Юрий Торубаров
Западный поход

Глава 3

Погода совсем испортилась. Снег под вой ветра шел сплошной стеной, хоть разгребай его на лету лопатой. Дышалось тяжело. Снег забивал ноздри, слепил глаза. На усах и бороде быстро нарастали сосульки. Сквозь эту снежную пелену упрямо пробивался какой-то отряд, состоящий из двуконных возов с поклажей, кибиток и всадников. Все возы и кибитки, чтобы не потеряться в таком кошмаре, были привязаны друг за друга.

Первый всадник остановил коня. К нему подъехал другой и, делая рукавицами трубу, крикнул на ухо:

– Тя, Камбила, не докличешься.

Того, кого назвали Камбилой, быстро прячет ухо за высокий воротник. Теперь его очередь кричать:

– Че надоть, Игор?

– Надоть обоз взять в кольцо! – что есть силы кричит Егор. – А то могем растеряться!

– Я понял! Давай! – ответил тот.

Они долго возились, чтобы это сделать. Потом стали считать людей, лошадей, возы, повозки. К счастью, никто не потерялся.

Бабы с детьми попрятались по кибиткам, а мужики, накормив лошадей, укладывали их на снег и сами прятались рядом с ними. Егор и Камбила вызвались нести охрану. Всякое может быть. Зверья тут разного полно. А у них в санях – связанные овцы, козы. В мешках, чтобы не визжали, свиньи. В клетках, закрытых холстом, куры да гуси. Собаки – и те привязаны, чтобы ветер не унес. Да и люди, чтоб не сбежали. В такой стихии дорогу назад не найдешь. Кое-кто уговаривал хозяина не брать с собой это богатство, мол, в Московии этого добра хватает. Он же заявил:

– Я его с родной земли привез и не брошу!

Спорить с боярином никто не решился. Егор же его поддержал. Однако на такую погоду никто не рассчитывал.

Завывание бури было переливчатым. Оно напоминало то вой волчьей стаи, то разгневанного медведя. Просто шабаш нечистой силы. Ночь пролетела незаметно, вся в работе. Приходилось откапывать людей, скот… Даже не верилось, что такое может случиться. С наступлением дня буря, точно вспомнив, что ее ждут в другом месте, умчалась, как и пришла, в один миг. Но оставила после себя мороз. Вначале легкий, даже приятный. По мере того как светало, мороз быстро набирал силу. Люди Камбилы принялись раскапывать засыпанный обоз, поднимать лошадей. Когда все было сделано, Камбила приказал зарезать свинью и отправил нескольких мужиков в ближайший лес за дровами.

Вскоре изумительный запах наполнил всю окружающую местность. Прибежала какая-то собачонка. Грозно полаяв, она, точно готовясь к нападению на чужаков, поскребла лапами снег и… вдруг жалобно заскулила, выпрашивая кусочек мяса. Получив его, быстро расправилась с ним, тявкнула благодарно и, весело барахтаясь в снегу, взяла направление к месту своего обитания. Ее появление обрадовало всех: значит, где-то недалеко чье-то жилье. Они спасены. А то было растерялись: куда же путь держать? Вокруг все побелело, ничего не разберешь.

Камбила подозвал Ютона и приказал ему проследить за собачонкой. А пока тот выслеживал, Камбила и Егор решили попробовать, как пойдет обоз при таком снеге. Оказалось, что даже о двуконь тащить такие сани очень тяжело. Что делать? Егору что-то пришло на ум.

– Дай-ка топор! – произнес он.

Получив орудие, он молча направился к лесу. Вернулся весь в поту, таща за собой два ствола, обрубленных от сучьев. Мужики недоуменно поглядывали на него. Он работал споро. Расчистив площадку, разрубил стволы пополам. А затем эти половинки расщепил. Долбилом сделал на них углубления. Вырубив колышки, забил ими эти углубления так, что остались торчать только их концы. На них он насадил другую половинку дерева. Эти щиты соединил одной стороной, другую развел, укрепив поперечиной. Получилось нечто вроде носа лодки, только без днища. Там он с двух сторон пробил отверстия и пропустил крепкую волосяную веревку. Привязав к ней постромки, погнал лошадей. О чудо! Они легко разгребали снег. По их следу возы пошли гораздо легче. Теперь нужно было узнать, куда ехать. Пурга все обрядила снегом, сделав местность однообразной.

