Абдурахман Абсалямов
Избранные произведения. Том 4
Часть вторая
1
Сколько на свете людей, столько жизней и характеров. Трудно найти две жизни, похожие друг на друга, как две капли воды. И ещё более разнообразны характеры. Сколько бы ни нашлось в характерах совпадающих черт, всё же каждое человеческое сердце неповторимо. Очевидно, даже наисовершенные электронные машины не смогут учесть своеобразия, индивидуальности наших сердец.
По главной улице городка Зелёный Берег идут две учительницы. Издали они кажутся совершенно одинаковыми и по росту, и по походке. Но вот они приближаются. Теперь можно вглядеться в их лица, кое о чём расспросить. И всё очевидней будут проявляться их различия.
Преподавательнице математики Миляуше Багмановой собственная жизнь и теперь, и в будущем кажется ясной и понятной, как таблица умножения. Прежде всего, эта жизнь лишена теневых сторон. Милуяша года на три или четыре моложе Гаухар. Она не так давно окончила университет, и порой кажется ей, что всё ещё продолжаются студенческие годы. А много ли надо студентке? Над головой у неё крыша общежития, в кармане только что полученная стипендия. Обедать она пойдёт в столовую подешевле. Есть у неё одно расхожее платье и два вечерних; одна пара туфель повседневных и вторая пара выходных. Попробуй-ка чем-то озадачить её. И не пытайся! Она будет смеяться до упаду, бегать в кино, вовремя при этом явится на занятия в школе, не опоздает на профсоюзное собрание, выгадает вечером час-другой, чтобы прочесть интересную книгу… Не будем касаться сердечных дел Миляуши – на первых порах это было бы преждевременно.
Гаухар заметила: Миляуша Багманова без труда сходится с людьми, мало сказать, что она общительна, – Миляуша сердечная, отзывчивая девушка. Если другие коллеги сначала отнеслись к Гаухар несколько настороженно, то Миляуша сразу приняла её близко к сердцу: за несколько дней помогла ознакомиться с городком Зелёный Берег, со школой и с коллективом.
Гаухар скоро убедилась, что новая подружка её влюблена в свой город, в свою школу. Гаухар не стала ни в чём разуверять её, потому что сама ещё не присмотрелась к Зелёному Берегу. Новенькую, конечно, не смутило бы то, что в случае несовпадения мнений о городке, о его жителях Миляуша могла отвернуться от неё, – при теперешнем настроении Гаухар было бы это почти безразлично. Всё же ей успел понравиться открытый, дружелюбный характер Миляуши. При первых же встречах она рассказала, что в начале нынешнего лета ездила на Кавказ, поднималась в горы, купалась в море, загорала. В будущем году собирается обязательно поехать в Крым, – говорят, восход солнца на Ай-Петри изумительное зрелище.
Миляуша оказалась не только мечтательницей, но и оптимисткой. По её мнению, в Зелёном Береге учителям легко работается, ни в чём нет ни сучка ни задоринки. Районные руководители внимательно относятся к школе, уважают и ценят труд преподавателей; все запланированные часы для уроков используются целесообразно, директор Бибинур-апа Хабибуллина очень строго следит за этим.
Получалось, что самой Миляуше Багмановой просто повезло с назначением в Зелёный Берег. На первом же году работы её назначили классным руководителем. В своём классе Миляуша не ограничивается только официальной программой; она приглашает на беседы и знатных людей Зелёного Берега, и приезжающих из Казани учёных, писателей. Ученикам очень нравятся такие встречи.
– Некоторые наши преподаватели слишком уж волнуются из-за методов работы, можно сказать, ночей не спят, – оживлённо говорила Миляуша. – По-моему, всему причиной собственная неуверенность. По правде сказать, Гаухар-апа, я не очень-то понимаю таких суетливых людей. Есть методические разработки, учебный план, намечены какие-то сверхпрограммные лекции, беседы, обо всём договорено, всё ясно, – остальное как на железной дороге, по твёрдому графику. По крайней мере, я в своём классе не допускаю никаких отступлений от намеченной программы. Что касается неожиданных мелочей, они ведь всюду и во всём возникают, но тут же и устраняются, конечно, при условии, что преподаватель не лишён организаторских способностей, – сегодня у него возникла какая-то помеха, а завтра от неё и следа не останется. Если обобщить эти мои наблюдения, то ведь и в жизни так получается, Гаухар-апа. Главное – не падай духом, не откладывай на завтра, что можно сделать сегодня. Отложишь, промедлишь – сама же потом и раскаивайся.
