Юрий Симоненко
Тут вам не кино
Человек, с которым встретился наш герой, был Махмутов – один из признанных вожаков «новых людей». Несмотря на свой возраст, – а было ему тогда только двадцать два года, в то время как нашему герою шёл уже двадцать шестой, – был он личностью в некотором смысле легендарной. Махмутов всего себя без остатка посвятил тому, что среди «новых людей» принято было остроумно называть «общим делом», каковое по-латински звучит как: «res publica». То есть, проще говоря, занимался революционной антимонархической деятельностью. По происхождению этот молодой господин был дворянином и помещиком, однако это не мешало ему иметь сношения с людьми самых разных классов, как модно было теперь именовать различные сословия. В ходе вышеозначенной деятельности, Махмутов не гнушался контактов ни с простым мужиком, ни с рабочим, ни с уголовником, ни с иностранным шпионом. Это был хорошо образованный и физически сильный молодой человек, искусный в интригах и конспирации – профессиональный революционер. Делами, вроде того, о котором было рассказано выше, он обычно не интересовался, за исключением редких случаев, когда дело можно было использовать на благо «общего дела».
Здесь история оказалась именно исключительная. С одной стороны Борщевиков с Рамзановым – два небесполезных проверенных кадра, коих грех не использовать в деле. С другой Вера Павловна – особа ветреная, взбалмошная, мистически настроенная и вместе с тем ценнейший кадр, поскольку штат её мастерской – этой кузницы «новых людей» – на тот момент насчитывал уже более полусотни душ. Не развалит ли она к чёрту успешное предприятие, к коему и он, Махмутов, неявно приложил руку? Нельзя было бросать такое дело на самотёк. Вот Махмутов и не стал, решив устроить личное счастье Веры Павловны с профессором Рамзановым, а романтического рогоносца Борщевикова отправить подальше в Америку, бороться за права тамошних негров…
Чтобы всё устроить, Махмутов написал для Борщевикова три записки, которые тот и переписал своею рукою: две для Веры Павловны, чтобы та не винила себя в смерти мужа и, став вдовою, смогла беспрепятственно выйти за Рамзанова (первая записка), и чтобы слушалась его, Махмутова, указаний, поскольку лично с ним до того знакома не была (вторая записка); содержание же третей записки читателям уже известно. Эта третья записка, вместе с регистрацией по паспорту в гостинице, и знакомой многим фуражкой, которую найдут на месте инсценированного самоубийства, послужит убедительным свидетельством факта смерти Дмитрия Сергеича Борщевикова. А что до тела «самоубийцы», так река-с… Не всякого самоубийцу в реке находят.
Час ночи, Литейный мост
С Махмутовым они расстались без четверти двенадцать. С того времени герой наш бродил один по улицам спящей столицы и размышлял о грядущем предприятии. Несколько раз он заглядывал в конверт, что получил от Махмутова, перечитывал письмо с указаниями – что делать, опустив руку в карман сюртука, ощупывал пальцами пистолет.
На Дмитрия Сергеича нашла тяжёлая хандра. Он чувствовал разочарование: в друге, с которым во время учёбы в академии снимали на пару одну комнату, и которого он любил как родного брата; в Вере Павловне, которую он всё ещё продолжал любить, преступной собственнической реакционной любовью, вопреки декларируемому им с усердием фанатика убеждению, что никто никому ничего не должен, и всё, что делает в жизни человек, должен делать ради себя, ради своего эгоизма.
