кладбищенских деревьев, но и контуры крыш ряда пятиэтажек нового микрорайона с белеющими панелями и первыми, уже зажженными, окнами.
Кладбище было укрыто огромными тополями и вязами. Полчища ворон традиционно облюбовали это место и всё, находившееся на земле, под деревьями, было отмечено жизнедеятельностью этих пернатых.
Каждый раз, приезжая в город своего детства, Юрий начинал пребывание в нем с посещения могил близких, друзей и одноклассников. Под молодым тополем, за красно-коричневой оградкой, под каменными могильными плитами покоились самые дорогие в его жизни люди: мама, отец и старший брат. Иногда, приезжая зимой, поздно ночью, он в свете луны и звёзд лез по метровым сугробам, едва различая тропинки, но никогда не ошибался и находил сразу.
Вот и сейчас, свернув в кладбищенские ворота, и пройдя по центральной аллее метров тридцать, он ушёл влево, миновал могилу Петькиного отца и вскоре уже различил, сквозь заросли высокой травы, знакомые очертания.
Луна только ещё поднималась над горизонтом, и здесь было почти темно. От росы ноги Юрия совершенно промокли, но он не обращал на это никакого внимания. Он стоял перед холодным, мёртвым мрамором и вспоминал то счастливое, беззаботное время, когда все были живы и относительно молоды, когда жизнь казалось вечной, а счастье незыблемым. И было совершенно непонятно, как же это всё могло рухнуть в одночасье?!
Да, именно смерть мамы вызвала страшную цепную реакцию семейной неустойчивости, и сразу стало понятно, что из родительского дома ушла душа.
Дом стоял, как могильный склеп. Под его крышей вроде бы существовала жизнь, то есть шли бесконечные мужские выяснения отношений и позиций в соревновании эгоизма двух поколений, а мертвенный холод отчуждения уже давал свои всходы плесени в сердцах людей, оставшихся в этих стенах.
Год от года, приезжая сюда, Апранин чувствовал, что и в его сознании происходят, на первый взгляд, незаметные, но перемены, которые он расшифровать тогда и сразу не смог. Вот сейчас, он стоял у изголовья своих родных, лежащих в земле, а сердце, душа и мысли о них рвались куда-то вверх в небо! Юрий не мог этого объяснить, но он чувствовал их присутствие именно оттуда, из вышины окружающего простора. Что-то подсказывало ему, что очень и очень скоро он получит
зримые, и абсолютно достоверные подтверждения своим предчувствиям, и что у ног его уже давно, в сущности, с момента похорон, остались только пустота и память. Он всем своим существом осознавал, что они живы, но не могут вернуться к нему, а он может и вернётся, и всё ещё будет!
Юрий поклонился как обычно, поклонился памяти, и невольные слёзы наполнили глаза. Однако это были слезы не горя и безысходности, а слезы благодарности за дарованное в прошлом, и за радость возможной встречи в наступающем новом. Ещё раз, посмотрев в родные лица на плитах, он погладил ладонью мокрую шершавую сталь оградки, повернулся и пошёл прочь.
Минуя старое городское кладбище и новую школу, Апранин решил идти не прямо домой, а через центр, тем более что где-то далеко, на одном из центральных перекрестков красный глаз единственного в городе светофора сменился на зеленый, что было расценено, несмотря на диалектику, как добрый знак.
Фонари уже зажглись, но еще не разгорелись и тлели зеленым сумеречным светом. Справа вдоль улицы шли двухэтажные дома с застекленными лоджиями и бетонными дорожками из плит вдоль низеньких палисадников. Дома уходили в глубину квартала и занимали собой всю площадь, некогда именуемую Базарной. Пейзаж дополняли растопыренные стойки с бельевыми веревками да металлические гаражи, попрятавшиеся во всевозможных закоулках и кустах. На обочине дороги картину оживляла лишь покривившаяся колонка, отполированная до блеска рукоятка которой мелодично позвякивала и колебалась как метроном, а из трубы текла тонкая струйка воды, неслышно растекаясь по цементному желобу.
Дойдя до светофора, Юрий повернул направо и вышел на центральную улицу, сменившую на своем веку несколько названий, в зависимости от политических устремлений этой неугомонной и непутёвой, но в чём-то очень искренней и простодушной страны.
В стародавние времена наши наивные предки называли улицы, выходящие из населенных пунктов на проезжие дороги, именами городов, в которые эти дороги вели. Так в Москве есть Рижский вокзал и Ленинградский проспект, в Смоленске Рославльское и Витебское шоссе, в Питере есть Московский проспект и т. д. Правда в Москве есть Большая и Малая Грузинские улицы, которые не ведут в Грузию, а совсем наоборот; а в Смоленске есть улица Полтавская, которая ведет в овраг; но это досадные недоразумения и на их основании не стоит делать погоду, тем более что в данный момент наш герой шагал по улице, носившей имя древнее, гордое и могучее, он шел по улице Стародубской. Ни старых, ни молодых дубов на ней сроду не росло, но вела она в славный город Стародуб, через который, в свое время, проезжал транзитом из муромских лесов богатырь Илья Муромец показывать любопытному Киеву вероломного Соловья Разбойника.
Однако такое название улицы не понравилось устроителям новой жизни, которые в революционном задоре, лихо переименовали ее в Октябрьскую. Тем не менее, случилось то, что и должно было случиться: День 7 ноября не отменил День святой Пасхи, а Октябрьская не отменила Стародубскую. В общем так: если почтовый адрес, то Октябрьская, а если нести на кладбище, то по Стародубской. Так жили, так и живут.
Шагая по полупустынной, залитой после ливня огромными лужами, центральной улице, Апранин миновал местный «культурно-развлекательный очаг». Это место было весьма популярно в народе и являло собой скопище, всевозможных баров и кафе с романтическими названиями вроде «Дианы» или менее романтической «Отрыжки».