Юрий Темирбулат-Самойлов
Мигранты. Писарчуки
Основательность же причин, по которым эта труженица цифири и
купюры, денно и нощно пекущаяся о рациональности в расходах кассовой наличности и безналичных средств с банковских счетов предприятия, предельно высоко оценивала свою на этом предприятии весомость, была той же, что и у её кузена Гапоненко. Более того – она, в силу должностных обязанностей и благодаря соответствующей квалификации значительно глубже Никиты вникла в суть бизнеса их патрона г-на Мормышкина и во всех, даже самых тонких тонкостях знала финансовую сторону дела, что давало ей неоспоримые, по её убеждению, преимущества в претензиях на долю в прибыли. Прибыли, обратим внимание, большей частью неучтённой, или, попросту, говоря языком современных российских бизнесменов, левой, чёрной, оттого и не могущей претендовать на защиту со стороны закона. Разве что… со стороны далёких от закона структур, возможно к данному бизнесу причастных, с которыми шутки, в случае чего, плохи – никто и ничто не спасёт «проколовшегося».
– Петрович, привет! Давай сюда, за стол, – по приподнято-весёленькому настроению спонсора-учредителя Михал Михалыча Мормышкина без труда определялась не менее чем средняя степень его опьянения. – Никитка сейчас подтянется, как закончит с одной твоей подругой. Ах, какая женщина, кака-а-я женщина, мне б такую-у…
– Что за подруга? – насторожился «главвред», почуяв неладное: неужели они и впрямь, как он смутно уже догадывался, пытаются, нарушая джентльменские договорённости, давить на события, жёстко влиять на процесс укомплектования штата редакции? Судя по словам Миши, пытающегося воспроизвести припев из модной когда-то песенки, это должна быть особа яркой внешности из знакомых, а судя по тому, что «подруга» пришла сюда, не скрывая своего знакомства с Артамоновым – скорее всего это кто-то из сослуживиц по прошлой газетной работе, претендующая, действуя за его спиной, чего доброго, на лоббируемое Никитой Гапоненко и его роднёй продолжение этого знакомства в том же ракурсе. Но кто сия красотка, и красотка ли вообще? Вкусы подобных Мише людей, особенно в подпитии, высокой избирательностью не отличаются, а потому угадать здесь сложно.
Аккуратно отодвинув с дороги главбуха, заслонившую собой проход в переговорную комнату, в которой обычно накрывали большой стол, раз в день приспосабливая его под обеденный, входить Андрей Петрович, однако, невзирая на гостеприимное приглашение Мормышкина, не спешил, желая увидеть, что за «ах, какая…» выйдет вот-вот из кабинета руководителя офиса Никиты Гапоненко.
И – обомлел. Как по заказу, дверь распахнулась и из неё выплыла предсвадебной походкой любовно обхаживаемой павлиньей самки, – Артамонов не хотел верить глазам, – вот уж, и впрямь «собственной персонушкой», Луиза Аркадьевна Кобылкина, находящаяся под следствием за мошенничество главный редактор той самой газеты «Мастер», откуда он недавно ушёл, оставив номинальную должность исполнительного директора (а был там ещё и юридически полноценный генеральный директор, до привлечения к ответственности по тому же делу, что и редактор Кобылкина ведавший общефинансовой стратегией и кадровой политикой). «Номинальную» означает то, что директором Андрей Петрович там был не простым-обычным, а, как он сам не сразу тогда догадался, «воздушным», то есть, во исполнение отработанной до мелочей махинаторской комбинации Луизы Кобылкиной и двоих-троих её коллег-подельников, юридически не оформленным (таких ещё называют «подснежниками»), числящимся, для примитивного притупления его бдительности, в выходных данных газеты и только лишь… на деле же ни одним приказом не проведённым, ни в одной ведомости не значащимся – а он-то, простофиля, надеялся, что не сегодня-завтра, как только истечёт испытательный срок, получит из рук генерального печать и приступит, уже формально, к той созидательной творчески-административной работе, которую фактически осуществлял не один месяц.