Гаухар молча улыбалась, слушая уверенные рассуждения энергичной и говорливой Миляуши. Что ж, было бы очень хорошо, если б жизнь и деятельность людей протекали гладко, размеренно, как по умело составленной учебной программе, – к сожалению, не столь уж часто жизнь подчиняется твоей воле. Впрочем, если у Миляуши всё складывается замечательно, пусть так и остаётся, пусть она и не меняет своих взглядов, зачем раньше времени тревожить её сомнениями? Всему своя пора. Набравшись опыта, Миляуша поймёт, что жизнь гораздо сложнее, её не уложишь ни в одну из школьных программ. Но сама жизнь и подскажет Миляуше, как надо выйти порой из трудного положения.
Миляуша девушка среднего роста, стройная, блондинка с коротко стрижеными волосами; лицо у неё свежее, без единого пятнышка, глаза голубые, а брови чёрные-чёрные, будто подкрашенные, ротик маленький, нос слегка вздёрнутый. О ней вряд ли скажешь, что она безупречно красива, но послушаешь её подкупающе весёлый смех, взглянешь на живое, выразительное лицо, на быстрые глаза – и ты уже не думаешь, красива или не совсем красива Миляуша, ты просто готов слушать переливы её серебряного смеха, подмечать смену выражений на её молоденьком подвижном лице.
Родилась и выросла Миляуша в деревне. Семья у них была большая. Миляуша – четвёртая из восьми сестёр. С малых лет она приучилась к самостоятельности. Мать с отцом дотемна на колхозном поле или на огороде, старшие сёстры, подрастая, тоже находили дело в колхозных бригадах, а то уезжали куда-нибудь на заработки. Миляуше частенько доводилось хозяйничать в доме – и за младшими сестрёнками приглядывала, и накрывала ужин отцу с матерью; при этом ухитрялась готовить школьные уроки. Лениться, жаловаться на свою судьбу ей и в голову не приходило. Когда училась в старших классах сельской десятилетки, она, не чураясь колхозной работы, была вожатой в пионерском отряде: у колхоза был отличный пионерский лагерь – в роще, на берегу реки. Когда Миляуша заявила о своём намерении учиться дальше, родители призадумались.
– Мы ведь не сможем помогать тебе, – сказал отец.
– Мне и стипендии хватит, – с готовностью ответила неунывающая Миляуша. – А летом я буду приезжать к вам работать.
Девушку отпустили учиться в институте. Колхоз материально помогал студентке – ей ведь полагались трудодни за работу во время каникул. И всё же на первых порах положение у неё было отчаянно трудное, – даже сейчас, когда рассказывает об этом, глаза у неё темнеют, а губы вздрагивают. Но постепенно всё наладилось. Испытания закалили её. Училась она яростно, не жалея бессонных ночей, особенно тяготела к математике и физике. Кроме того, у неё обнаружились педагогические способности: у себя дома она много занималась с младшими сестрёнками, а потом приобрела кое-какие навыки в пионерском лагере.
Школу, в которой сейчас преподаёт Миляуша, нельзя назвать ни сельской, ни городской. Это что-то среднее. Прошло всего несколько лет, как большое село Зелёный Берег стало районным центром, одновременно ему присвоили название города. Но настоящий город растёт в пятидесяти-шестидесяти километрах от Зелёного Берега, там, где строится большой химический комбинат. Школа помещается в новом каменном двухэтажном здании; в классах хватает простора и света. Большинство теперешних учеников – приезжие из колхозов. Для них оборудовано хорошее общежитие.
