Юрий Темирбулат-Самойлов
Мигранты. Писарчуки
– А вы что, вчера родились, Давид Георгиевич? – усмехнулась Зульфия. – Хотите, чтобы с вашей фамилией вышло интервью от большого, как вы страждете, человека, да полученное не дистанционно, а в непосредственном контакте – конвертик с купюрами в зубы, и на задних лапках к руководителю пресс-службы… может, где и повезёт.
– Как у вас в Ташкенте… привыкли все вопросы через продажных людей решать. Хороши ваши мусульманские обычаи! Даже жениться на вашей родине невозможно без взятки – калымом это, кажись, называется, а?
– Не надо оскорблять национальные обычаи других народов. Во-первых, такое понятие как калым, выплачиваемый родителям невесты, устарело. А во-вторых… у христианских народов традиционное приданое, в качестве которого, наоборот, от родителей невесты жениху нередко перепадало, да и перепадает в наши дни целое состояние – тоже взятка? То есть, без подачки уже и замуж не выйти? Ну, и в третьих, я родом не из Ташкента, а из Душанбе.
– Да хоть из кишлака имени Ходжи Насреддина6 с его ишаком, какая разница… вся Средняя Азия – сплошной рассадник взяточничества и кумовства. И сюда понаехали развращать людей своими азиатскими привычками… с конвертиками на каждом шагу.
– Но и такие как вы тоже понаехали, не слишком облагородив московскую среду.
– Что ты имеешь в виду?
– А то и имею. Вы, случайно, не помните, где-то в девяностых годах был брошен властями на произвол судьбы уникальный обезьяний питомник в Сухуми? Во всём мире говорили об этом.
– Как же такое забыть…
– Множество приматов разбежалось тогда кто куда, а отдельные особи,
говорят, аж до самой Москвы добрались.
– Ты на что, Гюльчатай немытая, намекаешь?.. – бледность начала покрывать затрясшееся от негодования лицо Дзтракая.
– Не намекаю, уважаемый Давид Георгиевич, а пересказываю, о чём люди судачат. Вот, значит, попали какие-то особи в Москву, да и осели здесь, даже умудрились на работу устроиться – в газеты там, ещё куда-то….
– Да ты сама больше на обезьяну похожа, мартышка бесхвостая!
– От орангутанга слышу! От краснозадого…
– Порву!!!
– Стоп, стоп, стоп! – хлопнул ладонью по столу морщившийся от растущей головной боли главред, осаживая литредактора, готового и вправду наброситься с кулаками на девушку, а неугомонный репортёр Шашечкин, рискуя заполучить очередной подзатыльник, подвёл свой итог спору представителей двух разных народов – абхазского и таджикского:
– Один-ноль в пользу Душанбе! Насчёт бесхвостых мартышек вопрос дискуссионный, а про красный зад у орангутанга – в самую точку.
И совсем худо почувствовал себя главный, проглатывая сразу несколько успокаивающих таблеток, как только открыл рот, чтобы высказаться, исполняющий обязанности ответственного секретаря Серафим Семёнович Жук, окончательно утвердить которого в этой должности он пока опасался:
– Чтобы любое издание, будь то газета, журнал или вообще альманах, раскупалось влёт и запойно читалось на фоне возрождения в народе стремления к здоровому образу жизни и массового интереса к спортивным достижениям любимых команд, отдельных спортсменов, надо хоть одну страницу полностью посвятить физкультуре и спорту – новостям, рассказам о знаменитых спортсменах, интервью с ними. Желательно ещё публиковать турнирные таблицы, прогнозы итогов чемпионатов и другую тому подобную популярную в массах информацию, в том числе об организуемых властями или энтузиастами-общественниками культурно-массовых оздоровительных мероприятиях. Поэтому лучше, я думаю, не страницу даже этой тематике уделить, а две или три…
– А почему не все двадцать четыре? Экая лафа была бы Серафиму Семёновичу! Скачал из интернета текущие новости или спёр путём промышленного шпионажа готовую вёрстку «Советского спорта», вбил в нашу газету и кури себе до следующего номера. Оставить Серафима Семёновича одного в штате, отдав ему весь фонд зарплаты, а остальных вытурить за ненадобностью… – схохмил, и тут же пригнулся под тяжёлым взглядом главного редактора и в преддверии неминуемой воспитательной экзекуции от директора по развитию и контролю самый результативный на сегодня в коллективе, но, увы, уже публично битый корреспондент-репортёр.