Главное же, в чём блистательно проявила себя в той эпопее так понравившаяся сегодня Мише Мормышкину Луиза Аркадьевна, был вовсе не банальный обман принимаемого, но не оформляемого соответствующим образом «пушечного мяса» – дармовой рабсилы предпочтительно из приезжих как более бесправной и безответной чем «свои» москвичи категории, которую, поэксплуатировав какое-то время и не выплатив заработанное, просто-напросто вышвыривали на улицу, не опасаясь правовых последствий ввиду отсутствия документальных свидетельств трудоустройства (на нет – и суда нет, как гласит Фемида с завязанными для пущей беспристрастности глазами), и не в последнюю очередь ввиду странной на первый взгляд, а на поверку закономерной, сплошь и рядом финансируемой теми же комбинаторами «беспомощности» правоохранительных структур. Что вы! На такие низкопробные до убожества проделки способны умы даже ниже среднего, и слишком многие в Москве практикуют подобное… А Луиза Аркадьевна – кадр уникальный, чьи бизнес-шедевры достойны кисти или пера величайших мастеров искусств и изящной словесности. И придумывать, сочинять тем мастерам ничего не надо – натура вот она, сама жизнь предлагает реальные сюжеты, чему свидетельством, в частности, не менее реальная, из плоти и крови женщина с нежным, как тонкий хрусталь, именем Луиза. На хитрость, до какой додумалась она, мало кто сподобился бы. Эта на редкость изобретательная особь не только походя и цинично глумилась над наёмным персоналом, что считалось по Москве, как мы уже отмечали, в порядке вещей, но и… системно обводила вокруг пальца, да по крупному, своих же партнёров по бизнесу – соучредителей газеты, умудряясь делать это так ловко, что те далеки были от мысли подозревать её, напротив – благодарность их не знала границ. Увы, деньги, особенно легко достающиеся, ослепляют многих в подлунном мире.
И дурачила своих наивных партнёров-сребролюбцев Луиза Аркадьевна очень просто, как просто всё гениальное. При последнем переселении редакции из офиса в офис настояла на покупке двух новых телефаксовых аппаратов взамен устаревших. Один тут же унесла домой, сославшись на то, что работает, как пчёлка, без сна и покоя, ибо на связи вся огромная страна, а разность временных поясов вынуждает разговаривать и обмениваться документами с клиентами-рекламодателями почти круглосуточно. Реклама же – не только двигатель торговли, а и хлеб насущный для печатных изданий, её на своих страницах размещающих. Второй аппарат, чтобы другим не обидно было, предложила поставить в общедоступном месте большой рабочей комнаты редакции – на стол одному из учредителей, отвечающему за теневую сторону рекламной деятельности, включая левое обналичивание денег через специализирующиеся на этом фирмы-«однодневки» с отчислением до двадцати процентов от денежных поступлений в карман того, кто заказ на размещение конкретного рекламного материала раздобыл. С учётом богатого опыта работы Луизы Аркадьевны в рекламных агентствах Москвы, благодаря которому у неё была накоплена внушительная клиентская база, именно рекламное поприще приносило основной, и немалый, доход учредителям газеты. И Луизе, как уже сказано, были безмерно благодарны. Благодарны настолько, что не обратили никакого внимания на набранные мелким шрифтом изменения в выходных данных газеты, которые она сделала, пользуясь своими законными правами главного редактора, единоначально контролирующего все подлежащие публикации тексты и, согласно занимаемой должности, визирующая их и отвечающего за них в последней инстанции. Изменения простые: в первую строчку раздела «по