* * *
Их дружбе положила начало директор школы Бибинур-апа. Она вызвала Миляушу в школу, сказала:
– Вот Гаухар Маулиханова назначена к нам в школу. Перед началом занятий, пожалуйста, познакомь Гаухар с нашей школой, с преподавателями. Если же найдёшь время, поводи её и по городу.
Миляуша девушка одинокая, ничем пока не связана, она любопытна к людям, а тут приехала из Казани новенькая учительница – как же не выполнить поручение Бибинур-апа…
И Миляуша день за днём с увлечением выполняет свои обязанности.
Вот они проходят мимо спортплощадки. Миляуше до всего есть дело, она крикнула играющим баскетболистам:
– Эх, вы, недотёпы, да разве это игра!.. Ага, ничего, поймал… Вправо давай, вправо!..
Ухватившись руками за проволочную решётку, она наблюдала за игрой. Глаза у неё блестели, дыхание было частым.
Гаухар не могла без улыбки смотреть на неё. «Надо ж так увлекаться!» Она невольно залюбовалась живой, подвижной девушкой, принимающей всё близко к сердцу. «Вот так и следует принимать жизнь, – думала Гаухар. – Без лишних условностей и мудрствования. Вон как интересна и хороша жизнь для Миляуши».
Гаухар можно понять – она довольно натерпелась от тяжёлых житейских осложнений, но не во всём с ней согласишься. Упрощённое восприятие явлений жизни далеко не всегда правильно. Ведь чем больше знаний и опыта у человека, тем глубже, правильнее понимает он всё, что происходит вокруг него. Конечно, если на сердце сумятица, то и в мыслях нет порядка и ясности. И тут поневоле захочется простоты, непосредственности. Но ведь было же и у Гаухар такое счастливое время, когда она не боялась думать о жизни во всём её многообразии – и чувствовала себя легко, всё вокруг казалось светлым и лучезарным. А вот теперь белый свет будто затянут мутной пеленой, даже дышится тяжело. Вернутся ли былые золотые дни? Сможет ли она, как Миляуша, звонко, от души, смеяться или до конца дней своих будет носить в сердце тяжкий груз?
– Вы, Миляуша, наверно, всерьёз увлекаетесь спортом? – заметила Гаухар.
– Что вы, что вы! – запротестовала девушка. – Я не променяю математику ни на что другое. Спорт – это так, между делом.
Миляуша оторвалась от проволочной ограды, отряхнула платье. И они пошли дальше по улочкам Зелёного Берега. Желтеющие листья на деревьях и увядающая трава на обочинах – всё говорило о приближении осени. Но день выдался удивительно солнечный, тихий. Миляуша не уставала говорить:
– Уже две недели не выпадало ни капли дождя, на улицах, видите, пыль. Сегодня нет ещё ветра, пыль лежит себе на дороге, не поднимается в воздух… Вы слышите, Гаухар-апа, такой чудесный аромат? Это оттуда.
Она указала на большой ухоженный школьный сад. Яблони гнулись под тяжестью осенних плодов, распространявших медовый запах. На центральной аллее сада возвышается обелиск, посвящённый памяти героев, погибших в Великой Отечественной войне. Вокруг него яркие клумбы поздних цветов.
Миляуша пригласила Гаухар в сад. Они долго бродили по аллеям и тропинкам. Миляуша рассказала, что из числа жителей Зелёного Берега погибло в Отечественную войну более тысячи человек – самые молодые, самые крепкие. Теперь население Зелёного Берега значительно увеличилось, даже превысило довоенное число жителей. Простенький обелиск так и останется стоять в саду, но городские власти решили: будет сооружён настоящий памятник. Найден скульптор, готов проект. «Как-нибудь я поведу вас, Гаухар-апа, в музей краеведения, посмотрим проект памятника. На мой взгляд, очень интересно должно получиться», – не преминула сообщить доброжелательная Миляуша.