– Нет, ну… не только, конечно, спорт актуален нынче… – и. о. ответственного секретаря хотел ещё что-то сказать, но умолк, видимо ожидая
более серьёзных рабочих вопросов в соответствии с повесткой дня.
Вот тебе и социология… – с тоской вспомнил в тот момент первый свой разговор с Серафимом редактор, укоряя себя за малодушие и наивность, позволившие принять на ответственную работу «кадра социалистического воспитания» тридцатилетней выдержки на одном малозначимом месте. – Не сумела эта гуманитарная наука вылечить не на шутку заинтересовавшегося ею закоснелого мужичка. А Артамонов расхлёбывай… Впрочем, сам виноват… Да и без Серафима головной боли хоть отбавляй. Руководящее ядро редакции в целом, как он и опасался, и чему в меру сил сопротивлялся, тем ещё сборищем получилось, как на подбор из самых нежелательных с первого дня претендентов – спасибо огромное Никите Гапоненко и его команде, с беспрецедентным нахальством пользующимся своим не совсем праведным влиянием на умонастроения своего босса-учредителя. Даст это ядро прокашляться не только своему главреду, но и, очень даже вероятно, в будущем самому кормильцу Михал Михалычу, без сегодняшней, моральной хотя бы, поддержки которого трудновато будет совладать с этим наваждением.
Миша же, к резиденции которого подъезжал сейчас Артамонов, не переставал периодически удивлять не только своим безволием (в целом-то он был довольно крепким орешком, иначе как бы смог достичь таких высот в бизнесе… одно только его ежедневное сверхраннее вставание чего стоило – не позднее семи утра он, подобно типичному председателю крепкого колхоза советских времён или образцовому директору завода, всегда, как штык, был на рабочем месте), а и просто потрясающей непредсказуемостью. Настолько противоречивой, что не знаешь, чего ожидать в любую минуту, была эта личность – живой парадокс, а не типичный, хоть и более многих удачливый бизнесмен из «новых русских» нуворишей. И в ходе данной поездки тоже вряд ли стоит питать себя иллюзиями относительно полной адекватности спонсора. Однако, в связи со сложившимися обстоятельствами, ничего иного не остаётся, как пытаться до последнего использовать в пользу дела его пока
что неподдельное благорасположение к себе.
***
– Петрович, знакомься! – стремительно вскочив со своего ещё более роскошного, чем подаренное им для «особой крутизны» Артамонову, руководящего кресла и обнимая его как действительно лучшего друга, воскликнул Михаил Михайлович, как только гость, скромно переступив порог кабинета, остановился в нерешительности, соображая, к кому первому подойти пожать руку – по рангу и этикету к руководителю организации, на территории которой в данный момент находился и от которого номинально кормился, или же по-джентльменски и тонко-дипломатически к незнакомой ему до сего дня молодой женщине, томно развалившейся в кресле напротив письменного стола этого руководителя, который, как и немало других его собратьев, может сильно зависеть в своих решениях от настроения её и ей подобных. – Это сокровище зовут шикарным именем Диана. Ты только послушай, как звучит – Ди-а-на!.. По древней мифологии – богиня охоты. Чуешь?.. Так что, поберегись, брат-самец, тем более что будет она твоей правой рукой в руководстве газетой. Лучшего кадра для этой роли не найдёшь, это я тебе говорю! Ты же мне веришь? Ума у этого бесподобного создания ничуть не меньше чем красоты. А красоты не меньше чем ума! Круто сказано? Да ты сам оценишь её достоинства в процессе работы. Нет, ты только посмотри, что за прелесть!