вопросам рекламы обращаться: …» вписала номер своего домашнего телефона, и только во вторую – редакционный. Ничего удивительного, что наибольшая часть звонков заказчиков-рекламодателей поступала на дом к Луизе, которая, вследствие такой несложной манипуляции, лучше всех в коллективе зарабатывала даже легально. Но и этого ей, «женщине дорогой», как она сама себя называла, с растущими день ото дня материальными запросами, казалось мало. Втихую существенно скащивая иным рекламодателям стоимость услуг, с условием оплаты наличными, она вырученные деньги прикарманивала, размещая рекламный материал без обязательного для таких материалов значка «R», то есть юридически, для налоговых служб не как рекламу, а просто как пропаганду с нейтральной точки зрения каких-то новых технологий, товаров, услуг. И сотворяла талантливая деятельница теневого предпринимательства свои бизнес-трюки в абсолютно свободном режиме, из дому выходя, кроме как по бытовым нуждам – только чтобы съездить к очередному плательщику за наличными или, при расчётах безналичных, обменяться с ним необходимыми документами вроде экземпляров договоров, счетов за услуги или актами выполненных работ. Дубликат круглой печати газеты у неё, само собой, был (подлинная хранилась в сейфе генерального директора, который отвечал де-юре и де-факто за финансово-хозяйственную деятельность газеты как предприятия)… На рабочем месте в редакции появлялась не чаще раза в неделю, только чтобы дать текущие распоряжения по компоновке очередного номера, да для взаиморасчётов с бухгалтерией относительно «белой», официальной части своего рекламного заработка. Не жизнь, а малина! – радовалась она результатам сверхудачного применения своих способностей.
Раскусить все эти мудрёные уловки неподражаемой Луизы Аркадьевны сумел только новичок из ряда «оболваненных ныряльщиков за жемчугом», которому, как и прочей редакционной тягловой силе, не входящей в привилегированную «бригаду», если какие-то деньги время от времени и выплачивались, то исключительно в зависимости от результативности на непрофильной для него рекламной стезе, но никак не за основной, требующий вряд ли меньших, чем рекламная деятельность, усилий и бесспорно больших творческих способностей труд – пишущий псевдо-директор Андрей Петрович Артамонов. Разоблачение это и послужило причиной для первой распри, а затем большого междоусобного скандала между учредителями с использованием как правовых, так и неправовых, подковёрных средств борьбы, увенчавшегося возбуждением уголовного дела по статьям о мошенничестве и неуплате налогов. Луиза Кобылкина, будучи, без особых преувеличений, и на самом деле «ах, какой» обольстительной, аппетитных на любителя, пышных форм натуральной блондинкой с мягко обволакивающим собеседника «бархатным» взглядом – близко схожая с оригиналом, хотя и покрупнее в теле и взрослее годами живая копия Мерилин Монро3, – незамужней и без комплексов, плюс ко всему наиболее денежно состоятельной в коллективе, единственная из «бригады» избежала заключения под стражу, и дело в отношении её персоны шло к закрытию. Подельникам, не обладающими её выдающимися личностными качествами и способностями, а также финансовыми возможностями, повезло меньше – всем задействованным в рекламной «кухне» редакции маячил на горизонте суд… Большинство наёмных членов трудового коллектива, за исключением тех специалистов, без которых хотя бы символический дежурно-халтурный выпуск газеты невозможен, было распущено по домам. По «политическим» мотивам пришлось уйти и изначальному виновнику этой заварухи – Артамонову.