Ноги сами вынесли его на Литейный. В тяжёлых думах, он побрёл к мосту, дошёл до середины его, и там, остановившись, достал из потайного кармана конверт. Вынул из конверта первый попавшийся документ, – то был паспорт Северо-Американских штатов на имя Чарльза Колда, – открыл, повертел в руке и, горько усмехнувшись, бросил через перила в воду. Вслед за американским паспортом полетели и другие документы, и письмо Махмутова, и сам конверт. После чего Дмитрий Сергеич достал из-за пазухи фуражку и надел её на голову, потом перелез через перила, держась за них левой рукой, а правой достал из кармана пистолет…
Хроники Эдика I. Избранный
Гостил как-то раз Эдик Додиков в деревне у двоюродной тётки, и однажды утром рано пошёл он в сельский деревянный сортир, какие деревенские жители обычно возводят на огороде, или за коровником, или за каким другим сараем, – в общем, подальше от жилища, чтобы летом в окна не воняло. У тётки туалет стоял метрах в тридцати от дома, в саду среди яблонь. Пошёл, значит, присел там в позу задумчивого орла и… провалился в дырку… Доски в полу прогнили, а тётка была вдовая, без мужика на хозяйстве. У Эдика же руки, как говаривают простые деревенские люди, произрастали прямиком из жопы, – ничего сам починить не мог, окромя системного блока компьютера (продуть там пыль, заменить оперативную память, добавить диск) или какой-нибудь офисной мелкой техники (картридж, например, поменять в принтере, или батарейку в мышке), ибо был Эдик Додиков офисным менеджером по продажам нестоящей внимания читателей ерунды. В общем, булькнул Эдик в выгребную яму и…
…Оказался в каком-то странном лесу на поляне. Вокруг порхали разноцветные бабочки и маленькие голые бабы с крыльями как у стрекоз. Вдали виднелись горы, над которыми, оглашая округу пронзительными воплями, кружился дракон размером с пассажирский самолёт. А прямо перед Эдиком на пне посреди поляны сидел дед в белой хламиде и с посохом, похожий на известного на весь мир актёра-гомосека, что играл Гэндальфа во «Властелине колец».
– Избранный! – сказал дед. – Я ждал тебя, и вот ты пришёл!
– Чё? – сказал Эдик.
– Через плечо! – ответил дед. – Тебе нужно срочно добыть один древний эльфийский артефакт, убить дракона Тырдырбыра и спасти принцессу. Если всё сделаешь как надо, женишься на принцессе и станешь королём Мордорвинда, когда старый король откинет копыта.
– Ух, бля-я-я… – неопределённо протянул менеджер по продажам и почесал немытую лохматую голову.
– Короче, вот тебе волшебный компас, он укажет путь… – дед достал из воздуха означенный волшебный предмет и передал Эдику, – вот свиток с заданием, там всё написано – чего надо делать… вот Кольцо невидимости… вот Меч великой силы… вот Берцы десантника. Вперёд, Избранный! Мордорвинд надеется на тебя!
Эдик принял перечисленное имущество и спросил деда:
– Дед, а ты сам-то кто?
– Я добрый волшебник Саурваронзуррбантургбенгурион. Хорош трепаться! Время не ждёт!
И дед исчез. А Эдик, почесав немного голову и пах, скинул старые тапки, в которых ходил до сортира, и надел Берцы десантника, что дал ему добрый волшебник с труднопроизносимым именем. Затем он кое-как приладил на пояс меч в ножнах, надел волшебное кольцо на палец, сунул в карман треников с оттянутыми коленками свиток и, посмотрев на компас и пожав плечами, пошагал в направлении гор…
…Эльфийским артефактом оказался предмет подозрительно похожий на старую советскую открывашку (ту, что «серп и молот»), – его Эдик выкрал из пещеры гномов, куда прокрался, активировав Кольцо невидимости. Дракона Эдик подло убил мечом в спину, когда тот спал. Спас принцессу, – она была заточена в башне, что стояла там же, рядом с драконьим логовом.
– Как тебя хоть звать, красавица? – спросил он весьма симпатичную молодую особу в парче и мехах.
– Галоперидриэль, – ответила особа.
– А я Эдуард, – представился Эдик. – Избранный, – скромно добавил он вместо фамилии.
И отправились они в замок к отцу Галоперидриэли…
…Когда пришли, обрадованный старый король Баралгир тут же благословил брак между принцессой и Избранным. Пришёл из воздуха Саурваронзуррбантургбенгурион и совершил обряд бракосочетания. После этого был пир на весь мир, а когда настала ночь, отправились молодожёны в опочивальню.