Артамонов внутренне подобрался: ещё одна «ненавязчиво навязанная супер-кандидатура»… Намётанным взглядом профессионального разведчика в долю секунды определил «ценность кадра». И – не возрадовался: перед ним была типичная алчная, беспринципная самка, по глазам которой невозможно прочитать ничего, кроме того, что уж тебя-то, а вернее уровень твоего финансового благополучия она высчитала ещё быстрее, чем ты её хоть в чём-то. Действительно охотница – из тех, что щёлкают как семечки сердца «буратинок» вроде Мормышкина. За счёт чего именно она «щёлкнула» именно Мормышкина, пока, правда, трудно было догадаться, поскольку красотой явно не блещет, да и излишним интеллектом, видно, тоже не отягощена. А хватка вроде бульдожьей, да с примесью чего-то лисьего чувствуется прямо кожей на расстоянии. Бедный Миша… влип, похоже, накрепко, судя по тому восторженному обожанию, с каким глядел на неё, готовый по малейшему движению её брови броситься куда угодно, хоть в омут, или совершить такую глупость, за какую до этого любого другого мог
только презирать (что и подтвердится спустя всего несколько минут).
И что он в ней нашёл?.. – недоумевал Андрей Петрович. Вот уж, поистине, пути господни неисповедимы, а сердце влюблённого – из всех загадок самая загадочная. Самочка эта казалась малопривлекательной не только по классическим параметрам оценки мужчиной женских прелестей, но и было в ней что-то отталкивающее независимо от пола – пустой взгляд, неизвестно зачем демонстрируемое высокомерие, подчёркнуто пренебрежительная манера общения с незнакомым человеком… Даже не вдаваясь в подробности очертаний её лица с неким экзотическим косоглазием и не очень ровными, ослепительной белизны, однако, зубами (она была, скорее всего, происхождения южно-азиатского, с примесью в крови, наверное, некоторой доли североевропейского) и непропорциональной многими местами фигурки, можно было подумать, что либо Мормышкина околдовали какими-то таинственными способами, либо влюбился он в неё, допившись в какой-то момент до степени полного следования распространённой среди мужчин-пошляков шутке: «некрасивых женщин не бывает – бывает мало водки». Обидно за парня, но… он взрослый человек, сам себе хозяин, да тем более материально самостоятельный – имеет право тратить свои деньги как считает нужным.
– Значит, Петрович, договорились, изобретаешь Диане должность по рангу сразу вслед за твоей, то есть второй. Но в штатное расписание не включай, пиши только в выходных данных газеты. Это, ясное дело, чтобы не создавать лишних тёрок с Гапоненко и его командой. Ну, я имею в виду, что зарплату ей назначать официально не надо, надеюсь, ты понимаешь, о чём я… Конкретно все дела обсудим сегодня вечером в ресторане, куда мы с Дианой приглашаем тебя отужинать. Есть тут одно заведеньице, восточная кухня – пальчики оближешь! Надеюсь, уважишь?
Артамонова такой вариант устраивал мало – не хотелось терять слишком ценное перед выпуском первого номера газеты время. Сейчас утро, самое начало рабочего дня. На деловой разговор с Мишей нужен час, максимум два. И лучше бы сразу уехать. Но… надо, наверное, подчиниться, тем более что приходится иметь дело с человеком малопредсказуемым, да ещё и патологически влюблённым в сущую каракатицу, от которой тоже неизвестно, чего ждать – степень её влияния на Мишу может быть какой угодно с учётом того обстоятельства, что смогла же с такой никудышной внешностью и малоприятными манерами покорить сердце человека, которому с его деньгами доступны красавицы совсем других уровней.