И вот, надо же… эта самая фурия дефилирующе вышагивает сейчас из кабинета Никиты Гапоненко чуть не в обнимку с ним, мило о чём-то щебеча. Хорошо хоть, не к банкетному столу направилась, а прямиком к выходу, не заметив своего бывшего и, сдаётся, ещё и будущего коллегу. Гадать не надо, по какому вопросу она здесь…
«Всё это не есть хорошо» – стучало молотком в висках Артамонова. А что он мог в сию минуту сделать? Разве что отчаянно аппелировать к здравому смыслу учредителя Миши, пока тот не совсем ещё пьян. Что ж, надо пробовать, авось да получится…
– Приветствую, Михал Михалыч! Как добрался? – Артамонов был единственный здесь, кому Мормышкин, несмотря на кратчайшее из всех по времени знакомство, позволял называть себя на «ты», что служило ещё одним, вдогонку за уже сложившимся материально-завистливым, в данном случае сугубо снобистским фактором общего против него, Артамонова, настроя «против»…
– Нормальненько добрался. Ты, Петрович, садись-ка рядышком, выпей
для начала штрафную за опоздание, да закуси получше, не стесняйся, давай-давай… оп, молодец!.. и скажи, как тебе нравится твой редакторский кабинет и остальное начало нашей дружбы?
– Всё замечательно, Михал Михалыч, спасибо. Грех в таких условиях не
создать хороший продукт.
– Не хороший состряпать надо, а лучший! Лучший из лучших и в нашей родной России, и во всём СНГ4. Ну, а теперь давай за это самое дело вместе шарахнем. Пьём строго до дна! Бр-р… ох, крепка… и вкусна же, зараза… где только Никитка достаёт её такую знойную!.. Гапоша! Завернёшь мне в дорогу пару-тройку, а лучше пяток бутылочек этой уникальной жидкости, и Петровичу тоже в багажник закинь парочку, пусть дома вечером насладится в кругу семьи за хорошим ужином (Гапоненко тут же, незамедлительно отдал распоряжение одному из подчинённых сотрудников исполнить приказание «шефа»)… Хочу, Петрович, чтобы ты, как один из крутейших газетных редакторов и мой хороший друг, в скором времени ездил на «шестисотом мерине»5, а не на тарантасе, который я задарил тебе на первое время из-за того что ничего другого, достойнее, в тот момент под рукой не оказалось. Чтобы всё у нас с тобой было самое-самое!
– Да и за ту машину, что есть, Михалыч, огромное спасибо. Вполне достойное средство передвижения, бизнес-класс, даже милиция не останавливает, хоть и без мигалки.
– А мы и мигалку тебе, Петрович, купим, когда на «шестисотого» пересядешь! И сирену-верещалку… денег хватит.
Сидящие за столом напротив главбух Лидия Львовна Дармостукова и её кузен Никита Гапоненко украдкой мрачно переглянулись, что не осталось незамеченным для «главвреда».
Не зная, как под настороженными взглядами подчинённых-соратников
Михал Михалыча поаккуратнее задать ему, а лучше напрягшемуся сейчас как готовящийся «ухнуть» филин Никите Гапоненко наводящие вопросы на гложущие его, Артамонова, темы – относительно утечки не туда, куда надо информации о создании газеты, и совсем свежего, попутного, так сказать, казуса, возникшего только что: как сюда попала конкретная прохиндейка Луиза Кобылкина, он неосторожно спросил о первом же, менее актуальном, но также не прояснённом окончательно на сегодняшний день – примерно в духе того, что спрашивал сегодня у него самого «каперанг» Гнидо. То есть, в общем-то, что мог задать любой нанятый, но не удосужившийся вовремя оговорить все условия найма работник, – спросил всего лишь с подспудным стремлением выглядеть как можно естественнее в глазах своего спонсора-нанимателя. Только не при Дармостуковой и Гапоненко озвучивать бы эту тему…
– Скажи, Михалыч, вот всё вроде у нас, слава Богу и благодаря твоему пониманию серьёзности задачи, решается пока лучше некуда, и кроме немалых основных затрат выделил ты мне хорошую внеплановую сумму представительских… грех жаловаться. Но, извини за нескромность, разовые выплаты на дело – всё же не та регулярная зарплата, которую человек может с чистой совестью тратить на собственные нужды… а я человек взрослый, семья на шее, должен на какой-то почве выстраивать семейный бюджет. Штатное расписание мы с тобой сварганили вроде нехилое – мало какая редакция может похвастать таким зарплатным лимитом с переучётом в среднем на одного работающего… а меня в лимите этом нет, поскольку ты сам предложил мне содержаться отдельно от остальных, из каких-то неофициальных твоих источников. Вот и скажи, на какой персональный ежемесячный доход мне настраиваться, из каких средств он будет состоять? Хотелось бы на работе думать только о работе, а не о том, как слямзить на хлеб.