К этому времени вернулся Ютон. С необычно вытаращенными глазами он торопливо, взволнованно стал рассказывать о таинственном месте, где пропала собачонка. Егор с Камбилой решили сами убедиться, что это за загадочное место. Идти по следам Ютона было легко. Пройдя по просеке, они оказались на поляне. Никакой деревни и в помине не было. Камбила тяжело вздохнул и жалобно посмотрел на Егора. Глаза у того были прищурены, как у охотника, готовящегося пустить стрелу.

– Постой-ка, постой-ка, – проговорил Егор, упершись ладонью в грудь Камбилы.

И потом неожиданно воскликнул:

– Естить!

– Че-че? – удивленно спросил Камбила.

Но тот вместо ответа показал рукой:

– Смотри!

Камбила пригляделся, и у него шапка поднялась на голове. Из-под снега столбом поднимался … прозрачный дымок.

– Естить! – повторил Егор и потащил Камбилу за собой.

Когда они подошли, то увидели в снегу прожженное отверстие. Снег был настолько глубок, что занес даже трубу.

– Ей! Ей! – крикнул в нее Егор, согнувшись в три погибели.

И оттуда ответили:

– Четь надоть?

У Камбилы округлились глаза.

– Вылазь, хозяин, слово хочу молвить! – прокричал Егор.

– Щас, – прогудело изнутри, как удар барабана.

Это «щас» длилось довольно долго, прежде чем кромку снега пробила чья-то голова в мохнатой шапке со снежным конусом на ней. За головой появилась рука с толстыми корявыми пальцами.

– А ну, пособь, – проговорила шапка.

Егор помог хозяину подняться. Каково же было их удивление, когда они узнали в нем охотника, которого поранил медведь. После первых слов удивления Камбила спросил:

– Так и живете?

На что шапка удивленно ответила:

– А че?

Егор пояснил, что на Руси таких деревень много. Избы они зарывают почти все в землю. Так теплее, но главное, не так заметны. Татары заставили, уж какой век грабят. А зима для них – самое подходящее время.

Когда мужик пришел в их стойбище, огляделся, то оказалось, что в этой мгле обоз сбился с пути и… повернул в обратную сторону. Он вывел их на правильную дорогу и проводил несколько верст. Расставаясь, Камбила и Егор поинтересовались, как жив его товарищ. На что мужик пожал плечами, мол, не знаю. Потом добавил:

– А че с ным станитса?

Отблагодарив серебряной монетой за подсказку, пришельцы, направились своей дорогой, но их остановил крик мужика:

– Эй! – И он махнул им рукой.

Тем пришлось остановиться.

– Дать, забыл было, – проговорил он, когда подошел и рассказал об отряде, который им попался навстречу.

За то, что он направил отряд совсем в другую сторону, Камбила наградил его пригоршней серебра. Поблагодарив его еще раз, они тронулись в путь, рассуждая меж собой, кто бы это мог быть. Камбила даже заявил, что искать их в этой стороне никто не мог. Они же выезжали на запад. Но Егор возразил:

– Не щитай Федьку за дурака, – проговорил он, – он жить знаить, че тебе тама делать неча!

Камбила оценивающе глянул на друга. На что Егор сказал:

– Дай-ка мне пару десятков воев, я их постерегу.

– И я с тобой, – заявил Камбила.

Егор покачал головой:

– Нетушки, а кто обоз поведеть?

Камбила вынужден был согласиться.

Отъехав несколько верст, Камбила стал часто оглядываться назад. Наконец не выдержал и остановился. К нему подъехал пожилой прусс.

– Что, хозяин, никак хочешь вернуца?

– Ты прав. – Камбила положил ему руку на плечо. – Веди дальше, а я… – И он махнул рукой в обратную сторону.

– Я тя понял, – усмехнулся прусс, – на выручку.

Камбила не ответил и хлестнул коня.