«Ну вот, наконец, – радостно думал Эдик, снимая с принцессы свадебное платье, – я перестану быть презренным девственником!» В этот момент мир вокруг него закружился, завертелся и померк…
…Эдик открыл глаза, поморщился. Запах цветущих яблонь разительно перебивало сортирным зловонием. Он лежал на земле в саду у тётки, рядом с туалетом. Вокруг стояли тёткины соседи и сама тётка. Лица собравшихся были взволнованы; те, что стояли ближе, морщились, прикрывали ладонями носы. А какой-то небритый мужик, явно похмельный, поливал Эдика водой из шланга, приговаривая:
– Ну вот, Анна Петровна, очнулся твой племянничек…
Тут вам не кино
Случился как-то раз по всему миру зомбиапокалипсис, и повсюду из моргов и даже из могил полезли ожившие мертвецы…
Не спрашивайте: как так вышло? чего это они ожили и полезли? да и как такое вообще возможно, что мёртвый, а в некоторых случаях и вовсе разложившийся уже мозг стал передавать сигналы по мёртвым нервам, или же вообще без таковых, одеревеневшим или и вовсе напрочь усохшим мышцам; как работают суставы и позвонки, как видят прогнившие или усохшие как у вяленой рыбы глаза? Ничего такого спрашивать не надо. Автор не знает. Просто поверьте. Вот случилось, вот поползли-полезли. И стали жрать живых людей и домашних животных.
Что значит «зачем?»! За надом! Кушать им захотелось. Куда, говорите, кушать? Нет, говорите, рабочего желудочно-кишечного тракта? Ну и что, что нет? А кушать им всё равно хочется. Чего им ещё делать, если не употреблять в пищу живых сограждан? И даже не вспоминайте про гнилые челюсти и выпадающие зубы! Хватит, дорогие читатели, приставать к писателю-фантасту с каверзными вопросами! Не будьте такими въедливыми!
Случился, значит, зомбиапокалипсис и начало-ось… Почти в точности с всесильным (потому, что верным) учением известного бородатого классика, люди стали стремительно делиться на два класса: «живых и вкусных» и «мёртвых и прожорливых». Причём, согласно канону зомбиапокалиптического жанра, поначалу первый класс стремительно, прямо-таки в геометрической прогрессии, уменьшался, пополняя нестройные ряды класса второго, а когда баланс пришёл в соответствие с установленными популярными до апокалипсиса графоманами и сценаристами дебильных телесериалов нормативами, тогда немногочисленные уцелевшие представители класса живых стали активно собираться в группы выживших и банды.
Группы выживших – это когда вместе кучкуются «хорошие» добропорядочные граждане: «толерантные», «инклюзивные», среди которых есть азиаты, негры и гомосеки. В группах всегда демократия и политкорректность; в них неприемлемы «абьюз», «харассмент» и «гомофобия». В группах всегда много сильных и независимых женщин, которые не опускаются до стирки-готовки-уборки и воспитания детей; женщины в группах выживших добывают пропитание из набитых зомбями супермаркетов наравне с мужчинами, иногда даже охотятся в лесу на зверей, воюют с бандами и в свободное время управляют демократией. Мужчины же их, сильных и независимых женщин, охотно во всём слушаются, потому, что именно так и должно быть, когда вокруг зомбиапокалипсис.
А вот банды – полная противоположность группам выживших. У бандитов нет сильных и независимых женщин (а если где какая и проявится, такой придётся покинуть сообщество бандитов, чтобы основать в лесу или на свалке сообщество очень крутых и воинственных феминисток). Все женщины в бандах имеют примерно тот же статус, что и в далёкие тёмные века: либо жена в доме при детях и кухне, либо шлюха при кабаке. Бандиты не терпят в своих рядах инородцев, «крыс» и гомосеков. Организованными отрядами бандиты патрулируют подконтрольные своему преступному сообществу территории, грабят караваны иногда забредающих на эти территории идиотов, утилизируют зомбей, следят за жёстким средневековым порядком. Стоит ли говорить, что караваны идиотов – это, как правило, представители групп выживших? Да-да, это именно они. Бандиты этих толерантных дебилов, конечно же, не щадят: мужиков делают рабами, потому как психологический склад тех наиболее тому подходит; а баб старательно приводят в естественное природное состояние – делают либо уважаемыми в преступном сообществе жёнами наиболее лихих бандитов и, соответственно, будущими матерями и бабушками, либо кабацкими шлюхами (причём, чем сильнее и независимее барышня, тем вероятнее её трудоустройство при местном кабаке). В общем, «плохие» они, эти бандиты…
Есть ещё отдельно живущие придурковатые отшельники, пафосные одинокие странники, разнообразные отморозки, каких при случае нещадно истребляют и «хорошие» выжившие и «плохие» бандиты, но те особой погоды не делают.
Такой вот теперь стал мир.