– Петрович, давай ещё по рюмочке!.. – Мормышкин среднюю стадию опьянения как-то незаметно проскочил, и дальнейшее его питие продолжалось практически беспрерывно, рюмка за рюмкой, с беглым закусыванием в лучшем случае через раз. Артамонов видел, что Миша близок к тому, чтобы перестать соображать, понимать что слышит и говорит, и по уже имеющемуся опыту знал, что надо успеть, пока он не отключился совсем, пока в памяти, подвигнуть его, изображая внимательного слушателя, высказаться по нужному вопросу, чтобы позже тактично, конечно, но с законным правом требовать исполнения обещанного, как удачно получилось в своё время с той же идеей создания газеты. – О-о-х, падлючка, хороша! Зарплата, говоришь?.. То есть, этот… доход. Ты прав, он должон быть не в разы даже, а хотя бы на порядок, хотя бы с одним дополнительным нулём в конце суммы выше, чем у остальных твоих тружеников пера. А что это моя рюмка всё время пустая? Гапоша-а, хреново следишь за порядком на столе! Да, Петрович… тыщ пять зелёных тебя устроят на первых порах? Гольного месячного оклада, без учёта премий и всяких других доплат. Из моего спецфонда, как договаривались, и, чтоб от дурного глаза подальше, не в Москве получать, а у меня в головном офисе. Плюс за рекламу первые, допустим, полгода все поступления можешь забирать на развитие издания, на поощрение себя и своих людей. Текущие базовые затраты по газете по прежнему будет нести Гапоненко. Гапоша, слышишь?.. Во всяком случае – те же первые полгода, необходимые для первичной раскрутки газеты. А там посмотрим на твои коммерческие успехи. Всё, наливай скорее, а то я что-то покемарить захотел ни с того вдруг, ни с сего… Ну, водярочка… ну, злодейка с наклейкой, добытчика Гапошу в печень мать!.. Смак!
Увидев, с каким гробовым выражением на лицах переглянулись опять Гапоненко и главбух, готовые, казалось, разорвать злосчастного редактора в клочья, Артамонов, поелику молчать в данный момент ему нельзя было никак, только и вымолвил:
– Нормально, Михал Михалыч, годится. Спасибо…
И вовремя, поскольку уже через секунду Миша спал, похрапывая и пуская, как ребёнок, слюни пузырями, а подчинённые привычно закопошились, собираясь отнести его на руках в кабинет Никиты Гапоненко, где для подобных случаев всегда был готов к выполнению своих функций большой мягкий диван.
Вопросов на более животрепещущие темы, чем презренная шкурно-денежная, задать «главвред» на этот раз не успел…
***
И вот, спустя месяц – поездка в Нижний Новгород, в вотчину г-на Мормышкина за первой редакторской зарплатой. Хотя, в общем-то, не за деньгами ехал Андрей Петрович, он же полковник госбезовасности Ельников, которому жить, как мы понимаем, и без мишиных дотаций было на что. А требовалось, в первую очередь, основательно, по душам поговорить с учредителем – много вопросов успело накопиться, и один другого острее, тем более что до запланированного выхода первого номера газеты оставалось всего ничего – меньше четырёх рабочих недель.