Гаухар слушала, соглашалась: «Да, музей местного края – это любопытно, непременно пойдём». Но свои нерадостные думы мешали ей сосредоточиться, думы об одном и том же, о прежнем, недавно пережитом…
* * *
Могла ли Гаухар предположить, что когда-нибудь вдруг очутится в незнакомом ей Зелёном Береге? Уйдя от Джагфара, она, конечно, и в мыслях не держала оставаться в Казани. Ей мнилось, что где-то в отдалении она легче перенесёт и скорее забудет своё горе. Посоветовавшись с Шарифом Гильмановичем, решила принять предложение Галимджана-абы поехать учительствовать в Зелёный Берег, где сестра Галимджана, Бибинур-апа, уже давно работала директором школы.
– Можно написать Бибинур, думаю, она не откажет устроить Гаухар в школу, – сама говорила мне, что работники им нужны. – Так рассуждала Рахима-апа, а Галимджан-абы слушал её и одобрительно кивал.
Гаухар было всё равно, только бы уехать отсюда. В ожидании ответного письма из Зелёного Берега она временно жила у Рахимы-апа. Джагфар не искал её. Догадывался ли он, где может находиться жена, Гаухар было неизвестно, да и не пыталась она думать об этом: не беспокоит Джагфар – и хорошо.
Вот и ответ пришёл из Зелёного Берега. Бибинур писала – пусть поскорее приезжает Гаухар, есть свободная вакансия в третьем классе.
На всякий случай Гаухар взяла в заочном институте академический отпуск на один год: мало ли что ждёт её на незнакомом месте, приживётся ли… А главное – сможет ли она сразу же сочетать новую работу с учёбой?
Поначалу Гаухар намеревалась остановиться в гостинице, пока не подыщет себе подходящее жильё. Но ещё в Казани Рахима и Галимджан настойчиво советовали не делать этого: Бибинур обидится, она сочтёт своим непременным долгом принять Гаухар как гостью. Всё же Гаухар решила было не беспокоить незнакомого человека. Но едва она сошла с парохода на пристань, её встретили Бибинур-апа с дочерью Гульназ. Они запретили ей и думать о гостинице:
– Да и какая у нас в Зелёном Береге гостиница – только одно название. Пойдёмте к нам, места в доме хватит.
Бибинур-апа вдовая женщина лет сорока пяти. Совершенно седые волосы она заплетает в косу, укладывает её узлом на затылке; лицо у неё смуглое, глаза карие, ещё с огоньком, а когда улыбается, то во рту поблёскивают золотые зубы. Внешне она мало похожа на Галимджана, но приветливости, сочувственного отношения к людям у неё не меньше, чем у брата. Гаухар, увидев её впервые, расположилась к ней, словно к родному человеку. Дочка её Гульназ, как выяснилось, перешедшая по весне в восьмой класс, тоненькая, застенчивая девочка с двумя косичками, смущённо вручила Гаухар букет цветов.
Вот так Гаухар и оказалась на земле Зелёного Берега.
Помнится, на казанской пристани Галимджан-абы, провожая её в дорогу, говорил:
– Не знаю, как там получится у тебя с работой, я не учитель, – скажу только одно: Зелёный Берег омывает красивая, прозрачная река… Ты всегда любила Волгу, а там Кама. Кама – младшая сестра Волги.
Гаухар печально улыбнулась в ответ. О реке ли ей думать сейчас? Какой бы прозрачной и холодной ни была вода в Каме, Гаухар не сможет ни смыть, ни охладить горя на сердце. Ничего не поделаешь, надо терпеть. Легко сказать – терпеть. Всю тяжесть своего положения она сумела полностью осознать только в ту минуту, когда с палубы парохода последним взглядом попрощалась с родной Казанью.
И всё же какой-то внутренний голос подбадривал её: «Правильно сделала, что порвала с Джагфаром. У тебя не было другого выбора. Иначе потеряла бы всё – и независимость, и любимое дело, и собственное достоинство…» Правильно или не правильно – этого не узнаешь заранее. Время покажет.
* * *
Так думала Гаухар, рассеянно слушая говорливую Миляушу.
Обозревая городок, они уже миновали школьный сад и теперь шли по асфальтированной центральной улице, застроенной одноэтажными и двухэтажными, в значительной части деревянными домами. Потом они свернули к берегу Камы.