Егор был прав, говоря, что Федор не был дураком. О скрытном отъезде боярина Гланда Камбилы он узнал только через несколько дней. И только благодаря купчине Григорию Ляпе. Тот пришел к посаднику с тайным намерением хвастнуть своим новым приобретением. Как же! Он будет теперь жить в хоромах боярина Гланда Камбилы. И еще была просьба – разрешить ему открыть лавку на территории детинца. Настроение у городского главы было приподнятое. Московский князь Иван покинул Новгород, отказавшись помогать новгородцам в битве со шведами. Но глава времени не терял и послал гонца в Псков. Те дали добро, но просили направить к ним верного посаднику человека. Они хотят поставить ряд условий. В общем, ответ соседей главу удовлетворял. Он даже радовался, что вместе с псковичами утрет нос зажравшимся московитам, заранее надеясь на победу. Послать же на переговоры решил боярина Осипа Захаровича. Хоть и бывает он иногда упертым, но мужик с головой. Лишнего не отдаст. Да и спорщик неплохой.

Под это радостное настроение Ляпа сразу получил «добро». И как было тут не попросить посадника, чтобы тот осмотрел новое приобретение купца? Приглашая Федора на смотрины, купец весь сиял. Еще бы! Теперь он не хуже любого боярина. А может, и… лучше. Не всяк мог купить эти хоромы. Прусс запросил изрядную сумму. А купец торговаться не стал. А вдруг кто перебьет? Подъезжая к новому Ляпову жилью, Федор закрутил головой. Место было знакомо. Неужели… Когда подъехали к воротам, Федор совсем уверился в том, что это жилье Камбилы. Но для чего-то спросил:

– Уж не у прусса ли приобрел? – И как-то странно посмотрел на Григория.

Но тот не обратил на это никакого внимания и торжественно произнес:

– У боярина Гланда Камбилы.

Посадник чуть не вывалился из повозки. Потом рявкнул:

– А где этот чертов Камбила?

От такого тона купец подался назад:

– Так он… того… уехал, – залепетал тот.

– Как «уехал»? – подскочил Федор.

Купец пожал плечами.

– Давно?

– Дня три, четыре.

– Назад вертай! – вновь заорал Федор, на этот раз кучеру.

Подъехав к себе, он выпрыгнул из кибитки и, прежде чем захлопнуть дверцу, бросил:

– Нету тебе здеся никакой лавки. – Плюнул и торопливо открыл дверцу.

Поднявшись к себе, Федор сбросил в сердцах свой тулупчик на стол и заходил по комнате, приводя мысли в порядок. Первое, что пришло ему в голову, это снарядить погоню. Он был уверен, что с ним уехал и Егор. Он вызвал к себе Андрюшку, которому приказал готовить дружину в погоню за Камбилой и Егором. Федор сразу угадал, куда могли направиться эти двое. Хотя ему потом сказали, выезжали они через западные ворота.

– Сбить с толку! – решил посадник, еще больше уверовав в то, что они бежали на восток.

Правда, на всякий случай послал он небольшой отряд и на запад. Но те вскоре воротились ни с чем, никаких следов они обнаружить не смогли. Федор потирал руки:

– Нет, Андрюха их разыщет. Они еще ответят у меня за все!

Глава 4

На несколько дней в Москве прекратилась вся внешняя жизнь. Невиданный снежный буран, принесенный западным ветром, буйствовал над столицей. Он был настолько силен, что вырывал из рук людей охапки сена, которые те пытались донести до своих животных. Люди боялись отойти на несколько шагов от жилья: не дай бог, еще унесет. Ветер валил с ног, забивал глаза, невозможно было сделать и несколько шагов. И под каждой крышей стала рождаться страшная мысль: конец света.

Не знали, что делать, и в хоромах великого князя. Долго терпел Симеон Иоанович, ожидая окончания невиданного досель природного буйства. Но не вытерпел и стал собираться, чтобы сходить за митрополитом, и уже в церкви вместе с ним просить Всевышнего о пощаде. Снаряжался он основательно. Надел из мягкой телячьей кожи штаны, спрятав под ними мягкие катанки. Поверх рубахи – суконник. А на него – шубу задом наперед, чтобы грудь не застудить. На голову надел шапку и повязал ее у горла. Лицо обмотал сюрагой, оставив только щелки для глаз. Не забыл собачьи рукавицы на веревке. Когда появился у митрополичьей обители, всех до ужаса напугал. Это был живой снежный ком. И только княжеский голос привел чернецов в чувство.