Погода за стёклами машины не блистала – хмуро, больше осенний, чем весенний моросящий дождичек, под который, впрочем, в тёплом салоне неплохо думалось. Вспомнилась во всех красочных подробностях первая рабочая планёрка в полном на тот день творческом составе редакционного коллектива – уморная, хоть комедийный фильм снимай. Хотя, жанровый вопрос тут спорный: с равным успехом это мог быть и фильм-драма, а то даже и трагедия… ведь от комедии до трагедии порой меньше шага.
Первым озадачил присутствующих директор по развитию и контролю Валериан Валерьевич Гнидо, начавший своё деловое выступление с ошарашивающего крайней непонятностью на таком мероприятии, как производственное совещание, вопроса ко всем:
– Кто умеет делать шпагат, прошу поднять руки!
За большим совещательным столом в одно мгновение сделалось тихо, как на кладбище. Одна девичья рука, принадлежащая кому-то из сотрудниц рекламной службы, несмело поднялась и тут же опустилась.
– Так вот, лично я каждый день дважды – сразу после сна утром и перед самым сном вечером – по полчаса сижу на шпагате!
– А не шутите? – подал голос весельчак Веня – корреспондент отдела новостей Вениамин Шашечкин, всего за несколько дней своей работы здесь успевший показательно-успешно явить собой редкостную, так востребованную в газетах репортёрскую пронырливость: сфотографировал во многих подробностях изнутри ремонтируемую после пожара 2000-го года Останкинскую телебашню с попутным получением несанкционированного интервью у руководителя ремонтно-восстановительных работ; непостижимым образом сумел негласно побывать на крыше здания Государственной Думы и заснять оттуда потрясающе красивые виды центра столицы, а ещё пустующую в тот момент строительную площадку на месте снесённой, но пока не начавшей заново строиться гостиницы «Москва»; и даже с высокого дерева, откуда его потом стащили за ноги поздновато подоспевшие охранники, зафиксировал с помощью того же верного фотоаппарата, как выглядит спрятавшийся за высоким забором приусадебный участок одной из супер-звёзд отечественной эстрады на берегах Истринского водохранилища в Подмосковье.
– Показываю специально для некоторых недозрелых! – неожиданно для
Вени и всех остальных Гнидо схватил два свободных стула, поставил их на некотором расстоянии друг против друга и, подпрыгнув и встав на каждый одной ногой, продемонстрировал, пружинно покачиваясь на идеально ровно растянутых под углом в сто восемьдесят градусов, то есть по прямой линии друг к другу нижних конечностях, действительно классический гимнастический вис-шпагат.
Шашечкин, издевательски-пренебрежительно пожимая плечами, насколько мог ироничнее ухмыльнулся:
– Дурное дело нехитрое… вот в Кремль без пропуска пройдите!
– А за «дурное» можно и схлопотать! – вскипевший Гнидо соскочил со стульев, готовый немедленно расквитаться, надавав тумаков наглому, распоясавшемуся что-то сегодня в своих бестактных колкостях репортёришке, но мудро сдержался до поры, и назидательным тоном провозгласил:
– Кто способен на такое упражнение, тот в любом деле может достичь
каких угодно вершин, поскольку в первую очередь подобное умение говорит о высокой самодисциплине, о которой, чувствуется, некоторые тут имеют слабое представление.
– Ну, хорошо, – пресекая перепалку, воспользовался законной властью председательствующего главный редактор, – дисциплине, как одному из важнейших условий успешной работы мы будем уделять внимание постоянно, а вот что скажет сегодня, допустим… рекламный отдел как один из основных источников нашего будущего благосостояния? Вы даже в первый номер, когда нам и самим-то ещё только приблизительно известно, как будет выглядеть газета в законченном виде, умудрились привлечь солидного рекламодателя, да ещё пару мелких вдобавок… молодцы!
– Департамент.
– Что департамент?