Река действительно хороша. Это, конечно, не Волга, нет той широты, мощи. Но зелёные берега очень живописны. Чуть колышась, прозрачная вода поблёскивает на солнце. Эти золотистые переливы приятны глазу и как бы успокаивают сердце Гаухар. А смех Миляуши доносится будто откуда-то издалека:
– Гаухар-апа, пожалуйста, не вздыхайте так глубоко! Скучаете по родным местам? Всё будет хорошо. Зелёный Берег излечит вас от тоски.
Ах, если бы этот городок и в самом деле обладал столь целебным свойством!.. Слабо улыбнувшись, Гаухар доверчиво взглянула на Миляушу.
Девушка, словно подбадривая, взяла её под руку.
– Даже вот столечко не сомневайтесь! Я, конечно, не знаю, не смею расспрашивать лишнего… Но уж поверьте – как только начнутся занятия, нахлынут на вас тысячи забот. Даже минутки не останется, чтобы грустить. Я, например, совсем не замечаю, как бегут дни. А вот попеть да посмеяться нахожу время. Я ведь иногда пою, даже решая задачки…
– Значит, у тебя на душе спокойно.
– Ой ли! Вот уж я не из спокойных! Просто не люблю хмуриться на жизнь. Зачем наводить на себя лишнюю тоску? Смотрите веселее, милая Гаухар-апа! Мрачные думы иссушают человека…
Миляуша вдруг запела песенку о некоей девушке, которая, оказавшись вдали от родной стороны, грустит о покинутом доме, о подружках. А грустить ей не следует, потому что молодость так хороша, жизнь всюду улыбается ей. Чистый, звонкий голос Миляуши далеко разливался по берегу Камы.
2
Гаухар старалась много не думать о начале занятий в новой для неё школе. Она ведь далеко не начинающая учительница и была почти уверена в том, что её не затронет обычное волнение, которое охватывает молодых педагогов в начале учебного года. Достаточно волновалась в своё время, хватит. Миляуша иногда говорила ей о каких-то особенностях школы в Зелёном Береге, которые обязывают преподавателей, что называется, всегда быть начеку. «Ну что за особенности? – думала Гаухар. – Школа как школа. Осмотрюсь, привыкну».
Она слишком занята сейчас личными переживаниями, мучительными раздумьями. Когда-то она придавала исключительно важное значение тому, как войти в первый день в класс, что для начала сказать ребятам, как скорее и ближе познакомиться с ними. Она заранее обдумывала каждое слово, каждый шаг. Теперь весь этот ритуал как-то утратил свою значительность. «Обойдётся, – думала она, – получится не хуже, чем получалось раньше. Справлялась же в Казани, почему же не справиться в Зелёном Береге?»
Рассуждая так, Гаухар всё же оставалась осмотрительной. Она не раз предварительно побывала в школе, познакомилась с расписанием, со школьными распорядками. Успела немного приглядеться и к городку: учителю необходимо знать местную жизнь. Но всё это делалось как-то механически, не вызывало былого трепета.
Это не ускользнуло от внимания новых её коллег. О Гаухар шептали: «Какая-то холодная душа у неё. Если она и к детям так относится…» Они хорошо знали и помнили прежнюю учительницу третьего класса – Лямигу, сожалели, что она ушла, и осуждали директора школы Бибинур-апа за то, что нашла такую странную преподавательницу вместо Лямиги. Другие добавляли: «Чего тут удивляться, – говорят, что новенькую рекомендовали родственники Бибинур. Не зря она поселила приезжую у себя в доме, другую не стала бы держать. Неужели плату берёт за комнату? Вот уж не думали, что Бибинур так охоча до денег. Сколько работает у нас, никогда, даже в трудные годы, не держала квартирантов».
Всего за два дня до начала занятий Гаухар словно очнулась от тяжёлого оцепенения. «Как же так? Что со мной?..» Помимо воли Гаухар все мысли её опять были заняты школой, работой. Она снова почувствовала себя учительницей. Часто говорила с Миляушой о её учениках, просматривала планы прежних своих уроков, советовалась с Бибинур-апа. Где-то в глубине души у неё возник образ совсем незнакомой ей Лямиги, о которой так много говорят в школе. Это, должно быть, высокого роста женщина, лицо строгое и внимательное, а глаза обжигающе блестят. Эти глаза откуда-то из дальнего угла пристально смотрят на Гаухар. Не выдержав, Гаухар даже оглядывается. Но глаза сейчас же гаснут, исчезают.