Как-то раз, угораздило одну группу выживших организовать свой демократический анклав вблизи бандитской территории. Бандиты, понятное дело, обложили толерантное сообщество данью, как это делали веками и тысячелетиями до наступления демократии и зомбиапокалипсиса все нормальные люди. Обложили, значит, данью. Никого ни в плен не увели, ни замуж, ни в кабак… Платите налог и живите спокойно. Зачем вас обижать, если вы налог платите?
Но выжившие не захотели платить дань бандитам. Им самим еды едва хватало. Всё потому, что, вместо того, чтобы распахать огороды, развести хрюшек и барашков, устроить в своём анклаве кожевенную или какую другую мануфактуру, – как, кстати, сделали у себя бандиты, – выжившие днями шлялись по зазомбяченным супермаркетам и аптекам в поисках консервов, чипсов и барбитуратов от депрессии для недавно овдовевшей лесбиянки (подругу зомби съели), а на единственном небольшом огороде, что у них был, выжившие выращивали веганскую еду.
И что вы думаете, осознав свою неплатёжеспособность, выжившие решили переселиться подальше от бандитов? Нет, конечно! На демократическом собрании группы они единогласно решили напасть на бандитское поселение, убить всех «токсичных» мужчин (кроме «геев», если таковые вдруг объявятся), «освободить» домохозяек от «кухонного рабства», а кабацких проституток от «рабства сексуального».
И они напали…
…Но результат их смелого предприятия был, увы, печален. Потому, что только в дебильных книжках и сериалах сборищам непуганых идиотов и моральных уродов удаётся достигать поставленных авторами-дегенератами задач, а в настоящем суровом зомбиапокалипсисе бывает по-другому. Тут вам не кино.
Бояръ-АУЕ, или Как пацан к успеху пришёл
Однажды Петя Кочетов, старшеклассник из города Урюпинск, что в Волгоградской области, при совершенно неясных обстоятельствах, очутился в ином мире, где не оказалось Урюпинска и других известных Пете населённых пунктов. И страна там оказалась другая, и география, и люди какие-то не такие, – глазастые все, на персонажей японских мультиков – которые аниме – похожие. Уровнем технического развития и вообще эстетически мир этот являл нечто вроде Земли XIX века: паровозы, пароходы, дирижабли, кареты с коняшками, а внутри этих архаичных для урюпчанина из века XXI транспортов – буржуинского вида господа в цилиндрах и с моноклями и дамы в платьях по викторианской моде. Однако, было у мира этого от Земли позапрошлого века одно ключевое отличие: в мире этом была магия. Политэкономическое устройство общества Петя не понял, как не понимают его большинство авторов пишущих о подобных мирах. Да и неинтересна была Пете политическая экономия.
У себя в Урюпинске Петя интересовался, главным образом, пивасом, сигами, правильным пацанским шмотом и малолетними шалавами, и чтобы всё было по понятиям, ибо был Петя АУЕшником. Для приобретения вышеозначенных материальных благ, привлечения шалав, а также для регулярных взносов в воровской общак требовались деньги, и Петя деньги эти добывал, в строгом соответствии с воровской верой, мелкими кражами и гоп-стопом.
В новом мире Петя опомнился в портовом городе Ногосрака, в теле местного оборванца по имени Акамару из клана Тикусёмо. Было тому Акамару пятнадцать лет от роду, и был он уличным воришкой – лазал по карманам у прохожих, подворовывал в лавках и шустрил для бандюков постарше. Большим уважением среди Ногосракского отребья Акамару не пользовался, поскольку клан его был беден и, как следствие, неавторитетен. Как назло, среди Тикусёмо уже несколько поколений не рождалось ни одного мага, и не было ни единого шанса для клана приподняться в авторитете.
Петя-Акамару быстро сообразил, что он – самый настоящий попаданец, как в книжках, которые любил читать его батя. О том, что дела его плохи, тоже быстро догадался.
Проклятые кланы! У себя в Урюпинске он был уважаемым поциком, просто потому, что чтил Устав АУЕ, не косячил и отчислял на общак, а тут как ни стремись, один хрен ты – кусо Тикусёмо и место твоё недалеко от параши, образно говоря.