Феогноста застал в его домашней молельне. Узнав князя по голосу, митрополит поднялся с колен и подошел к нему. Тот успел снять шапку и развязать сюрагу. По лицу митрополита было понятно, что тот весьма доволен приходом великого князя. Он понял, зачем тот пожаловал, но все же спросил:

– Уж не в Успение ли Богородицы хош меня позвать?

– Туды, владыка, туды! – И кивком головы подтвердил свои слова.

Митрополит посмотрел на окно: за ним была сплошная чернота. Он какое-то время был в раздумье, потом сказал черницу, выглядывавшему из-за спины великого князя:

– Неси одежонку в опочивальню.

Митрополит собирался долго. В его одевании принимал участие сам князь. При виде такой заботы по сердцу владыки разливалась благодать. Чернецы их проводили до храма.

На крылец они вышли с молитвой.

– Ослаби, остави, прости, Боже, прегрешения наша, вольная и невольная… – Вой ветра и снег, забивающий рот, заставил их замолчать.

Войдя в храм, они были ошеломлены: он был забит народом. Стоя на коленях, все самозабвенно молились. Молитва усилилась, когда люди увидели митрополита и великого князя, которые тотчас присоединились к молящимся. Молитва была долгой, сосредоточенной. Когда выщли на улицу, им показалось, что ветер несколько поутих. Один чернец вызвался проводить князя. Он попрощался с митрополитом, прижавшись щекой к его щеке. Молились они не зря. На следующий день ветер начал стихать. А после обеда вся Москва, вооружившись лопатами, расчищала проходы.

Когда жизнь потихоньку вошла в свою колею, Симеон велел пригласить к себе Дементия Давыдова и Юрия Воробьева. И те узнали от князя, что он хочет послать их с письмом к константинопольскому патриарху.

– Я давно думал, кого послать, и выбрал вас.

При этих словах князя они благодарно склонили головы. Симеон не стал скрывать от них, что прописано в послании, и пояснил, что митрополит отказал его венчать, объясняя это тем, что раз он неразведенный, то вторично венчать нельзя. А разводить не хочет, говоря:

– Бог терпел и нам велел. А я ее видеть не могу, – проговорил князь таким голосом, что его нельзя было не пожалеть, – это змея, а не человек. У ней и тело змеиное: холодное, шершавое.

Говоря эти слова, князь смотрел куда-то в сторону, не видя, как его приглашенные изменились в лицах. Слышать такое от великого князя… От этих слов им стало не по себе. Но и уйти не могли.

– Ну… – Князь повернулся к ним. По его взгляду можно было понять, как бушует в его груди неугасаемая боль. – Я надеюсь, что вы сможете уговорить патриарха. – Теперь в его голосе звучали нотки надежды.

Дементий был побойчей. Он поднял голову:

– Мы, великий князь, постараемся. Но… – Он замялся.

Князь впервые улыбнулся:

– Вы все получите!

Симеон понял, что Давыдов хотел намекнуть на подарки.

Когда этот вопрос был утрясен, встал второй: добираться туда – дело долгое. Князь подошел к окну. Окно более чем наполовину было занесено снегом, отчего в светлице было темно, и Симеон приказал зажечь свечи.

– Да, долго придется ждать, – проговорил Симеон.

– Чего, великий князь, ждать? – не поняли присутствующие.

– Ждать? – Он повернулся к ним. – Когда наладятся дороги и вернется князь Пожарский.

– Он тоже с нами? – Те переглянулись меж собой.

– С вами, – пояснил Симеон, – но только как провожатый. Он знает быструю дорогу.

Те опять украдкой посмотрели друг на друга. Их можно было понять. Они были удивлены тем, что князь Пожарский будет сопровождающим. Перед уходом князь им сказал:

– Мне нежелательно осложнять отношения с митрополитом. Я на него зла не имею. В какой-то мере он прав. Он подчинен своим канонам. Хотя, побывай он в моей шкуре… – Князь не закончил, перейдя к другому. – Поэтому раньше времени не хочу, чтобы он на меня стал сердиться, узнав о вашей поездке.