– С удовольствием, Михал Михалыч! Давненько в присутствии такой очаровательной дамы не трапезничал. Да если ещё и кухня, как ты говоришь…
– Отлично! – преувеличенно радостно воскликнул Мормышкин. – С Дианой подробнее о работе и её частичной передислокацией в Москву поговорим, как условились, за ужином, а пока отпустим её и потолкуем немного о насущном, потом я займусь неотложными текущими делами, банковско-бухгалтерскими там, с городской администрацией кое-что разрулить, некоторые кадрово-воспитательные вопросы и так далее, а ты погуляешь по городу – у нас тут есть что посмотреть. К вечеру, часов в шесть контрольный созвон, и к семи собираемся в ресторане, столик я закажу по телефону, меня там хорошо знают. Дианочка, ты как, оставишь нас с Петровичем для кратенькой конфиденциальной беседы? Проедься, пока я тут тружусь с ним и потом с коллективом, по магазинам на новой тачке, в салон красоты наведайся…
– Если я правая рука Андрея Петровича, как ты говоришь, то какая у вас
от меня может быть конфиденциальность? Это раз… – Диана даже не пошевельнулась в кресле. – А на магазины и салоны красоты нужны не те жалкие гроши, которыми я располагаю в настоящий момент. Это – два. Про тачку я вообще молчу – единственное достоинство, что новая. Обещано-то было транспортное средство посерьёзнее…
– Дианочка…
– Ладно уж, покатаюсь пока на чём есть, а вот на какие шиши по
предложенному тобой маршруту ехать, не знаю.
– Но я же только вчера… и не шиши-гроши, прости меня…
– Вчера было вчера, а сегодня – это сегодня, – поднялась Диана с кресла и вихляющей походкой подошла вплотную к Михаилу Михайловичу. Не стесняясь Артамонова, как будто он был неодушевлённым предметом, чем-то вроде мебели, уселась, подзадрав почти до трусиков юбку, к Михаилу Михайловичу на колени, с претензией на грациозность изогнулась телом, интимно обвила его шею руками и, небрежно уклонившись от поцелуя, что-то напористо зашептала ему на ухо.
– Но… как я буду выглядеть?.. – кивнув в сторону Артамонова, из последних, видно, душевных сил пытался сопротивляться Михал Михалыч.
– Всё, я пошла!
– Стой… – Михал Михалыч чуть не плакал от отчаяния. Виновато-воровато поглядывая на Андрея Петровича, он наклонился к небольшому сейфу, встроенному в приставную к рабочему столу тумбу, отпер дверцу и дрожащей рукой вынул пару пачек стодолларовых купюр.
Диана презрительно фыркнула.
Михал Михалыч ещё более дрожащей второй рукой достал такую же, как две первых, пачку. Всего он держал сейчас ровно шесть обещанных Артамонову немалых, даже непозволительных с точки зрения некоторых его соратников вроде Никиты Гапоненко и Лидии Дармостуковой месячных окладов.
Диана молча забрала деньги из рук Мормышкина и, также ни слова не
говоря, ушла.
– Ты уж не обижайся, Петрович, – на Михаила Михайловича жалко было смотреть, – но вот, что осталось… а всю зарплату я тебе в следующий приезд отдам. Да хоть дня через три приезжай, в понедельник-вторник, всё будет в порядке. Отвечаю.
Он выскреб из сейфа остававшуюся там наличность – примерно тысяч пятьдесят отечественных рублей, или, сконвертировав эту сумму в американские доллары – одну восемнадцатую часть того, что унесла только что Диана.
– Возьми пока хоть это – хватит тебе и по городу нашему прогуляться в качестве карманных, и на вечерний ресторан с лихвой, если захочешь рассчитаться за наш общий ужин. У меня, конечно, на карточке денег достаточно, но Диана тебя зауважает сразу, если покажешь, что не халявщик, как всякие там Гапоненки, которых она на дух не переносит.
– Хорошо, Михал Михалыч, перебьюсь как-нибудь, а теперь давай о насущном…
– Давай, Петрович, выкладывай, как дела, а то всё во мне прямо чешется в предвкушении первого номера нашей с тобой собственной газеты.
– Ну, не совсем она наша, а пока что только твоя. Регистрировать-то её пришлось не на нас с тобой пополам, по пятьдесят процентов на брата, как договаривались, а полностью на твою фирму.