Вечером Гаухар старательно отгладила костюм, в котором через день должна появиться перед классом. Проверила наличие нужных учебников и методических разработок. Гульназ прямо-таки не отходила от неё, кажется, больше матери была рада гостье. Девочка много и охотно рассказывала о школе, о своём восьмом классе. Очень хвалила завуча, утверждала, что ребята любят его: «Он ни на кого не кричит».
Из этих рассказов Гаухар сделала для себя вывод: школьники всюду одинаковы – не любят, когда преподаватели без особой надобности повышают голос, раздражаются, несправедливо наказывают. Таков же, вероятно, и третий «А» класс, который предстоит вести Гаухар. Всё же очень хотелось знать, чем отличаются ребята этого класса от других. Наверно, им трудно будет забыть свою привычную Лямигу-апа. Как-то они встретят новенькую? Непременно будут сравнивать её с Лямигой…
В Казани она знала чем дышит её класс, угадывала затаённые желания учеников. Шариф Гильманович не раз хвалил её за чуткость, за умение подойти к ребятам, напоминал при этом: «К чему дети привыкнут в начальных классах, тех же привычек будут держаться и в последующем. Этого нельзя забывать». Бесспорно, Шариф Гильманович очень опытный учитель, его похвалами можно бы гордиться. А вдруг он опрометчиво судил о способностях Гаухар на основании не очень-то богатого её опыта? Возможно, ей просто повезло в Казани: в класс случайно попало много способных ребят, а остальные равнялись по ним… Вот и весь секрет её успехов.
В Зелёном Береге она принимает третий класс, в котором наверняка дадут себя знать воля, традиции, навыки прежней учительницы. Во всём ли хороши эти традиции? Надо ли целиком продолжать их, закреплять или же придётся что-то подвергнуть ломке? Как отнесутся ребята к возможным изменениям?.. Да что там забегать вперед! Прежде всего надо изучить и понять педагогические приёмы Лямиги. Сами ребята не смогут рассказать ей об этом. Значит, опять говори, советуйся, спрашивай у Миляуши, у Бибинур-апа, у других коллег. Лучше всего, если бы ей дали первый класс. Но она не осмеливалась просить об этом. Ей ведь предоставили свободное место, выбирать не приходится.
Вот какие раздумья, сомнения, догадки обступили Гаухар накануне первого дня занятий в новой школе. Сама того не замечая, она порой принималась даже рассуждать вслух.
Разумеется, она вспомнила свой класс. Завтра в него войдёт тоже новая учительница. Ей тоже будет нелегко. Как примут её ребята? Не будут ли скучать по своей Гаухар-апа? Не огорчатся ли, не осудят ли её за то, что она уехала?
Покидая казанскую школу, Гаухар неоднократно говорила и с Шарифом Гильмановичем, и с завучем о судьбе своего класса. Напоминала, что Шаукат и Дамир и сейчас нуждаются в особом внимании. Ключ к ним уже найден, только бы его не потерять. Поймёт ли новая учительница, как это важно?.. И тут же она не могла не подумать: «Вероятно, и Лямигу эти же мысли волнуют». Значит, она, Гаухар, не одинока в своих переживаниях.
Это простое и неожиданное открытие придало силы Гаухар и в какой-то мере успокоило её. Во второй половине ночи она всё же сумела заснуть.
Утром Гаухар примерила выглаженный костюм. Боже мой, до чего похудела! Придётся переставить пуговицы на жакете, а то хоть не надевай.
– Гульназ, дай, пожалуйста, иголочку с ниткой. Смотри, как я похудела.
Гульназ извлекла из оконной занавески иголку с продетой чёрной ниткой.
– Эта годится?
– Вполне.