– Мы поняли, великий князь, – в один голос заявили те, – об этом не будут знать даже наши жены.

– Вот и хорошо, – сказал князь на прощание и пожал им руки.

Выйдя от князя и идя переходом, они столкнулись с женщиной странного вида. Худая, глаза смотрят исподлобья, губы узкие. Дементий толкнул локтем Воробьева и, быстро склонившись, прошептал ему на ухо:

– Она!

Тот даже оглянулся, когда вышли на крылец. Воробьев еще раз оглянулся и тихо произнес:

– Сущая змея! Терь понятно желание князя!

Князь, оставшись один, улыбнулся. Потом, глянув на икону, крестясь, произнес:

– Прости, Господи, душу мою грешную… не оставляй меня, помоги! Слава те, Господи!

Подумав, чем бы заняться, он услышал чьи-то тяжелые шаги: «Неуж Василий? Никак что стряслось». Князь не ошибся. На пороге появился боярин Кочева. Шуба распахнута, по лицу ручьями бежит пот.

– Дозволь, князь! – сказал он.

– Входи! Входи, боярин. Да шубу сымай. Эй! – крикнул он.

В дверях появился молодой парень.

– Помоги боярину раздеться!

Задрав полу кафтана, боярин достал лоскут ткани и принялся вытирать им лицо.

– Ну, снега! – проговорил он. – Наделает он весной делов! Фу, – отдышался он и сел в кресло.

Князь опустился напротив и спросил:

– Никак что случилось?

– Случилось. – Боярин опять стал обтирать лицо и сказал: – Помер Миняй.

– Миняй помер? – переспросил князь.

– Да, князь. А послужил он Московии немало, – вздохнув, повторил: – Немало! – пряча тряпицу, проговорил: – Не мала и его заслуга, че на Руси тишина. Ой, как ен старался!

Князь быстро поднялся, обошел стол и, подойдя к боярину, оперся о спинку и поручень кресла.

– Знаю я, Василий, знаю. Если можешь, пошли со мной к боярыне. Чай, она убивается.

Боярин крякнул и поднялся.

– Пошли князь, пошли.

На этот раз Симеон никого не позвал, а сам помог боярину надеть шубу.

Двор Миняя был далековато от княжеских хором. Поэтому, выйдя на улицу, князь спросил:

– Пойдем аль поедем?

– Пойдем, князь, пойдем. Глянь, какая погодушка-то.

Небо было чистое, отливало голубизной. Сияло солнце. Правда, не грело. Морозец шутливо хватал за щеки. На дороге было много людей. Встретились и дружинники. Ими командовал молодой воевода Иван Акинфович, младший брат Федора.

Двор Миняя был занесен снегом. К крыльцу вела протоптанная тропинка. Дойдя до середины, князь остановился, обходя хозяйство Миняя. Оно было весьма неказисто. Дом перекошен от времени. От некоторых построек остались только стены. Князь поморщился, но ничего не сказал. Когда вошли в дом, какой-то монах проводил их в светлицу, где стоял гроб с телом покойного. Было тихо. Вокруг сидели бабы. Но стоило им увидеть вошедших, как они заголосили надрывно: «Да на кого ты оставляешь нас, да как мы тя любили, да как нам без тя…» Князь подошел к изголовью, преклонил колено, перекрестился и поцеловал покойника в лоб. Поднявшись, он отступил на несколько шагов и осмотрел бегло светлицу. Стены давно не белены, окна перекошены.

Когда они прошли за ворота, князь остановился и оглядел двор:

– Бедновато! – произнес князь. – Деньгу, наверное, в кубышку прятал.

Сказав, посмотрел на Кочеву. И… не узнал его. Таким осуждающим взглядом тот смотрел на князя, что хоть сквозь землю провалиться.

– Ты че, боярин? Я знаю, отец ему хорошо платил.

– Хорошо платил, – грубо ответил, даже дерзко, боярин, – а знаешь ли ты, князь, куды он пускал эту деньгу?

Князь даже оторопел:

– Куды?

– А туды! Ты прости меня, великий князь. Но знай. Свои деньги, да светлая ему память, он отдавал… Орде!

– Орде?

– Орде! – с вызовом повторил боярин. – Спасая этим Московию от бед.