– По степени значимости рекламная служба должна иметь внутренний статус не ниже департамента с директором во главе, отдел здесь звучит мелковато, – Луиза Аркадьевна Кобылкина, а это была именно она, обвела сидящих строгим повелительным взглядом. – Лучше, если эта служба, аккумулирующая в себе не только рекламную в чистом виде, а и масштабную исследовательскую в отношении рынка информационных услуг деятельность, будет называться «Департамент маркетинга и рекламы». И все службы редакции свою работу должны согласовывать с этим важнейшим подразделением, в частности что касается предварительного резервирования газетных площадей на несколько номеров вперёд, размещения материалов постранично, выпуска тематических номеров и приложений, корректировки тиража на каждый номер, адресов бесплатной доставки – министерства там, ведомства, нужные учреждения, выставки, конференции и так далее…
– А содержательная, журналистская часть газеты на каком тогда месте должна быть? Если издание будет состоять почти из одних расположенных на лучших её страницах рекламных модулей, кто его читать-то будет? Мы же аналитическая всё-таки газета, да ещё международная, и аналитика должна в ней быть, наверное, доминирующим направлением. А рекламными буклетами и так всё в Москве завалено как мусором! – подал кто-то реплику, на которую Луиза Аркадьевна даже головы не повернула.
– Ну, всё это мы постепенно отработаем, обмозгуем в рабочем порядке, а сейчас, пожалуйста, хотя бы вкратце, конкретно о рекламной проделанной и планируемой работе… – постучал редактор карандашом по столу.
– Конкретно… личное обаяние – наипервейший залог успеха в нашей работе. Мне нужна команда молодых сексапильных девчонок, желательно провинциалок – неизбалованных, но и без излишней зажатости, стеснительности, ложно понимаемой «приличности» в манерах. Гипнотизирующе-завлекательно, умно-провоцирующе одеваться, при всей природной красоте многих из них, они не умеют, да и не имеют на это средств. Поэтому из бюджета газеты потребуются деньги на покупку для начала троим-четверым, а в дальнейшем не менее чем десятерым куколкам соответствущих нарядов, финансово это можно пустить по расходной статье «спецодежда». Плюс небольшой вводный курс в искусство обольщения, и рекламодатели, – а руководители успешных предприятий, как правило, мужчины хоть и взрослые, но не преклонного возраста, – у нас в кармане: ну кому из этих самолюбивых самцов захочется выглядеть безденежным или, хуже того, жадным в глазах очаровательной журналистки, предлагающей ему потрясно прорекламироваться всего за какие-то несколько тысяч долларов? Необходимым для дела навыкам я девчонок обучу быстро.
– Мамка!.. – ещё пуще чем при созерцании шпагата предыдущего оратора, веселился тот же юморист Веня Шашечкин, – Классическая дрессура девиц на все случаи жизни! Всё как по нотам в соответствующем заведении… за ночное продолжение интервью повышенная гонорея… ой, я
хотел сказать – гонорар…
Тут уже крепкого подзатыльника от Гнидо, только и караулившего момент, как примерно проучить нахального пересмешника, беспардонно измывающегося надо всем и вся, шутнику избежать не удалось. Пока главный редактор соображал в замешательстве, как реагировать на происходящее, грозящее превратить рабочее мероприятие в подобие сходки не подчиняющихся никаким регламентам анархистов, пострадавший Шашечкин почёсывал горевший огнём от мощной оплеухи затылок, а морально удовлетворённый Гнидо, морщась, разминал ушибленную о костистый затылок Шашечкина кисть руки, Луиза Аркадьевна невозмутимо продолжала свою программную речь:
– Второе – тираж, указываемый в выходных данных…
– Да-да, именно тираж, – темпераментно подхватил, а вернее перехватил
тему литературный редактор Дзтракая, – определяет солидность издания в глазах подписчиков и привлекательность его для рекламодателей. Поэтому не стоит стесняться указывать в выходных данных тираж в сотнях тысяч и даже миллионах экземпляров. Все сейчас так и делают – печатают из экономии средств символический тираж, достаточный для какой-нибудь сотни, в лучшем случае тысячи подписчиков, да для отчёта нескольким рекламодателям, ну, и минимального целевого распространения… а указывают во много раз больше.