Гаухар устроилась возле окна, принялась за работу. Добрых полдня прошло в различных мелких хлопотах. Она ещё раз посмотрела пособия, привезённые из Казани, прочитала и кое-где подправила свои прошлогодние записи. Не поленилась тщательно проверить портфель – всё ли уложила в него. Ведь если откроешь в классе портфель, то непременно должна извлечь что-нибудь, иначе приметливые ребята сразу сообразят: «Ага, забыла что-то взять из дома». И сделают вывод – им-то и сам бог велел забывать. Такова безжалостная логика детей.
К тому времени вернулась из школы Бибинур.
– Ух, кажется, всё готово… Каждый год вот так беспокоишься, нервничаешь. Нет, я никогда не научусь быть хладнокровной, как другие директора. Гульназ, ты напоишь меня чайком, доченька?
– Конечно, мама.
Гаухар нашла нужным пожаловаться Бибинур-апа:
– Я ужасно похудела. Вот пришлось перешить пуговицы.
– А ну-ка, примерь костюм. Покажись, в каком виде ты появишься в классе.
Гаухар вышла в соседнюю комнату, чтобы переодеться. Вскоре показалась в дверях. Скромно одета, но опрятно: чёрный костюм, белая кофточка, туфли тоже белые, на модных каблуках. Всё складно на ней, костюм хорошо облегает стройную фигуру.
Что касается Бибинур-апа, она всегда придавала значение внешнему виду преподавателей. Что ни говори, одежда в какой-то мере выдаёт духовный склад человека. Как может учительница, не умеющая сама путём одеваться, научить аккуратности своих воспитанников? Бибинур внимательно оглядела новую преподавательницу, облегчённо вздохнула. До неё уже дошли недоброжелательные разговоры некоторых коллег о Гаухар. Правда, в душе она верила рекомендациям Галимджана и Рахимы, эти вполне достойные люди не похвалили бы какую-нибудь неряху, но всё же свой глаз вернее. С внутренним удовлетворением Бибинур сказала:
– Мне нравится.
– Теперь многие сошьют такие же костюмы, это ведь казанская модель, – не преминула заявить вышедшая из кухни Гульназ. – Мама, чай готов.
– Спасибо, доченька. Накрывай на стол. А о модах мы с тобой найдём время потолковать. – Сдерживая улыбку, она оглядела девочку. – Годика через два-три потолкуем.
Напились чаю. Воспользовавшись тем, что Гульназ отлучилась из дома, Бибинур-апа повела с Гаухар деликатный разговор: довольна ли она была своей работой в Казани, как было поставлено преподавание в тамошней школе? По сути дела, это было нечто вроде проверки готовности Гаухар к работе, хотя и несколько в общей форме, но всё же обижаться не следует, – ведь Бибинур-апа, должно быть, давая возможность Гаухар оглядеться, впервые начала такой разговор. Гаухар спокойно и с хорошим знанием дела отвечала на все вопросы. Бибинур-апа слушала, одобрительно кивала: «Так, так». А в заключение сказала: «Пожалуй, и Лямига осталась бы довольна тобой».
На следующее утро, ровно в девять часов, Бибинур-апа открыла дверь третьего «А» класса и, пропустив впереди себя Гаухар, вошла вслед за ней. На какую-то секунду Гаухар показалось, что она открывает дверь давно знакомого казанского класса. Даже ученики как будто те же… знакомые, да не совсем. Они напряжённо смотрят на новую учительницу, ждут её голоса, её первого слова. Пока ещё говорит Бибинур-апа. Поздравив школьников с началом учебного года, она представила им Гаухар.
– Ребята, вы, наверно, знаете – ваша прежняя учительница Лямига-апа по семейным обстоятельствам переехала в другой город. У вас теперь новая учительница – Гаухар Рашидовна, Гаухар-апа. Надеюсь, будете прилежно учиться, как и в прошлом году. И дисциплину будете соблюдать. – Она повернулась к Гаухар: – Прошу вас, Гаухар Рашидовна, приступайте к вашему первому уроку.
Бибинур-апа покинула класс. Установилась такая тишина, что слышен был малейшей шорох, когда кто-нибудь из ребят нечаянно двигался на месте.
Гаухар подошла к столу, положила классный журнал, портфель и приветливым звучным голосом произнесла первую фразу:
– Итак, дети, начнём урок.