– Это как? – спросил князь не без удивления.

– А так! Стоило какому-нибудь обиженному мурзишке шепнуть что-то на ухо хану, того и гляди, войско пошлет.

– Но Калита-то давал.

– Давал, давал… Но… уж больно Орда ненасытна.

– И он… свои… Почему?

– Да потому, князь, че он любил свою землю, любил свойво князя!

– Ведь вот какой человек. А ты живешь рядом, а не видишь.

– А потому, князь, что он русский. А мы, русские, все такие!

Князь посмотрел на Кочеву и, опустив голову, пошел дальше.

Повстречав Ивана Акинфовича, он подозвал его и попросил:

– Пошли самого шустрого за Борькой Семеновым, пущай бежит ко мне!

Борис Семенов, сборщик податей и казначей, примчался к князю в одной овчинной безрукавке, в летнем колпаке на голове. Видать, так торопился, что схватил то, что попало под руку.

– Слушаю, великий князь! – переведя дыхание, промолвил он, наклоняясь в поклоне.

– Выдай Миняевой боярыне триста рублев.

– Триста?! – Борис в ужасе отступил с дороги и провалился по пояс в снег.

– Да, триста! – громко, ясно произнес князь и пошел вперед.

Семенов взглянул на боярина. Кочева радостно подмигнул ему и шепнул:

– Я же дам еще пятьдесят! Ступай! – и толкнул его в плечо.

Придя к себе, князь долго не мог успокоиться. «Оказывается, какие есть люди! Да-а… Вот такой, пожалуй, и Пожар… Снаряжу-ка я к нему посланца», – решил Симеон.

Добраться до Пожар при такой дороге, вернее, ее отсутствии, посланцу потребовалось более десяти дней. Не давая посланцу отдыха, через пару часов небольшой отряд, человек семь, во главе с Пожарским мчался во Владимир, чтоб через него держать путь на Москву.

Когда Пожарский появился перед великим князем, тот не скрыл своего удивления:

– Уже… – только и мог он произнести, по-товарищески обнимая Андрея Федоровича.

– Слушаю тебя, вели…

– Ну-у! – развел руками Симеон.

Пожарский виновато улыбнулся:

– Поотвык, – произнес он и повторил: – Слушаю тебя, князь!

Тот все ему рассказал.

– Симеон. – Андрей назвал его по имени, чем вызвал добрую улыбку на лице великого князя. – Я пойду Доном, на чайках. Для этого надо, чтобы прошел лед.

– Ты думаешь, так быстрей? – склонив голову, спросил князь Симеон.

– Не думаю. Знаю! – ответил уверенно Андрей.

– Понятно! – Симеон прищурил глаза, глядя в пол. – Ждем весны! – поднял он голову.

– Приходится, – сожалея, произнес Пожарский, – зато надежно. Почти надежно! – поправился он.

Симеон вопросительно посмотрел на него.

– Все, князь, в руках Божьих. Это – дорога. Всяко может случиться, – проговорил Пожарский.

– Не дай Бог! – Симеон посмотрел на икону и осенил себя крестом.

Пожарский понял, что князь хочет приблизить этот срок. И он вполне его понимал, вспоминая, как хороша была Мария.

– Симеон, – заговорил Пожарский, – как только зажурчат ручьи, через десяток дней мы будем на месте и сразу начнем готовиться. Только…

Но Симеон не дал ему договорить, поняв, что тот хотел сказать:

– Они предупреждены мной, так что не беспокойся.

Провожая его до двери, на пороге Симеон придержал гостя за кафтан:

– Ты прости меня, Андрей, что я вырвал тебя из родного гнезда.

– Князь… – Пожарский приложил руку к сердцу. – Служение тебе, моей родной земле я считаю за счастье. И я рад, что повстречался с тобой. А за дело ты не беспокойся.

Симеон вдруг рассмеялся. Брови Пожарского поднялись.

– Да это я представил твою прелестную Дарьюшку, как она ругает меня.

– Князь… – Голос Пожарского серьезен. – Моя жена и я очень любим свою землю и рады, что можем служить тому, кто бережет и преумножает ее славу. Тебе, великий князь.

Князь еще раз обнял его.