– Тут, Петрович, я ничего не мог поделать. Гапоненко со своей овцой-главбухом и остальной бандой родственников засаботировали вопрос так, что хоть бросай на полдороге. А мы же с тобой, ведь, не пальцем деланы, чтобы какая-то колхозная деревенщина могла заставить нас спасовать. Через некоторое время перерегистрируем как надо… только чтобы в качестве аргумента против этой гапонинской сволоты всё у нас получилось. Ведь получится?
– Да сделаю я тебе приличную газету, Михал Михалыч! Только руки мне не связывайте, а то с кадрами уже наколбасили: почти весь руководящий состав – ваши с Гапоненко ставленники, от которых больше горя, чем поддержки.
– Не скажи, Петрович! Одна только Луиза-рекламщица пятерых стоит. Деньги она способна приносить, и это главное. Ведь смысл любого бизнеса в чём? В прибыли! Это даже в уставе любого коммерческого предприятия одной из первых строк прописано.
– Но мразь эта Луиза конченная, и такую пилюлю когда-нибудь подсунуть может, что проклянём с тобой тот день, когда брали её на работу. А уж насколько нечиста на руку… говорить неудобно. Исхитрилась уворовать чуть не половину наличных, которыми расплачивался первый рекламодатель.
– Есть неопровержимые доказательства? Стопроцентные?
– К сожалению, только косвенные… специального расследования не проводилось, поскольку Гапоненко этому категорически воспротивился.
– С Гапошкой разберёмся, но, по большому счёту, всё это пока что эмоции, аргументов твёрдых за её немедленное изгнание нет. Будем прагматичнее – удачливых бизнесменов редко в народе поминают добрым словом, то есть все они якобы ворюги, проходимцы, негодяи и вообще враги своему народу. Но обанкротившимся ещё хуже – о них, чуток позлорадствовав, просто все забывают, и никто не протянет руку помощи в трудный момент. Упадёшь – толпа перешагнёт через тебя, лежачего, даже ни на секунду не остановится. Давай дальше, только по сути. И без Кобылкиной, о ней вопрос закрыт. Говоришь, блатных напринято много? Ну-ну…
– Суть, по тому же большому счёту, не в том, блатной сотрудник или пришедший сам по себе, с улицы, а в ценности его как специалисте и личной порядочности. А вот по этим двум главным критериям коллектив наш хромает заметно. Из всего творческого состава я могу назвать только двоих-троих, кому мог бы не раздумывая доверить серьёзную работу, не опасаясь ни брака, ни подвоха. Это как раз люди с улицы.
– И кто они? Страна в лице спонсирующей фирмы должна знать своих
героев.
– По журналистской части всего двое приличных и по профессиональным, и по человеческим качествам. Бесспорно, талантлив репортёр Шашечкин, хоть и немного баламут по жизни. Способен добыть самую эксклюзивную информацию в любой момент и из любого места, хоть из преисподней. Диву даюсь, как это у него получается.
– За эксклюзив и платить надо эксклюзивно. Деньги – лучший стимул.
– Я и хотел просить твоего согласия на определение ему втрое, на худой
конец вдвое большей зарплаты против средней по журналистскому цеху.
– Валяй! Кто ещё полезен больше других?
– Исключительно добросовестна, хотя, может, и не настолько талантлива как Шашечкин, а просто очень способна и достаточно дипломатична, хорошо воспитана международница Бильбашева, ей можно доверять официоз любого уровня, не подведёт. Уже двоих послов бывших союзных республик зазвала на живое интервью.
– И всё?
– Остальные… почти все подготовленные в показательный первый номер тексты пришлось забраковать – материалы тупо скачаны из интернета, во многих случаях наши сотрудники даже поленились элементарно сменить название или внести хотя бы небольшие изменения в содержание. А это как раз рекомендованные, а точнее навязанные мне твоей командой специалисты-самоучки, где-то как-то нахватавшиеся поверхностных навыков стряпать на скорую руку материальчики на все темы жизни, да и не стряпать даже, а переписывать ту же интернет-информацию.
– И сколько их у тебя таких?