Однако вскоре выяснилось, что не всё так плохо… Уже к вечеру первого дня Петя-Акамару обнаружил в себе магические способности, каковыми ни Петя, ни Акамару по отдельности не обладали. «Ништяк!» – сказал тогда себе наш герой и пошёл к успеху…
Уже через неделю все босяки на Портовой улице уважали Акамару, а чрез две – местные проститутки давали ему бесплатно.
Через три недели Акамару собирает собственную банду, которую называет незнакомым словом «Бригада». Вместе с тем, наш герой обзаводится маленьким гаремом из трёх бывших малолетних проституток – двух брюнеток и одной блондинки, крашеной. А ещё он знакомится со старым слепым бомжом и по совместительству чёрным магом, который, за еду и кров, берётся его учить секретному колдунству.
Через месяц «Бригада» юного мага Акамару одерживает первую убедительную победу – разбивает банду конкурентов и отжимает у неё территорию. Как круги по воде, по ногосракскому уголовному сообществу расходятся новости об успехах вчерашнего сявки, который неожиданно оказался магом-самородком и вместе с тем толковым организатором и предводителем.
Через два месяца бывалые урки при встрече здороваются с Акамару за руку. Ещё оказывается, что старый слепой бомж – никакой не бомж и не слепой, а глава Гильдии Адских Колдунов, который просто присматривался к юному таланту, и Акамару прошёл проверку и оказался годным в ученики. Наш герой становится членом Гильдии. Тем временем растёт и гарем Акамару, – в нём уже не три, а четыре подруги!
Год спустя наш Петя-Акамару – которому только шестнадцать – уже известный авторитет, его «Бригада» насчитывает две сотни бойцов и пять магов; в Гильдии Адских Колдунов он имеет чин магистра третьей степени; в гареме его три жены и десять наложниц, половина из которых беременны; а клан Тикусёмо никто более не смеет называть «кусо».
А ведь год назад урюпинский гопник-АУЕшник Петя Кочетов о таком и не помышлял! В натуре, пацан к успеху пришёл!
Попаданец Аркадий Рогатов. История вторая. Алёнка
Попал однажды попаданец Аркадий Рогатов в 1935-й год. Угодил на этот раз в тело глупой девки пятнадцати лет. Девка та жила в маленьком городке, название которого знали только местные да окрестные. Обижали ту девку все, кому не лень, а местный уголовный элемент Колька по кличке Длинный её регулярно имел. Алёнка, так звали девку, элемента того даже вроде как любила в меру дурного своего ума. Длинный же её время от времени подкладывал под своих «бизнес-партнёров» по криминальной линии. И вот однажды прилетело Алёнке по голове от коллеги её дружка, за то, что то ли чего-то не захотела делать, то ли делала недостаточно старательно… в общем, оказалась Алёнка в бессознательном состоянии в больнице. Там и вселился в дурочку эту наш попаданец Аркадий.
Открыл глаза Аркадий, осмотрелся, пощупал между ног и понял, что попал в беду.
Наученный прошлым попаданческим опытом Аркадий в этот раз решил действовать осторожно и вместе с тем решительно. Прорываться к товарищу Сталину на приём он не будет. Иосиф Виссарионович может и не такой косный, как Государь Император, – книжек много читает, – но и, если чего ему не понравится, в заведение для скорбных умом господ точно не отправит. А куда отправит – туда Аркадию совсем не хочется. И потому решил Аркадий писать Сталину письма…
Но сначала надо было как-то разобраться с обижавшими Алёнку бандитами. Не хватало Аркадию ещё быть наложницей у этих негодяев!
Выписавшись из больницы, Аркадий, то есть Алёнка с методичностью бывалого маньяка замочила Кольку Длинного, расчленила и утопила в озере. Затем замочила обидчика, что стукнул её по голове, и разжилась у него неправедно нажитыми рублями, ибо был тот гад скупщиком краденого и спекулянтом. Потом грохнула ещё парочку неприятных личностей. Обвела вокруг пальца тупых ментов и отправилась жить в Москву, чтобы к товарищу Сталину поближе…
…В Москве Алёнка устроилась в школу, – малолетка ведь, учиться ещё надо, – походя грохнув школьного директора, который заподозрил неладное, выправила поддельные документы, сняла комнату… Ну, и начала пописывать письма в Кремль.