– Это же жульничество! – у главного редактора уже от этих первых выступлений участников планёрки начало назревать что-то вроде мигрени.
– Победителей не судят, Андрей Петрович, – Луиза Кобылкина была, как всегда, уверена в своей правоте. – Когда заработаем достаточно денег для полной независимости газеты, все эти ваши опасения вам самому покажутся пустыми. И славословить нас будут на все голоса, завидовать будут, пытаться сотрудничать, дружить. А вот если поддадимся, в числе прочих мешающих бизнесу факторов, неуместной в коммерческой деятельности щепетильности, и опериться не сумеем, то… простите-извините, все разговоры о честности или непорядочности так и останутся досужими разговорами. И никто о нас не вспомнит, а если и вспомнят, то всуе, как о промелькнувших и исчезнувших мечтателях-прожектёрах.
– Вот потому-то и не видят прагматичные люди, в частности мы с Луизой Аркадьевной, ничего зазорного в преувеличении тиража, – с ещё большим энтузиазмом продолжил воспевание нравящейся ему темы Давид Дзтракая. – Вот приду я, например, брать интервью у председателя Совета Федерации или, допустим, у министра иностранных дел, они ведь обязательно спросят, какой, мол, Давид Георгиевич, у твоего издания тираж. И что мне отвечать глаза в глаза большим людям? Что мы печатаемся на уровне какой-нибудь захудалой полугазетки-полулистовки?..
– Не спросят, – подала голос корреспондент-международник Зульфия Бильбашева.
– Это почему? – поднялись одна другой выше брови Давида. – Тираж издания интересует всех интервьюируемых – кому же не интересно знать, сколько людей прочтут его высказывания…
– А они вообще вряд ли станут тратить на вас время, не обольщайтесь, уважаемый. Первые лица государства и члены правительства – слишком занятые люди, их рабочее время на много дней вперёд расписано, порой не по часам даже, а вплоть до минут, публичные же их выступления строго регламентированы ещё и по содержанию, и раздавать интервью направо и налево у них просто нет физической возможности.
– Но печатаются же их выступления, в том числе и в виде интервью в прессе, если не ежедневно, то довольно часто.
– Печатаются. Только живые интервью – в исключительных случаях, может быть считанные разы в году, да и то лишь в наиболее авторитетных изданиях – одном-двух отечественных и стольких же зарубежных. А чтобы представители власти были всё же в регулярном, пусть хотя бы опосредованном, через прессу, диалоге с народом, у каждого серьёзного государственного или общественного деятеля, как и у руководящих персон крупного бизнеса, имеется пресс-служба, которая принимает и систематизирует поступающие от средств массовой информации в его адрес вопросы, формулирует унифицированные, выверенные ответы на них, представляет ему для ознакомления и одобрения. Таких вопросов-ответов на все случаи жизни во многих пресс-службах – сотни. Обратилась, например, некая газета к имярек с просьбой дать интервью на такую-то тему – пресс-секретарь, если посчитает, что данной газете можно доверять, запрашивает круг вопросов, ответы на которые интересуют газету, и из своего готового перечня вставляет наиболее подходящее. Если на какие-то вопросы готовых ответов не оказалось, их формулируют дополнительно и изготовленное таким образом интервью дают на утверждение проинтервьюированному этим же образом лицу. Если тому оно понравилось – разрешат печатать, как есть, или дают «добро» после исправления замечаний. А в некоторых случаях, когда начальству совсем уж недосуг вычитывать заготовки таких интервью-поделок, пресс-секретарям доверяется самостоятельно решать, что одобрять к печати, а что нет.
– Это же обалденная кормушка для пресс-служб! Кому хочу, тому и дам
поднять свой авторитет за счёт публикации выступлений великого начальника. Питательная почва для коррупции!