– Да уж, вашей с Гапоненко милостью, только по журналистскому цеху – около десятка человек. А есть ещё командиры – мало вменяемые в работе, но очень себе на уме, чудаки не чудаки, а мерзавцы редкостные вроде тесно сдружившихся между собой родственных в чём-то душ Гнидо и Дзтракая, всерьёз считающих себя элитой на этом поприще. И всем плати зарплату, гонорары незнамо за что, за откровенную халтуру. Тебе что, Михалыч, денег своих не жалко?
– Да жалко, Петрович, жалко… только вот ходатайствуют за некоторых своих никчёмных знакомых и родственников такие люди, что выгоднее иногда потерять на зарплате бездарям, чем лишиться дружбы с этими людьми, их покровительства. Но и не все же откровенные бездари? Вот, этот, даже – Дз… фу ты, фамилию не выговоришь с первого раза… говорят, аж целую книгу сам написал.
– Книгу-донос на политика-ворюгу регионального масштаба, которого и без этой кучки собранного под одной обложкой компромата арестовывать и сажать за решётку можно без сомнений. Хотя, языком этот Дзтракая более-менее владеет, мог бы работать в каком-нибудь средненьком литературном издательстве правщиком текстов. Но в нашей газете он, – говорю, положа руку на сердце, – не нужен, тем более на такой высокооплачиваемой должности, которую занимает, открыто претендуя на ещё большее. Как, между прочим, и его друг-протеже Гнидо.
– А Гнидо что? За него меня просил очень уж крутой дяденька. Ну, очень крутой, понимаешь?
– Как журналист – посредственность, спасибо хоть, дисциплинирован и не ворует материалы из интернета, в отличие от прочих коллег, выдающих подобную добычу за свои творения. А в остальном… без году неделя в редакции, а уже претендует на роль неформального лидера. Влюбил в себя секретаря Машу, которая тоже не без твоего участия здесь оказалась, и удит через неё информацию, проходящую через приёмную. Копит, подлец, негатив…
– Ну, Петрович, всё равно не дрейфь, постепенно, спарив усилия, мы с тобой наведём порядок. Главное, ты не пасуй перед Гапоненко и его мымрой-кузиной, которые поопаснее всех вместе взятых Гнид и Дз… писателей-кляузников. А то, развели тут в офисе продаж родственно-земляческий шалман и проедают не меньше, наверное, чем эта подруга… ну, которую ты сейчас видел… Ты хоть знаешь, откуда вся эта орава свалилась на мою голову?
– В чужие дела не приучен встревать.
– А ты встрянь, и поддержи меня! В общем, дал я в какой-то момент слабину… – с убитым видом Мормышкин поднялся с кресла, прошёл к небольшому бару в углу кабинета, достал бутылку той самой водки, которую с неописуемым удовольствием употреблял недавно в офисе Гапоненко. – Нет, водяру с утра нельзя – вонять будет, а мне ещё работать с людьми… давай-ка, лучше, коньячку!
Выпили, пожевали лимону с сахаром. На задумчивом лице Михаила Михайловича нарисовалась отчаянная решимость вроде той, с какой исповедуются перед казнью.
– Значит, дал я слабину… – учти, Петрович, ты первый, кто слышит это от меня, такие вещи не доверяют даже собственной жене… – Уступил Гапоше не в споре даже, а так, в лёгкой полемике, сколько людей должно числиться… заметь, не работать фактически, а только числиться в организуемом нами пару лет назад офисе продаж. Дело в том, что офис продаж – он не настоящий, а, как бы это покультурнее выразиться, для отмазки, что ли…
– Прачечная… или, как минимум, стиральная машина?..