«Дорогой товарищ Сталин! – писала Алёнка. – Война на носу, а у Вас пушки не те, самолёты не летают, танки – говно и Тухачевский не расстрелян…» Ну, не так, конечно, но смысл посланий был примерно такой. Всё в стране советской через жопу, всё неправильно. А вот если товарищ Сталин будет слушать «ясновидящую» провидицу Алёнку, которая и будущее наперёд прозревает, и в текущей международной политике разбирается, и чертёж автомата Калашникова может легко в письмеце набросать, вот тогда к нападению Гитлера мы будем точно готовы, а не как в этом вашем 1941-м, который ещё впереди.
Несколько штук писем Алёнка товарищу Сталину написала. Сталин читал те письма с интересом…
– Ох уж э́ти «пападанци», Гэнрих Гри́горьевич… – усмехаясь в ус, говорил он генеральному комиссару госбезопасности товарищу Ягóде, тыча мундштуком трубки в очередное Алёнкино письмо. – Савсэм праходу нэт от них… Сколько уже их было… И пи́сма писали, и тэ́леграммы, и сáми приходили… Думают, товарищ Сталин дурак какой, нэ знает, что этот бéснаватый Адольф задумал… – Он затянулся из трубки, поморщился от табачного дыма. – Вияснили, что это за Алёнка нам пишет?
– Выяснили, товарищ Сталин, – ответил Ягóда. – Пятнадцатилетняя слабоумная потаскушка из … (он назвал город). Убила и расчленила своего любовника, местного бандита, и троих его дружков. Переехала в Москву, и уже здесь хладнокровно убила директора школы…
– И ви её нэ арэставали?
– Пока нет, товарищ Сталин. Она под наблюдением. Больше никого убить мы ей не позволим…
– И чего ждёте? – Сталин вопросительно посмотрел на Ягоду, отведя чуть в сторону руку с трубкой.
– Товарищи из НИИ, что занимается изучением феномена так называемых «попаданцев», выясняют степень контроля… Проще говоря, сколько в той девчонке от неё самой, и сколько от паразита, что вселился в неё… Так-то, если бы не письма эти, давно взяли бы её и уже бы осудили и расстреляли за такие дела… а тут получается, что девчонка как бы и не виновата… Одержимая… – Ягода виновато покосился на портрет Ленина на стене, – как бы бесом…
Сталин заметил этот взгляд генерального комиссара госбезопасности и улыбнулся в усы:
– Да, Гэнрих Григорьевич, очэнь похожэ на óдэржимость. И при этом ни́какой мистики. Нáучный факт, как мнэ дакладывали из института.– Он помолчал, задумчиво дымя трубкой. – Думаю, – наконец произнёс он, посмотрев на Ягоду в упор, – пора дэвчонку арэстовать. Расстрэливать нэ надо… Чтобы патомки нэ гаварили после, что таварищ Сталин был злой и жэ́стокий… Помэстите её в стационар к другим «пападанцам»…
…Алёнку арестовали в тот же день, через полчаса после этого разговора, и поместили в специальное заведение, что по-простому зовётся просто: «дуркой», где она и провела последующие без малого два десятка лет – до смерти товарища Сталина. А когда наступила хрущёвская «оттепель», выпустили нашего Аркадия-Алёнку на свободу как «жертву репрессий», и стал Аркадий-Алёнка популярным в среде будущих диссидентов городским сумасшедшим, вернее сумасшедшей, похлеще уже начавшей в то время ходить пешком под стол Валерии Новодворской.
Но прожила Алёнка так недолго. Это пока она обитала в стационаре, её кормили, одевали и при необходимости лечили, а по выписке пансион этот прекратился. Быстро опустившись до состояния уличной шалавы, Алёнка заразилась туберкулёзом, сифилисом и «букетом» других заболеваний, преимущественно венерических, потом угодила в тюрьму за кражу, где и сгинула, получив в душевой заточку под ребро. Не вписалась в коллектив…
…Как и в первый раз, Аркадий пришёл в сознание у себя дома в двадцать первом веке. Жены рядом не было, – осталась с ночёвкой в гостях «у подруги», – за стенкой у тёщи орал телевизор (то ли она его забыла выключить вечером, то ли уже включила, с утра пораньше). Аркадий опасливо пощупал между ног и понял, что всё не так уж и плохо. Посмотрел на окно: за окном светало. «Пожалуй, выйду сегодня пораньше на работу, пешком прогуляюсь…» – решил он. Встал с кровати и пошёл умываться.