Подумать только: дети! Перед детьми, может, и не стоило бы так волноваться, входя в класс. Но если бы Гаухар видела, как входила в класс, как здоровалась, как открывала портфель и просматривала классный журнал её предшественница Лямига, – это был своего рода ритуал, который могла безупречно выполнить только сама Лямига. Правда, Гаухар расспросила Бибинур-апа и об этих важных деталях, – в поведении учительницы важны для ребят и привычные мелочи. Но как ни были обстоятельны ответы Бибинур, они не могли заменить того, что хотела бы Гаухар увидеть собственными глазами.
Как и полагалось, для начала Гаухар сделала перекличку. Она называла фамилию – мальчик или девочка поднимались. Гаухар спокойно и внимательно приглядывалась к лицам учеников, стараясь запомнить их зрительно.
Ребята вели себя тихо, чинно. Ведь они ещё не знают Гаухар-апа. При прежней учительнице они наперебой рассказывали бы о том, что делали летом. И о сборе грибов и ягод, и об увиденных при этом птицах и зверьках… А сейчас молчат ребята. Все сосредоточенны, на лицах не мелькнёт ни одного светлого лучика, – вдруг учительница спросит о чём-то неизвестном им, а потом строго скажет: «Вы ничего не знаете, всё перезабыли! Небось всё лето голубей гоняли!»
Но Гаухар привычно понимала их настороженность. Она говорила непринуждённо и приветливо, в подходящую минуту не скупилась на улыбку. Сперва она задавала проверочные вопросы: «Вы проходили это?», «А знаете ли это?» Очевидно, Лямига умела закрепить в памяти учеников программный материал. В большинстве случаев класс дружно отвечал: «Проходили!» Правда, в первые минуты голоса их звучали не совсем уверенно, – должно быть, ребята ещё робели. Но вот они освоились, и всё пошло своим чередом. Если кто-нибудь из спрошенных мешкал с ответом, Гаухар помогала наводящей подсказкой. И дело опять налаживалось. Чувствовалось, что за лето ребята повторяли пройденный материал, иначе и подсказки не помогли бы.
После первой же перемены класс оживился, ребята легко втягивались в общий разговор, когда учительница обращалась ко всем, и если подвёртывалось что-либо забавное, слышался сдержанный смех.
Конечно, урок проходил бы ещё живее, если бы Гаухар узнавала учеников в лицо. Но пока что они были для неё просто «дети». Всё же к концу второго урока она хорошо запомнила одного мальчика по имени Акназар и девочку Зилю. Они сидели за одной партой и, наверно, были изрядными непоседами, то и дело вертелись на месте. Как и всякая учительница, Гаухар помнила и соблюдала непреложный закон: детям нельзя давать даже самые невинные прозвища. И всё-таки она подумала: Акназара следовало бы звать Караназаром[3], лицо у него было смуглое, а волосы иссиня-чёрные. Имя девочки звучало для Гаухар поэтически, к тому же оно очень редко встречается среди татар.
В очередную перемену Гаухар не пошла в учительскую, осталась с окружившими её девочками, – мальчики, конечно, уже успели выскочить в коридор.
– Вы петь умеете? – спросила Гаухар.
Выяснилось, что большинство поют: одни – только для себя, другие – вместе с подружками.
– Отлично! Попробуем петь хором. Я начну, а вы подхватывайте. Договорились?
Послышалось дружное:
– Договорились!
Гаухар запела распространённую в этих краях ребячью песенку. Она ещё вчера узнала об этой песне от Гульназ, запомнила слова и мотив. Голос у Гаухар был не сильный, но слух верный. Сперва девочки молчали, переглядывались. Но вот подтянула одна, другая, и когда Гаухар взмахнула руками, подхватили все. Точно звон ручейка, выделялся голос Зили.
В коридоре, должно быть, услышали пение. Мальчики один за другим возвращались в класс, становились полукругом позади девочек. Гаухар жестами приглашала их поддержать песню. Но они только улыбались, подталкивая друг друга. Но двое-трое всё же присоединились к пению.