– Ну да, ты правильно угадал, для стирки, то есть для отмывки денег. Больших, Петрович, денег, каких – ты даже представить себе не можешь. Но, тебе не надо над этим голову ломать. Думай, как и все вокруг, что возглавляемая мною фирма и на самом деле является, согласно официальному названию, межрегиональным нормативным центром, регулярно публикующий энное количество постоянно меняющихся государственных циркуляров, норм и расценок на все случаи жизни. Я один придумал такую идиотскую по сути, но гениальную с точки зрения предпринимательства штуку – издавать ежемесячно, а когда надо – и еженедельно сборники нормативов по всем отраслям народного хозяйства. С дорогостоящего, – секи момент! – платного высочайшего разрешения конечно, как ты наверняка, – умный ведь мужик, – догадываешься и без моих намёков.
– Но это же невозможно – такой объём информации перелопачивать каждый день…
– Правильно, невозможно. А и не надо ничего лопатить! В том-то и хитрость… люди за голову берутся, как это Мормышкин умудряется всю страну обеспечивать необходимыми сведениями, а на самом деле он просто содержит несколько человек, которые берут из государственных баз данных существующую на сегодня информацию, находящуюся в свободном доступе, но которую другие элементарно ленятся раздобывать, группируют и составляют с помощью простейших компьютерных программ брошюрки-сборники, которые ты видишь каждый день на рекламных стендах в офисе продаж у Гапонеко. Тираж каждой брошюрки – слёзы, но названий – в глазах пестрит, и создаётся впечатление, что рознично-торговые обороты, с учётом охвата от Владивостока до Калининграда, здесь огромны. Способствует такому впечатлению и рекламная компания в прессе, проводимая нами, и ещё наловчились мы с Гапоненко всероссийские платные тематические конференции устраивать с фуршетами-банкетами и привлечением за денежки одного-двух известных в стране людей в призидиум для солидности. Эти люди помогают нам поднять свой имидж как настоящих деятелей нормативной базы государства… в общем – дурь несусветная. На самом же деле, Петрович… тьфу! Нет ничего. Воздух…
– Но денег в кассе у Гапоненко и на самом деле полно. Откуда?
– А вот этого, Петрович, лучше даже тебе не знать, хоть мы с тобой и друзья. Главное, что по сути мы с Гапоненко и его деревенским кланом родственников, самая поганая фигура из которых – главбух Лидка Дармостукова, повязаны одной верёвочкой и друг от друга дюже зависим. Если кто взбрыкнёт, может и сам загреметь в темницу к прокурору, и остальных за собой потянуть. А мне уже, как понимаешь, есть что терять…
– А зачем же шваль всякую принимал в команду? На такие дела понадёжней бы народец подбирать-то.
– Самый большой дефицит на свете, Петрович, знаешь что?
– Ну, просвети.
– Люди!
– Хм… люди… этого-то добра уже семь миллиардов экземпляров на нашей весёлой планете, и всё прибывает, да прибывает…
– Не иронизируй, не до этого. Безупречных людей для сложного дела найти в наши дни труднее, чем джек-пот в лотерею выиграть. Сначала подвернулся нормальный вроде бы Гапоненко, с которым когда-то служили вместе. Ты же знаешь, что даже великие мира сего боевым товарищам, независимо от давности совместной службы, равно как и одноклассникам, однокашникам доверяют больше, чем пусть даже гениальным, но мало знакомым. Слепо, порой вопреки здравому смыслу, ведь люди с годами зачастую кардинально меняются, и ностальгия тут – не лучший советчик… может сослужить такую службу, что мама, не горюй. Потом Гапоненко подтянул в главбухи свою двоюродную сестру из Могилёвской области Республики Беларусь. Ну, и пошло-поехало. Дармостукова зазвала одну племянницу из своей деревни, другую… те – своих мужей. Я, хоть и с опозданием, но взъерепенился: ты, Гапоша, чего, мол, тащишь всю родню свою сюда, да из такого далёка? А он мне в ответ, что, дескать, на таком деле, как наше, сугубо свои люди должны стоять, которые не продадут. Да и коллектив должен выглядеть более-менее многолюдно, ведь якобы огромный товарооборот у нас… Вот тут я и дал слабину – не стал сильно спорить… ну и не заметил, как чуть ли не весь их колхоз тут обосновался. Почти все под двумя всего фамилиями – Дармостуковы да Гапоненки. И знаешь, чем вся эта шобла целыми днями занимается?
