Зинаида Венгерова
Джорж Мередит
Природная склонность Мередита к теоретическому анализу живой действительности выразилась прежде всего в особенностях его стиля, наиболее отделяющего Мередита от всех других романистов Англии. Из тех немногих фактов, которые известны из жизни Мередита, мы видим, что его пребывание в Германии в юности повело за собой увлечение Ж.-П. Рихтером, в особенности его запутанным, доходящим до намеренной виртуозности, стилем. Подобный стиль, несколько искусственный, но в высшей степени удобный для выяснения оттенков интеллектуальных процессов, нашел в Мередите ревностного поклонника. Ободренный примером Ж.-П. Рихтера, а также Карлейля, с его пристрастием к афоризмам и к оригинальным сочетаниям слов, Мередит усвоил себе с первых же своих произведений совершенно особый язык, составляющий характерную особенность его творчества. Это прежде всего язык юмориста, выражающего свое понимание жизни, свое представление о людях – в сжатых часто до непонятности определениях людей и поступков. По своей манере переполнять фабулу романа то шутливыми, то совершенно отвлеченными философствованиями по поводу описываемых событий, Мередит ближе всего напоминает Лоренца Стерна. Подобно автору «Тристана Шенди», Мередит хочет проследить в каждом из отдельных героев своих романов характерные национальные черты своих соотечественников и показать фундамент, на котором основано мерное и неуклонное течение английской жизни; для этого он беспрестанно переходит от частных случаев к общим выводам и закрепляет в афоризмах и отступлениях свои наблюдения над национальным характером. Чтобы придать своим характеристикам английской жизни как можно больше полноты и разносторонности, Мередит не ограничивается авторскими отступлениями, а наделяет большинство из своих действующих лиц страстью к психологическим наблюдениям и к погоне за формулами, определяющими в нескольких словах сущность характера. Общая черта всех лиц, выводимых на сцену Мередитом – тонкий, наблюдательный ум, гораздо более занятый философией жизни, чем самой жизнью; в каждом из романов Мередита есть непременно какой-нибудь «наблюдатель» по профессии, стоящий вне происходящих событий, но живо ими интересующийся, или из праздного любопытства и общественных инстинктов, или под влиянием злорадства, руководящего неудачниками в жизни, или же по природной склонности наблюдать жизнь и иронизировать над ней. Эти философствующие наблюдатели – любимые фигуры Мередита; они принимают в его романах самые разнообразные оттенки, начиная от цинично пессимистического «философа средних лет» до благодушного остряка ирландца, рассматривающего мир и людей как неистощимый источник для невинных шутов и эпиграмм. В их уста Мередит влагает в значительной степени свои собственные взгляды на жизнь и, главным образом, на особенности английского склада ума со всеми его непоколебимыми принципами и предрассудками; но, излагая эти взгляды в блестящих афоризмах или в пространных рассуждениях о подробностях английского быта (английской промышленности, помещичьей жмени, политике и т. д. посвящено много очень интересных страниц), Мередит настолько приспособляет эти взгляды в жизненному опыту и национальному темпераменту наблюдателей и с таким заметным наслаждением занимается самой формой передаваемых рассуждений, что романы превращаются отчасти в турниры остроумия и глубокомыслия, в которых действующие лица соперничают друг с другом в меткости характеристик, способности схватывать внутренний смысл мимолетных явлений, обобщать и объяснять видимое и слышимое. Благодаря этому постоянному присутствию посторонних зрителей в романах Мередита, последние производят впечатление театральной залы в дни первых представлений: интерес сосредоточен главным образом на зрительной зале; в ней множество умных и остроумных людей; они комментируют каждое слово, произносимое на сцене, сыплют оригинальными сравнениями и сопоставлениями, подмечают все слабости и тонкости представляемой драмы и упражняются в психологическом и житейском анализе. Актеры заняты той же самокритикой и останавливают каждую минуту ход драмы, чтобы отдать себе отчет в основных побуждениях, руководящих ими. Само действие играет наименьшую роль в этом своеобразном театре, где зрители и актеры сливаются в общей погоне за «формулой души», за причиной причин, за основным элементом каждого отдельного характера, отражающего в свою очередь общий национальный тип. Стремление найти общую, всеобъемлющую формулу национального характера ведет к открытию множества частных истин, к раскрытию отдельных, незамеченных, но весьма характерных черт, видоизменяющих существующее представление об английском характере. Все эти наблюдения, анализы и общие рассуждения автора и выводимых им лиц отливаются в афоризмы, сопровождаемые длинными рассуждениями, еще более затемняющими их смысл. Так, напр., одна из Мередитовских специалистов по части глубокомысленных определений, лэди Монстюарт Дженкинсон, в романе «Эгоист», так определяет главную причину обаяния, оказываемого на целое графство героем романа, знатным лордом: «he has a leg» (т.-е. он умеет выступать), – говорить она, при чем эта фраза пространно комментируется, как доказательство символического значения походки, отражающей историческое прошлое целой нации и показывающей наследственное рыцарство знатного рода. В другом романе, фраза лондонского рабочего, сказанная вслед задевшему его джентльмену, служить основным текстом и припевом длинного рассуждения о психологии лондонского Сити. Количество афоризмов и пояснений их увеличивается еще в значительной степени от того, что в каждом романе Мередит приводит цитаты из какой-нибудь существующей лишь в его воображении книги: так, в «Эгоисте» весь роман построен на «Книге эгоизма», которую автор постоянно цитирует, называй каждый раз главу и страницу, из которой он берет то или другое изречение; в «Diana of the Crossways», ту же роль играют мемуары какой-то ирландской политической деятельницы; в «Ordeal of Richard Feverel» – книга жизненных правил, написанная отцом героя, и т. д.