– Интересно…
– Одна половина ходит с утра по магазинам, закупает продукты впрок, естественно – за счёт офисной кассы; примерно половина второй половины делает вид, что работает – перебирают бумажки, перекладывая их с места на место, курят на крылечке в умных разговорах о нормативных базах министерств и ведомств и так далее, а остальные готовят обед, благо кухня в офисе есть, а в ней плита и два большущих холодильника. Ну и кастрюль-сковородок понатащили из деревни как будто бы в преддверии мировой войны или глобального планетарного голода. Надо отдать им должное – готовят вкусно. Сало-грибочки солят, помидоры-огурчики маринуют, варенья варят отменно. Но щами да рассольниками всякими провоняли офис насквозь, да ты сам, наверное, в первый же день обратил на это внимание… никакие кондиционеры не спасают. И переговорную комнату в сущую обжорку превратили, хоть посетителей туда не води.
– А если поменять офис, чтобы кухни и никаких условий вообще для стряпни не было?
– Выкорчевать этот партизанский отряд отсюда трудно, пытался уже… да и не это самое накладное – многие предприятия организовывают бесплатные обеды для своих работников, и от этого только плюс. Ты знаешь, в чём главное отличие между местным кадром и приезжим?
– Ну, один местный, а другой – приезжий.
– А без шуток? У тебя ведь у самого в коллективе приезжих больше половины?
– Процентов восемьдесят, а то и все девяносто…
– Вот-вот! Скоро ты сам столкнёшься с этой разницей. Приезжий отличается от местного в первую очередь тем, что нуждается в жилье – покупном или арендуемом, и собственную жилплощадь приобретает сразу по приезду сюда из своей местности, в лучшем случае один из ста, если не из тысячи. А остальные… смекаешь?
– Кажется, да.
– Остальным необходимо жильё элементарно снимать, что в той же вашей Москве – удовольствие не из дешёвых. А что это означает? А то и означает, что львиную долю своей зарплаты, если не всю её, твои подчинённые, как и гапошины родственники, логически должны тратить на съём квартиры или комнаты. А на какие тити-мити ещё и питаться, одеваться и вообще жить, семью, детей содержать, у кого они с собой? А если дома остались – отсылать им что-то, ведь из материально обеспеченных семейств на заработки в столицы не мотаются… Как ты думаешь?
– Это их, наверное, проблемы… никто никого силком сюда не тащил.
– Ох, Петрович! Формально ты прав, конечно, но они, приезжие, так не думают. И свои материальные проблемы, в случае чего, решать придут прежде всего к тебе. Гапоша для себя решил этот вопрос просто – наглым образом оплачивает из кассы всей своей родне безвозмездно съёмное жильё, зная, что выгнать его за это я не могу, ты уже знаешь, по какой причине… А те и в ус не дуют: мало того, что зарплату фактически ни за что получают – всего лишь за создание видимости торгово-офисной деятельности, а ещё и такой своеобразный социальный пакет… Зачем им, после такой сладкой жизни, их деревня? Тебе – сложнее. Воровать из кассы редакции ты не станешь, легально помогать подчинённым сверх зарплаты не имеешь законных оснований, да и возможностей – не так уж велика наличность в твоей кассе. Значит – в отдельных случаях, чтобы удержать особо ценных работников, или просто пожалев кого-то, будешь давать свои деньги, отрывая от семьи и собственного желудка…
– Да-а, спорить тут, Михалыч, трудно. Тот грабёж кассы, который наладил у тебя Гапоненко, в моём случае неприемлем в корне. Тогда, что же, приезжих совсем не брать? Ведь по работоспособности и целеустремлённости в достижении результата они дадут фору большинству благополучных в бытовом плане москвичей. Сами жизненные обстоятельства заставляют их выкладываться по полной… А сколько подлинных талантов среди них сходит постепенно на нет и, в конечном итоге, пропадает для человечества на примитивной чёрной работе из-за сложностей в трудоустройстве по профессии!
